О лирике несоветской советской и советской несоветской Рецензия на книгу: Рецепция советского дискурса в русской лирике второй половины XX – начала XXI века: коллективная монография / под науч. ред. А.С. Бокарева. Ярославль: Канцлер, 2024. 194 с.

Lyrics; Soviet discourse; reception; lyrical subject; chronotope; figurative language.

Необычайно любопытная по задумке и крайне интересная по воплощению книга увидела свет в Ярославле [Рецепция советского дискурса 2024]. Коллектив авторов предпринял попытку посмотреть на некоторые (прямо скажем, значительные) явления русской лирики второй половины прошлого и первой четверти нынешнего веков через призму того, как воспринимался и воспринимается, а главное – художественно осмысливался и осмысливается советский дискурс.

В основе отправного момента коллективной монографии лежит идея преодоления того, что в филологии уже на данный момент сделано: преодоления осуществленного в литературоведении на рубеже веков критического осмысления социалистического реализма, его эстетических программ и художественных практик, а вместе с тем – и преодоления чуть более поздней по времени филологической рефлексии по поводу деконструирующей рецепции советского дискурса в манифестах и практиках постмодернистов. Что же авторы книги «Рецепция советского дискурса в русской лирике второй половины XX – начала XXI века» предложили взамен? Собственно, то, что уже не один год напрашивалось и даже в какой-то степени разрабатывалось учеными-филологами: посмотреть на советский дискурс в его художественных экспликациях не критически и не с позиции осмысления его деконструкции, а в разрезе внутренней логики советского дискурса, его художественной рецепции, способов бытования советского в литературе; конкретно – в лирике, причем в лирике и советского времени, и времени, когда советское относительно физической реальности уже оказалось в прошлом, но при этом из эстетического сознания никуда не делось.

Почему авторы монографии выбрали именно лирику? Почему этот литературный род оказался под пристальным вниманием в монографии? Ведь в советских и постсоветских эпике и драматургии те процессы, которые интересуют авторов книги, представлены куда как более наглядно, нежели в лирике. Возможно, именно на этом основании, на основании, что называется, от обратного, и пал выбор на лирический род литературы, в котором в силу его родовых особенностей и характеристик художественная интерпретация советского представлена более имплицитно, чем в эпосе и драме. Но такая имплицитность является следствием того, что лирика в большей степени относительно других литературных родов направлена на представление внутреннего мира автора, на его эмоциональное состояние, когда те или иные объекты, взятые из реалий внешнего мира, оказываются важны не сами по себе, а в той степени, в какой они способны выразить мироощущение автора; то есть лирика воплощает не столько авторские представления и мире, сколько авторские представления о себе. И в русской лирике второй половины XX – начала XXI в. такого рода представления оказались реализованы (в числе прочего, конечно же) и через личностное художественное преломление советских реалий; для кого-то реалий прошлого, для кого-то – настоящего, а для некоторых – как настоящего, так и прошлого (в последнем случае имеются в виду те поэты, которые смотрят на советское и изнутри, и снаружи, так что проблема памяти – и личной, и коллективной, в числе прочих заявленная авторами монографии как базовая, пришлась, что называется, вполне ко двору).

Скажем несколько слов и о специфике подхода, выбранного авторами книги применительно к рассматриваемым примерам из русской лирики. Исходя из того, что в творчестве поэтов, фигурирующих в монографии «рецепция неотделима от репрезентации, а восприятие – от миромоделирования» [Рецепция советского дискурса 2024, 7], создатели монографии весьма четко сформулировали те аспекты лирического высказывания, которые берутся за основу в каждом конкретном анализе, предложенном в книге.

Во-первых, это субъект. Принципиальность первоочередного рассмотрения именно субъектной структуры применительно к лирике в последнее время не раз подчеркивалась и становилась предметом специальных исследований [см.: Субъект в новейшей русскоязычной поэзии 2019; Субъектная структура лирики 2024; рец.: Доманский 2024; Кучина, Бокарев 2020]. И не важно, каким образом проявляет себя лирический субъект в тексте – эксплицирован он или нет, ролевой герой перед нами или же субъект коллективный, личный он или вне-личный – важно то, что в любом случае он есть, а творцом его всегда выступает автор, и именно субъект всегда «оказывается эстетическим центром высказывания» [Рецепция советского дискурса 2024, 8].

Во-вторых, лирика в монографии рассматривается на уровне хронотопа; в лирике это уровень непосредственно связан с субъектом, а связь эта неизбежно поддерживает структуру лирического высказывания.

В-третьих, как уровень, выполняющий миромоделирующую функцию, берется образный язык, «понимаемый как исторически сложившийся принцип трансформации первичной знаковой системы в вторичную» [Рецепция советского дискурса 2024, 9].

Рассмотрение системы этих трех уровней в каждом конкретном случае позволяет увидеть, как общие особенности, которыми характеризуется освоение советского дискурса в эстетических практиках поэтов рассматриваемого времени, так и уникальность каждого из авторов, отчетливо проступающая на фоне и в контексте типичности.

Структура книги получилась одновременно и концептуальна, и изящна. И то, и другое связано с обозначенным выше положением рассматриваемых поэтов: кто-то смотрит на советский мир как на современный для себя, кто-то умещается на границе советского и несоветского (иногда физически, а порою, как Владимир Высоцкий, ментально), а кто-то – видит в советском дела давно или недавно минувших дней. Отсюда три больших раздела монографии: «Советское как “настоящее”, «Советский дискурс: между “настоящим” и “прошлым”», «Советское прошлое».

И наполнение каждого из разделов в каждом параграфе удивительным образом демонстрирует то, как проблема рецепции советского дискурса может конкретизироваться не просто в том или ином поэте, но в релевантном именно для данного поэта ракурсе. Не будем подробно останавливаться на том, что сделано в каждом из подпунктов; скажем только, что эстетическая репрезентация тех или иных сегментов советского дискурса была рассмотрена у таких уникальных и ярких поэтов, как Игорь Холин и Генрих Сапгир, Алексей Цветков и Всеволод Некрасов, Владимир Высоцкий и Иосиф Бродский, Александр Башлачёв и Егор Летов, Тимур Кибиров и Сергей Гандлевский; пожалуй, впервые глубокому анализу подвергся поэтический текст Михаила Елизарова; нашлось место и контексту эпической прозы – специальными объектами анализа в соотнесении с лирическими прецедентами стали Николай Лесков и Владимир Сорокин. И отрадно, что не только собственно поэтика привлекала внимание авторов коллективной монографии; привлекался и активно в русле заявленной проблемы анализировался и контекст на самых разных уровнях, например, в разных разделах на конкретном материале решалась крайне важная для культуры в наши дни проблема биографического мифа; через такого рода призму и центральная проблема всей книги представала в еще более объемном свете.

Что же в итоге? А в итоге сделан громадный шаг на пути осмысления процессов освоения советского дискурса, его рецепции и презентации, худо- жественной литературой в лучших проявлениях ее. Не менее значимо, что коллективная монография стала важным этапом в аналитическом осмыслении и систематизации тех процессов, что происходили и происходят в русской лирике на исходе прошлого века и в начале века нынешнего.