О философских аспектах фразеологизмов в русских сказках

Сказка – это феномен мифологического мировосприятия, в котором со временем отходят на задний план особенности мифологии, а вперед выступают черты, более характерные для объектов исследования фольклористики. Изучение сказки дает возможность приблизиться к осмыслению того, как человек понимает основные смысложизенные ситуации, которые метафорически находят отражение в сказке.

Нельзя не согласиться с мыслью И.В. Павлю-тенковой о том, что исследование этого культурного феномена не является праздной забавой или интеллектуальной прихотью культуролога, философа или филолога [8, с. 2]. В условиях современной действительности, порой весьма жесткой, затрудняющей формирование цельного мировоззрения и приводящей к «кризису целей», изучение сказки как специфического способа ценностного отражения мира с главенствующей идеей победы добра над злом, блага над бедой, нравственности над безнравственностью важно и актуально.

Человек, воспринимающий мир сказочных событий и сюжетов, с одной стороны, «латает дыры» техногенной цивилизации, которая не может, в силу своей рассудочности, полностью удовлетворить многие аксиологические, этические и эстетические потребности человека, и, с другой стороны, воссоздает себя как целостное, многомерное и гармоничное существо. Виртуальная природа вымышленного мира сказки очевидна, она является своеобразным способом ухода от повседневных забот бытия, от проблем и стрессов, и в то же время это необходимая составляющая культурного пласта. Невозможно представить себе здоровое общество, в котором не присутствовал бы такой способ мировосприятия со всей его условностью, вымыслом, мистикой, метафоричностью, преувеличением и нравоучением.

С точки зрения гносеологии, сказка – это способ познания мира, изучения бытия, его явлений и закономерностей, которые предстают в метафорически переосмысленном виде. Например, закономерность достижения цели лишь при условии объединения усилий, выраженная в сказке «Репка». «Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая». По сути, большая репка метафорически обозначает большую проблему. Решать эту проблему в одиночку не получается. Успех приходит, когда за дело дружно берутся все – и стар и млад, и друг и враг. Однако в сказке не говорится об этом прямо, не акцентируется внимание на достижении цели совместными силами, но именно рисуется соответствующий образ, ситуация, которая иллюстрирует ту или иную закономерность.

Сказка содержит в себе огромные возможности формирования внутренне богатого духовного мира человека, и не случайно, что во все времена и у всех народов сказка является неотъемлемой частью системы воспитания. В сказке есть не только мощный заряд эстетических ценностей (воспевание красоты, доблести, силы, смелости), но и импульс моральнонравственных ориентаций на добро, справедливость, взаимопомощь, милосердие. Сталкивая два мира – мир добра и мир зла, – сказка в иносказательной, а не декларативной форме обосновывает правильный нравственный выбор, развивает идею осуждения негативных устремлений своих героев и утверждает уверенность в победе над злом, обманом, жадностью, лестью и несправедливостью. В этом состоит, с одной стороны, аксиологический ее аспект (аспект ценностей) и, с другой стороны, праксеологиче-ский аспект (регулятивная программа действий, морального выбора и ориентации на добро).

Сказка – «ложь, да в ней намек». В сказке содержится огромный пласт мифологического осмысления реальности через метафору, образный взгляд на окружающий мир, место человека в этом мире. Но это не просто отражение, это еще и конструирование мира, в котором большое место занимают нравственные императивы, задающие, в свою очередь, программу действий, регулятивы поведения, «заветы» для потомков.

Лингвистика ставит своей задачей изучить способы, каналы и механизмы трансляции и обобщения человеческого опыта в его вербальных формах, что обусловливает ее интерес к данной тематике. Общеизвестно, что наиболее емким, образным, узнаваемым способом фиксации человеческого опыта в вербальной форме является фразеология. Фразеология – это «кла- дезь мудрости» народа, она шлифуется в течение многих веков и содержит в себе важнейшие мысли и выводы языковой общности относительно природных закономерностей, социальных связей, человеческих качеств, ценности явления и т.д. Поэтому, рассматривая фразеологизмы в сказках, мы подходим к квинтэссенции мироосмысления русского народа – своеобразной «метафоре в метафоре», образных выражений, интегрированных в образное осмысление мира.

Таким образом, во фразеологии наиболее ярко проявляются гносеологический, аксиологический и праксеологический аспекты сказки. Именно на примере фразеологизмов мы попробуем рассмотреть многоаспектность этого комплексного культурного, лингвистического и философского феномена.

Называние событий, явлений и предметов действительности является необходимым условием для их познания. Во фразеологизмах находит отражение эта особенность человеческого мышления – на протяжении многих лет из них «вычищается» все ненужное, подбираются именно те слова, которые наиболее полно отражают явления реальности, описываемые и осмысляемые в них.

Сказка и фразеология метафоричны и также (а может быть, именно поэтому) являются важнейшей частью культуры человечества в целом и отдельных народов в частности. В сказке всегда два плана: внешний, сюжетный и метафорический, подтекстный, в ней содержится информация, бережно переданная нам нашими предками в свернутом виде, неизвестно как возникающая из глубин подсознания и дающая представление об окружающем мире, о душе. Сказка основывается на архетипах и коллективном бессознательном.

Фразеологию и сказку роднит то, что это свернутая информация о мире. Не так просто расшифровать эту информацию, поскольку она всегда в переносном смысле. Но парадоксальным является то, что человеческому подсознанию хватает даже таких кодовых, сокращенных информационных узлов для того, чтобы правильно воспринять весь бытийный и ценностный потенциал сказки и фразеологии. Все многообразие «сказочной» фразеологии не сможет вместить ни одна работа, поэтому ограничимся несколькими примерами.

В.К. Приходько в статье «Курочка Ряба и потерянный рай. Метафора в сказке» пишет о том, что в сказке проживается типичная для человеческой души ситуация, или фрейм: удачно вый- ти замуж в награду за труд и кротость («Золушка», «Морозко», «Хаврошечка»), полюбить Чудовище и увидеть в нем прекрасного принца («Аленький цветочек», «Синяя борода», «Красавица и чудовище») [9].

Эти фреймы могут сворачиваться до одной фразы, словосочетания и становиться фразеологизмами. Например, фрейм «Красавица и чудовище», во-первых, метафоричен (когда так говорят, скажем, о супружеской паре, ясно, что под «чудовищем» подразумевается не монстр в прямом смысле, а грубый, некрасивый человек), во-вторых, воспроизводим в памяти большинства носителей языка в неизменном виде, в-третьих, оценочен (то есть имеет аксиологический характер), в-четвертых, экспрессивен и эмоционален – то есть обладает всеми признаками фразеологизма. При его употреблении возникают ассоциации с соответствующей сказкой, из свернутого в одну фразу фрейма разворачивается целое повествование, сказка, которая, в свою очередь, также является свернутой информацией о архетипической ситуации – «Все, что мы с Вами полюбили, для нас красиво и умно» (Ш.Перро, «Рике с хохолком»).

Возьмем другую сказку – «Петушок и бобовое зернышко», – это аллегория русской бюрократической системы с тысячей инстанций, которые нужно обойти, чтобы решить жизненно важные вопросы, не терпящие отлагательств. Курочка поспешила к хозяюшке за маслицем, чтобы горлышко петушку смазать, хозяюшка отправила курочку к коровушке за молочком, коровушка – к хозяину за свежей травой, хозяин – к кузнецу за острой косой. От кузнеца курочка устремилась в обратном порядке: к хозяину, затем к коровушке, а потом к хозяюшке. И только от нее уже к петушку. Петушок мог умереть, так и не дождавшись маслица.

Из этой сказки вырос фразеологизм «бобовое зернышко» – критическое затруднение, которое в силу различных формальных препонов устраняется непозволительно долго, хотя, по сути, представляет собой несложную задачу. Сказка – это поле человеческой души, в которой правит бессознательное. Знакомая всем с детства сказка «Царевна-лягушка» представляет собой поле мужской души. В переносном значении она учит мальчика, который со временем станет мужчиной, что избранная женщина не всегда кажется царевной родственникам и окружающим, скорее лягушкой. Должно пройти время, пока отец и братья с женами увидят ее подлинную, царственную красоту, заключающуюся в умении вести хозяйство, заботиться о муже. Эта сказка о том, что мужчине надо отстаивать свой выбор, а не идти на поводу окружения, не печалиться и не унывать. В сказке метафорически показано, что в разные периоды своей жизни женщина меняется внешне, преображается: то царевна, то лягушка. «Царевна-лягушка» готовит будущего мужчину к тому, что красота женщины порой исчезает во время деторождения, грудного кормления ребенка, что возлюбленная подвержена закономерным физиологическим процессам и циклам. И необходимо Ивану-царевичу «три дня потерпеть, подождать, не сжигать лягушачью шкуру», и тогда пара будет неразлучна и счастлива долгие годы. И не придется возвращать любимую в семью, вызволять из темного царства обид и горечи [9].

Налицо аксиологический, ценностный аспект сказки, который в свернутом виде находит отражение в ее названии, в свою очередь, ставшем фразеологизмом. Причем оценка с разных точек зрения диаметрально противоположная: родственники героя видят только лягушку, и только Ивану дано рассмотреть в ней Царевну. Кроме того, явно виден и праксеологический аспект, создание поведенческого регулятива, программы действий в отношении к Царевне-лягушке, которая в общем случае является образом жены, женщины. Сказка учит терпеливо, с пониманием относиться к изменениям женщины, а также отстаивать свою точку зрения, не быть слишком подверженным общественному мнению.

Если говорить об гносеологическом аспекте фразеологии, то надо отметить, что он наиболее ярко, на наш взгляд, проявляется в следующих фразеологизмах: «мать сыра земля», «красно солнышко», «живая вода / мертвая вода», «буйны ветры», «белый свет», «(за) тридевять земель».

Метафорический способ познания мира, составляющий суть сказок (и не только их; по мнению некоторых исследователей, метафора является вообще основным способом мироос-мысления человека), предполагает перенос тех или иных качеств (формы, действия, признака, производимого впечатления) с одного (известного) предмета на другой (неизвестный), со знакомого явления на осмысляемое. Это очень хорошо видно на примере фразеологизма «буйны ветры». Качества разрушительности, свирепости, силы, переносятся с человека на ветер, отражая характер природной воздушной стихии – необузданный, непредсказуемый и опасный. В лингвистике этот перенос качеств с одушевленного предмета (человека) на неодушевленный (как правило, природу) называется олицетворе- нием. Как видно, таким образом человек пытается осмыслить, познать (и, возможно, предсказать, спрогнозировать дальнейшее развитие событий) «поведение» ветра, перенося на него качества «буйства».

Рассмотрим другой фразеологизм, «живая вода/мертвая вода». Мертвая вода, как видно из сказок, сращивает воедино части тела человека, затягивает раны, несовместимые с жизнью. Живая же вода, исходя из названия, возвращает человека к жизни. Мертвая вода врачует тело. Живая вода возвращает душу. Можно предположить, что такая двоякая трактовка воды вызвана ее сущностью. В самом деле, вода может как отнимать жизнь (наводнения, ливневые дожди, из-за которых гибнет урожай, омуты, в которые затягивает неосторожных), так и даровать ее – утолять жажду, орошать посевы, омывать раны. Эта ее двойственность и отразилась в сказках, а конкретнее – в данном фразеологизме.

Существуют также фразеологизмы-характеристики, выполняющие аксиологическую функцию, (например, «добрый молодец», «красна девица», «конь-огонь», «сивка-бурка-вещий каурка», «кот ученый» и т.д.). Эти яркие сочетания – как признаковая характеристика персонажа, так и имя (а в сказке зачастую обращение к персонажу: «Здравствуй, добрый моло-дец/красна девица»; «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой»). Интересны в этом отношении фразеологизмы с компонентом «кот»/«кошка». Для того, чтобы раскрыть всю их полноту, емкость, необходимо обладать определенными экстралингвистиче-скими знаниями.

Этот персонаж часто встречается в сказках как в роли самостоятельного действующего лица (например, сказки «Кот, петух и лиса», «Кот и лиса», «Кот в сапогах»), так и в роли сопутствующего персонажа, которого продают («Мудрая жена»), дарят («Про солдата»), демонстрируют царям и царевнам («Семь Симеонов») и т.д. И, конечно, существует множество фразеологизмов с лексическим ядром «кот»/«кошка». Приведем лишь некоторые из них: «кошка на грудь не ляжет» (о самодовольной и кичливой личности), «ни кошки, ни ложки» (о большой бедности), «кошка спать не дала» (о невыспав-шемся человеке), «кованый кот не пересигнет» (о человеке высокого роста), «кошка в дыбош-ке» (о строптивом и несговорчивом человеке), «кошке хвоста не завяжет» (о неумелом человеке).

Способность кошки цепляться с помощью когтей за вертикальные поверхности (а в неко- торых случаях – даже за потолок) метафорически нашла свое отражение в названиях различных предметов: абордажная кошка (крюк на канате, забрасываемый на вражеское судно при абордаже или на крепость при штурме); якорь-кошка – многолапый (как правило, четырехлапый) якорь (в отличие от обыкновенного, «двухлапого»); монтерская кошка (приспособление для перемещения по столбам линий освещения, электропередач и т.д.); альпинистская кошка (насадка на ботинок для передвижения по льду и плотному снегу); «кошка» в значении «плеть» (с девятью и более хвостами, заканчивающимися твердыми наконечниками с крючьями, наносящими рваные раны) [14].

Язык русской сказки насыщен разнообразными средствами выражения того или иного отношения к героям, их свойствам, предметам и явлениям действительности, то есть, помимо гносеологического аспекта, в этих характеристиках присутствует и аксиологический аспект, а через него проявляется праксеологический аспект, так как через оценку человек программирует свое поведение в отношении того или иного объекта, события или явления.

Рассмотрим в качестве еще одного примера характеристики героев. Условно их можно разделить на «мужские» и «женские». Как те, так и другие обладают разными наборами устойчивых описаний, однако встречаются и сходные выражения. Начнем с примеров описания женских персонажей. Для них характерно использование таких формул, как «красоты несказанной», «ни вздумать, ни сказать, ни пером описать», «руки белые», «уста сахарные», «такой красавицы во всем свете поискать – другой не найти». Эти выражения (наряду с речью и характеристикой действий персонажа) позволяют выявить положительное отношения рассказчика (а значит, и всего народа, бережно хранящего эти выражения в памяти) к характеризуемой героине.

Помимо положительных характеристик присутствуют, разумеется, и отрицательные. Они преимущественно даются негативным персонажам: Бабе Яге, Ведьме, Мачехе, Сестре. К таким выражениям можно отнести следующие: «глаза завидущие, руки загребущие», «своего не упустит» и другие.

Характеристики персонажей мужского пола столь же повторяемы и воспроизводимы из сказки в сказку. «Растет себе да растет, словно тесто на опаре – не по дням, а по часам», «двенадцать молодцев на одно лицо, волос в волос, голос в голос», «удалой молодец», «добрый молодец» и т.д. – такие позитивные выражения встречаются от текста к тексту. В качестве негативных характеристик можно привести следующие: «всякое дело ему не в пользу и прок, а все поперек», «не в коня зерно», «дурак дураком», «сон ему слаще меда» и многие другие.

К нейтральным в гендерном отношении можно отнести выражения: «ни жив, ни мертв», «голову повесил», «ума палата», «раскручинился – пригорюнился» и некоторые другие. Однако необходимо отметить, что, несмотря на гендерную нейтральность (при условии соответствующего словоизменения) в семантическом отношении, эти выражении в сказках используются в подавляющем большинстве случае в отношении мужских персонажей.

Особое место в «сказочной» фразеологии занимают устойчивые сравнения. Они, с одной стороны, представляют собой важную часть феномена сказки в гносеологическом отношении, а с другой – составляют один из самых многочисленных разрядов фразеологических единиц с однотипными структурно-семантическими свойствами.

Таким образом, сравнения представляет собой один из способов восприятия действительности, ее признаков. Как результат аналитического наблюдения и результат замеченного сходства между объектами этой действительности сравнения первоначально служат номинации признаков, состояний, дополнительных условий совершения действий, для которых не существует абстрактных определений. Следовательно, в основе появления конкретной сравнительной конструкции лежат первичные представления, т.е. наблюдения. А сравнения является результатом анализа восприятий.

Существенной особенностью образного сравнения является разнородность сопоставляемых элементов. В русском языке оформление сравнения-уподобления происходит с помощью словообразовательных, лексических, морфологических, синтаксических средств и закрепляется в языковом сознании говорящих. Например, это следующие конструкции: «стоять столбом», «мрачнее тучи», «громоподобный голос», «по-змеиному», «хитер, как лиса». В русских сказках есть достаточное количество примеров употребления тех или иных сравнительных конструкций, что придает народному творчеству известную образность.

Итак, очевидно, что и в сказке, и во фразеологии гносеологический, аксиологический и праксеологический аспекты не изолированы друг от друга, и, рассматривая сказку как метафорическую модель бытия, нельзя не учитывать ее нравственной, а, следовательно, и регулятивно-поведенческой функции.

Сказка и фразеология метафорически учит лучшим человеческим качествам (доброте, храбрости, взаимовыручке), но делает это без нудного назидания, а просто показывает, что может произойти, если человек поступает безнравственно. Сказка развивает чувство прекрасного. Для нее характерно единство этического и эстетического начал, соединение фантазии и реальности, более того, меткие высказывания в сказках являются прямыми или косвенными поведенческими регулятивами.