Общественно-политические взгляды Г. Манна в 1930-е гг. (на материале дилогии о Генрихе IV)

Генрих Манн — художник острой социально-политической проблематики. Некоторые явления немецкой действительности, имевшие решающее значение для судеб народа, были нм первым подмечены, многое он предвидел раньше других, и это нашло талантливое воплощение в его произведениях. Еще в 1915 г. А. В. Луначарский назвал его «одним из наиболее независимых писателей Германии, одним из людей, мужественно продолжающих... непреклонную и неумолимую войну против язв своей страны» [6].

Актуальность исследования общественно-политических взглядов Г. Манна обусловлена насущной потребностью охарактеризовать его концепцию механизмов зарождения и развития фашистской идеологии в недрах немецкого общества, что чрезвычайно важно для современной духовной ситуации постмодернизма, доминантой которого является возведенный в абсолют принцип тотального релятивизма, усиливающий потенциальную возможность манипулирования массовым сознанием.

Пик исследовательского интереса к творчеству Г. Манна в отечественной историографии приходится на 1950 — 1970-е гг. Господствовавшая в тот период социалистическая идеология оказала существенное влияние на анализ его писательской позиции. В трудах Г. Н. Знаменской, Г. Е. Маниной, А. Г. Ивановой, К. М. Нартова выявлены лишь отдельные аспекты творческой индивидуальности немецкого реалиста. Они показали условия и трудности его жизни в эмиграции после прихода к власти в Германии национал-социалистов, а также его деятельность в антифашистских союзах и объединениях [3]. В изысканиях Н. Н. Сереброва, Т. Л. Мотылевой, С. В. Тураева, Н. С. Лейтес анализируются лишь ранние произведения Г. Манна [5] О. В. Егоров, А. В. Кобзарева, Т. Л. Хмельницкая, В П. Филиппов в своих очерках огромное внимание уделяют жизненному пути писателя и раскрывают историю замысла его произведений [2].

В зарубежной историографии анализом творчества Г. Манна занимались Г. Иеринг, В. Зейер, М. Шредер. В своих трудах эти исследователи подробно освещают отражение немецким реалистом влияния государственной системы на воспитание молодого поколения накануне захвата Гитлером власти в Германии, а также его позицию на проблемы происхождения фашизма и поисков борьбы против него [9]. В работах А. Штеффинера, К. Шретера X. Зинсхаймера, К. Лемке рассмотрены целостно ключевые аспекты творчества немецкого реалиста. В своих изысканиях они огромное внимание уделили маниовской концепции общественной и духовной жизни Германии первой половины XX в. |10].

Таким образом, несмотря на большое количество работ, ни в отечественной, ни в зарубежной историографии нет специального исследования по изучаемой проблеме. Из поля зрения исследователей выпали такие вопросы, как осмысление Г. Манном философско-нравственной сущности истории, места в ней человека, воздействие его исторических романов на формирование антифашистской идеологии. В настоящей статье мы попытаемся исследовать общественно-политические взгляды Г. Манна в 1930-е гг. с точки зрения отражения в них антифашистской идеологии. Для анализа нами выбрана его историческая дилогия о Генрихе IV.

Заметное место в немецкой антифашистской литературе 1930-х гг. занимает жанр исторического романа. Возвращение к прошлому писатели тесно связывали с настоящим и будущим, с перспективами развития нации в целом, с ходом объективного исторического процесса. В таком романе возродилась просветительская традиция широкого эпического мышления, способность видеть мир, ощущать просторы истории, к которым можно обращаться и в которых можно было найти ответы на вызовы современности. В те годы была особая потребность в эпичности, так как эпич-

кость снимает абсолютность явления. Необходимо было снять представление об абсолютности гитлеровского режима, подчеркнуть его временность, показать, что он только жалкая часть огромного и многогранного целого — мира, истории.

Степень наглядности аналогий с современностью была одним из критериев оценки исторических романов в литературно-критических выступлениях немецкой антифашистской эмиграции. Так, Л. Фейхтвангер заявил, что история в таком романе только маска: «...костюмы, историческое одеяние всегда были для меня только средством стилизации, средством создать простейшим способом подобие действительности» [7]. А. Деблин тоже писал об условном использовании исторического материала в историческом романе [8]. Были и другие концепции. Так, Андор Габор выступил в защиту конкретного историзма в историческом романе [1].

В 1930-е гг. Г. Манн пишет дилогию о Генрихе IV, куда вошли романы «Молодые годы короля Генриха IV» (1935) и «Зрелые годы короля Генриха IV» (1938). Позднее автор отмечал: «Мысль написать исторические произведения о Франции эпохи Возрождения возникла у меня еще в 1925 г. во время посещения развалин древнего королевского замка в Наварре. Однако замысел романа мог осуществиться в полной мере лишь спустя 10 лет, в обстановке бурных и грозных событий фашистской диктатуры в Германии» [14]. Т Манн характеризовал дилогию как синтез и резюме жизни и личности Г. Манна [13]. Ф. Вайс-копф писал о ней: «Все краски богатой палитры Генриха Манна сияют в этом произведении, все выдающиеся свойства его предшествующих книг объединились в нем» [15].

Конкретное изображение прошлого во всей его противоречивости и пестроте выступает в этих романах как форма осмысления философско-нравственной сущности истории и меры ответственности человека перед ней. Здесь писатель изображает и солнечный юг Франции — королевство Жанны Наваррской, матери Генриха IV, и сумрачный двор Екатерины Медичи, и гугенотов, единомышленников Жанны, и католиков, сторонников Екатерины, феодальные распри, борьбу за престол, кровавую резню Варфоломеевской ночи, картины боев, сцены дворцовых переворотов, эпизоды пиршеств Генриха, его любовные приключения, сцены его встреч с народом, поэтами и учеными-гуманистами. В видимом хаосе, в сложности, в множественности движущихся, развивающихся, борющихся друг с другом людей и явлений автор стремится обнаружить внутренний порядок; он ищет закономерности развития, обоснование идеи прогрессивной исторической перспективы.

В дилогии о Генрихе IV исторический конфликт эпохи — борьба за преодоление феодальной раздробленности и создание централизованного государства — поставлен Г. Манном в свете философии истории, понимаемой им как борьба жизни со смертью, человечности с варварством, разума с неразумием. Такое осмысление, ослабляя показ социального содержания, противоречит Франции XVI — XVII вв., делает их сопоставимыми с историческими судьбами Германии XX столетия, с варварством фашизма и гуманностью антифашистской борьбы. Как отмечает А. Федоров, нацизм для Г. Манна «не только современность, но и нечто, мелькавшее во всех веках, интоксикация здорового человеческого рода, глубоко чуждая его основе» [4]. На наш взгляд, романы на тему о героической борьбе гуманизма с реакцией, утверждающие о конечном торжестве прогресса, в годы господства национал-социализма прозвучали как призыв к борьбе с современной реакцией — фашизмом.

Тема борьбы прогресса с реакцией в дилогии показана на противопоставлении двух враждебных сил — гуманистов во главе с Генрихом и их врагов (вначале это двор королевы Екатерины и Лига, потом — иезуитское окружение Марии Медичи). Говоря о «темных силах», противодействующих поступательному ходу истории, будь то мрачная отравительница Екатерина Медичи или неистовствующая Лига, писатель стремится подчеркнуть аналогичность событий прошлого и современности. На наш взгляд, в этом сила и слабость романа: сила — в актуальности звучания исторического материала, слабость — в попытке возведения «темных сил» в некий неискоренимый принцип «зла», вечно противодействующий «добру». Тем самым автор посредством обращения к историческим аналогиям дает абстрактно-этическое понимание сути современных ему событий. Для Г. Манна положе- нне в гитлеровской Германии — ситуация временного торжества сил зла в масштабах государства

В главе «Пляска смерти» романист проводит параллель между событиями прошлого и настоящего. Само название этой главы тождественно заглавию книги И. Р. Бехера «Пляска смерти над Германией», что еще более усиливает впечатление актуальности изображаемых событий. Оба писателя используют здесь один и тот же образ «пляски смерти», символизирующий кровавое неистовство фашизма,

Б главе «Конец» Генрих IV из окна дворца смотрит на площадь, где убивают множество людей. Здесь он расстается с романтическими иллюзиями юности, с наивной доверчивостью и непосредственностью, учится осмотрительности, выдержке, умению аналитически мыслить. Наблюдения и соображения Генриха полны прямых ассоциаций с Германией эпохи фашизма: «Убийцы трудились с великим усердием, работали на совесть, с особым тщанием и обстоятельностью. Вон пес лижет рану своей заколотой кинжалом госпожи. Растроганный убийца невольно гладит его, прежде чем перейти к новой жертве. Ведь и у этих людей есть сердце. Они убивают не для себя, а для других, по чужому приказу, ради чьих-то целей, а потому их и не мучат угрызения совести. При всем их неистовстве очень похоже, что и неистовы они по приказу, они работают четко, на совесть... Как легко толкнуть их на дурное и гибельное. И будет гораздо труднее добиться от них чего-либо доброго. При соответствующих обстоятельствах и почтенные горожане, и простонародье — все ведут себя как последняя мразь. Эти люди не протестанты, не католики, не испанцы или французы. Это особая порода людей, им присуща угрюмая жажда насилия, дух тяжести, а быть неудержимыми они способны, только когда предаются жестокости или нечистым наслаждениям» [11, с. 401 — 402]. Этими словами писатель подчеркивает, что рядом с мотивом стихии злых сил идет другой, казалось бы, противоречащий первому, — мотив заранее организованной стихии. Главному герою ясно: злая стихия не возникает сама, ее провоцируют, организуют те, кому это нужно. Здесь прямая ассоциация прошлого с современностью выступает как форма осмысления философско-нравственной сущности истории и меры ответственности человека перед ней.

Лига — главный враг Генриха IV и Франции. Поднявшаяся на средства испанских Габсбургов, она намерена выдать Францию ее исконному противнику — Филиппу II. Ее возглавляют Гизы и их единомышленники — «коричневые рясы» (аналогия с нацистскими «коричневорубашечниками»). Гизы и «коричневые рясы» толкают страну назад, к средневековому варварству, подобно современным фашистам; «...в королевстве, действительно, происходило такое, словно опять на заре более светлых столетий, возвратилась во всех своих очертаниях чудовищность минувших времен: пляска смерти, чума, тысячелетнее царство — с белыми закатившимися глазами, ослепленными самовнушением» [И, с. 405]. Именно этим мрачным реакционным силам в дилогии противопоставлен Генрих IV и его единомышленники, отстаивающие новые принципы человечности и разума.

Б дилогии о Генрихе IV Г. Манн постоянно подчеркивает; «Кто думает, тот должен и действовать» [12, с. 604]. Он отмечает, что «несчастье может даровать неожиданные пути к познанию жизни, а из поражения может быть извлечена грядущая победа, что добро надо отстаивать не только словом, но и мечом. Опыт учит, что решать должен только разум, что жизнь имеет цену, лишь пока она разумна» [12, с. 290]. Писатель выделяет эти строки через прямую и внутреннюю речь Генриха Наваррского, суждения других героев-гуманистов, а также в моралите, которыми он завершает каждую часть первого и весь второй том дилогии.

Генрих в романах не столько реальный политический деятель с действительно присущими ему по историческим свидетельствам чертами, сколько образ, воплощающий маннов-скую концепцию человека, его идеал гуманиста-борца. Герой Г Манна возлагает на свои плечи непомерную для одного человека задачу: он берет на себя ответственность за судьбы истории и пытается повернуть ее в русло разума и гуманности. В произведениях остро ставится вопрос о взаимоотношениях личности и хода исторического развития.

Генрих IV во главе гугенотов сражается против приверженцев Лиги, за новую гуманистическую Францию, «за мир на веки вечные, за свободу наций, за счастье человечества, за разум» [12, с. 161] Дружба с философом Монтенем и поэтом Агриппой д’Обинье скрепляет его союз с гуманизмом. В изображении писателя главный герой выступает носителем идеалов разума, веротерпимости и человеколюбия.

Автор говорит, что вопросы религии меньше всего занимают Генриха, а своим истинным исповеданием тот считает гуманизм- «... иначе говоря, веру, что земное назначение человека — быть разумным и храбрым, свободным, имущим и счастливым. Кто следует своему долгу, тот одной веры со мной; я же держусь веры тех, кто храбр и кто добр» [11, с. 442]. Эти слова свидетельствуют о том, что гуманистическое credo писателя еще отличается абстрактностью и политической неопределенностью. Понятия «свобода», «счастье», «добро» выступают в дилогии как идеалистические, абстрактные категории, не связанные с конкретной исторической действительностью и социальной борьбой.

Романист показывает Генриха IV великим государственным деятелем. Эпоха поставила перед Генрихом Наваррским великую и сложную задачу объединить Францию, создать могучее, единое национальное государство, заложив основы материального благосостояния и культурного просвещения нации. Уже осуществив часть этих внутригосударственных задач, Генрих мечтает о создании союза свободных народов «в целях вечного мира». Это и есть его «Великий план», результат многолетней борьбы и труда, так и оставшийся неосуществленным. Этому «Великому плану» Г. Манн уделяет в дилогии значительное место. В годы, предшествовавшие созданию романов о Генрихе IV, писатель неоднократно высказывался за создание дружественного союза европейских наций. Эта идея нашла отражение в его публицистическом сборнике «Ненависть» (1933). Именно поэтому «Великий план» Генриха IV в его идеализированном виде так горячо занимает писателя в исторической дилогии, развивающей идеи ранней публицистики.

Автор показывает главного героя как в ореоле государственного величия, так и во всем обаянии его жизнерадостной, непосредственной натуры, жадно влекущейся к земной жизни и счастью. Искренность, простота и мудрость привлекают к нему любовь всего народа. «Государь! Вы наш король. Когда Вам будет грозить беда, позовите нас.!», — так говорят Генриху крестьяне, одобряя его мирную политику [12, с. 160].

Генрих IV, простой, добрый и мудрый «король бедняков», в значительной степени идеализирован автором. Исторический правитель Генрих IV, стяжавший себе известность политикой компромиссов, был далеко не тем бескорыстным и искренним другом народа, каким он выступает в дилогии Г. Манна. Создавая его образ, писатель преследовал определенную тенденцию: воинствующий гуманист, борец за мир и справедливость, завоевавший любовь народа, Генрих IV и его гуманистическое окружение в романах противостоит современным фашистам, лихорадочно готовящихся к новой мировой войне. Генрих IV в произведениях Г, Манна — не столько исторический образ, сколько воплощение мечты автора о народном вожде — мудром руководителе и друге.

В изображении романиста главный герой, наделенный силой, постоянно зовет к борьбе и победе. По мнению автора, энергия, непримиримость Генриха Наваррского, его оптимистическая вера в свое счастье, свою победу должны были укреплять силы антифашизма, вдохновлять демократические круги на борьбу с гитлеризмом. Однако, на наш взгляд, слабой стороной дилогии было то, что автор в поисках положительного героя-борца обратился к далекому прошлому, пройдя мимо примеров самоотверженной борьбы современных героев с национал-социализмом.

Еще одним недостатком исторических романов является то, что Генрих IV в изображении Г Манна настолько колоссальная фигура, что на долю другим героям остается очень мало самостоятельного действия. Все значение и величие дела воссоединения Франции для писателя в произведениях сосредоточено только в одном Генрихе IV. «...Вместе с ним тотчас погибло бы и дело», — убежденно говорит автор, такой постановкой вопроса явно преувеличивая роль личности в истории и не- ; дооценивая роль народных масс в историческом процессе [11, с. 126]

Г. Манн утверждает, что «народ вполне проникает в существо вещей — одинаково, когда участаует в зверствах и всеобщем дурмане и когда созерцает величие и добро» [12, с. 591 (курсив мой — С. К.) Здесь заключена глубокая ошибочность представления писателя о роли народа в истории: народ, в изображении Г. Манна, страшен в своей буйной, стихийно-разрушительной активности (Варфо- !.

ломеевская ночь); в «Великом плане» Генриха IV народные массы выполняют лишь пассивную роль наблюдателей и комментаторов событий. В романах изображены ремесленники, крестьяне и т. д., но автор отводит им чисто служебную роль: поступки и многочисленные высказывания этих людей служат лишь тому, чтобы еще полнее и ярче оттенить личность короля-гуманиста. Народ играет в дилогии роль фона, на котором развертывается блистательная деятельность Генриха IV.

Нарушение историзма в произведениях проявляется и в слишком прямолинейной трактовке писателем борющихся социальных сил в религиозных войнах XVI в. Гугеноты в первом романе очень часто отождествляются Г. Манном с демократической частью французского общества того времени (это «воинство бедных», «воинство преследуемых за правду»), и автор не скрывает своих симпатий к ним, в то время как слово «католик» нередко равнозначно «реакционеру», врагу гуманизма и прогресса. На самом деле это было далеко не так: религиозная борьба во Франции XVI в. носила гораздо более сложный характер в силу сложной переплетенности участвовавших в ней социальных сил.

Стремясь предельно актуализировать исторические события, Г. Манн устанавливает прямую связь и зависимость между прошлым и настоящим. Глубокой верой автора в силу и жизненность принципов гуманизма продиктованы слова Генриха Наваррского: «Да, нам придет конец. Но след нашего сознания перейдет в другие умы, потом еще в другие. Спустя столетия явится порода людей, которая будет думать и действовать как мы. Мы не умрем со своим веком» [12, с. 466]. Обращаясь к прошлому, Г. Манн призывает к борьбе с новым варварством —- фашизмом: «Взгляните, в каком состоянии находится королевство: страна в запустении; она становится трясиною лжи и крови, и никакое истинное, здоровое поколение не смогло бы вырасти на такой почве, если бы мы, гуманисты, не сидели в седле и не дрались. Это всегда будет нашей заботой. Положитесь на нас, мы не оставим седла и не устанем драться!» (12, с. 481]. Эти слова звучат как клятва писателя в верности и преданности в борьбе с нацизмом.

С точки зрения Г. Манна, национал-социализм — это прежде всего варварство, поднявшееся против разума и цивилизации. В своей дилогии о Генрихе IV, обращаясь к далекому прошлому, писатель обличил фашизм во всех его проявлениях, изобразил эволюцию общественного сознания, обретение народом исторического опыта в ходе борьбы с нацистской реакцией, убедительно показал взаимозависимость между ходом истории и логикой социального поведения людей.