Об основных направлениях русского персонализма

• 1.    Введение

  Персоналистская тема в отечественной философии обретает признаки вполне определенного философского направления на рубеже XIX и ХХ вв. Как и ряд других течений русской мысли, отечественный персонализм был многим обязан немецкой философской традиции. В первую очередь это касается творчества двух великих немецких философов Лейбница и Канта. Монадологию Лейбница принято считать одним из основных теоретических источников персонализма. Безусловно, для последующих персоналистских теорий существенное значение имело учение Лейбница и его последователей (прежде всего, Лотце и Тейхмюллера) о духовных субстанциях (монадах), являющихся самостоятельными онтологическими центрами, находящимися в гармонической связи между собой и Богом. Не менее важно было и то, что Лейбниц последовательно обосновывал метафизическую реальность свободы и столь же безусловную реальность личности: "метафизическая связь между душой и телом существует и способствует тому, что душа и тело образуют субстрат, называемый личностью" ( Лейбниц , 1925).

• 2.    Становление основных направлений русского персонализма

  Все эти моменты были восприняты и получили развитие в российском неолейбницианстве: в "панпсихизме" А. Козлова и С. Алексеева (Аскольдова), "монистическом спиритуализме" Л. Лопатина, "критическом индивидуализме" Е. Боброва, "интуитивизме" Н. Лосского и др. Об этом писал, в частности, ведущий представитель неолейбницианства Н. Лосский: "Философские учения А.А. Козлова, Л.М. Лопатина, Н.В. Бугаева, Е.А. Боброва, П. Астафьева, С.А. Алексеева (Аскольдова) и Н. Лосского являются персоналистическими. Все они в большей или меньшей степени испытали влияние монадологии Лейбница" ( Лосский , 1991). Названные философские систем собственно лейбницианскими мотивами далеко не исчерпывались и, несомненно, отличались своеобразием и уже принципиально новыми метафизическими установками. Тот же Лосский детально обозначил отличия собственного учения о "субстанциальных деятелях" от персонализма Лейбница. Тем не менее, данное направление в русском персонализме было ближе всего к традиции классического европейского персонализма, важнейшим источником которого являлась метафизика Лейбница.

• 3.    Заключение

  Идеи русских мыслителей нашли непосредственный отклик в европейской философии. Неоспоримо, например, серьезное влияние творчества Бердяева и Шестова на французский персонализм и экзистенциализм. Становление персонализма во Франции в начале 30-х гг. (круг журнала "Esprit", основанного в 1932 г.: Э. Мунье, Д. де Ружмон, П.-Л. Ландсберг, Ж. Лакруа и др.) вообще не представимо без активного и творческого участия Бердяева.

Существенное значение для становления этой традиции имела и "критическая" философия И. Канта. Именно Кант структурировал и систематизировал основные "персоналистические" категории: "Person" (лицо), "Personalitat" (разумная субстанция, трансцендентальный субъект) и, наконец, "Personlichkeit" (личность). Специфика кантовского подхода в решающей мере определялась двумя обстоятельствами: во-первых, философ рассматривал процесс личностного становления индивидуального "лица", обретающего в результате "персонализации" статус личности, а, во-вторых, достижение личностного уровня, непосредственно связывалось им с нравственными действиями индивида, с его свободным исполнением нравственного долга.

В дальнейшем, в европейском неокантианстве моральная интерпретация личностного развития продолжает сохранять свое определяющее значение. Не стало, в этом смысле, исключением и российское неокантианство. Персоналистические мотивы всегда играли в нем существенную роль. Так, например, А. Введенский готов был признать идею личности и "веру в личное бессмертие" необходимыми

Гребешев И.В. Об основных направлениях русского персонализма условиями нравственных убеждений и "веры в смысл жизни" (Введенский, 1901). П. Новгородцев квалифицировал идею личности именно как "моральную идею" и признавал необходимость исключительно личностных критериев в оценке общественных идеалов и общественного прогресса. "Мы определили содержание общественного идеала в зависимости от принципа личности. Исходя из этого принципа, мы установили руководящую норму общественного прогресса. Такого рода построение уже включает в себя мысль о том, что общественный прогресс связан с развитием личности, а следовательно, и вытекает из ее задач" (Новгородцев, 1991).

Таким образом, в российском неолейбницианстве и неокантианстве получил свое выражение и развитие опыт классического европейского философского персонализма. Однако этими философскими школами персоналистское направление в русской мысли отнюдь не исчерпывается. Постклассические формы и стили философствования вызвали к жизни и качественно иные типы персонализма. Уже в XIX в. этот "новый персонализм" нашел яркое воплощение на Западе, прежде всего, в философской позиции С. Кьеркегора, а в России – в художественном творчестве Ф. Достоевского. Концептуальное многообразие становится характерной чертой персоналистской философии ХХ в. Об этом писал, в частности, известный французский персоналист Ж. Лакруа: "Существует персоналистский идеализм (кантианство), персоналистский реализм (Лабертоньер), персоналистский экзистенциализм (Марсель, Бердяев), персоналистский индивидуализм (Ренувье), существуют коммунистические и анархистские персоналистские интенции". В русской метафизике, наряду с персонализмом лейбницианского и кантианского типа ("персоналистским идеализмом", по классификации Лакруа), немаловажное место занимают экзистенциально ориентированные персоналистские учения. К экзистенциальному персонализму относят, как правило, философские воззрения Н. Бердяева (апеллировавшего, если иметь в виду отечественную традицию, прежде всего, к творчеству Достоевского), Л. Шестова (идентифицировавшего собственную позицию с экзистенциальной философией Кьеркегора) и, в определенной мере, С. Булгакова.