Об источниках первого русского перевода Ветхого Завета

DOI:

Принято считать, что возникшее в 1812 г. Российское библейское общество (РБО) первым начало активную деятельность по переводу Библии на русский язык. Работы Герасима Павского, выполненные в рамках подготовки РБО русского перевода: Псалтирь (1822), Восьмикнижие (1825) (подробно см.: [7]), а также авторские переводы Филарета

(Дроздова): «Опыт изъяснения псалма LXVII» (1814), перевод книги Бытия (1819) с древнееврейского оригинала и дополненный по Сеп-туагинте (подробно см.: [1]) в исследованиях характеризуются как первые попытки перевода в России ветхозаветных книг.

Однако эти работы не могут считаться самыми ранними переводами Ветхого Завета на русский язык. Мы изучаем неизвестный широкому научному сообществу рукописный памятник «Опытъ перевода точнаго ветхосвящен-ныхъ книгъ из подлиннаго еврейского на россiйскiй, по еврейскому переводу какъ они самы переводятъ, съ приложениемъ некоторыхъ ихъ изъяснений учиненъ наместникомъ iереемъ Мiхаиломъ Фотiнскимъ 1806 года». По данным архивных материалов известно, что переводчик был наместником Троицкой церкви города Ра-домышля Киевской Губернии (ОЦАБ, л. 75 об.). В 1806 г. рукопись была отправлена в Москву для рассмотрения Московской духовной цензурой, в архиве которой и осталась. Сейчас «Опыт перевода...» хранится в Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки. В данной статье остановимся на описании возможных источников перевода – текстов, которые использовал Михаил Фотинский при работе над переводом ветхозаветных книг, а также определим их значение и степень зависимости переводчика от них.

В состав памятника включены два отдела: переводческие предуведомления, в которых иерей Михаил Фотинский формулирует принципы перевода, а также дан собственно перевод пяти библейских книг: Бытие (главы 1, 2), Иона, Малахия, Псалтирь, Песнь Песней.

Структурно текст перевода состоит из двух частей: основной текст перевода и комментарии к каждой главе переведенного текста. Переводческие комментарии, которые, судя по Предуведомлениям, были запланированы как толкования библейского текста, представляют собой массив сопутствующей переводу разнородной информации: текстологические, экзегетические, лингвистические данные, сведения по библейской истории и пр.

Согласно заглавию рукописи, Михаил Фотинский выполнял точный перевод с древнееврейского (масоретского) оригинала на русский язык. Замысел перевода сформулирован им в Приношении в Московскую духовную цензуру:

Усмотр е ль я, что изъ ветхаго Священнаго Писанiя переводы, какъ славенно-россiйскiй, такъ и други х языковь, на многи х м е ста х , ГО несумни-тельнаго въ невредимости подлинника, т. е. еврейс-каго, противъ перевода еврейскаго и точности, или весьма далеко отстоять, или и совс е м на другое значенiе перем е нены (ДоК, л. 1).

Церковнославянский текст Елизаветинской Библии ( славенно-россiйскiй ) – канонический текст, традиционно используемый в православном христианстве, был переведен с древнегреческого текста Септуагинты. М. Фотинский убежден в том, что древнееврейский оригинал – более точен, а потому решает разобраться в подлиннике и даже исправить «ошибки» и неточности, характерные для церковнославянского перевода. Переводчик приводит разные примеры таких несоответствий в церковнославянском, которые и побудили его к работе:

псал: 4, с. 4 переведено: удиви, гд е ежелибы еврейское слово: гифла написано было с алефом на конц е ЮОП, то значило бы: удивиль, но написано сь геомь на конц е п'лрл, то значить: ГО д е лиль (ДоК, л. 1).

Однако лингвистический анализ перевода, выполненный М. Фотинским, демонстрирует влияние церковнославянского текста на разных уровнях работы переводчика. Обнаруживается и непосредственная текстуальная зависимость Фотинского перевода от церковнославянского текста: например, при переводе «темных» мест и гапаксов (от греч. ¤ παξ λεγόμενον – «единожды сказанное») М. Фотинский следует церковнославянскому тексту как традиционному и наиболее авторитетному.

Так, в последнем стихе первой главы книги Песни Песней описывается дом влюбленных. При этом употребляется специфическая лексика, называющая элементы постройки, которые ни в каких других письменных источниках не зафиксированы. Рассмотрим следующий пример: Песн. 1:17 доски ( /rah!t<5nu/) [или: жердья, запоры, засовы; или: гульбища] наши буковыи.

Древнееврейская лексема      /rah. ´īt./ – это «чистый» гапакс, перевод которого из-за недостатка контекстов всегда предположительный. М. Фотинский не уверен, каким образом лучше перевести, поэтому в комментариях предлагает четыре (!) разных варианта перевода (жердья, запоры, засовы; или: гульбища), но в качестве основного выбирает вариант доски, следуя церковнославянскому тексту: дски´ нáшя кипари´сныя (Библия).

Авторскую ссылку на второй источник перевода мы находим в комментарии к передаче «сложного» пророческого места. К стиху Пс 22:1 7: ибо окружили мене пси, собранiе коварных обступили мене, прокололи руки мои и ноги мои Михаил Фотинс-кий предлагает подробный текстологический комментарий:

вм h сто сего слова: прокололи: еврее перевели: какъ левъ, т. е. какъ левъ устами, такъ они сокрушили руки мои и ноги мои; потому что в подлинник h написано: каар h , что значитъ: какъ левъ, и въ бiблiах ихъ печатей по масорету, т. е. ихъ преданiю, кер h или исправка чтенiя къ смислу и содержанiю (:что много въ ветхом Свящ: пис: на полах страницъ находится:) тутъ не им h ется; въ бiблiях же хрiстiанских печатей, какъ въ липсiи 1725 года въ 8ху рейнекцiа , здесь справка указуетъ читать, не каар h , но кару, что значитъ: прокололи, и означаетъ ранъ хрiстовых <...> (Опыт перевода, л. 36).

Под упоминаемой М. Фотинским Библией липсiи 1725 года въ 8ху ¹ рейнекцiа следует понимать древнееврейский библейский текст на латинице «Biblia hebraica ad optimorum codicum et editionum fidem recensita et expressa», напечатанный в Лейпциге в 1725 г. Кристианом Рейнекцием (лат. Christiano Reineccius) – христианским протестантским исследователем-библеистом. По всей видимости, переводчик имел возможность работать непосредственно с этим изданием: он приводит полное описание книги, упоминая даже ее формат. По данным Catalogus librorium Bibliothecae Academiae Kiioviensis, составленному около 1792 г., в кон. XVIII – нач. XIX в. в библиотеке Киевской духовной академии насчитывалось 13 (!) экземпляров древнееврейской Библии Рейнекция [2, с. 27]. Возможно, М. Фотинский работал с другим экземпляром «липсiи 1725 года», не имеющим отношения к библиотеке КДА, однако количественные сведения из каталога демонстрируют доступность и определенное распространение древнееврейских Библий на территории Украины.

О других источниках Михаил Фотинский сообщает в сопутствующих документах, отправленных в Москву. В Прошении от 1807 г. (ДоК, л. 5), которое переводчик направил в Духовную цензуру спустя год после «Опыта перевода...», он называет источники, которыми располагал при переводе:

При пhрвомъ прошедшаго 1806 года сентября въ оную цензуру мною отосланнномъ моемъ опитъ перевода имhлъ я у себе только одного главнhйшаго и прежнhйшаго еврейскаго толкователя <...> (ДоК, л. 5).

В качестве примера иудейской экзегезы в переводе М. Фотинского рассмотрим комментарий переводчика на один из стихов книги Бытия:

Быт 1:21 и сотворилъ БОГЪ киты великiя [тутъ еврее толкуютъ: левiаθана самца и самицу, но увид h лъ Богъ, что ежелибы стали плодится, то св h тъ не могъ бы устоять предъ ными, и убилъ Богъ сами-цу, и усолилъ ее для праведниковъ въ будущее пришествie; таковыхъ то см h шных ихъ басней впредъ я оставилъ] (Опыт перевода, л. 8).

Этот фрагмент демонстрирует то, что еврейские комментарии, с которыми работал М. Фотинский, были не символического (аллегорического), а буквального толка.

Под «важнейшим и главнейшим толкователем еврейским», чьими комментариями пользовался переводчик М. Фотинский, по всей видимости, следует понимать Раши. Именование «Раши» является акронимом имени раввина – рабби Шломо Ицхаки – крупнейшего и наиболее известного средневекового иудейского комментатора. Раши написал комментарии к большинству книг Библии (подробно о его деятельности см.: [5]). Главная особенность комментариев Раши – найденный им компромисс между буквальным и агади-ческим толкованием библейского текста: «прежде всего здравый смысл читателя как предпосылка понимания подлинного смысла текста» [3, с. 20]. Комментарии Раши базируются главным образом на Талмуде, Мид-раше и некоторых других раввинистических источниках. Раши выбирал те толкования, которые точнее всего отражают буквальное понимание библейского текста или способствуют решению трудных вопросов, порождаемых этим текстом. Комментарии Раши популярны и распространены повсеместно. Первая печатная книга на еврейском языке представляет собой комментарий Раши к Пятикнижию (1475). С XV в., как правило, все издания Библии для евреев печатались с комментариями Раши [6]. Ввиду широкого их распространения представляется вполне вероятным то, что М. Фотинский мог располагать одним из них.

«Важнейшим и главнейшим толкователем еврейским» Михаил Фотинский мог называть и другого известного средневекового еврейского комментатора – раввина Авраама Ибн Эзру. Текстам Ибн Эзры присущи две главные черты: во-первых, они представляют собой глубокий лингвистический анализ текста оригинала; во-вторых, автор следует принципу рационализма в своих комментариях [5, с. 24–25]. Как отмечает Е.А. Молодов, «во введении к комментарию на Пятикнижие Ибн Эзра определил свою цель как независимое изучение буквального смысла текста Писания без ссылки на авторитет Талмуда» [4, с. 629]. Несмотря на огромное влияние трудов Ибн Эзры на последующие поколения мыслителей само- го разнообразного толка (например, на Спинозу и Маймонида) и широкое распространение его комментариев, в популярности он уступает Раши, тем более, что хронологически комментарии Ибн Эзры более поздние и отчасти опираются на идеи Раши.

Отдельно остановимся на вопросе о степени зависимости перевода и комментария Михаила Фотинского от еврейского комментария. С целью филологически точно установить, какой же именно источник (комментарии Раши или Ибн Эзры) использовал переводчик, мы сопоставили толкования Михаила Фотинского и средневековых комментаторов. Фрагмент такого сопоставления (первые стихи книги Бытия) представлен в форме таблицы.

Стих	Перевод Михаила Фотинского	Комментарий Михаила Фотинского	Комментарий Раши в переводе на русский язык Н. Корякиной, М. Вогман, Е. Малаховой (Библейские комментарии, с. 1, 6)	Комментарий Ибн Эзры в переводе на русский язык С. Парижского (Библейские комментарии, с. 2–5)
Быт 1:1	въ начал h (:а:) сотво-рилъ БОГЪ небо и землю (:б:)	(:а:) т. е. перваго дни, одным первым своим словомъ. (:б:) и все что на ныхъ, а въ показаных днях распоряжалъ, осно-валъ и утвердилъ	<…> Прямое значение стиха таково: В начале сотворения неба и земли, земля же была хаосом, пустотой и тьмой и т. д. И сказал Бог: «Да будет свет». Этот стих приводится не для того, чтобы раскрыть последовательность творения и сказать, что одно предшествовало другому. Если бы он предназначался для этого, то было бы написано: «Сначала он создал небеса и т. д.» <…> Если у тебя возникнет сомнение, что, может быть, воды были созданы в начале, ведь написано: «И дух Божий носился над водою», и хотя еще ничего не говорилось о времени сотворения воды, запомни, что вода предшествовала земле, ведь все еще не раскрывается последовательность творения. И до тех пор, пока небеса не были созданы из огня и воды по необходимости, Писание не сообщает ничего о порядке предшествующих и последующих (актов творения)	В начале – Наши ученые утверждали, что предлог, выраженный буквой бет в слове берешит не несет необходимого смыслового значения, подобно бет в слове баришо-на (Быт. 13.4), поскольку мы находим слово ришона : ри-шона йиссау (Числ. 2.9). Однако, если бы это было так, то бет имел бы камац га-доль. <…> Есть также те, кто утверждает, что бет несет инструментальное значение, исключает возможное ошибочное мнение, что у неба и земли нет начала. Я же считаю, что здесь действительно имеется сопряженная конструкция, так же, как в выражении берешит мамлехет йехояким (Иер. 27.1). <…> А общий смысл фразы становится ясен из второго стиха. <…>
Быт 1:2	земля же была пуста и порожняя и тма верху бездны (:в:), и духъ Божiй носился верху воды	(:в:) надъ водою по всей земли; ко- =создалъ гдажъ Богъ = землю, воду и тму въ писанiи не упомянуто, но они, какъ выше сказано, созданы перваго дни	<…> над водою, которая покрывает землю	<…> смысл стиха в том, что до начала сотворения небесного свода и суши на земле никто не жил, поскольку она была покрыта водой, ведь Бог наделил ее природным свойством быть тяжелее и ниже воды

Исходя из данных таблицы, можно сделать вывод о том, что Михаил Фотинский прямо не следует ни одному из предполагаемых еврейских комментариев (хотя отметим, что его комментарии все же ближе к толкованиям Раши). Поскольку в задачи работы Михаила Фотинского не входило выполнение перевода еврейского комментария, переводчик предлагает свой, авторский, для которого еврейский источник используется в качестве вспомогательного средства. В Предуведомлениях к переводу свой метод работы с еврейским комментарием М. Фотинский описывает как выборочный:

касательно до изъясненiй еврейскихъ, то много что показалось хрiстiанству противное, и до переводу и смислу ненужное, или за обыкновенные имъ басни и забобоны, или и непристойное, хотя любопитное, и къ обличенiю ихъ, а защищенiю и лучшему изъясненiю хрiстiанской истины служащее, но опасаясь н h которымъ претиканiя и соблазны, оставилъ я, а выбиралъ я съ возможною осторожностiю, что показалось полезное, нужное и вhроятiя или примhчанiя достойное , ибо и изъ гною золото выбирается, и пчела изъ разнаго сорту беретъ, и составляетъ медъ (Опыт перевода, л. 5).

Несмотря на то, что необходимость в русском переводе Священного Писания в начале XIX в. была ощутимой и возникновение перевода Ветхого Завета было естественным и гармоничным, труд иерея Михаила Фотинс-кого не привлек должного внимания современников, по-видимому, по ряду причин. Во-первых, в замысел переводчика входило не только выполнить точный перевод книг Священного Писания на русский язык в соответствии с оригинальным текстом, что являлось новаторской инициативой для своего времени, но также и исправить неточности и «ошибки», допущенные в церковнославянском переводе. Во-вторых, еврейский текст признавался в качестве исконного и первичного оригинала Ветхого Завета и при выполнении перевода православным священником использовались классические комментарии еврейских толкователей (даже с оставлением их «забобонов» и стремлением к «лучшему изъяснению христианской истины»). Все это могло быть воспринято консервативной частью духовенства как дерзость. Цензоры Московской духовной цензуры, полу- чив перевод Фотинского, приняли решение оставить его в цензурском архиве, как будто ожидая наступления подходящих времени и случая для его рассмотрения.

Таким образом, анализ источников перевода позволяет глубже понять замысел переводчика, установить происхождение авторских интерпретаций, а также вскрыть дополнительные обстоятельства и причины, предопределившие дальнейшую судьбу перевода.