Окказиональная символизация внутренней формы лексических единиц в тексте (часть 2)

Интенсивный научно-этимологический вариант . Апелляция к смыслу внутренней формы характерна и для научного дискурса.

В философских текстах в этом отношении весьма оригинален Г. Гачев, регулярно и разнообразно активизирующий формальный план слова в широком диапазоне от простых ассоциаций (типа химия – химера , ячейка – я , лучи – отлучить , канат – Кант ) до научных этимологий с привлечений данных других языков. Примеры его «формописи»: « Кант отсекает эти врожденные наши связи с истиной бытия , обрубает эти канаты ( Кант на канат ! )»; « раз-личие : рас-такой , раз-яренный , лик , лицо )»; « Недаром познать и истину , и женщину , а по ( ня ) ть – = поять в жены »; « е ( с ) ть – метафизический глагол бытия и зачатия , а мат ( мать – матерь – материя ) – Логос матери »; « Русское сознание видит... страну , « родимую сторонку », ширь – даль – плоскостной образ... А русское « время » – от « веремя », « вретено »,

« вертеть » – циклический образ , колесо истории. А германское Zeit – от ziehen « тянуть »» (примеры из: [Гачев, 1991]). Сам Г. Гачев так видит значимость своего отношения к внутренней форме слова: «То же слово, да не так бы молвил – давно уже слышу сей упрек-совет. Но в том-то и дело, что совсем не “то же” это стало бы слово, мысль, коли его “не так” молвить-по-мыслить. Форма содержательна, “как” – прародительница для “что”, ибо стиль (жанр) мышления (т. е. “как”), первичнее добываемых им частных мыслей (всяких “что” и “то”, и “это”)» [1991. С. 34–35].

Более ранние обращения к внутренней форме слов как способу философской рефлексии практиковал М. Хайдеггер. Ср., например, суждение о стиле этого философа исследователей его творчества: «...Особое значение он придает дефису в середине слова. Для Хайдеггера – это средство расчленения слова с целью обнаружения этимологических связей... Existenz , Ek-sistenz ; Bewegung , Be-wegung ; Dasein Da-sein »;

* Работа выполнена при финансовой поддержке Минобрнауки (проект № 16.740.11.0422 «Обыденная семантика лексики русского языка: теоретическое и лексикографическое исследование»).

Первая часть данной статьи опубликована в предыдущем выпуске журнала, см.: Вестник Новосиб. гос. ун-та. Серия: История, филология. 2012. Т. 11, вып. 9: Филология. С. 66–71.

ISSN 1818-7919. Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2013. Том 12, выпуск 2: Филология

«В философском языке Хайдеггера такая конструкция (тавтология. – Н. Г. ) несет на себе очень большую нагрузку... die Welt weltet (мир мирует), die Sprache spricht (язык говорит), di e Dingen dingen (вещи действуют, как вещи)» [Зайцева, 1991. С. 166]. Для немецкого философа такие приемы не внешние, в них находит прямой выход его философия языка, ср.: «Мыслящий должен принадлежать языку, если он желает пробиться к внутреннему строению самой вещи как совокупности ее составляющих архаических произнесений: вещь... должна как бы “шевелиться”, впервые выговаривать себя, “высловлять” в своем звучащем облике» [Подорога, 1991]. По Хайдеггеру, «язык впервые дает имя сущему, и благодаря такому именованию сущее впервые обретает слово и явление; такое именование, о-значая сущее, впервые на-значает его к его бытию» [Там же]. Совсем другим образом (не углублением в архаику слова, а вслушиванием в его сегодняшнюю ауру) связывается сущность именуемого (человека) и имени у П. Флоренского: «Имя – тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность» [1990. С. 362].

Интенсивный лексико-ассоциативный вариант актуализации внутренней формы. В символических целях в текстах разных типов активно эксплуатируются обыденные формально-семантические ассоциации, осознано встраиваемые в содержательную структуру текста в форме метаязыковых вставок для усиления его экспрессии: «Баба Маня подарила мне такой заговор: “Рак-сатана, отшипись от меня”. Вместо безличного отцепись – отшипись, где слышится и клешня с шипами, и слово щипать» (Родина); «Дядя Гриша – земля ему пухом... Ямщик лихой, бывало, у него во хмылу сидит. Тут и хмель, и пьяная ухмылка» (Родина); «В первой азбуке, сотворенной Константином, мне чудится что-то весеннее – первые сочные голоса. Гласы. Ее назвали глаголицей» (Наш современник); «Монька любила волнующий привкус слова “марьяжный”, похожего на “грильяж”, “макияж”, а еще на слова “охмурять”, “Иван-да-Марья”» (М. Палей). Пример более активного использования метаязыкового сознания для семантизации формальноассоциативных связей слов на собственноморфемном уровне: «Что же произошло за сорок с лишним лет... когда двор перестал быть главным местом обитания, когда слово двор, дворовые кумушки, дворовая девчонка, дворник вообще ушли из нашего обихода» (Лит. газета). Совсем другую символику этот ряд рождает в знаменитом стихотворении-песне Б. Окуджавы «Я дворянин Арбатского двора». «И у него сияюще синий цвет, цвет неба, под которым зреют колосистые поля ржи (в этом слове тоже корень, связанный с ростом. Урожаем, рождением; рожь – это то, что рожает земля» (Д. Лихачев). Русский, белорусский – два славных языка, братских двух народов – единая душа. В созвучье слов прекрасных – славянская краса, как летним утром ранним прозрачная роса 1. Мы забываем, повзрослев едва, Что общим корнем связаны слова: народ, и благородство, и природа (И. Киселев).

Интенсивный фоносимволический вариант. Фоновое суггестивное содержание достигается сближением слов с одинаковой фонетической структурой. «Время смежает веки. И по Отчизне “стррах” раздается, “пррах” раздается, “кррах”» (Д. Быков.); в примере созвучие актуализирует в словах негативную сему, усиливаемую акцентуацией «грозного» звука р. Эта же звуковая ассоциация используется в песне Романа Ма-тюшева «Крах»; ср. также обыгрывание такого рода звучания, но уже несколько иным способом у В. Высоцкого: «Названье КРОХЕЯ – от слова “КРОШИ”, от слова “КРЯХТИ” и “КРУТИ”, и “КРУШИ”. Девиз в этих матчах – “КРУШИ, не жалей!”. Даешь королевский КРОХЕЙ!»; И еще пример со звуком р : «Нашу экономическую реформу, по-моему, рановато называть “р-ра-дикальной”, “кар-рдинальной” и прочими рычащими эпитетами» (Лит. газета); «А потом – темный ужас: все летит в тартарары... Татары 2. Иго… Иго-го-го-го... Конское издевательское ржание несется над беззащитной Русью» (А. Мелихов). Статья о книге В. Даля «Пословицы русского народа» завершается репликой «За Далем даль», имеющей богатую формально-ассоциативную структуру, порожденную корнем слов. В современном рекламном дискурсе ассоциации такого рода выходят из круга эстетико-игровых, проницательные заказчики товарного имени по праву видят в них серьезный прагматический (суггестивный) смысл, ср.: Название «Тролль» появилось у нашей компании давно, теперь можно сказать, что так сложилось исторически). Название, безусловно, не подходит для большой компании, работающей с серьезными заказчиками, но при этом оно широко известно, у нас множество постоянных клиентов и репутация надежного партнера. В качестве одного из направлений предлагаем вам поработать с этим словом, мы готовы рассматривать слова, созвучные нашему нынешнему названию, визуально похожие 3.

Экстенсивный фоносимволический вариант . Этот способ актуализации внутренней формы слова и текста (текста – в большей мере) хорошо известен по аллитерации и парономазии. Вечер. Взморье. Вздохи ветра. Величавый возглас волн (К. Бальмонт); Где , он , бронзы звон или гранита грань ; Лет до ста расти нам без старости. Год от года расти нашей бодрости. Славьте , молот и стих , землю молодости (В. Маяковский); Трое суток было слышно , как в дороге скучной , долгой , перестукивали стыки : на восток , восток , восток... (П. Антокольский).

Возможности ономатопейи и аллитерации в поэтическом тексте хорошо известны. Меньше замечаются они в текстах прозаических, хотя их роль здесь также достаточно явственна. Более того, общая суггестивная направленность и соответствующая им структурная организация, по сути, во всех типах текстов одинакова. Ср., например, принципы создания суггестии в отрывках из художественного, поэтического и психотерапевтического текстов, в которых фонетическая аллитерация встроена в систему лексических, морфологических и синтаксических повторов, что делает данные тексты и структурно, и функционально гомогенными: «Этот йодистый, зовущий и вечно зовущий запах моря; этот зовущий, вечно зовущий шум набегающих и убегающих волн, сливающийся из бесконечного множества отдельных сухих шумов и отдельных шипящих звуков, шелестов, всплесков, сухих же ударов, бесконечно содержательный в своем монотонном однообразии, всегда новый и всегда значительный, зовущий и разрешающий свой зов, чтобы звать еще и еще...» [Флоренский, 1990. С. 49]; «Бурнобурно развивающаяся новорожденная жизнь вливается в мои глаза. Новорожденная жизнь рождает яркие-яркие, сияющие-сияющие, новорожденно-юные прекрасные глаза. Новорожденная жизнь рождает новорожденно-юные, новорожденно-юные прекрасные глаза. Волевые умные глаза. Лу-чистые-лучистые блестящие глаза, лучистые блестящие глаза. Новорожденная жизнь рождает сильные-сильные неутомимо сильные глаза» [Сытин, 1991. С. 114]. Так же устроен и поэтический текст подобного типа: «Зелень бамбука пронзает кожу, Зелень бамбука пронзает кости. О этот острый зеленый бамбук! В чаще бамбука в дымке зеленой Дрогнула зелень: взлетает голубь, Голубь взлетает в зеленой дымке...» [Из современной японской поэзии, 1981. С. 66]. Разумеется, приведенные примеры иллюстрируют высокую степень актуализи-рованности материальной формы очерченного типа, но в той или иной мере она представлена во многих суггестивных текстах.

Экстенсивный синтагматический вариант. Созвучные слова встраиваются в синтагматику текста, чем непроизвольно актуализируется их формальная, а вслед за ней и смысловая близость. Несколько примеров. Сколково, - это лишь слово, похожее на осколок разбитого зеркала. И никто на этом свете ещё не почувствовал это слово как родное, даже президент Медведев избегает произносить его 4. «Как встретить Бога лицом к лицу, если лица нет, если вместо него – личина» (С. Аверинцев); «Коллектив – это плечо к плечу. Рука об руку, локоть к локтю... Личность – это прежде всего лицо, где взгляд и свет» (заголовок статьи «Светлая личность») (Лит. газета); В некоторых примерах из предыдущего абзаца отчетливо видно стремление их авторов к включению формально-семантических слов-ассоциатов не только в прагматический и семантический планы контекста, но и в план его синтагматики, ср.: «С этими словами Лобова кончилось гнусное лобов- ское, лобное дело» (Н. Помяловский). Нужно заметить, что мотивационные отношения всегда обладают определенным синтагматическим потенциалом, укрепляющим его системные позиции в языке (через системные отношения в тексте). Ср.: «Лексические единицы одного звуко-ассоциативного ряда имеют тенденцию группироваться в пределах обозримого сегмента поэтического текста; вообще складывается впечатление, словно одно слово властно притягивает к себе другие члены звуко-ассоциативного ряда...» [Гончаренко, 1995. С. 162].

Это обстоятельство находит отражение в обыденном языковом сознании, например, в «Слове о погибели Русской земли»: « О светло-светлая и красно украшенная , земля Русская! ». Этот прием экстенсивной мотивации - нанизывание однокорневых слов, эпидигматическое насыщение текста -было весьма продуктивно в фольклоре и некоторых жанрах древнерусской литературы. «Экстенсификация» плана выражения позволяет акцентировать внимание на нем, тем самым преодолеть автоматизм восприятия и реализовать эстетическую функцию слова. Ср.: Полно зимушке зимою зимовать , время летушку-то с весной наступать ; Ой иди-нейди , моя матушка за мною ; Да ты сестра моя ; сестриченька ; Да он хвалил , все нахваливал ; В поле ; черная черемушка чернеешь или нет? ; Ветер дует , ветер дует , ветерочка не унять . Из «Слова о полку Игореве»: Жены русские восплака-лисъ , приговаривая : « Уже нам своих милых лад ни мыслию не смыслить , ни думою не сдумать »; А самих опутали в путы железные ; трубы трубят городенские ; Из Киева дорыскивал до петухов Тмутороканя , великому Хорсту путь переискивал ; кукушкою безвестной рано кукует ; О ветер , ветрило !

В следующих примерах синтагматизиро-ванных формально-семантических ассоциаций в детском языковом сознании («родственном» фольклорному 5, поэтическому) хорошо иллюстрируются системообразующие свойства мотивационных отношений данного типа. В повести А. Мелихова «Изгнание из Эдема», построенной в виде воспоминания автора о своем детстве, хорошо показано своеобразное мифологически-до-верчивое языковое сознание ребенка, побуждающее его прибегать к соответствующим речепорождающим формулам: «У чужаков сами имена были какие-то потешные: Печеные печенеги, сбрендившие Берендеи, куда-то вторкнутые торки, оттесненная нами начудившая чудь, - а у современных врагов так и кличек таких отвратительных не выдумаешь. Гитлер! Черчилль!»; «Игорь, дважды грабивший каких-то уже тогда древних древлян, был наш»; несколько иные варианты актуализации внутренней формы слов представлены в следующих примерах из той же повести: «Что ж, отчего бы и там не найтись еще одно сахарной Сахаре, раз она есть в фыркающей Африке, чей изглоданный череп я подолгу разглядывал на папиной настенной карте».

Экстенсивный деривационный вариант. Мотивационные ассоциации обладают сильным лексико-деривационным потенциалом. Прекрасную иллюстрацию этому находим у В. Набокова в его эссе, посвященном Н. В. Гоголю: «Обратите внимание на ласковые прозвища, которые чиновники города дают игральным картам: черви -это “ сердца ”, но звучат как червяки6 и при лингвистической склонности русских вытягивать слово до предела (! - Н. Г.) ради эмоционального эффекта, становится “червоточиной”, пики превращаются в пикенцию, обретая игривое окончание из кухонно латыни , или же в псевдогреческое пикендрасы, пичуры (с легким орнитологическим акцентом), а иногда перерастают в пищурущуха, где птица превращается уже в допотопного ящера, опрокидывая эволюцию видов». Деривационный потенциал слова достаточно часто в эстетических целях непосредственно реализуется в словообразовательных моделях, представляемых, как правило, аффиксами: «Доминанта - реальный стержень (сдержень) процесса, грозящего обернуться хаосом» (Родина); «Эту великую книгу впору назвать не книгой, а книгиней, ибо нерукотворно созданная, она сама теперь стала хранительницей своей Родины» (В. Волков).

OCCASIONAL SYMBOLIZATION OF THE LEXICAL UNITS INNER FORM IN THE TEXT