Общественные настроения и перспективы советской власти на Дальнем Востоке РСФСР в 1923-1925 гг

Тихоокеанский государственный университет, Хабаровск, Россия, ,

,

В современной истории России происходят схожие с ними процессы укрепления российской власти в новых регионах. Поэтому изучение и обобщение исторического опыта укрепления советской власти на территории Дальнего Востока РСФСР в 1923–1925 гг. является актуальной научной задачей.

Целью данной работы, исходя из актуальности темы, является изучение и анализ основных направлений деятельности Дальневосточного революционного комитета по восстановлению и упрочению советской власти на всей территории Дальнего Востока РСФСР в период 1923–1925 гг.

Краткий обзор историографии проблемы позволяет сделать следующие выводы. В советский период дальневосточные исследователи обращали своё внимание как на сам процесс укрепления советской власти, так и на создание условий для подобной работы (Романов, 1972). В это время наиболее широко освещались проблемы деятельности местных партийных организаций по восстановлению и укреплению Советов всех уровней. Как правило, это были обобщающие труды по истории краевых и областных организаций КПСС1.

В постсоветский период историки дальневосточного региона стали обращать внимание на те эпизоды региональной истории, которые не рассматривались в первом периоде. Это и деятельность военной контрразведки, и роспуск Уссурийского казачьего войска, и региональные особенности реформы правоохранительной системы, и демократическая ситуация в годы упрочения советской власти (Балковая, 1997; Савченко, 2002; Ткачёва, 2000; Худяков, Козлов, 1997).

В ноябре 1922 г. Народное собрание Дальнего Востока объявило о роспуске Дальневосточной республики (ДВР), установлении советской власти на всём русском Дальнем Востоке и передаче всей власти вновь созданному Дальневосточному революционному комитету (ДРК)2. Дальневосточный революционный комитет стал органом чрезвычайного управления вплоть до выборов демократических органов – Советов. Он был призван осуществлять руководство местными, также чрезвычайными, органами власти: сельскими, волостными, уездными и губернскими революционными комитетами.

Прежние правительства на Дальнем Востоке (от республиканцев до монархистов) в силу своей политической слабости и психологии временщиков, могли лишь более-менее закрепляться в городах и посёлках Транссибирской железной дороги. Простирать своё влияние вглубь территории они не могли. Неполнота власти над всей территорией сильно сужала их влияние на местное население. Эти правительства держались за счёт военной силы белогвардейцев, семёнов-цев или японцев. Отсюда и вся шаткость их политического положения.

Большевики сразу приступили к формированию прочной базы своего будущего руководства на Дальнем Востоке. По итогам решения Народного собрания Дальнего Востока была создана властная вертикаль, охватившая всю территорию региона и на всех уровнях административно-территориального управления. Советская власть пошла вглубь Дальнего Востока, до самых отдалённых его уголков.

Система политической власти, представленная революционными комитетами всех уровней, особенно эффективно проявила себя в условиях перехода от ДВР к полноправным органам советской власти. Эффективность эта определялась тем, что советская власть, в конечном итоге, укрепилась на всей дальневосточной территории, несмотря на неблагоприятную общественную обстановку. Во-первых, социальный состав сельского населения определялся главенством зажиточных крестьян и казаков (Потоцкая, 2001: 17). Во-вторых, крестьяне и другие социальные слои дальневосточного населения отвыкли за годы ДВР от подчинения любой власти, уплаты каких бы то ни было налогов и других ограничений, связанных с исполнением распоряжений властных структур. В-третьих, на территории российского Дальнего Востока не проводилась политика «военного коммунизма». Поэтому продналог, который в европейской части страны стал облегчением для сельских производителей, на Дальнем Востоке был обузой.

Далее следует отметить ещё более специфические причины, влиявшие на политические настроения местного населения. С 1922 по 1925 г. здесь продолжались события Гражданской войны и интервенции. В декабре 1922 г. на территории Камчатской губернии было объявлено «военное положение со всеми вытекающими из него последствиями»3. Дальневосточному революционному комитету пришлось организовать разгром остатков белогвардейских войск в Охотско-Камчатском крае. Они были представлены там отрядом полковника Бочкарёва численностью более 150 человек и рядом других отдельных формирований. Такое количество белогвардейцев, на первый взгляд, не представляло большой опасности. Однако в удалённом северном крае с малочисленным населением они легко дезорганизовывали деятельность местных органов власти, а, следовательно, представляли для неё опасность.

Помощь Камчатскому губернскому комитету в борьбе с белогвардейцами оказали местные предприниматели. Это стало возможным, благодаря совпадению интересов советской власти и купцов Камчатки и Чукотки. Во-первых, белогвардейцы терроризировали население, грабили фактории и мешали предпринимательству. Во-вторых, советская власть означала порядок и спокойствие. В-третьих, советская власть проводила тогда «новую экономическую политику», способствующую развитию бизнеса. Характерным примером такого сотрудничества служит телеграмма Камчатского губернского комитета в Анадырь купцу Ф.И. Караеву: «Вы назначены уполномоченным по Анадырьскому уезду и Чукотскому полуострову. Впредь до прибытия в Анадырь назначенного уездного ревкома с военной силой и вступления его в управление уездом Вам вменяется в обязанность под страхом смертной казни безотлагательно приступить к организации в Анадырьском уезде и Чукотском полуострове надёжной охраны из местного населения, принять решительные меры к охране ценностей и задержанию белобандитов, бежавших с награбленной пушниной из Колымского края, которые намереваются перебраться через Берингов пролив в Америку» (История Дальнего Востока России…, 2003).

Надо отметить своеобразие и неповторимость дальневосточной истории того героического периода. Ф.И. Караев с готовностью откликнулся на приказ Губернского комитета и организовал оборону вверенных ему территорий от белогвардейцев. Для этого ему пришлось разыскать в уезде несколько коммунистов, те по его инициативе создали местную партийную организацию, секретарь которой был утверждён Губернским революционным комитетом заместителем И.Ф. Караева (История Дальнего Востока России…, 2003).

В апреле 1923 г. были разбиты белогвардейские части на Камчатке. В июне 1923 г. в районе Охотска и Аяна были добиты остатки отрядов А.Н. Пепеляева. В августе 1924 г. был освобождён о. Врангеля, на который претендовали несколько стран, в том числе и США (Беликова и др., 1982: 189). В январе 1924 г. «Амурская военная организация» подняла мятеж в Благовещенском уезде Амурской губернии. Ущерб от мятежа составил не менее 2 млн руб. золотом1. Кроме того, до мая 1925 г. российская – северная часть о. Сахалин была оккупирована японскими войсками.

Понятно, что все вышеперечисленные факторы не способствовали благоприятной работе по установлению советской власти на всей территории региона.

Социально-политическая обстановка в регионе обусловливалась следующими факторами. Первый – это распространение бандитизма. Его базой были пункты дислокации за границей. Особенно это осложняло политическую обстановку в приграничных районах вдоль рек Амур и Уссури. Бандиты собирались небольшими группами и терроризировали местное население. Чаще всего они грабили прииски по добыче золота, угоняли продуктивный и рабочий скот. Зачастую эти набеги сопровождались убийствами местных жителей и рабочих приисков2.

Было немало случаев, когда бандиты использовали и методы политического террора. Тогда их жертвами становились коммунисты, комсомольцы, председатели сельских советов, учителя.

Отдельной, специфической формой бандитизма в то время считались отряды хунхузов. Чаще всего они совершали преступления против корейского и китайского населения. При этом благодатной базой для них были те его представители, которые занимались выращиванием опийного мака в Приморье. Помимо этого, хунхузы облагали данью жителей приграничных деревень3.

Природные богатства Дальнего Востока в виде золота, пантов оленя, пушнины, корня женьшеня, производства опиума привлекали бандитов со всей территории региона и прилегающих стран. Граница Дальневосточной области в это время была практически прозрачной. На китайской стороне цены на перечисленные выше природные богатства были очень высокими. Между СССР и Китаем не была подписана конвенция об обмене уголовными преступниками. Всё это создавало благоприятные условия для существования бандитизма. Хунхузы и российские преступники скрывались в Китае почти легально и чувствовали себя свободно. На русскую сторону они переходили для грабежей и незаконной добычи природных богатств.

Местное население, страдавшее от бандитизма, выражало своё недовольство советской властью, которая не могла их защитить от произвола бандитов.

В целом, на общественно-политические настроения местного населения влияла и общая преступность. К моменту восстановления советской власти на Дальнем Востоке она выросла, по сравнению с дореволюционным периодом, в 400 раз. В сводном отчёте о деятельности губерн- ских прокуратур Дальневосточной области (ДВО) за 1924 г. отмечалось: «Кражи, убийства, разбой, насилие всегда были характерны для населения Дальнего Востока, где казачество, золотоискатели, звероловы и контрабандисты живут по Амуру и в тайге Приморья и Забайкалья, и где за последние годы различные авантюры белогвардейцев сильно разложили население» (Худяков, Козлов, 1997: 216). Здесь следует отметить ещё одно отрицательное влияние Гражданской войны на общественное сознание дальневосточников. Помимо материального, она нанесла и существенный моральный урон. В военные годы процветали массовые убийства без суда и следствия, безвозмездное присвоение собственности посредством реквизиций, конфискаций и других форм грабежей, оправдываемых войной. Разрушив систему моральных запретов, война освободила человека от ответственности за свои преступные действия.

В целях защиты населения от преступников всех типов и укрепления своего влияния в регионе ДРК приступил к формированию правоохранительной системы региона. Этот процесс протекал в сложных условиях, определявшихся протяжённой границей; близостью Китая, Кореи и Японии; критической зависимостью Дальневосточной области от китайского рынка, слабостью промышленности и малочисленностью пролетариата, наличием вблизи границы эмигрантских организаций.

В соответствии с административно-территориальным делением региона были образованы соответствующие структуры милиции, прокуратуры и судов. Их формирование порой было сопряжено с рядом труднопреодолимых сложностей. Прежде всего, сказалась проблема кадров. Людей с юридическим и соответствующим профессиональным образованием практически не осталось. Большинство правоохранителей дореволюционного типа ушли за рубеж. Представители юридических профессий также покинули страну и убыли в эмиграцию. Поэтому новой власти приходилось опираться на опыт создания правоохранительных органов центральных регионов страны. Личный состав дальневосточной милиции формировался за счёт добровольцев, преданных советской власти, но плохо подготовленных профессионально. Однако усилия дальневосточных органов советской власти постепенно начали давать свои положительные результаты.

Общественные настроения дальневосточных рабочих обусловливались своими факторами. С 1922 г. на них оказывали сильное влияние небольшевистские партии – эсеры и меньшевики. Это объяснялось относительно высокой плотностью их представителей на российском Дальнем Востоке. Постепенно их количество стало уменьшаться и вследствие эмиграции, и под воздействием советских органов власти. Если рабочие и выражали протестные настроения, то связаны они были не с политическими, а экономическими событиями. В большинстве случаев причинами недовольства рабочих являлись безработица и бедственное материальное положение.

Чаще всего протесты были распространены среди сезонных рабочих, вчерашних крестьян. Они работали, в основном, на лесозаготовках и в золотодобывающей промышленности. На этих предприятиях периодически задерживали выплату зарплаты1. В 1925 г. наиболее острые проявления недовольства наблюдались среди безработных Николаевска-на-Амуре и рабочих Сучан-ских копей. Последние были недовольны снижением заработной платы на фоне увеличения нормы выработки2.

Самыми сложными для перспектив советской власти были общественные настроения дальневосточного крестьянства. Данная проблема определялась преобладанием в его среде зажиточных крестьян и казаков. Наряду с этим структуру дальневосточного крестьянства усложняли представители китайского и корейского сельского населения со своими специфическими видами сельскохозяйственного производства: выращиванием риса, опийного мака, чумизы и овощей.

Как уже выше отмечалось, на Дальнем Востоке не проводилась политика «военного коммунизма». Поэтому дальневосточные крестьяне повсеместно выражали открытое недовольство сельскохозяйственным налогом. Чем зажиточнее были крестьяне и казаки, тем больше надо было отдавать продукции в налог. А таких было большинство, отсюда и опасность их возмущения для советской власти, т. к. оно было сильнее, чем в остальных регионах страны. При этом после заявлений представителей власти о последовательном снижении такого вида обложений богатые крестьяне объявляли их провокацией коммунистов и призывали не верить указанным обещаниям. Недоверие крестьян к советской власти приводило к утаиванию ими налогооблагаемого имущества. В качестве исключения следует отметить недовольство сельхозналогом даже крестьян-бедняков и середняков Амурской губернии, которые считали его непосильным. Они заявляли, что «советская власть не входит в положение крестьян, … делает ставку на кулаков»3.

Одной из причин возмущения крестьян была слабая обеспеченность деревни товарами и высокие цены на промышленную продукцию. Вследствие оторванности региона от центра не хватало, прежде всего, товаров первой необходимости. Прежняя система торговли была нарушена Гражданской войной и интервенцией. В годы ДВР сложилась своя, местная система. Как правило, она была представлена частной торговлей с привлечением товарной массы из Китая и Японии. На Северном Сахалине торговая деятельность полностью находилась в руках японских предпринимателей. С утверждением советской власти подобные виды торговли исчезли, а равноценной замены им не было. Это и вызвало товарный голод, который влиял на политические настроения крестьян.

В соответствии с импортным планом Дальневосточной области 1924–1925 гг. наиболее востребованные виды товаров – аптекарские, химические продукты, сельскохозяйственные орудия, оборудование для переработки продукции животноводства и полеводства, разные машины, приборы и так далее – не поступили в полном объёме. Как правило, их физическая величина была ниже требуемой, в среднем, в три раза1.

В то же время преобладание зажиточного крестьянства сказалось на выборах в сельские советы в 1923–1924 гг. Кулаки и зажиточное казачество стали проявлять заметную политическую активность. Они стремились захватить влияние в Советах и сельских кооперативах. Имеющееся в их руках экономическое господство в деревне должно было дополниться и политической властью – через большинство в сельских советах. Зажиточные слои дальневосточной деревни заранее стали объединяться для проведения своих представителей в сельсоветы. На своих сходах они выражали мнение, что «в состав новых сельскохозяйственных советов надо выбирать наиболее хозяйственных и работоспособных людей»2.

Перед выборами, по решению Дальневосточного бюро ЦК РКП (б) и Дальневосточного революционного комитета, использовалось расширительное толкование ст. 65 Конституции РСФСР3. Она предусматривала активное лишение избирательных прав по классовому признаку. Предполагалось, что кулаки не смогут участвовать в выборах и их прослойка в сельских советах будет незначительной. Однако этого не произошло. Данное решение продемонстрировало общий недостаток системы управления того времени. Мало было просто принять решение о недопуске кулаков к выборам. Требовалась кропотливая работа по их выявлению и исключению из списков голосующих. В свою очередь, надо было определить, с какого уровня зажиточности считать крестьянина кулаком. Без проведения всех этих действий решение партийных и советских органов власти Дальнего Востока не могло повлиять на итоги выборов.

В итоге кулаки и зажиточные крестьяне, по сути, захватили власть в деревне через законную демократическую процедуру выборов. В результате чего в сельские и волостные советы 1923–1924 гг. зажиточные крестьяне получили 69,6 % состава сельских и более 40,0 % состава волостных советов4. Преобладание в сельских советах богатых крестьян не сделало их опорой советской власти в деревне. Это стало довольно существенной проблемой для новой власти на востоке страны. Пока областные и губернские органы власти возглавлялись коммунистами, с засильем кулаков в сельсоветах ещё как-то можно было справляться. В то же время выборная кампания в Советы всех уровней должна была закончиться областным съездом Советов и упразднением чрезвычайных органов – революционных комитетов. В этом случае проблема кулацких советов на селе могла крайним образом ухудшить влияние коммунистической партии на значительной территории Дальнего Востока. Очевидно, что в дальнейшем жизненно важной политикой правящей партии на селе должно было стать лишение зажиточного крестьянства экономического господства. Это и послужит в дальнейшем одной из важных причин проведения повсеместной коллективизации сельского хозяйства.

Кроме того, негативный опыт ограничения участия кулаков в политической жизни страны, накопленный как на Дальнем Востоке, так и в других регионах, станет руководством к действию в будущем, при проведении массового раскулачивания в СССР.

Для укрепления советской власти на Дальнем Востоке наибольшую проблему представляли общественные настроения на северной, советской части о. Сахалин. Политика японского оккупационного командования была рассчитана на последовательное внедрение повсеместного влияния в экономику данного региона. За время оккупации японцы в больших количествах вывозили лес. Они эксплуатировали 23 рыбалки в наших водах острова, не допуская туда местное население. В течение 1921–1925 гг. японские промышленники добыли и вывезли 306 117 тонн угля, активно эксплуатировали 31 нефтяную скважину5.

После окончания японской оккупации экономическая жизнь Сахалинской области находилась в крайнем застое. Закрылись рудники и рыбалки, стояли лесопильные и кирпичные заводы, отсутствовала торговля. Появилось значительное число безработных. Всё это сильнейшим образом влияло на общественные настроения. Чтобы заручиться поддержкой местного населения, советская власть должна была оживить экономику и обеспечить снабжение местных жителей жизненно необходимыми товарами. Естественно, что сделать всё это можно было в течение не одного года. Поэтому переход к выборным органам советской власти на острове задержался, по сравнению с другими территориями Дальнего Востока. На Северном Сахалине и после 1926 г. продолжал действовать Окружной революционный комитет.

Анализ общественных настроений дальневосточников и их влияния на выборы 1923– 1924 гг. показывает, что политическая обстановка в регионе была крайне непростой. Дальнему Востоку РСФСР достались все негативные последствия Гражданской войны и интервенции, которые влияли на умонастроения местных жителей. В то же время активная и эффективная деятельность государственных органов по укреплению советской власти дала свой положительный эффект. Повсюду на местах были сформированы местные органы советской власти, чего не удавалось сделать всем предшествовавшим правительствам.