Особенности процесса христианизации Древней Руси: философско-религиоведческий анализ

Можно выделить несколько подходов при рассмотрении идейного значения принятия христианства. Традиционным и плодотворным в науке является, во-первых, стремление охарактеризовать церковное значение крещения Руси (митрополит Макарий (Булгаков), А.В. Карташев, А. Мень), во-вторых, идейно-политическое значение. Здесь можно выделить труды Б. Грекова, С. Бахрушина, И. Будовница, А. Кузьмина. Но мы попытаемся сделать шаг в ином направлении, рассмотрим философские идеи и представления о государстве, народе, обществе, которые были принесены на Русь христианством, а также сформировались у древнерусских авторов благодаря принятию христианства, и определить отличие этих воззрений от языческих, выделим особенности христианизации Руси.

Представления на тему “Бог и Русь” появляются в летописном своде на рубеже XI-XII вв. в “Повести временных лет” [1]. Необходимо обратить внимание на “Речь философа” (986 г.). Она заимствована из староболгарской литературы, но преобразована в составе древнерусской летописи и даёт картину хода мировой истории, о наступившем, после долгой подготовки, включении Руси в ветхозаветную и новозаветную мировую историю. Речь построена таким образом, что автор обращается к князю Владимиру, отвечает на вопросы и выслушивает его суждения о разных религиях, о земле “отцов наших” и сам делает замечания о приобщении Руси к мировому процессу, о месте её в мире, о мировом христианстве и русском познании Бога. В “Повести временных лет”, особенно в статьях под годами 983 и 988, прослеживается линия от сотворения Богом мира до появления крещеных людей на Руси. Д.С. Лихачёв, рассуждая о мировом историческом кругозоре создателей “Повести временных лет”, отмечал, что язычеству, с его склонностью к космогонии, был несвойственен такой широкий взгляд на древнерусское общество [2]. Однако нельзя утверждать, что резкое расширение кругозора авторов летописи произошло вдруг из ничего. Напротив, вероятно, уже до христианизации постепенно вырабатывались понятия для обозначения: “Русская земля”, “Русь”. В текстах договоров с греками, приводимых в “Повести ...” (год 907, 912), термин “Русь” употребляется как географическое обозначение страны, а в договоре 945 года – как общественнополитическое объединение [1]. Таким образом, почти за сто лет до принятия христианства в дипломатической практике уже использовались обозначения “Русь” и “Русская земля”. Можно предположить, что представления о достойном месте Русской земли среди других стран формировались ещё до крещения. Призыв князя

Святослава “да не посрамим земли Русской”, которое приводится в “Повести...” за 971 год, тому подтверждение.

Принятие христианства даёт толчок к развитию идей о месте Руси в мировой истории и о защищенности народа и страны благодаря христианству, о Боге как главном спасителе крещёной Руси. В летописи говорится о заступничестве первых князей-христиан, молящих Бога за Русь (например, “Похвала” княгине Ольги” 969 г.) [1]. Летописец многократно подчеркивает, что такой защиты у язычников не было. Приблизительно с записи 1068 года в “Повести ...” появляются мысли о божьем суде над страной, о наказании за грехи в виде общественных несчастий, о карах и наградах, о необходимости приблизиться к Богу, т.к. отделение и удаление от него ведёт к наказаниям. Для язычества подобные идеи были нехарактерны.

Среди философских идей об обществе в летописи была и идея о положительном воздействии веры и любви христианской, которые дают утешение от забот и житейских печалей, помогают быть милостивыми с нуждающимися, тогда как в языческом мире отношение к людям было более суровым.

В “Повести...” прослеживается и мысль о необходимости учения, о мудрости, которую дают книги. Знаменитая “Похвала Ярославу и книгам” (1037 г.) была посвящена вопросу дарования христианством Руси учения книжного [1]. В “Поучении и молитве” преподобного Феодосия был призыв к черноризцам “бодру быть на ... почитанья книжная”, тогда как в языческой Древней Руси чуждо было обращение к книжному учению и премудрости книг.

Среди древнерусских памятников можно назвать и “Слово о законе и благодати” Илариона, в котором строго, логически последовательно развивается идея включения Руси в процесс распространения христианской веры в мире. Однако первый русский митрополит излагает идею заступничества за Русь милостью князя Владимира, а не Бога. Такая позиция была ближе к светской, т.к. Иларион в руководстве обществом видит не божью, а княжескую волю. Размышляя об интеллектуаль- ных и моральных привнесениях христианства, Иларион говорит о получении истины и благодати, восхваляет Русскую землю, гордится храбростью и мужеством князей. В “Сказании о Борисе и Глебе” впервые в древнерусской мысли в делах веры Русь изображается не догоняющей другие христианские страны, а во многом превосходящей их [1].

Необходимо заметить, что русское духовенство, конечно же, боролось с языческими пережитками, но всё-таки относилось к ним достаточно терпимо, что обеспечило лояльность язычников к христианству. Например, особенностью, необычайно важной для Великого Новгорода, была веротерпимость. Новгородская православная церковь с уважением относилась к языческим суевериям и традициям прихо-жан-неславян, не препятствовала общению прихожан с людьми иной веры. Даже спустя почти полвека после утраты Новгородом независимости, в Ижорской, Карельской и Водской землях христиане продолжали поклоняться священным камням, деревьям, хоронили умерших в курганах, а не на церковных кладбищах, до крещения детям давали языческие имена, а за помощью спешили к арбуям (колдунам) [3]. Архиепископ Макарий велел священникам поучать и наказывать прихожан за подобные действия. Однако язычество еще долго сохранялось не только среди финно-угров, но и среди славян. Значительно позже, в 1636 г., нижегородские священники жаловались на паству, празднующую Семик или русалии (в христианстве Троицын день), когда девушки и женщины приносили в лес под березы пироги, кашу и яичницу и, оставив жертвоприношение и поклонившись дереву, пели и водили хороводы [4].

Особому гонению со стороны Церкви подвергались языческие “веселия”, так, в XI веке митрополит Иоанн II осуждал священников, участвующих в гуляниях и пирах вместе с мирянами, совместных “веселиях” мужчин и женщин в монастырях. Однако и в XVI в. поучения полны осуждений “игр и плясок”. Тем не менее, в Древней Руси отсутствовала вера в непреложное предопределение, поэтому здесь не было почвы для распространения фанатичных форм мистики, увлечений астрологией.

В доордынский период на Руси складывается своеобразное двоеверие. Язычество и христианство закрепляют за собой самостоятельные, достаточно обособленные “сферы влияния”. Сохраняется обоготво- рение природы, а христианство приспосабливается к сельскохозяйственным праздникам с языческими обрядами: Масленица на стыке зимы и весны, Троица в начале лета, Покров – осенью. Кроме того, к языческим праздникам приспосабливались культы некоторых святых. Таким образом, в первые столетия после крещения Руси мы можем наблюдать то, что философ В.С. Соловьев называл “средневековым миросозерцанием” [5], т.е. исторический компромисс между христианством и язычеством, однако идеи христианства являлись всё же превалирующими в духовной жизни Древней Руси.