Новый способ лечения шизофрении. Первые успехи и новые задачи

Отталкиваясь от наших прошлых публикаций [1, 4, 5] и стараясь сохранить последовательность изложения, сообщаем, что пациентка «Л» с диагнозом F20,0 – шизофрения, параноидная форма, прогредиентное течение, после лечения цитокинами на момент публикации этой статьи, более четырех лет находится в состоянии полной клинической ремиссии. Подробности можно найти в одной из предыдущих статей и в патенте РФ № 2484836 [1, 4, 5].

«Л» поступила в нашу клинику после полуторамесячного пребывания на вязках в наблюдательной палате психиатрической больницы № 2 г. Новосибирска (глубина дефекта по шкале PANSS [2] 34-29=+5). Высокие дозы галоперидола и атипичных нейролептиков вызвали каловый завал, ошибочно принятый за 17 недельную беременность, но возбуждения и галлюцинаций у пациентки не купировали. Тем не менее, психиатры всемерно препятствовали желанию родителей перевести «Л» к нам и настаивали на продолжении лечения нейролептиками. Родители, помня опыт купирования первого приступа (дебюта), настояли на переводе.

В результате, через два месяца, на момент окончания ингаляционной цитокинотерапии, оценка по шкале PANSS 7-9=-2. (Сравните с PANSS 34-29=+5 после лечения нейролептиками). Более того, в настоящий момент и уже более четырех лет, без всякого лечения PANSS=0. «Л» полностью адекватна. К пережитому психическому расстройству относится с полной критикой. Никаких препаратов не принимает. Хорошо спит. Успешно заканчивает медицинский колледж, вышла замуж, родила мальчика. Кормит грудью. Все психические функции, включая эмоции, полностью сохранны.

Мы прекрасно понимаем, что вылечить шизофрению раз и навсегда нельзя. Уникальное сочетание генов поменять невозможно. Да это и не нужно, ибо именно такое сочетание определяет уникальность личности, способность творчески интерпретировать окружающее, выдавать не только бредовые, но и по-настоящему оригинальные идеи. Например, один наш пациент, на вопрос: «Что такое правда? – сходу ответил. – А Вы знаете, многие до сих пор думают, что это газета»…

Мы понимаем, что через месяц или через год может начаться следующий приступ, но наш небольшой клинический опыт позволяет утверждать, что в целом ряде случаев, с помощью цитокинотерапии, мы способны не только остановить начавшееся обострение процесса, но и в значительной мере нивелировать шизофренический дефект, являющийся следствием наступающей или имевшей место в прошлом, аутоиммунной атаки.

История второй пациентки, в плане обратного развития дефектной симптоматики, еще более удивительна. «Кэрол», так она просила себя называть, 17-ти лет. В клинику была доставлена родителями. Заболела впервые в 14 лет. Летом 2010 года гостила у бабушки. Дебют болезни проявился «беспричинной слабостью, полным отсутствием энергии, апатией, сонливостью, тревогой, страхами, растерян- ностью». Общеукрепляющая терапия (бабушка медик и в течение трех месяцев колола разные витамины) состояние улучшило, но ненадолго. Учиться стало трудно. В 2011 и 2012 годах госпитализировалась в психиатрический стационар г. Новокузнецка. Лечили галоперидолом, клопиксолом, антидепрессантами. Выписана на амбулаторных дозировках атипичных нейролептиков.

На момент поступления в стационар констатирован третий приступ F20,0, не считая дебюта (три с лишним года назад). Сна нет четвертые сутки, слышит голоса, многоречива, возбуждена, неадекватна. Соматически истощена. При росте 175 см, вес 48,5 кг. Кожные покровы бледные, слизистые розовые, влажные. Дыхание везикулярное. Тоны сердца громкие. Тахикардия 90–100 ударов в покое. Нейролептики не принимала более полугода. Диагноз консилиума: шизофрения, параноидная форма, обострение. Родителями подписано информированное согласие на экспериментальное лечение дочери цитокинсодержащими препаратами без применения нейролептиков.

Эпикриз за первые 14 суток. При поступлении наблюдались отчетливые синдромы: Кандинского– Клерамбо, anaesthesia psychica dolorosa (считает себя внутри мертвой, клоном, потому что ничего не чувствует), обильные слуховые и зрительные галлюцинации, отсутствие сна в течение предыдущих четырех суток дома, плюс трое суток не спала у нас в клинике. Речевое и двигательное возбуждение. Бредовые высказывания с идеями величия, могущества, глобального управления мировыми процессами: владеет МДМ-банком, является знаменитой телеведущей, имела сотни сотрудников в России и за рубежом, запросто, по «Пять джи, который она изобрела, и он еще мало доступен», общалась с Чубайсом, собственным отцом, общалась с российскими и зарубежными политическими деятелями и представителями шоу-бизнеса. Сообщала, что в голове у нее Google и WiFi, глобальная связь по всему миру.

За две недели проведено 39 ингаляций цитокинов через нос дозой 10 мл в сутки [5]. Средняя эффективность около 50% из-за двигательного и речевого возбуждения. Состояние колебалось в зависимости от эффективности ингаляций. «В себя» пришла приблизительно в конце первой недели. «Мысли в голову перестали вкладывать три дня назад». В это же время перестала чувствовать себя «мертвой». Сон неустойчивый, напрямую связан с частотой и результативностью проводимых ингаляций. Аппетит хороший, но вес растет медленно. Стул нормальный. Регулы отсутствуют последние несколько месяцев. Когда прекратились слуховые галлюцинации, на первый план вышла дефектная симптоматика. Обнаружено, что пациентка не трактует про- стые поговорки, абстрактные понятия понимает конкретно. Не может ни на чем сосредоточиться, не выполняет простые арифметические действия, пытается читать, но не понимает смысла даже самых простых текстов. Неопрятна, сексуально расторможена. Рисунки без всякой темы и композиции, хаос на бумаге (хотя девочка в свое время закончила художественную школу). Шизофренический дефект проявился в виде утраты привычных бытовых навыков (чистка овощей, мытье посуды, уборка палаты), навыков ухода за собой, элементарной гигиены. Нарушено внимание, отсутствует логика высказываний, разорвано мышление. Галлюцинаций, стойких бредовых высказываний, грубых поведенческих расстройств, которые раньше маскировали, проявившуюся теперь, негативную психосимптоматику – стало меньше. Пациентка все время сетовала на то, что перестала понимать русский язык и ей теперь легче строить фразы на английском. Оценка по шкале PANSS 41–31= +10.

Свои теперешние неудачи и несуразности поведения, «Кэрол» все время пыталась нивелировать воспоминаниями о прошлых достижениях и когда-то полученных наградах.

Первые три месяца, избранная нами тактика применения цитокинов, в целом, повторяла терапевтическую модель пациентки «Л», упомянутой в начале статьи [1, 4]. Однако стойкого улучшения в состоянии не наступало. Попытки увеличить количество ингаляций до пяти раз в сутки – значительно улучшали состояние, но выматывали пациентку физически, поскольку совокупное время ингаляций составляло более восьми часов в сутки. В результате она отказывалась от процедур или проводила их формально – тогда психическое состояние опять ухудшалось. Бредовые высказывания, вначале эмоционально насыщенные – теряли свою яркость и настойчивость, а через три – пять дней фабула бреда полностью менялась. Новая бредовая идея захватывала пациентку и была актуальна вплоть до первой качественно проведенной серии ингаляций.

В начале четвертого месяца пребывания в клинике родители стали терять надежду. Тогда было принято решение вернуться к тактике парэнтераль-ного введения ККРЦ (Криоконсервированого раствора цитокинов, предварительно подвергнутого стерилизующей фильтрации), применявшейся нами ранее [3]. За две с половиной недели в вену, капельно, со всеми предосторожностями, соблюдаемыми при переливании препаратов крови, - прока-пано десять флаконов ККРЦ по 200 мл в каждом. Надобно заметить, что ингаляционное введение цитокинов 2-3 раза в сутки не прекращалось, не смотря на капельное введение ККРЦ.

«Кэрол» перенесла процедуры прекрасно, а нам, начиная с седьмой внутривенной инъекции, удалось остановить прогредиентно протекающий аутоиммунный процесс.

Иными словами, добиться промежуточной клинической ремиссии. Галлюцинации и бредовые высказывания прекратились. Психопродуктивная симптоматика постепенно сошла на нет, обнажив грубый шизофренический дефект.

Последующие пять месяцев пациентка вела себя от недели к неделе все более адекватно. На пятом месяце количество ингаляций цитокинов сократилось до 45 в месяц. Шестой месяц ингаляции -ежедневно, а последующие три месяца процедуры проводились раз в три дня. Самым интересным наблюдением в этот период стало постепенное исчезновение дефектной симптоматики. Исчезала она не плавно, а рывками. Вдруг, на шестом месяце пребывания «Кэрол» стала следить за собой, делать прически, пользоваться духами и косметикой. В тот же период стала быстро считать в уме. На седьмом месяце стала пересказывать прочитанные тексты, надолго уединялась с книгой. Обнаружила прекрасный музыкальный слух. Тихо и музыкально точно пела свои любимые песни. К восьмому месяцу прочитала все трагедии Шекспира. Очень хорошо, просто грациозно, танцевала соло под музыку Вертинского в холле клиники (раньше обучалась танцам). Стала прилично рисовать, помогала по хозяйству. Наконец родители пообещали забрать ее домой, если она выучит наизусть поэму Филатова «Про Федота-стрельца, удалого молодца». «Кэрол» выучила ее за полторы недели полностью, рассказала отцу без запинки и наступивший 2013 год встречала дома. За первые 4 месяца проведено 369 ингаляций. И еще 208 за последующие пять месяцев. Итого на курс 577 ингаляций плюс 10 капельниц ККРЦ, но полученный результат того стоил. Дефектная симптоматика полностью редуцировалась. При выписке PANSS=0.

Весной 2014 года успешно сдала сессию. В настоящее время продолжает обучение в колледже. Со слов отца «стала такой же скромной и послушной как до болезни». Катамнез –14 месяцев.

Следующий клинический случай уверенно демонстрирует стойкую редукцию дефектной симптоматики после курса цитокинотерапии у пациентки «Н» с кататонической формой шизофрении F20.8.

Анамнез до поступления в нашу клинику со слов мамы. Наследственность психически отягощена. Заговорила в год. Была «очень говорливым» ребенком. Серьезной не была никогда. Любила собак, кошек, Смеялась много, по любому поводу. К домашней работе не склонна, но себя обслуживала с 8 лет. Стирала свои вещи сама, в своей комнате прибиралась сама. В школу пошла с 7 лет. Училась нормально до 5 класса. Одновременно занималась в музыкальной школе, хореографией. Была лауреатом городских конкурсов «юное дарование». Любимый предмет в школе – литература. Пятерки были по химии, английскому языку. Нравилась физика. Способностей к математике не проявляла никогда. Очень любила плаванье. Научилась плавать сама. В 9 лет поехала в летний лагерь. Три дня непрерывно плакала там и просилась домой. Пришлось забрать ее. После лагеря она долго мыла руки «просто без конца». Это продолжалось примерно месяц. В возрасте 11 лет без видимой причины поведение сильно изменилось. Со слов мамы «часами, после школы, в одной позе сидела на диване и ничего не делала, говорила, что ее не любят в классе, и она не хочет ходить в школу». Бросила музыкальную школу, потому что «не понимала историю музыки». Бросила хореографию, потому что «все надо мной смеются». Резко снизилась успеваемость. Такое состояние длилось почти год. Вышла из него спонтанно (дебют болезни растянут по времени). В 12 лет начала заниматься фигурным катанием у талантливого педагога. Успехи появились сразу. В школе стала учиться хорошо. Появилось много друзей. До 15 лет все было прекрасно. В конце учебного года в 8-м классе состояние без видимых причин изменилось: «все делала через силу, выглядела уставшей, под глазами появились синяки». За 3 дня до окончания учебного года перестала ходить в школу.

В июне поехала в Санкт-Петербург в туристическую поездку. Там начала без всякой причины плакать. На экскурсиях не слушала.

В июле 2012 г. стала вести себя странно, уходила из дома и не могла объяснить куда. Состояние ухудшалось: перестала спать, перестала кушать (ничего не ела 2 недели), замкнулась в себе, практически не разговаривала, была частая рвота, сильно похудела. В августе 2012 г. госпитализирована в психиатрическую больницу. Со слов мамы «сильная заторможенность, когда ей что-то говоришь, ничего не понимает, бред, единичный эпизод голосов».

Лечение – галоперидол в нарастающих дозах, аминазин, циклодол. Самочувствие в больнице стало еще хуже. Цвет лица - зеленый, понос, рвота, вся покрыта прыщами. Пополнела на 13 кг. На втором месяце лечения самочувствие еще хуже. Может пройти не более 20 метров, потом сильно устает. Боли в животе, понос. Речь сильно замедленна. Иногда отпускают в домашний отпуск. Регул нет. Становится все толще и некрасивее. Врач настаивал на круглосуточном пребывании в стационаре, для перевода на атипичный нейролептик. Но в больнице применялся только галоперидол и рисперидон. Других лекарств, просто нет. «Подбор нейролептиков в условиях лучшей в городе клиники не возможен»).

В нам пациентка «Н» поступила 13 августа 2013 года. Нейролептики отменены сразу. Консилиум подтвердил диагноз: шизофрения, параноид-наяформа, непрерывно-прогредиентный тип течения, галлюцинаторно-параноидный синдром с кататоническими включениями. Оценка по шкале PANSS 26–37= -11.

Клиника при поступлении весьма скудная, в месте и времени дезориентирована. Практически не разговаривает. На простые вопросы не отвечает и, видимо, не понимает их. Периодически замирает в одной позе, часто неудобной, и по часу и больше не двигается.

Ингаляции цитокинами начаты сразу. Процедурам не противится, но инструкции персонала не выполняет. Выдыхает прямо в небулайзер. Эффективность процедур колеблется в пределах 30–70%.

Состояние менялось медленно. Первые 2 месяца не понимала, где находится. Не разговаривала, без напоминаний не мылась, за собой не ухаживала, никаких желаний не имела, спала плохо, ела много, но вес постепенно падал. Периодически замирала в одной позе, часто неудобной. Если не потревожить, не двигалась часами. Пыталась общаться, но забывала слова, говорила жестами, не помнила ничего из прошлой жизни. Не способна была совершать мелкие и точные движения (держать иголку, карандаш, ручку). Состояние улучшалось постепенно: менялось выражение и цвет лица. Понимание и осознание окружающей обстановки долго оставалось неадекватным. Несколько раз пациентка пыталась самостоятельно покинуть клинику и стремилась пешком уйти в родной город. Всякий раз была возвращаема персоналом. Однажды, при попытке возвратить пациентку в клинику, выдала приступ кататонического возбуждения, дралась с врачом. Память возвращалась медленно, маленькими эпизодами. Лечение в виде ингаляций цитокинов через нос 2-3 раза в день дозой 10 мл в сутки. Видимые улучшения появились в конце третьего месяца после того, как по настоянию мамы, прокапано семь капельниц ККРЦ по 200 мл [3]. Кататонические приступы прекратились.

С 14.11.2013 г. лечение осуществлялось амбулаторно. Мама сняла квартиру в Новосибирске и три месяца ингаляции цитокинов проводила самостоятельно. Состояние прогрессивно улучшалось.

15.02.14 г. Память к «Н» о пережитом состоянии неожиданно вернулась, хотя не полная. Появилась критика. Начала смотреть фильмы, читать, слушать музыку. Сходила в театр.

22.02.14 г. Проведенный консилиум подтвердил полную редукцию дефектной симптоматики. PANSS 7- 7= 0. В конце зимы «Н» уехала в родной город. Летом устроилась на работу, много общалась. Со слов мамы «память вернулась 100%, осознание полное. Вернулся прежний веселый характер». Осенью поступила в педагогический колледж, успешно учится, Никаких препаратов не принимает. Катамнез 9 месяцев.

Еще одно наблюдение мы не решились бы опубликовать, если бы оно не оказалось вторым в нашей практике. Стойкий клинический эффект получен после первой ингаляции!

Пациент К. 33 года. Родная тетя страдает шизофренией. Успешно учился в консерватории, но не закончил ее. Заболел в возрасте 31 год. Ощущал на себе воздействие приборов, распугивающих мышей, которые, по его мнению, использовали соседи этажом выше. Пытался ворваться к ним в квартиру, найти и выключить эти приборы. После крупного скандала по этому поводу, стал посылать туда родственников. Чувствовал, что «его действиями кто– то управляет». Появились конфликты на работе. Точно знал, что «против него замышляют недоброе, о нем постоянно переговариваются сотрудники». Стал плохо спать. От стационарного лечения категорически отказывался. По рекомендации московских психиатров принимал атипичные нейролептики. Это несколько улучшило состояние, но с работы уволился.

К нам поступил в конце весны 2014 года вместе с матерью (от которой и был получен объективный анамнез). Консилиум подтвердил диагноз московских коллег: шизофрения, параноидная форма, позднее начало. Напряжен, скрытен, тревожен. Уверяет, что окружающие все время наблюдают за ним. На работе против него существует целый заговор. Внимательно осматривает помещение, к чему-то прислушивается. Последнее время практически не спит. Голоса отрицает, но «чувствует, как на него воздействуют холодильники и другие приборы». Оценка по шкале PANSS 24–27=-3.

Пациента попросили прекратить прием нейролептиков, а через два дня наблюдения проведена первая ингаляция цитокинсодержащим препаратом. Процедура длилась двадцать минут. Через полчаса после ингаляции появился озноб, температура в начале упала до 350С, а затем поднялась до 38,30С. Озноб постепенно прошел, а температура поднялась до 40,30С и держалась более трех часов, затем стала падать самостоятельно.

Что интересно, все психотические явления на следующий день полностью исчезли. Пациент проспал всю ночь и в последующем, все два месяца, пока он наблюдался в клинике – спал прекрасно, нейролептики не принимал и никаких «воздействий на себе больше не чувствовал». Повторный консилиум при выписке никаких психотических симптомов не обнаружил. Критика к пережитому психическому расстройству полная. PANSS 7–7=0. Ка-тамнез пять месяцев. Вернулся к любимой работе, воспитывает маленького сына.

В заключение хочется сказать, что вышеописанные клинические результаты, в отдельных случаях неожиданные для нас самих – пока не подтверждены надежными нейрофизиологическими маркерами. Что касается международной шкалы PANSS и проводимых консилиумов психиатров – то эти методы в известной мере субъективны и до некоторой степени зависят от направления психиатрической школы и квалификации экспертов. Поэтому новой серьезной задачей мы ставим для себя динамическую оценку нейрофизиологических параметров, касающихся, прежде всего, расстройства внимания, как одной из ведущих характеристик шизофренического процесса. Мы имеем в виду оценку преимпульсного ингибирования у больных шизофренией. В России такие исследования широко не проводились, а за рубежом используются как серьезный тест для определения эффективности современных нейролептиков.

Если наши клинические результаты удастся подтвердить серьезными нейрофизиологическими тестами, перспектива клинического использования цитокинсодержащих препаратов для лечения шизофрении станет ближе.