Отождествление земли и отчего дома в творчестве А.Л. Решетова

Значение фигуры А. Л. Решетова для культуры и поэзии Прикамья трудно переоценить, ведь в сознании местного читателя его личность стала по-настоящему культовой. Решетов не только превратился в один из символов Пермского края, но и нанес пермскую поэзию на литературную карту.

Однако, несмотря на свой статус, в контексте научного исследования поэт продолжает оставаться не столь привлекательным, сколько его современники. Творчество Решетова невероятно высоко ценилось такими именитыми поэтами как Виктор Астафьев и Евгений Евтушенко (последний даже включил стихотворение Решетова «Михайловское» в свою антологию «Строфы века»), его называли одним из величайших лирических поэтов ХХ века, но его поэтический мир до сих пор остается парадоксально неизученным.

Поэзия Решетова являет собой не то реалистическую картину мира, не то довольно символический портрет человеческой души. Данные два аспекта органично сочетаются в творчестве поэта, взаимодополняют друг друга, и в этом кроется своеобразие поэтического мира Решетова и его логика. Несмотря на видимую реалистичность его стихотворений, Решетов в своей лирике опирается на мифологические модели. Разнонаправленность его духовных тяготений насквозь пронизывает всю его поэзию, в следствие чего читатель наблюдает постоянное столкновение двух противоположностей, например, неба и земли – двух вечных спутников поэзии Решетова. Их взаимодействие мы можем наблюдать в следующем стихотворении:

Набродиться летними лесами, Лечь в траву , вздохнуть и замереть.

И почти закрытыми глазами

В небо полудённое смотреть.

Ощущать цветов благоуханье

И лучей скользящее тепло.

Думать: это женское дыханье Чудом в глушь лесную занесло.

И внимать земле и небосводу ,

И, вернувшись в хмурое жильё, Потерять, как женщину, природу, Мучиться и сохнуть без неё [5, C. 98] .

Однако, как в свое время заметил В. В. Абашев, «в соперничестве этих окликающих сознание мироустроительных инстанций неизменно побеждает голос земли»[1, C. 294]. Подтверждением его слов служит еще одно безымянное стихотворение Решетова:

Вертикальная звёздная даль Мою душу зовёт всё сильнее, Но чего-то земного ей жаль, Высота не всевластна над нею [4, C. 382] .

Говоря о творчестве Решетова, образ земли можно назвать одним из ключевых, и в своих произведениях к земле поэт обращается неоднократно. По мнению того же Абашева, для Решетова земля – это ничто иное как символ первоосновы жизни, лона Матери. Недаром в одном из своих стихотворений Решетов целенаправленно использует формулу «Мать-сыра земля»:

Печаль души моей безмерна: Старею, близких хороня.

Но мать – сыра земля бессмертна, И это радует меня [4, C. 374] .

Мы также можем наблюдать наделение земли свойствами начала всего сущего в стихотворении «Земля»:

В ней золотые жилы не устали Ждать, что за ними дерзкие придут.

В ней кости и зелёные медали Солдат, которых девушки не ждут.

В ней всё, в земле: начало радуг, хлеба, Тонюсенькой черёмухи, ручья.

И эту землю на седьмое небо, Живой и мёртвый, не сменяю я [3, C. 32] .

Чрезвычайно важно отметить, что в данном произведении присущая лирике Решетова двойственность играет определяющую роль: земля не только хранит в себе то, что покинуло наш мир, закончив свое существование, как тела мертвых солдат, но именно из земли берут свое начало наполняющие наш живой мир природные элементы, будь то радуга или колосья хлеба.

Земля у Решетова – это то, что дарует жизнь, и то, что забирает ее со временем. Земля – это одновременно отправная и конечная точки существования. Следовательно, смерть – это ни что иное, как возвращение к своему началу, готовность к перерождению.

Две заключительные строки стихотворения дают ясно понять, что его лирический герой буквально прикован к земле. Но не ввиду отсутствия свободы и метафизических «крыльев», а лишь потому, что он видит в земле свой родной дом – то место, с чего все началось.

Ряд произведений Решетова четко говорит о том, что их лирический герой вовсе не страшится смерти, а принимает как нечто само собой разумеющееся, как логичный исход своего странствия . Более того, мы можем предположить, что он, может быть, даже жаждет смерти, так как она для него – все равно что билет на поезд домой.

Слово «странствие» употреблено не случайно, ведь В. В. Абашев также отмечал, что в творчестве Решетова особое место занимает один известный евангельский мотив – возвращение блудного сына. С ним был солидарен и Ю. В. Казарин.

Действительно, данная символическая форма является для решетовской лирики центрообразующей, это и объясняет основное настроение стихотворений Решетова. По большому счету, его поэзия – это поэзия одиночества, странствия, вечного поиска, но, в конечном итоге – обретения дома.

Свою трактовку монументального сюжета впервые Решетов предложил в 1970 году своим стихотворением «Картина». Вот его первые строфы:

До чего же печальна картина «Возвращение блудного сына», -Он гордыню свою превозмог. Он теперь даже глаз не поднимет, Он питался дождём и полынью, Он вернулся на отчий порог.

Но какие-то дальние зовы Появляются в небе суровом И зовут день и ночь без конца. Вот и к свадьбе уже всё готово, Вот и жить бы, как люди, толково, А на мальчике нету лица! [4, C. 327]

Интересно, что сам Решетов пишет именно о картине, изображающей евангельский сюжет, а не о самой истории. Своего рода пересказ уже пересказанного. Но, на самом деле,предложение автора взглянуть на картину своими глазами превращает сюжет о блудном сыне из сакрального в довольно бытовой, ведь мы начинаем чувствовать, как Решетов перекладывает на себя образ странника, а стихотворение становится символической трактовкой его собственной судьбы. Завершается произведение следующими строками:

Вот и к свадьбе уже всё готово,

Вот и жить бы, как люди, толково, А на мальчике нету лица!

До чего же всё это знакомо -

И удары весеннего грома,

И земли отмерзающий пласт...

И на камне сыром аксиома:

Вы в гостях еще, мы уже дома, Не судите, помилуйте нас [4, там же] .

Концовка довольно парадоксальна и своеобразна, но типична для лирики Решетова: по возвращении домой сына ожидает не любящий и всепрощающий Отец, а яма в земле и могильный камень. И вновь мы наблюдаем знакомый решетовский прием - отождествление земли и родного дома (в данном случае - Отчего дома). Об этом Решетов уже заявляет напрямую: « Вы в гостях еще, мы уже дома ». Подобное разделение гостей и дома, как противоположных плоскостей бытия, в творчестве поэта уже присутствовало, например, в стихотворении «Мой брат»:

Мой брат, твой адрес – кладбище, бурьян, Земля сырая, мир потусторонний. Когда тебе из наших дальних стран

Снесут письмо усталые вороны?

Когда расскажут липы на ветру,

Что ни одна звезда не почернела,

И тёплый хлеб нас будит поутру,

И нет у жизни края и предела?

Мой милый брат, ты – дома , я в гостях , Мне здесь, в гостях, то весело, то грустно.

Когда же я тебе о новостях

Поведаю не письменно, а устно? [5, C. 64]

И вновь Решетов проводит явную параллель между землей и вновь обретенным домом. Здесь же земля наделяется мифологическими чертами, называясь «миром потусторонним».

Итак, поэтический мир А. Л. Решетова – это вечные экзистенциальные стремления, поиск и странствия. Отображая реальный мир через призму символов, Решетов наделяет его мифологическими чертами, создает собственные мифические образы, основным из которых является образ земли.

В мире Решетова земля – это не просто источник жизни или пристанище усопших. Для Решетова земля – это отправная точка бытия, первооснова всего сущего, и как Блудный сын в конце своего странствия отказывается на пороге Отчего дома, так и лирический герой многих произведений Решетова, спустя долгие духовные искания, опускается на землю, предчувствуя скорое возвращение домой.

Данный микросюжет характерен для всего решетовского творчества и раскрывается лишь на уровне мифологической символики.