Отчеты обер-прокурора, епархиального преосвященного и начальника губернии как источник по провинциальной церковной истории (на примере отчетной документации по Черниговской губернии и епархии)

Отчеты губернаторов — важный источник по региональной истории Российской империи. В разное время они привлекали внимание исследователей. Конечно, возникали сомнения по поводу достоверности содержащихся в них сведений, но исследователи всегда отмечали важность данного источника при изучении различных сфер жизни общества имперской России. Видимо, сам характер этого вида, широкий круг приводимых в нём сведений побуждал обращаться к нему, анализировать его содержание. Самое фундаментальное описание губернаторских отчётов как исторического источника было сделано еще в 60–70-е гг. XX в. такими специалистами, как Б. Г. Литвак1 и Н. П. Дятлова2, то есть, на данный момент в исторической науке сложилось представление об их специфике.

В рассматриваемом в данной статье вопросе важны 2 аспекта, раскрытые упомянутыми выше учеными. Во-первых, это история формирования и изменения структуры отчетов начальников губерний во второй половине XIX — начале XX вв., которая помогает определить, какие именно сведения должны содержать данные документы (именно должны, так как существовали случаи отхождения от шаблона). Во-вторых, важно привести время их написания и предоставления в высшие структуры, чтобы понимать, со сведениями на какую конкретную дату имеет дело исследователь. Это особенно важно при сопоставлении сведений по одному и тому же предмету, приводимых и в епархиальных, и в губернских отчетах: при незначительных разночтениях дата может иметь решающее значение для «примирения» данных двух видов.

Что касается формирования структуры, то, в первую очередь, в рамках данного исследования следует упомянуть об «Общем наказе Гражданским Губернаторам» от 3 июня 1837 г., который, по утверждению Б. Г. Литвака, дожил без особых изменений до 1870 г.3 Параграф 319 данного законодательного акта содержал особый формуляр, по которому в дальнейшем должны были составляться подобные документы. Для церковной истории интерес представляют в той или иной степени две статьи: 4-я — «состояние народной нравственности, умножение или уменьшение числа преступлений…», 13-я — «состояние учебных заведений…»4

Связано это, прежде всего, с охватом ими сфер жизни Церкви: в ст. 4. вместе с преступлениями приводилось и число раскольников, также могли сообщаться некоторые особо важные происшествия из их жизни. Кроме того, в подпунктах е) и ж) указывалось, какое число лиц присоединено к Православию и просвещено Святым Крещени-ем5. Конечно, в этой части отчетов встречаются и сведения о преступлениях священно-, церковнослужителей, преступления, направленные против них, как, например, покушения на убийство, грабежи, а также о преступлениях против Церкви (церковные кражи и богохульство), но такое наблюдается крайне редко в качестве иллюстрации чрезвычайных происшествий в губернии.

В ст. 13 наряду со сведениями о государственных образовательных учреждениях приводились данные о духовной семинарии, духовных уездных училищах и церковноприходских школах, а также об иноконфессиональных учебных заведениях6.

Следует отметить, что подобные сведения редко выходят за рамки статистики, т. е., представляют из себя «сухие» цифры.

Аналогичный характер имеют и связанные с каждой частью отчета ведомости, ежегодно предоставляемые губернаторами как приложение, подкрепляющее числовыми показателями написанное в основной части. Структура подобного дополнения была утверждена циркуляром Министерства внутренних дел 1842 г.7 Она была приведена и проанализирована Б. Г. Литваком8. Среди них заслуживают внимания следующие ведомости: 3-я — ведомость делам по Губернскому правлению, продолжающимся более трех лет, 15-я — статистические сведения, 23-я — о состоянии народонаселения в губернии, 24-я — о числе и роде преступлений, 25-я — о раскольниках по различным их толкам, 26-я — об иноверцах и 27-я — о замечательных происшествиях, случившихся в губернии. Здесь могут содержаться сведения о делопроизводстве, касающемся священно- и церковнослужителей (№ 3), о количестве каменных и деревянных храмов по губернии (№ 15), о числе лиц, относящихся к духовному сословию с разделением на семьи священнослужителей, семьи церковнослужителей и монашествующих мужского и женского пола (№ 23), о количестве святотатств (№ 24), о раскольниках (№ 25), о числе иноверцев с разделением по уездам и по полу (№ 26) и о пожарах в церквях (№ 27)9.

Если сравнивать вышеуказанные отчеты с отчетами епархиальных преосвященных о состоянии епархий, то в них иногда дублируются данные по 4-й (число лиц, присоединившихся к православию) и 13-й (сведения об учебных заведениях) статьях основной части, а также по 15-й (общее число храмов) и 23-й (о числе монашествующих) ведомостях приложения. Другие же сведения подкрепляют епархиальную отчетную документацию описательного характера числами.

Конечно, каждый год могла приводиться разная информация, но отчетность за вторую половину 60-х гг. XIX в. демонстрирует то, что губернское и епархиальное начальство при возможности старалось не дублировать одни и те же сведения. Но даже при маленьком проценте совпадений замечается важная проблема. Она заключается в том, что дублирующиеся данные иногда разнятся. Существенные отличия, как в случае с числом приходских училищ, могут иметь основой разное понимание светским и церковным начальством того, что является приходским училищем, каким критерием должно отвечать данное учебное заведение.

Небольшие различия могут быть связаны, например, с датами составления отчетов, так как составители в разное время имели дело с разными цифрами. Отчет о состоянии губернии должен был предоставляться «Государю Императору, при особом всеподданнейшем рапорте Начальника губернии, к 1 марта каждого года»10. Естественно, из разных губерний данные документы шли разное время, то есть в зависимости от расстояния и уровня организации почты на местах должна была зависеть и дата составления отчета, а также начало сбора необходимой для его написания информации. В случае с Черниговом, судя по датам составления отчетов и штампам с датой их поступления по назначению, их путь составлял от 5 до 7 дней, то есть формирование данной документации предполагалось не позднее 20-х чисел февраля.

Здесь необходимо упомянуть о нарушениях и ошибках, которые имели место быть при подобном делопроизводстве, как в губернском, так и в епархиальном управлении. Первым, конечно, можно назвать задержку в предоставлении сведений в Министерство внутренних дел и лично императору11. Весьма вероятно, в некоторых случаях канцелярия генерал- губернатора не успевала составить отчет в отведенное время, так как не приходили сведения из местных учреждений. Но бывали случаи, когда губернское начальство не дожидалось подобных «опаздывающих», отправляя документацию с объяснением в таких случаях, что сведения не предоставлены, а то и вообще маскируя пробелы приблизительными «точными» данны-ми12. Следует отметить, что по церковной части данное упущение почти никогда не встречается: духовные консистории исправно предоставляли необходимые данные как для составления губернских, так и для составления епархиальных отчетов.

Такие неполные отчеты губернаторов по причине крайне ограниченного срока предоставления, по мнению Н. П. Дятловой, могли приводить к неудовлетворительной обработке статистических сведений и, как следствие, их недостоверности. Причем, разница была очевидной, когда сравнивали идентичные отчеты в Министерство внутренних дел и в Комитет министров, последний из которых представлялся ровно на 2 месяца позже13. За это время губернское руководство успевало собрать большую часть сведений и проанализировать их на предмет достоверности. Конечно, даже в этом случае губернское начальство при составлении отчетов не придерживалось строгой формы, не вносило часть данных в отчетную документацию. Это отступление от норм усложняет труд исследователя в данной области. Например, Б. Г. Литвак указывает, что с 1864 г. в обязанности уездного полицейского управления входит составление ведомостей о находившихся в уездах церквях и монастырях14. Однако это не нашло отражения в большинстве отчетов.

На основании вышеизложенного можно сделать следующий вывод: чтобы составить полный отчет в нужное время необходимо начинать сбор сведений до окончания отчетного года, то есть не на 1 января следующего года, а на начало декабря или середину ноября, что приводило к неточностям в статистике и отталкивающимся от неё текстам самих отчетов.

Именно поэтому в случае с документацией до второй половины 1860-х гг. следует более доверять отчетам, посланным в Комитет Министров к 1 мая, а не в Министерство внутренних дел и императору к 1 марта. Неплохой способ интуитивно наметил Б. Г. Литвак, сравнивая отчет обер-прокурора, основанный на предоставляемых местной духовной консисторией данными, с губернским отчетом15. Конечно, это упрощенная модель: даже на самом высоком уровне цепи могла быть допущена ошибка, поэтому каждая группа источников должна быть соотнесена с другими группами.

Необходимо отметить, что на основании даты предоставления губернские отчеты могут делиться только до 1867 г., так как по приводимому Н. П. Дятловой циркуляру Министерства внутренних дел срок их предоставления был изменен с 1 марта на 1 мая16, т. е., теперь обе рассматриваемые группы губернской документации сводились в одну. Это нововведение сохранилось и после издания в 1870 г. «Высочайше утвержденных форм или программ для составления губернаторских отчетов» (для отдаленных губерний предоставлялся срок до 1 июля)17.

Что касается отчетов о состоянии епархий, то ситуация складывалась подобным образом. Изначально предполагалось, что они должны предоставляться к началу нового года или к последним числам января. Указом от 31 декабря 1837 г. предписывалось присылать в синодальную канцелярию ведомости со статистическими данными о состоянии епархии не позже первых чисел февраля18. Сами отчеты по указам 21 октября 1847 г. и 13 марта 1862 г. предоставлялись до конца января19. Конечно, за такое время невозможно было собрать сведения о состоянии епархии на 31 декабря. Некоторые архиереи составляли их даже раньше. Например, отчет о состоянии Черниговской епархии за 1865 г. был подготовлен 22 декабря 1865 г., а получен в синодальной канцелярии 3 января 1866 г.20 Но были и другие случаи: иногда епархиальные преосвященные присылали их позже, чем обер-прокурор предоставлял свой отчет21. Во избежание подобных недоразумений 23 ноября 1865 г. был издан указ, по которому отчетную документацию о состоянии епархий необходимо было предоставлять к 1 апреля22. То есть отводилось еще 2 месяца, за которые вполне возможно было собрать необходимую документацию для составления отчета, хотя и в этих случаях просрочка подачи была частым явлением.

Таким образом, по срокам, отведенным на предоставление, епархиальная отчетность должна была опережать губернскую на месяц. Это отличие в данном случае не может играть существенной роли при объяснении различий между означенными 2 группами источников. Однако, ситуация, складывавшаяся до 1865 г., ставит под сомнение предложенную Б. Г. Литваком систему проверки: епархиальная отчетность до этого времени была неполной. После же указанной даты такой метод уместен при учете, что отчеты предоставлялись в установленный срок, а такое бывало нечасто.

Здесь следует вернуться к истории формирования структуры губернских отчетов, чтобы определить изменение уровня достоверности источника и сведений, которые дублировались в других группах. По вышеуказанным формам 1870 г. они делились по-прежнему на 2 части, только теперь они представляли собой более короткий документ из 9 пунктов с приложением, именующимся с этого момента обзором губернии. Сам отчет теперь содержал только сообщения, достойные внимания императора, т. е., необычные и чрезвычайные (к этому присовокуплялись выводы о главных нуждах населения и о возможных методах по их удовлетворению), из-за чего его объем значительно сократился. Обзор же, в свою очередь, тоже делился на 2 отдела: разделенное на 6 статей описание различных сторон жизни губернии и 16 ведомостей, подкрепляющих статистическими данными описание23.

Таким образом, при изучении истории епархии отчет не представляет интерес за исключением описания некоторых интересных случаев и общих замечаний. Например, в случае с Черниговом к ним могут относиться упоминание местного губернатора С. В. Шаховского о том, что для предотвращения антиеврейских погромов в 1881 г. предполагалось использовать духовенство, которое, однако, как и большая часть дворянства не проявляла рвения к этому24. Другим примером может служить мнение о земских школах, высказанное его преемником на губернаторской должности А. К. Анастасьевым: «Земские школы далеки по духу от тех школ, которые действительно нужны народу и ныне устраиваются в виде церковно- приходских школ, которые воспитывали бы молодое поколение… в правилах любви к Богу, Престолу и Отечеству, в твердой вере и чести»25.

Но такие упоминания носят единичный характер, тем более они отражают лишь мнение о том или ином предмете церковной жизни без подкрепления фактическим материалом.

Обзоры же представляют более богатый фактический материал по региональной истории Церкви. В ст. 3 (Общественное благоустройство и благочиние) включались статистические данные о раскольниках с описанием замечательных случаев их присоединения к православию, отношения к местным властям и православному населению, а также характера раскола (по толкам)26. Кроме того, в данном пункте помимо указанного законодательством Черниговские губернаторы приводили сведения о присоединившихся к православию из других исповеданий27. Следует отметить, что в данной статье помещалась информация о числе и роде преступлений, однако в случае с Черниговской губернией здесь не было статистики по количеству преступлений против веры (богохулений и порицаний веры, а также святотатства), сообщение о которой не было обязательным, но в случае с отчетами по Черниговской губернии нашло свое место в прилагавшейся к ней ведомости № 528.

В ст. 5 (Народное просвещение) сообщалось число духовных учебных заведений (семинарий, мужских и женских училищ) с приведением статистики роста учащихся в каждом из них за год29. Более подробные сведения об этом приводились в ведомости № 8, где также находились данные о числе церковно- приходских школ (школы при церквях и домах священно- и церковнослужителей). При этом все учебные заведения были разделены по принципу местонахождения (в губернском, уездном или заштатном городе, в уезде и пр.)30.

Кроме того, в ведомости лит. А приводились сведения о количестве лиц духовного сословия с разделением на черное и белое духовенство так же с распределением по городам и уездам31, в ведомости лит. Б — о числе населения по вероисповеданиям (по данным переписи за год, если таковая проводилась)32, в ведомости лит. В — о раскольниках, в ведомости лит. Г — число православных и неправославных церквей и монастырей, синагог и мечетей33. Следует отметить, что ведомости под литерами в случае с отчетами по Черниговской губернии можно увидеть крайне редко: губернская канцелярия, видимо, составляла только номерные приложения к статьям.

Таким образом, относительно жизни Черниговской епархии отчетная документация губернии после 1870 г. с незначительными изменениями предоставляет тот же круг информации, что и ранее: участие духовенства в чрезвычайных происшествиях, заслуживающих внимания министров, сведения о раскольниках и иноверцах, об их присоединении к православию, данные о духовных учебных заведениях и церковноприходских школах, а также о числе преступлений против веры (богохульство и церковные кражи). При этом некоторые части носят описательный характер, не являясь сухой статистикой, что, как минимум может позволить исследователю прояснить некоторые особенности отношения светской власти к епархиальным учреждениям и местному духовенству, а как максимум — дать объективное нешаблонное повествование о тех или иных событиях.

Говоря о статистике, следует рассмотреть, насколько она совпадает с епархиальными данными, приводимыми в отчетах епархиальных преосвященных. Как и раньше, сведения по многим предметам не дублируются, а, скорее, дополняют друг друга, то есть об одних и тех же предметах говорится совершенно разное. В документации за 1870 г. дублируются сведения только по одному предмету: число лиц православного исповедания. По губернскому отчету таковых в отчетном году насчитывалось 1545233 человека34, а по епархиальным данным — 156310635. С учетом же единоверцев православная паства составляла 1569445 душ обоего пола36. Такое расхождение в данных невозможно объяснить ничем, кроме как ошибками при составлении ведомостей.

Но это был первый год составления отчетов по новой форме, новый опыт. Как показывает дальнейшая практика, губернское начальство никогда строго не придерживалось новой программы. Возможно, это было вызвано тем, что губернатор не хотел сообщать то, что доходило до сведения министерств по другим каналам. Поэтому из всех интересующих нас пунктов в отчете за 1871 г. не находится ни одного: исследователь на данном уровне располагает только сведениями, которые предоставил в Св. Синод епархиальный преосвященный, но они, к сожалению, не содержат того материала, который должен был сообщаться в отчете губернатора (отчет о состоянии Черниговской епархии в 1871 г. по форме ничем не отличается от отчетов предыдущих лет).

По поводу осведомленности министерств о положении на местах из других каналов следует сделать небольшое отступление, сравнив епархиальные и губернские данные с теми, что приводились в извлечениях из отчета обер-прокурора Св. Синода. По поводу количества монастырей сведения совпадают с теми, что предоставил Черниговский архиерей. Это неудивительно, ведь в отчеты обер-прокурора включались данные из ведомостей, предоставляемых в синодальную канцелярию вместе с отчетами о состоянии епархии.

По поводу числа монашествующих показатели расходятся с губернской документацией: обер-прокурор сообщает о 678 монашествующих, включая послушников и послушниц (280 мужского и 398 женского пола)37. Это в 1,5 раза меньше, чем указано губернатором (1061 человек). Такое расхождение будет сохраняться и в отчетных документах за последующие годы. Проблема видится в том, что епархиальное начальство предоставляло в Св. Синод только сведения о штатных насельниках монастырей, оставляя без внимания число заштатных монахов. Губернатор же указывал общее число насельников, возможно, включая в их число и послушников, и заштатных монахов. Различия особенно касаются женских монастырей, что вполне логично, учитывая всплеск женского монашества в Российской империи: монахинь было больше, нежели предполагалось по штату. Так что подобные различия при тщательной проверке можно объяснить большим количеством заштатных насельников. Таким образом, по этому вопросу следует опираться на цифры губернаторских отчетов, а при рассмотрении штатов монастырей лучше обращаться к информации, содержащейся в отчетах обер-прокурора.

Число лиц православного исповедания в обер-прокурорской документации также совпадает со статистическими данными, приводимыми епархиальным начальством38, а потому не совпадает с губернской отчетностью по данному вопросу. Видимо, главным источником, вызывающим больше доверия, в этом случае считались донесения Черниговского архиерея. Необходимо отметить, что пункт о числе лиц православного исповедания исчезает со страниц отчетов Черниговского губернатора на последующие 30 лет. Следует отметить, что через год после возобновления отчетности по этому вопросу (1896 г.) появляется графа о количестве лиц духовного сословия всех исповеданий39.

Если пытаться объяснить несоответствия, можно прийти к следующему выводу: обер-прокурор не опирался на присылаемые ему приложения к губернаторским отчетам (обзоры), но учитывал внутреннюю документацию по своему «ведомству». В результате получается 2 группы (линии) источников: церковная и светская. Вершина 1-й (канцелярия обер-прокурора) почти не учитывает сведения 2-й (губернскую статистику), хотя имеет их в своем распоряжении. Можно лишь догадываться о причинах недоверия к губернской документации в церковном ведомстве. Получилось так, что на данном этапе советские исследователи и церковное руководство несколькими десятками лет ранее по тем или иным причинам были едины в своем недоверии официальной статистике. Но справедливо ли это? Какая статистика является более точной? Вопрос остается открытым, хотя исследователи советского периода, редко пользовавшиеся церковной статистикой, доверяли ей больше, нежели светской.

Что касается церковно-приходских школ, то здесь дело обстоит намного лучше. В 70-е гг. XIX в. статистика по их количеству с небольшими отклонениями совпадает во всех 3-х видах отчетной документации. В следующее десятилетие данные начинают значительно разниться. Видимо, во избежание подобных различий в статистике почти на 5 лет данные о церковно-приходских школах исчезают со страниц отчетов о состоянии губернии. Также следует отметить, что является совершенно неясным вопрос о различиях по данному пункту между епархиальными отчетами и отчетами обер-прокуроров. В случае с губернаторскими отчетами можно было предположить, что они опирались на другие источники сбора информации. В ситуации с отчетами обер-прокурора такого предположить нельзя, так как они опирались на епархиальную отчетность. Это видно из числа обучающихся в церковно-приходских школах, которое всегда совпадало.

К концу 80-х гг. из отчетов обер-прокурора (К. П. Победоносцева) исчезают статистические данные о количестве церковно-приходских школ, но они вновь появляются в губернской отчетности. При этом до середины 90-х гг. показатели не сильно отличаются от сведений, сообщаемых Черниговским правящим архиереем. Но к 1896 г. наблюдается история, известная с 60-х гг.: губернатор приводит число втрое меньше, нежели местный епископ40. Вывод очевиден: возможно, у губернского и епархиального руководства расходились взгляды по вопросу, что из себя должна представлять церковно-приходская школа (губернское руководство поменяло свою позицию, вновь не относя школы грамоты к церковно-приходским). Возможно, канцелярия губернатора перестала опираться на сведения, присылаемые в нее из духовной консистории (в первой половине десятилетия, возможно, было именно так, так как в 1889 г. данные по этому пункту совпадают в обоих отчетах).

Все же в данном случае следовало бы опираться на епархиальную отчетность как более подробную и содержательную, хотя с оглядкой на то предположение, что руководством епархии в эпоху массового открытия церковно-приходских школ при К. П. Победоносцеве могли просто завышаться показатели.

С 1895 г. в отчетах губернаторов приводятся данные о населении губернии по сословиям (духовенство всех исповеданий числится отдельной графой), а также по вероисповеданиям с дублированием их в отчете обер-прокурора, при сравнении со сведениями из которого вновь возникают несоответствия. Например, за 1896 г. губернаторская документация приводит почти на 134 тысячи человек больше, чем обер-прокурор41. Интересно, что в следующем 1897 г. по сведениям всеобщей переписи населения Российской империи приведена цифра 2129924 православных жителей, включая единоверцев42, что на 88 тысяч меньше цифры губернского отчета за тот же год: губернское начальство отчиталось о 2217385 лицах православного исповедания43. При этом ближе к данным переписи стоят числа из отчета обер-прокурора: по нему в 1897 г. в Черниговской губернии было 2091190 православных44. Вместе с единоверцами их число приближается к 2100000, а если принять во внимание, что часть старообрядцев могла не учитываться и вноситься в списки как православные и во всеобщей переписи, то сведения в этих двух источниках совпадают. Следует отметить, что Черниговские епархиальные преосвященные после 1870 г., хотя и не сообщали о числе своей паствы, но зато постоянно предоставляли сведения об ее увеличении, так что при суммировании этих данных за предыдущие годы можно также получить определенный результат, с помощью которого возможно проверить информацию из других групп источников.

В результате при проведении проверки представляется более предпочтительным доверять данным переписи и отчета обер-прокурора, хотя, опять же, с оговорками, что оба источника могут содержать ошибки, несмотря на то, что не зависят друг от друга.

По остальным пунктам отчетности за четверть века можно сделать следующий вывод: в случае со сведениями о раскольниках лучше ориентироваться на неточные епархиальные показатели, если они выше губернских. В случае с присоединившимися к православию следует использовать отчеты обер-прокурора Св. Синода. Вопрос по отражению сведений об учебных заведениях Черниговской епархии (духовной семинарией, уездными училищами и церковно- приходскими школами) нуждается в дальнейшей разработке и уточнении. На данном этапе более предпочтительным представляется использование церковной статистики (епархиальных и обер-прокурорских отчетов).

Следующее изменение в законодательстве по поводу губернской отчетности произошли 11 апреля 1897 г., когда была принята новая Программа для составления губернаторских отчетов45. В данном акте говорилось: «В отчете… должно быть изъяснено в кратком и связном очерке, без излишних цифровых данных и подробностей, чем именно отразился… отчетный год на различных сторонах материальной, умственной и нравственной жизни губернии… предоставляется указывать в отчете важнейшие за отчетный год явления местной жизни»46. Как видно, рекомендации по составлению не изменились с 1870 г., но теперь от этой структуры зависели и приложения к всеподданнейшему отчету: «В [нем] должны быть помещены подробно и обстоятельно разработанные статистические данные, служащие подтверждением… изложенных в отчете выводов»47.

Можно сказать, что ничего принципиально нового данный законодательный акт не привнес: например, Н. П. Дятлова свидетельствует, что в случае с обзорами Центральный статистический комитет давал указание представлять их в министерства впредь до утверждения новой программы по прежней форме 1870 г., а новая программа за последующие 20 лет так и не была принята48.

Следует отметить, что в новых условиях число ведомостей могло варьироваться, но, как показывает практика, подобное происходило и ранее, поэтому в данном случае можно говорить лишь о законодательном закреплении подобного беспорядка, который чаще зависел от личности губернатора, нежели от закона.

Утверждение же такого принципа привело к большему беспорядку и в самих отчетах: многие губернаторы во избежание путаницы продолжали придерживаться старого порядка их изложения, а в отчетности других наблюдался ещё больший разнобой. Это не было устранено и после издания в 1901 г. циркуляра, разъясняющего основные требования программы 1897 г.49

В случае с отчетами о состоянии Черниговской губернии можно говорить о сохранении формы обзоров образца 1895 г. с небольшими изменениями (с отражением сословной и «вероисповедной» статистики, а также с указанием числа храмов, монастырей и часовен) и изменении формы самих отчетов. При этом сведения о церковной жизни, как и раньше, носят в них единичный характер.

Статистические же данные из разных групп источников в рассматриваемый период все так же не соотносятся между собой. Прогресс в этом вопросе наблюдается в сведениях о духовных учебных заведениях: по семинарии статистика совпадает или незначительно разнится. По церковно- приходским школам соответствие по-прежнему зависит от решения губернского руководства о включении в их число школ грамоты. Сведения о числе лиц православного исповедания продолжают разниться в разных видах отчетности до конца рассматриваемого периода. Это в полной мере касается и статистики по числу рожденных, умерших, количеству браков, а также по числу духовенства. При этом лиц духовного сословия в губернской статистике числится всегда меньше, чем в епархиальной, а число паствы всегда больше.

По поводу духовенства различия можно объяснить тем, что к церковнослужителям епархиальным руководством причислялись исправляющие должность псаломщиков, не принадлежащие к данному сословию. В данном случае по вопросу о численном составе духовенства следует доверять епархиальной статистике, а вот в случае с разделением по сословным группам необходимо обращаться к губернской документации. Можно заключить, что это не несоответствие, а взаимодополняющие элементы по несколько разным аспектам одного вопроса.

Следует отметить, что до конца существования Российской империи все 3 вида отчетности не претерпели значительных изменений. Их основными отрицательными признаками продолжали оставаться нестабильность предоставляемых сведений (по некоторым пунктам информация то появляется, то исчезает со страниц отчетов), противоречие источников друг другу (возможно, попыткой преодоления этого было разделение между губернским и епархиальным начальством предметов, о которых они будут докладывать в своих донесениях) и проистекающие из вышеназванных пунктов ошибки в статистике. При перепроверке сложно определить, каким сведениям следует доверять. Не облегчает ситуацию и использование отчетов обер-прокурора Св. Синода, так как информация в них противоречит не только губернаторской документации, но и сведениям из епархиальных отчетов. Все 3 вида источников разнятся между собой, хотя данные церковных находятся ближе друг к другу.

Самыми бесспорными на данный период времени оказываются сведения о количестве монастырей, которые всегда совпадают.

Таким образом, можно сделать следующий вывод: каждая группа источников при введении ее в научный оборот нуждается в перепроверке при помощи параллельной отчетности, а также документов более низкого уровня, т. е., полностью доверять информации из них нет оснований. Если говорить о достоверности, то ближе к реальным цифрам стоят данные из отчетов обер-прокурора и епархиального преосвященного, хотя последние, зачастую, неточны (зачастую в них отмечается увеличение или уменьшение, а не конечная цифра, поэтому в случае с 90-ми гг. XIX в. сложно сверять епархиальные и губернские сведения, суммируя результаты 20 предыдущий лет). Еще одним важным пунктом является специфика каждого конкретного пункта в каждом источнике: светское и церковное начальства по-разному вели учет раскольников, по-разному представляли себе классификацию низших учебных заведений и многие другие вопросы, обер-прокурор, составляющий отчет к концу года, основывался на данных присылаемых ему из епархии ведомостей. Статистика по-прежнему оказывалась бессильной перед решением задач, которые ставило перед ней правительство, но полностью исключать предоставляемые ею сведения является ошибкой.

Правильнее будет использовать церковную отчетность с опорой на даты составления епархиальных отчетов (если отчет составлялся не ранее 2–3-х месяцев нового года, то предпочтение нужно отдавать ему), дополняя ее данные губернской документацией, например, сведениями о преступлениях против веры, о принадлежности к тому или иному сословию. Высшим уровнем надежности в данном случае является подкрепление полученной информации источниками более низких уровней (периодической печати, отдельных документов), что представляет широкое поле для дальнейших исследований в этой области.