Об одном нумерологическом сюжете и его источниках в книге Паисия Лигарида о суде над патриархом Никоном

Purpose . The authors of the article focus on the number five, which is considered sacred in Christian culture. This number, like other figures in the top ten, plays a significant role in the literary device used by Metropolitan Paisius Ligarides of Gaza in his work about the trial of Patriarch Nikon. The article demonstrates that the traditional numerical and symbolic meanings of the number five are revealed by the author in the plot, which deals with the structure of the Moscow Patriarchate and the place of the Moscow Patriarchal See within the Ecumenical Church.

Results . It has been determined that in order to explain the spiritual significance of the Byzantine pentarchy model, along with authoritative works by the holy fathers of the Christian world, Metropolitan Ligarides draws upon literary texts by Byzantine authors that are not well-known to the Russian Orthodox reader., ex. Patriarch Peter III of Antioch and Nicetas Seidas. Entertaining manipulations with letters, which were popular among Byzantine intellectuals, are also employed by Ligarides. For instance, the letter “P”, which is the seventeenth letter in the Greek alphabet, conveys a meaning that emphasizes the idea of the liberating mission of the Moscow ruler and “Russian people” in the Christian East, as Paisius derived from the prophecies of Emperor Leo the Wise.

Conclusion . These devices assist the metropolitan in not only in revealing the symbolic and anthropological significance of the number five, but also in expressing the individual characteristics of his own spiritual and religious experience.

Нумерологическая тематика, характерная для культуры русского Средневековья и Нового времени, всё чаще привлекает внимание исследователей как в традиционном религиозном аспекте (В. М. Кириллин), так и в связи с репрезентацией власти (Е. В. Пчелов). Число в христианской культуре, укорененное в библейской нумерологии, несет богословскую нагрузку, благодаря чему в христианской цифрологии сложились и повторяются одни и те же символические числа натурального ряда и производные от них.

В произведении Газского митрополита Паисия Лигарида (1610‒1678) о суде над патриархом Никоном (в 1652–1666; † 1681) (далее – Книга о соборе) 1 обращение к священным числам становится одним из литературных приемов. Нумерологический материал этого произведения разнообразен и требует специального исследования. Детально фиксируя содержание заседаний Большого Московского собора 1666 г., где патриарх Никон был лишен священства и как простой монах сослан в Ферапонтов Богородице-Рождественский монастырь, а также рассказывая о событиях, связанных с пребыванием в России двух восточных патриархов – Антиохийского Макария III († не ранее 1672) и Александрийского Паисия († 1678), Лигарид часто прибегает к операциям с натуральными числами первого десятка: к двум из них – тройке и четверке – мы уже обращались [Севастьянова и др., 2023; Севастьянова, 2023а; 2023б]. В данной статье остановимся на числе пять. В первой части книги с помощью специально подобранных источников автор раскрывает семантико-символическое содержание священного для христианской культуры числа пять и демонстрирует особенности личного духовно-религиозного опыта.

В древних культурах, мистических учениях и религиях число пять стало эталоном наиболее важных характеристик макро- и микрокосмоса. В Библии пятерка встречается около трехсот раз. Достаточно вспомнить сюжеты: о возведении скинии, для сторон которой заготовили по пять брусьев и шестов, а для завесы – пять столбов и пять подножий, жертвенник же соорудили в пять локтей по ширине и длине (Исх. 26: 26‒27, 37; 38: 1); о строительстве Соломоном храма Господу, где главной мерой длины были пять локтей (3 Цар. 6, 7). В Новом Завете семантическая структура пятерки реализована в притчах о пяти хлебах (Мф. 14; Мк. 6, 8; Лк. 9) и о пяти талантах, о десяти девах – пяти мудрых и пяти неразумных (Мф. 25). В средневековой культуре число пять воспринималось как «знак мистического единения земной церкви, поврежденного человечества со Спасителем, евхаристического пресуществления всех христиан в жизнь вечную» [Кириллин, 2000, с. 31]. Символико-антропологический аспект таинственного смысла этого числа раскрывался и в пятичленности человеческого тела, включающей четыре оконечности и голову. Перечисленные сущности числа пять воплотились в византийской модели пентархии, к которой в Книге о соборе обращается Ли-гарид.

Рассуждая о правомерности членства Московского патриарха в системе главенства Вселенской Церкви, Лигарид приводит доказательства цельности числа пять, символизирующего единство и равночестие восточных патриархатов. Но идея пентархии рассматривается полемистом в контексте древних предсказаний о русских, что отвечало увлеченности митрополита пророческими текстами о «русом» народе, астрологическими и оккультными знаниями (Н. П. Чеснокова, В. Ф. Райан). Интерес автора к подобным темам выразился в профетической тональности Книги о соборе , поддерживаемой многократными апелляциями к древним провидческим источникам, в частности к оракулам византийского императора Льва VI Мудрого (866–912), содержащим, как трактовал Лигарид, предсказания о судьбе России.

Глава, в которой митрополит Газы излагает историю вселенских патриархатов и их «привилегiи», начинается с пророчества Исайи о пяти городах и Аседеке (Ис. 19: 18). В русском переводе Книги о соборе Аседек не назван одним из пяти городов – именно так о нем свидетельствовал древний греческий текст Писания [Селезнев, 2023], варианты которого именовали Аседек Городом Солнца, Правды, Разрушения [Брагинская, 2005]: он поименован «единымъ градомъ» (ББ, л. 12). Развивая тему, Лигарид сопоставляет пять патриарших кафедр, составляющих единство в системе главенства пяти патриархов внутри Единой Вселенской Церкви, с городами из пророчества Исайи и с человеческими чувствами: «Сiи пять Все-ленскихъ кафедръ справедливо уподобляются пяти чувствамъ» (ББ, л. 12).

Традиция использования в христианстве пяти чувств в качестве метафоры стала основой своеобразного «сенсорного» богословия, созданного святыми отцами. Погружаясь в символико-теологическую сенсорику, Лигарид вспоминает евангельскую притчу о десяти девах – традиционный пример богословской трактовки инструментов человеческого восприятия, однако говорит лишь о пяти мудрых девах, которые «до ослушанiя были такъ чисты, какими создалъ ихъ отъ начала Женихъ Церкви» (ББ, л. 12).

Следуя святоотеческой толковательной традиции, Лигарид распространяет метафору пяти человеческих чувств до образа Церкви как тела с головой Христом: пять чувств, пишет он, «совмѣщаются въ одной главѣ – во Христѣ, имѣя въ себѣ подобiе чувствъ, которыми мы и живемъ, и движемся, и приводимъ въ исполненiе внушенiя ума» (ББ, л. 12 об.). Понимание «движения» рода человеческого как пяти этапов духовного взросления обнаруживает, на наш взгляд, определенное сходство с комментариями архиеп. Кирилла Александрийского († 444) на Евангелие от Матфея. «С девами Господь сравнивает предводителей народов. Священнодействующий должен быть непорочен душой и телом <…> Поскольку в Писании есть обыкновение разделять всю жизнь на пять [частей], каждому времени Он уделяет и благочестивые и неразумные души, потому что каждое время имеет мудрых и наивных, праведных и неправедных» (Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Матфея, фрагм. 280) [Библейские комментарии…, 2007, с. 273].

Метафорическое отождествление Церкви с живым организмом, состоящим из пяти органов – вселенских кафедр, подчиненных голове – Христу, у Лигарида не является новаторским и восходит к сложившемуся к IX в. учению о пяти престолах Церкви как ее пяти чувствах [Цыпин, 2004, с. 294]. Рассуждения Лигарида о пяти вселенских патриархах («вселенских кафедрах») как Церкви, голова которой – Христос, имеет если не текстуальное, то содержательно-смысловое совпадение с сочинениями многих византийских авторов XII‒XIII вв., в богословско-антропологическом направлении рассуждавших об организации Церкви [Успенский, 1998, с. 474]. Один из источников, следующих традиции метафорического проецирования пяти органов чувств на пять патриарших престолов, указан самим Лигаридом: это послание Антиохийского патриарха Петра III (в 1052–1056) к архиепископу Градо Доминику, называющему себя патриархом. Надо сказать, что первая часть письма, посвященная вопросу пентархии, долгое время не знала славянского перевода, в отличие от второй, об опресноках, которая с домонгольских времен имела три варианта переложения [Послание…, 2020, с. 19–24]. Однако пассаж о пяти вселенских патриархах в виде кратких тезисов из послания Петра (как архиепископа Александрийского) вошел в раздел канонических сочинений русских редакций кормчих книг. Приведем соответствующие фрагменты из Книги о соборе и послания патриарха Петра.

Πέντε γὰρ ἐν ὅλῳ τῷ κόσμῳ ὑπὸ τῆς θείας ᾠκονομήθη χάριτος εἶναι πατριάρχας, τὸν Ῥώμης, τὸν Κωνσταντινουπόλεως, τὸν Ἀλεξανδρείας, τὸν Ἀντιοχείας καὶ τὸν Ἱεροσολύμων. <…> Τὸ σῶμα τοῦ ἀνθρώπου ὑπὸ μιᾶς ἄγεται κεφαλῆς, ἐν αὐτῷ δὲ μέλη πολλὰ καὶ πάντα ὑπὸ πέντε μόνον οἰκονομεῖται αἰσθήσεων˙ αἱ δέ εἰσιν ὅρασις, ὄσφρησις, ἀκοή, γεῦσις καὶ ἁφή. Καὶ τὸ σῶμα δὲ πάλιν τοῦ Χριστοῦ, ἡ τῶν πιστῶν λέγω ἐκκλησία, ἐν διαφόροις, ὥσπερ μέλεσι συναρμολογούμενον ἔθνεσι καὶ ὑπὸ πέντε αἰσθήσεων οἰκονομούμενον τῶν εἰρημένων μεγάλων θρόνων ὑπὸ μιᾶς ἄγεται κεφαλῆς, αὐτοῦ φημὶ τοῦ Χριστοῦ. Καὶ ὥσπερ ὑπὲρ τὰς πέντε αἰσθήσεις ἑτέρα τις αἴσθησις οὐκ ἔστιν, οὕτως οὐδὲ ὑπὲρ τοὺς πέντε πατριάρχας ἕτερον πατριάρχην δώσει τις εἶναι. Ὑπὸ γοῦν τῶν πέντε τούτων θρόνων τῶν ὥσπερ αἰσθήσεων ὄντων ἐν τῷ σώματι τοῦ Χριστοῦ πάντα τὰ μέλη ἤγουν πᾶσαι αἱ πατριαὶ τῶν ἐθνῶν καὶ αἱ κατὰ τὸν τόπον ἐπισκοπαὶ οἰκονομοῦνται καὶ θεοπρεπῶς διεξάγονται, ὥσπερ ἐν μιᾷ κεφαλῇ, Χριστῷ τῷ ἀληθινῷ θεῷ ἡμῶν, δι’ ὀρθοδόξου καὶ μιᾶς πίστεως συναρμολογούμεναι καὶ ἀγόμεναι ὑπ’ αὐτοῦ [Petri Patriarchae Antiocheni Epistola…, 1861, p. 211–212].

(1a) Καὶ ἀδερφᾶ γράφει καὶ ὁ πατριάρχης τῆς Ἀντιοχείας ὁ γλαφυρώτατος Πέτρος, ἐν τῇ ἐπιστολῇ πρὸς τὸν Βενετίας ἀρχιερέα, τὸν καὶ Πατριάρχην φημίζεσθαι βουλόμενον, διὰ τὴν ἐρημωθεῖσαν δηλονότι ὑπὸ τῶν Γότθων καὶ τῶν Βαντάλων καὶ τῶν Λογγιβάρδων πόλιν τῆς Ἀκυληΐας, καθάπερ φησὶ πέντε εἰσὶν αἱ αἰσθήσεις: ὅρασις, ὄσφρησις, ἀκοή, γεῦσις καὶ ἁφή, καί οὐκ ἔστιν ἑτέρᾳ ϛη αἴσθησις ἐν τῷ σώματι, οὕτως οὐ δὲ παρὰ τοὺς πέντε Πατριάρχας ἕτερον Πατριάρχην ϛον δώσει τις εὖ φρονῶν εἶναι, ἀλλὰ μόνον πᾶσαι αἱ πατριαὶ τῶν ἐθνῶν καὶ αἱ κατὰ τόπους ἐπισκοπαὶ θεοπρεπῶς οἰκονομοῦνται καὶ διεξάγονται συναρμολογούμεναι ὡς ἐν μιᾷ κεφαλῇ Χριστῷ τῷ ἀληθινῷ Θεῷ ἡμῶν, αἱ καθέδραι, ὥσπερ ἀμέλει αἰσθήσεις ἐν τῷ σώματι τοῦ Χριστοῦ ἐνίδρυνται σῳζόμενα ὁμολογουμένως (БРА, л. 13).

(1b) Сходно съ этимъ пишетъ и Петръ, Патрiархъ Антiохiйскiй въ посланiи своемъ къ Архiерею Венцiанскому, хотѣвшему именоваться Патрiархомъ, по случаю раззоренiя Аквилеи Готфами, Вандалами и Лангобардами: «какъ въ тѣлѣ пять чувствъ и нѣтъ шестаго, такъ не можетъ быть и шестаго Патрiарха, но всѣ народы и эпархiи управляются, соединяемые во Христѣ, какъ въ единой главѣ» (ББ, л. 13 об.).

Единой традиции соотнесения одних и тех же органов чувств с определенными кафедрами не существовало. Примеры разных отождествлений приведены Б. А. Успенским [1998, с. 473]. Так, Римская кафедра сравнивалась и со зрением (Анастасий Библиотекарь, † 879), и со вкусом (Никита Сеид, † перв. пол. XII в.), и с осязанием (Георгий Трапезундский, † около 1472/1473). А слух соотносился с Александрийской (Никита Сеид) и Антиохийской

(Георгий Трапезундский) кафедрами. Полное совпадение символического отождествления патриарших кафедр с конкретными чувствами обнаруживается у Лигарида и византийского писателя и богослова Никиты Сеида.

Καὶ τύπον τῶν πέντε αἰσθήσεων ἔχουσιν τὰ πέντε πατριαρχεῖα ταῦτα τὰ μὲν Ἱεροσώλυμα τῆς ὁράσεως διὰ τὸ ἐν αὐτοῖς πρώτοις ὁραθῆναι καὶ ἐπιγνωσθῆναι Χριστὸν κἀκεῖθεν τοὺς ὁρῶντας ἁπάντας εἶναι· ἡ δὲ Ἀντιόχεια τῆς ὀσφρήσεως, ἐκεῖθεν γὰρ πρώτως ἡ εὐωδία τῆς ἀπὸ Χριστοῦ κλήσεως ἡμῶν ὀσμὴ μύρου πολυτελοῦς εἰς τὰ τῆς οἰκουμένης κέρατα ἐξεχύθη, βεβαιοῖ δὲ τοῦτ᾽ ὡς εἴπομεν καμψότερον Εὔοδος μετὰ τὸν μέγαν Πέτρον αὐτίκα ἐν Ἀντιοχείᾳ ποιμεναρχήσατο. Ἡ δέ γε Ῥώμη ὡς οἶμαι τὸν τῆς γεύσεως ἔλαχε τύπον, ὅτι τε Πέτρος ἐν αὐτῇ τοῦ Πέτρου ἐγεύσατο τοῦ διὰ Χριστὸν θανάτου καὶ Κλήμης ἐν αὐτῇ παρ᾽ αὐτοῦ ἐφυτεύθη, ἵνα δὲ πάλιν φλαφυρότερoν (sic!) εἴπομεν ὅτι καὶ διάκρισις ἀκριβῆς Ἑλληνισμοῦ τοῦ πικραίνοντoς καὶ Χριστιανισμοῦ τοῦ γλυκαίνοντoς ἐν ταύτῃ μᾶλλον διὰ τοῦ ἰσαποστόλου γέγονε βασιλέως.

Ἡ δὲ Ἀλεξανδρεία ἀκοῆς, ἐν αὐτῇ γὰρ τῇ κατ᾽ Αἴγυπτον διὰ τῶν μάγων ἠκούσθη πρώτως τὸ φρικτὸν ἄκουσμα τῆς οἰκονομίας καὶ Χριστοῦ δὲ ἐκεῖσε παραγενομένου ἡ φημὴ τοῦ θαύματος ἐξεῤῥάγη τῶν δαιμονικῶν ἀγαλμάτων κατασεισθέντων. Ἡ δέ γε νέα Ῥώμη καὶ ἡ ἡμετέρα τὴν ἁφὴν εἰκονίζει ὡς ὑστάτη μὲν καθολικωτέραν δὲ τῶν αἰσθήσεων, ἐπὶ πᾶσας γὰρ διατρέχει καὶ <…> διὸ καὶ οἰκουμενικὴ ταύτη ἡ ἐκκλησία καλεῖται, ἀλλὰ δὲ καὶ ἡ βασιλεία [Νικήτας Σεΐδης, 1975, s. 71–73 (cod. I)].

(2a) Καὶ τὰ μὲν Ἱεροσόλυμα φέρει τύπον ἀπλανῆ τῆς ὁράσεως, διὰ τὸ ἐν αὐτοῖς αον ὁραθῆναι τε καὶ γνωσθῆναι τὸν Κύριον ἡμῶν Ἰησοῦν Χριστόν, κᾀ κεῖθεν οἱ ἑωρακότες αὐτὸν ὁρμήσαντες τὸ ἱερὸν ἐκεῖνο ἐκήρυξαν Εὐαγγέλιον, κατὰ τὸ εἰρημένον, ἐκ Σιὼν ἐξελεύσεται νόμος καὶ λόγος Κυρίου ἐξ Ἱερουσαλήμ. Ἡ δ᾽ Ἀντιόχεια τύπον ἔχει τῆς ὀσφρήσεως. Ἐκεῖθεν γὰρ αως ἡ εὐωδία τῆς ἀπὸ Χριστοῦ κλήσεως ἡμῶν τε, ὥσπερ ὀσμὴ πολυτελοῦς μύρου εἰς τὰ τῆς οἰκουμένης πέρατα ἐξεχύθη. Βεβαιοῖ δὲ τοῦτο κομψότερον Εὐόδιος, ὁ μετὰ τὸν μέγα Πέτρον αὐτίκα ἐν Ἀντιοχείᾳ ποιμεναρχήσας καλῶς. Ἡ δέγε Ῥώμη τὸν τῆς γεύσεως ἔλαχε τύπον ὅτι Πέτρος ἐν αὐτῇ ἀπεγεύσατο τοῦ διὰ Χριστὸν θανάτου κατώκαρα σταυρωθείς. Καὶ Κλήμης ἐν αὐτῇ παρ᾽ αὐτοῦ ἐφυτεύθη μετὰ Λῖνον καὶ Ἀνάκλητον τοὺς συνεπισκόπους. Χρῆν δ᾽ ἄρα ἕτερόν τινα λαβεῖν τὸν τύπον τῆς γεύσεως, ἵνα μὴ ἄγευστος μένοι ἂν ἡ τοῦ Χριστοῦ ἐκκλησία. Ἡ δὲ Ἀλεξάνδρεια σώζει τύπον ἀκοῆς, ἐν αὐτῇ γὰρ τῇ κατ᾽ Αἴγυπτον διὰ τῶν μάγων εἰσηκούσθη αον τῆς οἰκονομίας τὸ φρικτὸν καὶ τρισμέγιστον ἄκουσμα, διὸ καὶ τοῦ Χριστοῦ ἐκεῖσε παραγενομένου, ἡ φήμη τοῦ θαύματος ἐξεῤῥάγη καὶ τὰ δαιμονικὰ ξόανα κατασεισθέντα πεπτώκασιν. Ἡ δὲ νέα Ῥώμη τὴν ἁφὴν εἰκονίζει, τὴν καθολικώτερον οὖσαν πασῶν τῶν αἰσθήσεων, διὸ καὶ οἰκουμενικὴ αὕτη καλεῖται ἡ ἐκκλησία (БРА, л. 12).

(2b) Iерусалимъ подобенъ зрѣнiю, ибо тамъ впервые зримъ былъ Господь нашъ, и оттуда узрѣвшiе Его устремились на проповѣдь Евангельскую, по реченному: «Отъ Сiона изыдетъ законъ и Слово Господне изъ Iерусалима». Антiохiя – образъ обонянiя, ибо оттуда разлилось названiе наше – христiанъ; удостовѣряетъ въ этомъ Эводiй (по-гречески «благовонный»), хорошо правившiй Церковiю Антiохiйскою послѣ великаго Апостола Петра. Риму соотвѣтствуетъ вкусъ, ибо тутъ Петръ вкусилъ смерть Христа ради. Александрiя напоминаетъ слухъ, ибо тутъ волхвами услышаны были великiе слухи. Новый Римъ изобра-жаетъ осязанiе, самое общее изъ всѣхъ чувствъ, почему эта Церковь и называется вообще Вселенскою (ББ, л. 12 об.)

Полемическое творчество иконийского клирика, автора двух сочинений против латинян (1112–1114) и других богословских и научных трудов Никиты Сеида [Павлов, 1878, с. 186– 188] стало известно в России только в конце 1692 г., когда племянник Иерусалимского патриарха Досифея II Нотара (в 1669–1707) архимандрит Святого Гроба в Константинополе Хрисанф (и будущий патриарх Иерусалимский в 1707–1731) привез в Москву 29 греческих манускриптов и печатных книг и грамоту дяди-патриарха с просьбой издать в русской столице подготовленный Досифеем свод антилатинских полемических сочинений [Фонкич, 1977, с. 205–208, 211]. Обстоятельства сложились так, что этот кодекс в Москве напечатать не смогли. Но среди переданных восточным патриархом рукописей, впоследствии ставших частью Патриаршей библиотеки, оказались греческие списки 2-й пол. XIII и 2-й пол. XVII в. двух антилатинских произведений Никиты Сеида – ГИМ. Синодальное греч. собр. № 240 и 250 [Владимир (Филантропов), архим., 1894, с. 314–319, 335–344]. В сборнике № 240 находится первое антилатинское сочинение византийского автора – «Импровизированное слово к римлянам…», состоящее из четырех «стояний», в последнем из которых богослов и изложил свою концепцию о пяти патриархатах Вселенской Церкви как образах пяти чувств.

В пассаже, составленном митрополитом Газы из отсылок к книгам Нового Завета и 34-му правилу святых апостолов, отчетливо звучит тема единства в вере и благодати внутри пен-тархии. Содержание компиляции утверждает экклезиологическое единство мистического и канонического аспектов учения о Церкви:

(3a) Μηδεὶς δέμοι ἀντιλεγέτω ἐναντιούμενος, μὴ πλέον ἄλλον δύνασθαι ἀντ᾽ ἄλλου τίθεσθαι ἀρχιεράρχην, ναὶ δὴ καὶ αὐτοκέφαλον φημισθῆναι, ὅτι περ ἡ χάρις οὐ διεκόπη τοῦ Πνεύματος πώποτε, ἀλλὰ μένει πάντα καὶ μενεῖ ἀδιαστάτως ἐν τῇ ἁγίᾳ τοῦ Χριστοῦ ἐκκλησίᾳ, οὐ μὴν δὲ ἀλλὰ καὶ Ἰουδαϊκὸν τὸ περιγράφειν ἐν τόπῳ καὶ χρόνῳ τοῦ Πνεύματος τὴν ἐνέργειαν, καὶ τοῦτο ἐξ ἐπαγωγῆς ἐπιδείκνυται. Βούλεσθ᾽ ὅπως τουτὶ τὸ ἐπιχείρημα διὰ πλειόνων ἐπιγυμνάσωμεν; Ὑπερευκάτοιδα καὶ ὅτι μὲν τὴν ἰσχὺν καὶ ἀξίαν τὴν ἀνὰ πᾶσαν τὴν οἰκουμένην ἐκτεταμένην ἔχει λαβοῦσα ἡ τοῦ Χριστοῦ ἐκκλησία παρὰ τοῦ Σωτῆρος ἡμῶν Ἰησοῦ Χριστοῦ κατημαξευμένον ἔνι τοῖς πᾶσι καὶ διακεκωδωνισμένον. Ἔλεγε γὰρ ὁ παγκόσμιος καθηγητὴς πρὸς τὴν ἱερὰν χορείαν τῶν πανιερὼν ἀποστόλων, ὅσα ἂν δήσητε ἐπὶ τῆς γῆς, σημείωσαι, ὦ φιλότης, αὐτὸ τοῦτο τὸ ἐπὶ γῆς. Μεγίστην γὰρ ἐν ἑαυτῷ περιέχει τὴν ἔμφασιν, καθὼς καὶ τὸ ἐγὼ κρίνω, τοῦ Ἀδελφοθέου Ἰακώβου ἡ λέξις, πολλὴν παριστᾷ καὶ ὑπεκφαίνει τὴν δύναμιν. Ἀλλὰ καὶ ἡ τοῦ Σωτῆρος ὑπόσχεσις, ὅπου ἂν ὦσι δύο, ἢ τρεῖς συνηγμένοι ἐν τῷ τούτου ὀνόματι, αὐτὸν ἐν μέσῳ παρεῖναι παρεγγυώμενον, τὴν συνοδικὴν συνέλευσιν ἐπικυροῖ καὶ κρατύνει ταμάλιστα, ἐνέσπαρται ἄρα ἡμῖν ὡς κόκκος σινάπεως, καταβεβλημένος, ἐξουσία καὶ δύναμις τῆς ἀρχιερατικῆς ἐνεργείας καὶ χάριτος, ἥτις ἐξουσία ἐκφέρεται, κᾀν τῷ λδῳ κανόνι τῶν εὐαγῶν ἀποστόλων, τῷ φάσκοντι, τοὺς ἐπισκόπους ἑκάστου ἔθνους, εἰδέναι χρὴ τὸν ἐν αὐτοῖς αον, καὶ ἡγεῖσθαι αὐτὸν ὡς κεφαλήν, καθότι καὶ τῇ ἀρχῇ ἀκολουθεῖ τὸ ἀρχόμενον καὶ τῇ κεφαλῇ τὰ μέλη συνδέδεται (БРА, л. 12–12 об.)

(3b) Да не возразитъ мнѣ кто-либо, что не можетъ быть поставленъ еще какой-либо iерархъ на мѣсто другаго, можетъ и даже называться самостоятельнымъ (αὐτοκέφαλος), ибо благодать Божiя не пресѣклась никогда, но пребываетъ и пребудетъ неизмѣнно. Спаситель сказалъ Апостоламъ: «елика свяжете на земли» (ср.: Мф. 18: 18): тутъ слово «на земли» имѣетъ великое значенiе (ἐλέφασιν) равно какъ и обѣщанiе Его: «идѣже суть двое или трое во имя Мое, тутъ и Азъ посредѣ ихъ» (ср.: Мф. 18: 20), утверждающее со-борныя соединенiя. Власть архiерейская посѣяна между нами, какъ зерно горчичное (ср.: Мф. 13: 31‒32; Мк. 4: 30‒32; Лк. 13: 18‒19); она обозначена и въ 34-мъ правилѣ Апостольскомъ, гласящемъ, что епископы каждаго народа должны знать перваго среди ихъ и признавать его за главу, такъ какъ власти послуше-ствуетъ властвуемое и съ головою связаны члены (ББ, л. 13 об.).

В концепции о пяти патриархатах Никита Сеид установил иерархическую подчиненность их друг другу. Из заглавных букв именований патриарших престолов богослов образовал слово κάραι – главы , в котором последовательность литер соответствовала названиям населенных пунктов, где располагались патриаршие кафедры. В этой вербальной модели византийская столица – Константинополь получила первенство над другими городами, а Рим, как видим, занял третью позицию.

Подобные манипуляции с литерами приобрели популярность у древних авторов; занятия византийских интеллектуалов, прятавших внутренний духовный смысл своих идей в причудливых буквенных построениях, в изобретаемых энциклопедистами новых словах и замысловатых фразах, актуализировались в Средние века и Новое время в виде упражнений и задач с поиском скрытых значений. Занимательные игры с отдельными буквами и флексиями, словами и цифрами любил и Лигарид. Буква P у него как самостоятельное явление со своим собственным содержанием есть часть умственной загадки. В самом конце посвящения Книги о соборе царю Алексею Михайловичу, после объяснения заключенного в имени Алексей его истинного, с точки зрения Лигарида, смысла, связанного с освободительной миссией Московского правителя на Христианском Востоке, Газский митрополит восклицает:

(4a) Δῴ τι ὁ Παντοκράτωρ καὶ Παντοδύναμος, ὅπως πληρωθῇ τὸ εἰρημένον ὑπὸ τοῦ μακαρίου Ἀνδρέου τοῦ διὰ Χριστὸν σαλοῦ, καὶ τὸ ιζον στοιχεῖον τὸ ἀνακεφαλαιούμενον ἐν τοῖς κδʹ ἑλληνικοῖς γράμμασι συμπληρωθῇ τελειούμενον εἰς τὸ ἔθνος τῶν Ῥώσσων ἐν τῷ καιρῷ τούτῳ τῆς παμμακαρίστου καὶ τρισευδαίμονος βασιλείας σου (БРА, л. 5).

(4с) Дал бы Вседержитель и Всемогущий, чтобы сбылось сказанное Блаженным Андреем, Христа Ради юродивым, как и семнадцатая буква (имеется в виду буква Р. – Примеч. авт .), содержащаяся среди 24 греческих букв, стало исполненным благодаря народу России в этот период пресчатливейшего и преуспешнейшего твоего правления.

Буква P в данном случае означает слово «русый», т. е. «русский», и отправляет к пророчествам Льва Мудрого о «русом» народе, который под предводительством русского царя должен стать освободителем христианских народов, томящихся под османским игом. Именно так трактовал профетические тексты византийского императора Паисий Лигарид.

Но вернемся к теме пентархии. В русском переложении XIX в. Книги о соборе переводчик сохранил два, как может показаться при первом прочтении, противоположных по смыслу рассуждения Лигарида о месте Московского патриарха во Вселенской Церкви. Первое упо- минание, основанное на «литерной» теории Никиты Сеида, – в самом начале анализируемой главы (5a); второй пассаж – в самом конце (6a) демонстрирует отказ Лигарида от сказанного ранее. Однако при внимательном рассмотрении греческого оригинала и его современного перевода (6c) оказывается всё не так однозначно:

(5a) Ἐπειδὴ δὲ ἄρα ὁ Ῥώμης οὐκ οἶδ᾽ ὅπως ἐξεκόπη τῶν ἄλλων Πατριαρχῶν, ὤφειλεν ἀντ᾽ αὐτοῦ ἕτερόν τινα πληρῶσαι τὸν τόπον τοῦ Ῥώμης, ἵνα δηλαδὴ πληρωθῇ ὁ τέλειος ἀριθμὸς τῶν ε´ καρῶν, ἔνθέν τοι καὶ προσφυῶς εἰσήχθη ὁ Πατριάρχης Ῥωσσίας, σώζων ἀπαραλλάκτως τὸ στοιχεῖον τοῦ Ρ (БРА, л. 12).

(5b) …но поелику не знаю, какимъ образомъ Римскiй отдѣлился отъ прочихъ Патрiарховъ, надлежало иному кому-либо замѣнить его, дабы исполнилось полное число пяти главъ, почему и введенъ былъ прилично Патрiархъ Россiйскiй, сохраняющiй совершенно такимъ же образомъ букву Р (ББ, л. 12).

(6a) Κᾀπὶ δὲ τὸ προκείμενον τῆς ἱστορίας ἰτέον, τῆς ἤδη ἀποφῃναμένης, τὸν Ῥωσσίας εον εἶναι καὶ λέγεσθαι Πατριάρχην. Οὐχ ὅτι γὰρ εἴπομεν ἀγωνιστικώτερον ἄνωθεν τὸν Ῥωσσίας τύπον ἔχειν τοῦ Ῥώμης, αὐτόχρημα συμπερᾶναι χρεὼν καὶ τοῦ Ῥώμης εἰληφέναι τὸν τόπον, πολλοῦ γε καὶ δεῖ, οὕτω γὰρ ἂν εἴη τοῦ λακτίζειν τὰ πατριαρχεῖα, ὡς πρὸς τὰ κέντρα κατὰ τὴν παροιμίαν κακεντρεχῶς. Ἑτέροις γὰρ καὶ νενομοθέτηται παρὰ τῶν οἰκουμενικῶν ἁγίων συνόδων, ὡς οὐδενὶ ἔξεστι μεταίρειν ὅρια, ἅπερ ἔθεντο οἱ Πατέρες ἡμῶν, ἐξαρκεῖ γοῦν τῷ Πατριάρχῃ Μοσχοβίας καὶ Ῥωσσίας εἶναι κεφαλὴν τῶν Ῥώσσων αὐτοκέφαλον, καθὼς καὶ οἱ λοιποὶ τῆς Ἀνατολῆς Πατριάρχαι καὶ πλέον οὐδέν (БРА, л. 12).

(6b) Россiйскiй называется пятымъ не потому, будто бы онъ занимаетъ мѣсто Римскаго, какъ прежде сказали мы вскорѣ, // въпопыхахъ, ибо на основанiи Соборовъ не слѣдуетъ никому перемѣнять положенные отцами нашими предѣлы. Достойно Патрiарху Московiи (Русскому) быть главою Русскихъ, автоке-фальнымъ, подобно прочимъ Восточнымъ Патрiархамъ – и ничего больше (ББ, л. 14 об. ‒ 15).

(6c) Однако же надо вернуться к предмету истории, уже сказанной, о том, что патриарх Российский является и называется пятым. Ведь, хотя выше мы сказали в большей спешке, что Российский патриарх имеет образ Римского, конечно же, точно не следует делать вывод, что он и Римского занял место. Ведь таким образом это было бы всё равно, что коварно идти против патриархатов, как против рожна, поскольку по-другому было положено святыми Вселенскими соборами, что никому не позволено переносить границы, которые установили наши отцы. В самом деле, достаточно патриарху Московскому и Российскому быть автокефальным главой русских, как остальные восточные патриархи. И больше ничего.

Во-первых, переводчик XIX в. не смог передать игру слов автора τύπον – образ и τόπον – место (см. 6a) и сказал только о месте: «занимаетъ мѣсто». Слово же τύπον – образ отсылает к точной цитате Никиты Сеида об органах чувств (см. 2a), которую Паисий Лигарид дополнил собственной фразой, не отображенной в переложении XIX в.:

(7a) Χρῆν δ᾽ ἄρα ἕτερόν τινα λαβεῖν τὸν τύπον τῆς γεύσεως, ἵνα μὴ ἄγευστος μένοι ἂν ἡ τοῦ Χριστοῦ ἐκκλησία.

(7c) Вот и необходимо кому-то другому получить образ вкуса, чтобы безвкусной не осталась Церковь Христова.

Во-вторых, речь идет не о противоречии себе, а об уточнении вышесказанного в целом. Заметим, что к вопросу очередности пяти патриархов митрополит Газы обращается еще несколько раз. Желая показать свою объективность, о которой он не раз заявляет в тексте, полемист приводит известные ему на эту тему цитаты из Никиты Сеида, послания Антиохийского патриарха Петра III, 131-й новеллы Юстиниана и, действительно, при таком объеме «не имеет времени» уточнить, что Российский патриарх занимает место Римского, но не по очередности. В третьей главе, описывая историю создания патриаршества на Руси, Лигарид четко говорит о пятом месте Московского патриарха – сразу после Иерусалимского:

(8а) …Ὡς ἔστιν ἰδεῖν ἐν τῇ πατριαρχικῇ σελίδι, ἐν ᾗ καὶ τόδε διώριστο: εἰς τὸν ἐφεξῆς ἅπαντα χρόνον (…) ἔχειν ἄδειαν τοὺς τοπικοὺς τῆς Ῥωσσίας ἀρχιερεῖς τοῦ ποιῆσαι τὴν ἐκλογὴν τοῦ Πατριάρχου Μοσχοβίας τε καὶ Ῥωσσίας, κατὰ τὴν σφῶν αὐτῶν ἔφεσίν τε καὶ βούλησιν, οὐ μὴν δὲ ἀλλὰ καὶ τὰ πρεσβεῖα τῆς πατριαρχικῆς δεσποτείας ἐπέχειν, μετὰ τὸν Πατριάρχην τῆς ἁγίας πόλεως Ἱερουσαλὴμ καὶ πάσης Παλαιστίνης, εον εἶναί τε καὶ λογίζεσθαι. Καθάπερ γὰρ ἡ Κωνσταντινούπολις μετὰ τὸν Ῥώμης ἐπίσκοπον εἴληφε τὰ πρεσβεῖα, διὰ τὸ εἶναι αὐτὴν βασιλεύουσαν πόλιν παρὰ τῶν Θεοφόρων πατέρων τῶν ἐν Κωνσταντίνου καὶ τῶν ἐν Χαλκηδόνι συνοδικῶς συναχθέντων, ὁμοίως ἀπεφῄνατο καὶ ἡ σεβασμιωτάτη τετρακτὺς τῶν παναγιωτάτων Πατριαρχῶν καὶ ἡ λοιπὴ τῶν πανιερωτάτων ἀρχιερέων ὁμήγυρις τὴν βασιλεύουσαν νῦν Μοσχοβίαν, βασιλείᾳ καὶ συγκλήτῳ

τετιμημένην, τῶν ἴσων προνομίων ἐπαπολαύειν, ὧν αἱ πρότερον βασιλεύουσαι πόλεις ἐπεκληρώσαντο, «κᾀν τοῖς ἐκκλησιαστικοῖς μεγαλύνεσθαι πράγμασι», συνοδικῇ τῶν Πατέρων ὁροθεσίᾳ (БРА, л. 11).

(8c) …как можно увидеть в патриаршем уложении, в котором было указано следующее: отныне и навеки местным российским святителям иметь позволение избирать патриарха Московского и России по своей собственной воле и желанию, и кроме того обладать [ему] особыми правами патриаршей власти, после патриарха святого града Иерусалима и всей Палестины пятым быть и считаться. Ведь как Константинополь получил права старшинства после епископа Римского, поскольку это был царствующий город, по решению богоносных отцов, в граде Константиновом и в Халкидоне соборно собравшихся, так и пре-освященная четверка святейших патриархов и остальной собор всесвященнейших иерархов провозгласили, что ныне царствующая Москва, удостоенная царского двора и синклита, должна пользоваться равными привилегиями, которые были присуждены раннее царствующим городам, и «в делах церковного величания», согласно синодальному разграничению отцов.

Цитируемый отрывок оригинального текста из середины третьей главы (7a) примечателен и тем, что он демонстрирует, насколько мастерски митрополит Газский подбирает слова: повторяя и перефразируя словосочетания в конце четвертой главы (см. таблицу), он показывает, что апеллирует именно к нему.

Примеры перефразирования

Глава 4 (БРА, л. 12) (6a)	Глава 3 (БРА, л. 11) (8a)
1)    εον εἶναι καὶ λέγεσθαι (является и называется пятым) 2)    ὅρια, ἅπερ ἔθεντο οἱ Πατέρες ἡμῶν (границы, которые установили наши Отцы)	1)    εον εἶναί τε καὶ λογίζεσθαι (пятым быть и считаться) 2)    συνοδικῇ τῶν Πατέρων ὁροθεσίᾳ (согласно синодальному разграничению Отцов)

Закрывая в конце четвертой главы тему пентархии и места Московского патриарха во Вселенской Церкви, Паисий Лигарид подводит итог сказанного им об этом ранее и для большей убедительности создает намеренные лексические повторы. Митрополит Газы конкретизирует свою точку зрения о важности и значимости места Российского патриарха, заменившего Римского, среди пяти иерархов и неоднократно подчеркивает, что за Московским первосвятителем сохраняется пятое место в особой очередности, определенной святыми отцами.

Нумерологические сюжеты с использованием простых чисел первого десятка занимают в Книге о соборе Паисия Лигарида особое место. Для Газского митрополита – человека творческого, необычайно талантливого, неординарно осмыслявшего исторические события и обнаруживавшего в каждом из них профетический смысл, прямое цифровое значение числа всегда сопровождается символическим. Такое его интерпретирование цифрового содержания не только близко существовавшей в христианстве традиции придания священным предметам, историческим событиям метафорических значений, но и связано с древнейшими, восходящими к античности, интеллектуальными практиками сокрытия и дальнейшего обнаружения тайного их смысла. Подобные занимательные поединки, актуализировавшиеся в средневековой культуре, получили огромную популярность в Новое время в Европе в среде высокообразованных людей, каким и был Лигарид.

Число пять, священное в библейской нумерологии, применительно к количеству патриарших кафедр Вселенской Церкви имело в христианской традиции разные метафорические интерпретации. Самые популярные из них, связанные с символикой органов чувств, с христианской антропологией и так называемым сенсорным богословием, соотносящими части человеческого тела и пять чувств с разными церквями, находим у Лигарида. Погруженность полемиста в символико-теологическую сенсорику была обусловлена его широкой начитанностью в сочинениях ранних христианских авторов и произведениях почитаемых всем христианским миром святых отцов, а также базировалась на Священном Писании и Предании, которые Паисий знал безупречно. Многие древние сочинения и их авторы стали известны русскому элитарному читателю в XVII в. благодаря апелляциям к ним Лигарида. Ссылки на редкие и не сохранившиеся до наших дней тексты свидетельствуют не только об энциклопедизме Паисия, но и об особом характере повествования, базирующемся на связи исторического, символико-метафорического, профетического и богословского содержания явлений действительности, за прямым цифровым значением скрывающем его тайный смысл. Разгадать и соотнести внешнее содержание с его потаенным значением мог только равный по интеллекту Паисию читатель. Таким был царь Алексей Михайлович, которому Газский митрополит посвятил свою Книгу о соборе и которому в специальной главе подробно объяснил значение и место Московской патриаршей кафедры во Вселенской Церкви.