Особенности проявления идеологии и практики экстремизма и терроризма в современной российской глобализирующейся действительности

В течение последних трех десятилетий идеология и практика экстремизма и терроризма приняли фундаменталистско-исламистскую форму и оформились в идеологически консолидиро- ванную, технологически, политически и финансово организованную военно-техническую и информационно-психологическую угрозу глобального масштаба, вытеснившую на периферию все ранее существовавшие планетарные проблемы человечества.

Актуальной в теоретическом и практическом смысле является проблема противостояния и противодействия такой форме политического экстремизма, как свержение легитимных политических режимов в суверенных государствах посредством так называемых технологий ненасильственного захвата власти. Череда «цветных революций» в соседних государствах, «арабская весна» на Ближнем Востоке, Евромайдан 2014 г. на Украине, постоянные попытки несистемной оппозиции и ее зарубежных спонсоров дестабилизировать социально-политическую ситуацию в России путем проведения санкционированных и несанкционированных митингов, количество которых впоследствии создаст иллюзию мощного гражданского сопротивления в России, мобилизуют население на радикальные действия, которые станут следствием метакогнитивного искажения восприятия социально-политической реальности, а в дальнейшем приведут к глубочайшему политическому кризису, ослаблению государственности и потере Россией статуса политического «тяжеловеса» в мировой политической системе.

Митинги, организованные с помощью различных технологий воздействия на сознание и все чаще на подсознание человека, не всегда являются привычной демонстрацией политическими силами мобилизации своего электората, но выступают технологией аккумулирования в себе протестного потенциала, оправдательным механизмом для экстремистских действий со стороны отдельных субъектов политики. Примером могут служить события на Украине, в которой с помощью таких технологий удалось дважды осуществить смену политических режимов. Революция 2004– 2005 гг. не выработала ни политического иммунитета во властной элите государства, ни иммунитета в сознании населения страны, продемонстрировав лишь мощную политическую инерцию с еще более усовершенствованными технологиями захвата легальной и легитимной власти за сравнительно короткий срок.

Политический экстремизм в подобных ситуациях как квазикомпонент политической системы уподобляется «ретровирусу» – неистребимому и неустранимому элементу системы властных отношений и управления, активация которого зависит от общего состояния социума в целом и политической подсистемы в частности. Не менее значимым фактором «пробуждения» политического экстремизма выступает состояние среды национальной системы властных отношений. Таковой выступает система геополитических отношений, которые в условиях углубляющейся глобализации приобретают все более ожесточенный и экстремальный по формам проявления характер.

Проблема проявлений разнообразных форм терроризма и экстремизма чрезвычайно актуальна для органов государственной власти и управления в контексте обеспечения национальной безопасности и устойчивого развития современной России. Так, по данным МВД РФ, в январе – ноябре 2016 г. в России зарегистрировано 2 094 преступления террористического характера и 1 358 экстремистской направленности [1], в 2018 г. – 1 679 и 1 265 соответственно [2]. Сравнительный анализ показывает незначительное снижение числа указанных преступлений. Но, сравнивая статистические данные, например, с 2003 г., когда было зафиксировано 157 экстремистских преступлений и 8 664 преступления террористического характера [3], можно сделать вывод, что правоохранительные органы и органы государственной власти успешно противодействуют терроризму, тогда как число экстремистских преступлений значительно возросло и, как показывает политическая практика, они совершаются именно в политической сфере.

Методологически правильно рассматривать современный экстремизм не только в качестве радикальной нелегитимной политической квазимодели политического процесса, сложившегося комплекса политических технологий, но и как реально существующий политический институт. Такой подход к пониманию сущности экстремизма, факторов проявлений и механизмов функционирования в современном мире и Российской Федерации приводит к актуализации научных исследований в этой области научных знаний. И даже очевидное приращение научного знания о феномене политического экстремизма и терроризма не является исчерпывающим, поскольку практика органов политической власти, правоохранительных органов и научных работников подтверждает высокую динамику развития и трансформаций технологий вербовки в террористические в экстремистские группировки, пропаганды преступной деструктивной идеологии, усовершенствование методов политической борьбы с легальной властью и т. д. Данная тенденция наблюдается не только на локальном, национальном уровне, но и на глобальном – международном и транснациональном.

Число преступлений экстремистского и террористического характера увеличилось в последние два десятилетия XX в. и первые два десятилетия XXI в., что обусловлено системным политическим кризисом конца XX в. Триггерами, активировавшими проявления политического экстремизма в Российской Федерации, стали конституционный кризис начала 1990-х гг., попытки усиления и распространения сепаратистских настроений в ряде субъектов РФ, а также последовавшие за ними попытки региональных элит провести в жизнь идеи расширительного толкования границ республиканского суверенитета. Охватившие все регионы России социально-экономические и политические катаклизмы, слабость федеральных органов государственной власти, коррумпированность чиновников на всех уровнях власти, культурно-идеологический кризис, возрождение идей исламского фундаментализма и проникновение радикального ваххабизма на Северный Кавказ создали общий фон для распространения экстремизма и терроризма в РФ.

Наиболее ярким примером зарождения экстремистских идей изменения конституционных основ России являются события в Чеченской Республике, власти которой в 1990-е гг. заявили о желании выйти из состава Федерации. Эти попытки привели к длительным кровавым военным действиям, а также осуществлению терактов членами террористических бандформирований, исповедующими ваххабизм, в ряде городов России уже после окончания войны в Чечне, когда начался длительный период восстановления конституционного строя в Чеченской Республике.

Далее вектор факторов и субъектов политического экстремизма в России переместился с внутренней составляющей на внешнюю. Успехи во внутренней политике с приходом к власти президента В.В. Путина были связаны с укреплением вертикали власти, улучшением социальнополитической и экономической обстановки, борьбой с олигархическими структурами в начале 2000-х гг. Таким образом, к 2012 г. удалось снизить террористические проявления на территории России, детерминированные деятельностью ваххабитских террористических группировок, при этом наблюдался рост экстремистских тенденций в политической борьбе за власть.

Особенностью политического экстремизма в последнее десятилетие в РФ является активное развитие современных политических технологий, которые используются по всем направлениям политической действительности, особенно в системе захвата и удержания власти. К ним можно отнести:

• -    использование демонстративно мирного характера протестов, перевод ситуации с поля боя силового противостояния (которое выгодно властям) на поле боя, где преимущества на стороне оппозиции;

• -    использование технологий захвата власти мирным - ненасильственным способом, а именно «раскачивание» волны протестных настроений в отдельных социальных слоях населения, призывы и попытки проведения повсеместных санкционированных и несанкционированных протестных митингов, возглавляемых оппозиционными силами, как легальными, так и нелегальными, получающими финансовую поддержку с Запада через некоммерческие организации и общественные фонды;

• -    использование нано-, био-, инфо- и когнитивных технологий воздействия на сознание и все чаще на подсознание населения.

Еще одной важной особенностью популяризации идеологии современного экстремизма и терроризма в современной России выступает религиозный фактор, идеологическая роль которого усилилась в политической жизни государств [4].

Необходимо отметить такую особенность современного экстремизма и терроризма, как интеграцию его в глобальные сетевые структуры в условиях глобализации управления мировым политическим процессом. Происходит не просто усиление влияния транснациональных структур и институтов, но полное делегирование им принятия важнейших политических и экономических решений, касающихся не одной отдельно взятой страны, а целого ряда стран.

Следующей особенностью современного экстремизма и терроризма является использование организаторами преступных группировок современных каналов распространения информации, во многом обладающих мультипликативным воздействием на сознание и подсознание молодежи. Молодежь вовлекают в деструктивные секты и террористические организации через технологии социального маркетинга, социальные сети, сайты знакомств, в местах лишения свободы, образовательных организациях, мечетях. Молодежь онлайн присягает на верность ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация) или подобным ваххабитским организациям и становится их активным участником [5]. Технологии вербовки современной молодежи в террористические структуры в современном мире настолько совершенны, что в эти организации устремились не только представители низших социальных слоев, выходцы из неблагополучных семей, но и кандидаты наук, работники медицинской сферы, нефтегазовой отрасли. Имеются случаи участия на стороне террористов известных актеров (например, В. Дорофеев), детских писателей, студентов ведущих вузов России.

Технологизация процессов управления бессознательными структурами и сознанием личности также наблюдается в электоральном процессе, который экстремисты используют для незаконного захвата власти. Сопротивление и противодействие применению технологий манипу- ляции в избирательном процессе становится все сложнее по причине усиления влияния транснациональных структур и институтов. Внешнее управление внутренними процессами как в обыденной политической жизни, так и в условиях избирательного процесса можно проследить на примере свержения президента Украины В.Ф. Януковича в 2014 г. События начали развиваться в ноябре 2013 г., когда правительство Украины объявило о намерении приостановить процесс подписания Соглашения об ассоциации с Евросоюзом. Эти события послужили фактором начала массовых акций протеста, которые в феврале 2014 г. привели к свержению государственной власти путем использования технологий ненасильственного захвата власти. Украинские события стали продолжением череды «цветных революций» на постсоветском пространстве и «арабской весны» арабского мира. Особенностью всех цветных революций является роль внешнего фактора в управлении процессом, который должен восприниматься мировым сообществом как реализация свободного волеизъявления.

Перечисленные политические события со всей очевидностью продемонстрировали признаки системного характера трансформации экстремизма и его крайней формы – терроризма – из предмета региональной политической повестки в глобальную проблему современности. Экстремизм и терроризм представляют собой инструмент давления на Россию и другие суверенные государства в рамках политики трансформации глобализаторами геополитической карты мира, по этой причине невозможно противодействовать и нейтрализовать феномен экстремизма и терроризма правовыми и дипломатическими методами. К тому же возросшие технологические возможности и осуществленные государственные перевороты, захват власти и внешнее управление тем или иным суверенитетом позволяют сторонникам однополярного мира утвердиться в возможности продвижения стратегии глобального лидерства идеологии либерализма и неолиберализма во главе со странами Запада в XXI в. Идеология и практика экстремизма и терроризма реализуются путем формирования политической оппозиции, использования «мягкой силы», создания террористических армий, частных боевых формирований, религиозных организаций и т. д. и являются частью технологии свержения власти.

Противодействовать современным технологиям, позволяющим вербовать и рекрутировать в запрещенные группировки экстремистского и террористического толка, в современной России возможно при условии сплочения усилий государства, правоохранительных органов и институтов гражданского общества. Поскольку современный экстремизм – явление системного характера со всеми институциональными признаками глобального и национального характера, противодействие этой угрозе целостности мировой цивилизации также должно стать системным – на глобальном, национальном и субнациональном уровнях. Задача всех субъектов профилактики экстремизма и терроризма в современной России, прежде всего институтов системы образования, общественных организаций и органов культуры, заключается в том, чтобы стать реальной системой противодействия экстремизму по всем направлениям и сферам жизнедеятельности современного российского социума. В настоящее время в центре системы противодействия экстремизму и терроризму в современной России находятся вопросы профилактической работы с молодежью всех социальных категорий.

Ссылки:

• 1.    Состояние преступности в России за январь – ноябрь 2016 г. [Электронный ресурс] // Министерство внутренних дел Российской Федерации. 2016.   URL:   https://xn--b1aew.xn--p1ai/upload/site1/document_news/009/116/063/Sos-

  toyaniya_prestupnosti_yanvar_-_noyabr_2016_goda.pdf (дата обращения: 14.10.2019).

• 2.    Состояние преступности в России за январь – декабрь 2018 г. [Электронный ресурс] // Там же. 2019. URL: https://me-dia.mvd.ru/files/application/1518099 (дата обращения: 14.10.2019).

• 3.    Общие сведения о состоянии преступности [Электронный ресурс] // Там же. 2004. URL: https://xn--b1aew.xn--p1ai/up-load/site1/import/f0a65b9851.pdf (дата обращения: 14.10.2019).

• 4.    Силантьев Р.А. Распространение ваххабизма в современной России // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 16 (154). С. 165–171.

• 5.    Старостин А.Н. Идеологические истоки ИГИЛ, практики агитации и методы информационного противодействия радикалам // Мусульманский мир. 2015. № 4. С. 55–66.