Образ дороги-реки в донесениях казаков-землепроходцев Сибири XVII века

Бесплатный доступ

Короткий адрес: https://sciup.org/14521765

IDR: 14521765

Текст статьи Образ дороги-реки в донесениях казаков-землепроходцев Сибири XVII века

В ходе освоения Сибири и активного межэтнического взаимодействия в конце XVI – начале XVIII в. происходило формирование особой группы казачества [Зуев, Люцидарская, 2010, с. 55]. В основе ее этнокультурного конституирования лежали военная, конфессиональная и культурная стратегии идентификации.

В концентрированном виде процессы этнокультурной идентификации сибирского казачества отражали географические образы, складывавшиеся в его мировоззрении в процессе первых контактов на новых территориях [Митин, 2006, с. 46; Замятин, 2006, с. 9–10; Криничная, 2004, с. 105–109; Schama, 1996, с. 56–63].

Выявление специфики картины мира казачества и ее важнейших констант определило задачи данной работы. Базовым материалом для исследования послужили донесения – отписки и сказки казаков-землепроходцев, созданные в ходе экспедиций по Сибири. Они представляют собой богатейший источник для выявления географических образов, которые сложились в русской казачьей культуре XVII в.

Особенности описания новых земель определялись специфическими установками самих казаков-землепроходцев. Ориентированность на поиск «новых землиц», новых ясачных плательщиков и привидение обитающих народов «под высокую государеву руку» обуславливали формирование динамического образа территории со значительной ценностной составляющей [Слезкин, 2008, с. 63].

Текстуальное картирование «новой землицы» в сказках и отписках казаков выстраивалось по водным артериям Сибири. Речная сеть была основным географическим маркером, обозначавшим основные пути сообщения и места поселений, а значит, и коммуникаций. Если протяженность пространства измерялась в днях пути (т.е. через время), то ареальная наполняемость – в реках: «И мы холопи твои пришед на Усть Илима реки по твоему государеву указу поставили зимовье, учали твой государев ясак збирати с Ылима реки да с Евирма реки и с Куты реки и по иным сторонним рекам, которые выпали в Лену реку» (из челобитной 1662 г. атамана И. Галкина) [РГАДА, ед. хр. 31, л. 384].

Безграничность «новых землиц» также маркировалась широтой речных сетей Сибири: «А впредь, государь, с тех земель будет тебе великому госу- дарю прибыль великая и земли многие под твою государеву высокую руку приводить есть где, потому что пали в Лену реку многие сторонние большие реки» (из челобитной 1662 г. атамана И. Галкина) [РГАДА, ед. хр. 31, л. 387].

Реки определяли богатство «новой землицы» – обилие ясачных людей и промысловых животных. «А по тем, государь, по большим рекам живут люди многие. А мочно их под твою государеву высокую руку привести и тебе государю с Лены реки и иных сторонник рек выгода и прибыль велика с них» (из челобитной 1662 г. атамана И. Галкина) [РГАДА, ед. хр. 31, л. 388].

Реки были основными путями, по которым казаки проникали в «новые землицы» в поисках неясачных «иноземцев». К примеру, Иван Похабов писал в своей отписке 1646 г. из Братской «землицы»: «И на Ангаре, и на Байкале озере, и на Селенге и по иным тем рекам находил многих неясачных людей» [РГАДА, ед. хр. 227, л. 84].

По «новым землицам» перемещались преимущественно сплавом: «И по тем, государь, по большим рекам живут многие люди вниз пловучи от нового острогу по Лене реке большая река пала в правую сторону… в Лену реку…» (из челобитной 1662 г. атамана И. Галкина) [РГАДА, ед. хр. 31, л. 387].

Реки были задействованы в течение круглого года. По летним (водным) и зимним (ледяным) дорогам перевозилось огромное количество важных грузов, прежде всего – продукты питания (масло, хлеб, крупа, толокно), одежда, домашняя утварь, железные и медные изделия. Русь в ее материальном облике переезжала на «новые землицы» вместе с землепроходцами. Вернее, землепроходцы перевозили ее собственными силами и средствами. Для перевозки устраивались судостроительные верфи. Якутские казаки в 1649 г. писали: «Стольник и воевода Петр Петрович Головин с товарищи на Ленском волоку велели нам холопем твоим под твои государевы хлебные запасы на твои государевы обиходы и на воеводские отпуски делать суды дощаники и лоды и кочи» [РГАДА, ед. хр. 274, л. 23].

Реки определяли не только схему движения, но и его временные рамки. Так, Я. Тухачевский писал в послужном списке 1631 г., что пришлось ждать ледостава, прежде чем выдвинуться с захваченными в плен татарскими мурзами обратно из степи в Томск: «И я холоп твой после их уходу стоял в городке десять дней, дожидася тово, как пройдет Обь река и как прошла Обь река и я побрав служилых людей тех у твоих государевых изменников чацких мурз и татар, которые взяты в городке Чингизком и жен их и детей изменничьих всех привел служилыми людьми к твоим государевым воеводам в Томской город» [РГАДА, ед. хр. 368, л. 207].

Откочевка «инородцев» от рек обесценивала «новые землицы» для землепроходцев. «А под твою, государь, высокую руку тех людей привести и чтоб они тебе государю ясаку с себя давали нашие мочи столько не стало, потому что люди многие и конны, а живут в поле и от рек откочевали».

Уход «в поле» ясачных аборигенов оборачивался их недосягаемостью для царской власти в лице воевод и казаков-землепроходцев. Уход от главных сибирских артерий «в поле» трактовался как уход из освоенного политического пространства. Это было инвертированным славянским архетипом ухода в «дикое поле», которое превращало человека в свободного – в казака.

«Дикое поле» принимало, а назад уже не отдавало. Эта этногеографичес-кая модель, связанная с образованием казачества на вольном Дону, в конце XVI – начале XVIII в. была перенесена на сибирские реалии. «А под твою, государь, высокую руку тех людей привести и чтоб они тебе государю ясаку с себя давали нашие мочи столько не стало, потому что люди многие и конны, а живут в поле и от рек откочевали» (из послужного списка 1649 г. И. Похабова) [РГАДА, ед. хр. 227, л. 85].

Таким образом, в «землепроходческом» русском казачьем образе территории нашел отражение сложный комплекс базовых архетипических, этнокультурных и актуальных социально-политических представлений конца XVI - начале XVIII в. И, что очень важно, это стало источником, запустившим механизмы этнокультурной идентификации казаков-землепроходцев.

Статья