Палеоэкологические условия в степной зоне Восточно-Европейской равнины в посткатакомбное время

DOI:

Грунтовые погребальные памятники (курганы) сохраняют под насыпями погребенные палеопочвы, свойства которых могут быть использованы для выявления динамики увлажненности климата, и поэтому могут рассматриваться как памятники природы [Демкин, 1997, c. 213]. В почвенных свойствах находят отражение все климатические параметры, сложившиеся в период создания кургана. На этой основе реконструируются среднегодовая температура и среднегодовое количество осадков, а также еще ряд параметров, позволяющих представить себе облик окружающей среды.

В итоге перед исследователем возникает некая общая интегрированная картина состояния природной среды в тот или иной момент в прошлом. Этого, безусловно, вполне достаточно для палеоклиматических реконструкций, когда в фокус исследований попадает биогеоценоз в целом и почва как его неотъемлемая часть. Однако, когда в центре внимания оказывается конкретный древний социум, этих общих сведений оказывается явно недостаточно. Это связано с тем, что среднегодовая норма осадков или среднегодовая температура – практически неинформативны при палеоэкологических реконструкциях. Будучи чрезвычайно пластичным видом с очень высоким уровнем адаптационных способностей, человек может выживать практически в любых условиях. Однако изменения климатических условий играют определяющую роль по отношению к экономике древних обществ. Именно соответствие природных условий той хозяйственной модели, которая традиционно сложилась в обществе, определяет процветание социума. И напротив, резкое изменение природных условий приводит к ситуации, когда экономи- ческая модель общества становится неэффективной, что ведет к угасанию общества и его уходу с исторической сцены [Кривошеев, Борисов, 2019]. Поэтому зачастую палео-климатического инструментария оказывается недостаточно для реконструкции и понимания причин социально-исторических процессов в древности. Очевидно, выходом из этой ситуации должен стать поиск новых инструментов для более детальных палеокли-матических реконструкций. На наш взгляд, таким инструментом может стать раздельный анализ климатических показателей двух контрастных периодов года – зимнего и летнего, оценивая которые можно составить полное представление об условиях обитания древних социумов.

Применительно к степной зоне важнейшим климатическим фактором является уровень осадков. Поэтому далее речь будет идти в первую очередь об этом показателе. Следует отметить, что во всем многообразии почвенных свойств есть признаки, которые определяются преимущественно зимними осадками, и есть признаки, изменения которых продиктованы вла-гообеспеченностью теплого времени года. Так, например, основные химические свойства степных почв – засоленность, формы и содержание карбонатов, гипса и др. определяются прежде всего зимними осадками. Чем выше влагообес-печенность холодного времени года, тем глубже промачивается почва, вымываются токсичные соли, снижается глубина вскипания, появляются сегрегационные формы карбонатов. Эти признаки будут указывать на гумидные условия [Борисов, Мимоход, 2017].

Летние осадки в степной зоне выпадают малыми суточными нормами и незначительно изменяют почвенные свойства, так как промачивают почву не более чем на 30 см и не оказывают влияния на солевой профиль [Роде, 1963; Афанасьева, 1980, c. 116]. В пус- тынно-степной зоне глубина промачивания светло-каштановых почв и солонцов в летний период еще меньше [Ковда, Большаков, 1937; Базыкина, 1974]. Естественно, при таком режиме увлажненности не изменяется содержание солей, карбонатов, гипса, а также магнитная восприимчивость и другие параметры. И в целом химические свойства почв, погребенных в этот период, будут демонстрировать признаки аридизации [Борисов, Мимоход, 2017]. Однако летние осадки способствуют поддержанию фитоценозов, предотвращают «выгорание» степи и обеспечивают поступление в почву больших объемов растительных остатков. Это, в свою очередь, вызывает увеличение микробной биомассы и доли микроорганизмов, потребляющих легкодоступное органическое вещество [Демкина и др., 2004; 2017]. Таким образом, сравнительный анализ химических (как индикатора зимних осадков) и биологических (как индикатора летних осадков) свойств почв позволяет реконструировать влагообеспеченность холодного и теплого времени года. Получаемые при этом реконструкции позволяют на качественно новом уровне судить о палеоэкологических условиях, существовавших на момент сооружения памятника.

Впервые такой подход к реконструкции палеоэкологических условий был реализован при изучении погребенных почв эпохи бронзы в пустынно-степной зоне Сальско-Манычской гряды [Khomutova et al., 2019]. Тогда было показано, что на протяжении ранней и средней бронзы имел место выраженный тренд на усиление аридности климата, что проявлялось в увеличении засоленности и окарбоначива-ния почв с максимумом в конце III тыс. до н.э. Но в это же время в почвах возрастала микробная биомасса и увеличивалась доля микроорганизмов, ответственных за разложение растительных остатков. Это позволило предположить, что во второй половине III тыс. до н.э. в пустынной степи сложились специфические климатические условия с холодными малоснежными зимами и относительно мягкими летами с периодическими осадками [Khomutova et al., 2019].

Однако до сегодняшнего дня не было проведено сопряженного анализа химических и биологических свойств почв для финала средней бронзы степной зоны. В этой связи особую важность приобретают представленные в данной статье материалы по изучению химических свойств и биологической активности погребенных почв кургана днепро-дон-ской бабинской культуры (далее – ДДБК) в южной части лесостепной зоны.

Объект исследования

Объектом исследования является один из самых крупных курганов эпохи бронзы в Среднем Подонье, раскопанный в 2021 г. Сочинской экспедицией Института археологии РАН. Он располагался к северу от с. Филоново Богучарского района Воронежской области (рис. 1). Его высота составляла около 5 м, диаметр – 60 м. Неординарность кургана для региона заключается не только в его размерах, но и в том, что он дал достаточно дробную стратиграфическую картину, которая охватывает относительно короткий хронологический отрезок в пределах 2100–1800 сal BC. В кургане были выявлены погребения, которые относятся к четырем стратиграфическим горизонтам финала средней – начала поздней бронзы.

Первая насыпь была сооружена над погр. 2 ДДБК. В захоронении обнаружена узко датируемая категория инвентаря – костяная пряжка, плоская в сечении, с двумя разновеликими отверстиями (рис. 2, I ). В эту насыпь было впущено погр. 1, которое относится тоже к Днепро-Донскому Бабино (рис. 2, II ). Оно сопровождалось досыпкой (насыпь 2), в которую было впущено захоронение 3 ранней покровской культуры начала поздней бронзы (рис. 2, III ). Над ним была сооружена самая мощная насыпь, центральная часть которой была сложена из грунтовых блоков (насыпь 3). Четвертый стратиграфический горизонт представлен погр. 5 также покровского периода, которое было впущено в насыпь 3 и также сопровождалось досыпкой (насыпь 4) (рис. 2, IV ). К сожалению, два последних погребения были частично разрушены: погр. 3 – окопом времен Великой Отечественной войны, погр. 5 – деятельностью землеройных животных. От этих погребений сохранились только нижние части скелетов (рис. 2, III , IV ).

Отличия между погр. 1 и 2 ДДБК и покровскими погр. 3 и 5 показательны. В пер- вых двух случаях скелеты находились в средне- и сильноскорченном положении и были ориентированы черепами в южный сектор (рис. 2,I,II). В захоронениях 3-го и 4-го стратиграфических горизонтов, судя по сохранившимся остаткам скелетов, умершие находились в слабоскорченной позиции и были ориентированы в северный сектор (рис. 2,III,IV). В насыпях, которые были возведены над этими погребениями, обнаружены фрагменты керамики с расчесами и примесью толченой раковины в тесте. Иными словами, обрядовые и инвентарные характеристики комплексов 1-го и 2-го стратиграфических горизонтов однозначно указывают на принадлежность их к культурному кругу Бабино финала средней бронзы, а погребений 3-го и 4-го горизонтов – к раннему этапу покровской культуры начала позднего бронзового века.

Если расположить исследованные захоронения на шкале восточноевропейской хронологической системы памятников конца средней – начала поздней бронзы, которая насчитывает три фазы посткатакомбного блока (ПКБ) [Мимоход, 2021, ил. 13], то они займут время фаз ПКБ II и ПКБ III. Пряжка, которая была обнаружена в погр. 2 ДДБК (рис. 2, I ), является четким индикатором фазы ПКБ II [Мимоход и др., 2022, рис. 6]. В рамках пятиступенчатой хронологии Днепро-Дон-ского Бабино, которую разработал Р.А. Литвиненко [Мимоход и др., рис. 1], погр. 2 с прямой в сечении пряжкой и двумя разновеликими отверстиями, с бортиком вокруг центрального (рис. 2, I ), будет относится к периоду IIБ, то есть к позднему этапу фазы ПКБ II, непосредственно предшествующей появлению колесничных культурных образований фазы ПКБ III, к которой в Филоновском кургане относятся захоронения 3-го и 4-го стратиграфических горизонтов (рис. 2, III , IV ).

Для нас наибольший интерес имеет погр. 2 и связанная с ним погребенная почва. Это погребение соответствует фазе ПКБ II, то есть периоду расцвета посткатакомбного блока (~2100–2000 сal BC). Согласно имеющимся на настоящий момент представлениям, это был переходный период от резкой аридизации (фаза ПКБ I – 2200–2100 cal BC) ко времени гумидизации климата (фаза ПКБ III – 2000–1800 сal BC) начала поздней бронзы, которая завершилась климатическим оптимумом в эпоху развитой поздней бронзы [Мимо-ход, 2018; 2021]. Однако эти наблюдения были сделаны на основе данных, полученных по палеопочвам курганов лолинской культуры, основной ареал которой расположен южнее – в пустынных степях.

Методы исследования

Определение гранулометрического состава почв проводили пипеточным методом [Теории и методы ... , 2007]. Химические анализы выполнены в ЦКП ИФХиБПП РАН.

Оценка величины микробного пула (живой биомассы) проведена на основании учета количества фосфолипидов, которые являются обязательными компонентами живых клеток и после их гибели быстро разрушаются. Величина микробной биомассы представляет собой интегративный показатель, отражающий обеспеченность микробного сообщества источниками питания [Демкина и др., 2017].

Качество микробного пула оценивалось по его метаболической и трофической структуре. Ранее выявлены микробиологические параметры, дающие контрастные характеристики состояния микробных сообществ в степных палеопочвах в аридные и гумидные климатические периоды. Это активная биомасса микроорганизмов и ее доля от Сорг почвы, эколого-трофическая структура микробного сообщества (ПА : НА : БС), характеризующаяся соотношением микроорганизмов, растущих на почвенном агаре и использующих элементы питания из рассеянного состояния (ПА), на нитритном агаре и потребляющих гумус (НА), на богатой органической среде и разлагающих растительные остатки (БС) (% от суммарной численности всех групп микроорганизмов). Информативным является и соотношение численности микроорганизмов, использующих легкодоступное органическое вещество – растительные остатки и труднодоступное – гумус: БС/НА [Демкина и др., 2017]. Индекс олиготрофности (ПА / БС х 100) характеризует способность микробного сообщества ассимилировать из рассеянного состояния зольные элементы питания, то есть чем больше его значение, тем к более бедным условиям питания приспособлены почвенные микроорганизмы и, наоборот, чем ниже, тем богаче условия, связанные с большим поступлением в почву растительных остатков. Значительная биомасса активных микроорганизмов и их высокая доля в общем органическом углероде почвы, преобладание в экологотрофической структуре микроорганизмов, использующих легкодоступные органические вещества, высокие значения отношения численности микробов, использующих растительные остатки и гумус, низкие величины индекса олиготрофности – все это дает основания говорить о возрастающем поступлении в почву растительной массы, что в засушливых регионах, к которым относится исследованная территория, обусловлено повышением увлажненности климата.

Результаты и обсуждение

Морфологические свойства почв. Разрез погребенной почвы в Филоновском кургане заложен в центральной бровке под выки-дом из основного погребения. Погребенная почва – чернозем дисперсно-карбонатный на лессовидных отложениях. В профиле почвы выделяются следующие горизонты.

АU 0–60 см – темно-серый легкий суглинок комковато-порошистой структуры. Свежий, уплотнен. Встречаются норы землероев. В нижней части заметно появление буроватых тонов в окраске. Нижняя граница ровная, переход постепенный по цвету и структуре.

ВСА1 60–100 см – палево-серый, с буроватыми тонами в окраске, средний суглинок комковато-глыбистой структуры. Карбонаты в виде выцветов и налета на стенках хорошо заметны при подсыхании профиля. Единично встречается белоглазка, предположительно реликтовой природы.

Сса 100–180 см – однородный, без карбонатных новообразований, палевый суглинок глыбистой структуры.

Сса, s – с глубины 180 см единичные вкрапления кристаллов гипса.

Разрез современной почвы был заложен в 200–300 м от кургана на залежном поле в условиях однотипного рельефа. В профиле выделяются следующие горизонты.

PU 0–16 см – однородный черный средний суглинок комковато-глыбистой структуры, свежий, уплотнен. Нижняя граница хорошо выделяется по плужной подошве.

АU 16–70 см – гумусово-аккумулятивный горизонт почвы. Однородный, темно-серый до черного средний суглинок комковатозернистой структуры. Свежий, уплотнен. Нижняя граница ровная, переход заметный по цвету и структуре.

ВСА1 70–130 см – постепенное изменение цвета от черного до палево-серого, средний суглинок глыбисто-призмовидной структуры. Карбонаты в виде пропитки. Нижняя граница волнистая, переход ясный по появлению сегрегационных форм карбонатов.

ВСА2 130–180 см – палевый суглинок глыбистой структуры. Карбонаты в виде крупной, хорошо оформленной белоглазки. Нижняя граница ровная, переход заметный по исчезновению сегрегационных форм карбонатов.

С глубины 180 см почвообразующая порода – лессовидный суглинок.

Таким образом, современные почвы представлены черноземами сегрегационными, в то время как погребенная под курганом почва является черноземом дисперсно-карбо-натным. Эти изменения на уровне типа отражают более аридные условия, существовавшие на момент сооружения памятника.

Химические свойства почв. Гранулометрический состав почв практически идентичный (рис. 3, А , Б ), что позволяет исключить возможность различий химических свойств вследствие исходной литологической неоднородности. Некоторое сокращение содержания ила в пахотном горизонте современных почв при одинаковом содержании физической глины является результатом распашки.

При однотипном гранулометрическом составе химические свойства почв различались весьма значительно и подтверждают общее представление о более аридных условиях бабинского времени. Так, в частности, содержание карбонатов в погребенной почве было значительно выше современных аналогов. Профиль современной почвы выщелочен от карбонатов на глубину до 70 см, при этом в погребенной почве в верхней части гумусового горизонта содержание карбонатов составляет 6–7 %, а с глубины 30–40 см этот показатель превышает 10 % (рис. 3, В ).

Наличие новообразований гипса с глубины 180 см также указывает на выраженные аридные условия, существовавшие в бабинс-кое время.

Таким образом, если анализировать традиционные палеопочвенные показатели, то можно констатировать значительно более низкие нормы зимних осадков в конце III тыс. до н.э.

Микробиологические свойства почв. При анализе биологической активности почв (рис. 4) была получена строго обратная картина. В верхней части профиля общая численность колониеобразующих единиц (КОЕ) микроорганизмов, растущих на почвенном агаре, снижалась вниз по профилю, как в современной, так и в погребенной почве. При этом доля актиномицетов под курганом была в 7–30 раз выше, чем в фоновой почве, и с глубиной увеличивалась. Доля бактерий, растущих на богатой среде и ответственных за разложение растительного опада, в верхней части профиля погребенной почвы была сопоставима с современными показателями. При этом доля бактерий, растущих на богатой среде, в профиле погребенной почвы в большей части случаев превышала современный уровень. Индекс олиготрофности как показатель адаптации микробного сообщества к недостатку доступных источников питания был заметно выше в современной почве (рис. 5).

По результатам, полученным нами ранее для светло-каштановых почв, максимальные значения доли микроорганизмов, растущих на богатой среде (33–39 %), были выявлены в палеопочве под курганами финала катакомбного времени и лолинской культуры [Khomutova et al., 2019; Демкина и др., 2017]. Высокая доля численности микроорганизмов, способных использовать в качестве источника питания растительные остатки, может указывать на высокие нормы осадков в весеннелетние периоды эпохи средней бронзы.

Однако наиболее информативными оказались изменения микробной биомассы почв (рис. 6). Как было отмечено выше, величина микробной биомассы в интегративной форме отражает степень обеспеченности микробного сообщества элементами питания, поступающими с растительными остатками. Чем больше осадков выпадает в течение вегетационного периода, тем больше растительных остатков поступает в почву, вызывая увеличение биомассы микроорганизмов, способных к их разложению [Khomutova et al., 2019].

В нашем случае микробная биомасса в верхних горизонтах погребенной почвы оказалась в 4–5 раз выше, чем в современной почве. И даже на глубине 50 см этот показатель выше, чем в поверхностном слое современных почв. Столь высокие значения микробной биомассы свидетельствуют о больших объемах растительного опада, поступавших в почву.

Заключение

Таким образом, по микробиологическим характеристикам погребенной почвы мы можем предполагать достаточно благоприятные условия для почвенного микробного сообщества и относительно большие объемы растительного материала, поступавшего в почвы в конце III тыс. до н.э. Это ставит под сомнение известный кризисный нарратив в отношении палеоэкологических условий финала средней бронзы в степной зоне. В данном случае уместно вспомнить, что само понятие палеоэкологического кризиса возникло на основе резко выраженных аридных свойств подкурганных почв, погребенных во время позднего этапа культур катакомбного круга и в посткатакомбное время [Демкин и др., 2002; 2010; Демкина и др., 2017]. Действительно, погребенные почвы рубежа III–II тыс. до н.э. были сильно засолены, вскипали с поверхности, имели признаки эрозии и дефляции. Но еще раз отметим, что эти палеопочвенные реконструкции были построены на анализе морфологических и химических свойств погребенных почв, которые, как было показано позднее, отражают количество осадков в холодное время года [Борисов, Мимоход, 2017]. Так или иначе вот уже несколько десятилетий природные условия рубежа III–II тыс. до н.э. прочно ассоциируются с палеоэкологическим кризисом.

Отметим, что формированию кризисного нарратива во многом способствовали хорошо изученные и подтвержденные факты коллапса и гибели западноазиатских земледельческих цивилизаций [Weiss et al., 1993; Weiss, 2016; Staubwasser, Weiss, 2006; Liu, Feng,

2012], известные как «4.2-ka BP aridification event» [Menocal de, 2001; Ran, Chen, 2019]. Драматическая аура ближневосточного кризиса земледельческих культур периода 2200 cal BC легко перешла и на наши степные реалии после выявления аридных палеопочв с синхронным временем погребения [Демкин и др., 2002]. Отметим, что механизмы аридизации, как в области плодородного полумесяца, так и в прикаспийских степях, были однотипны – усиление зимнего антициклона, блокирующего поступление влаги с атлантическими и средиземноморскими циклонами. Все это способствовало укоренению понятия палеоэкологического кризиса рубежа III–II тыс. до н.э. в степной зоне. При этом не акцентировалось внимание на том, что памятники в степи в период палеоэкологического кризиса не исчезают и пустынные степи становятся весьма востребованными для обществ скотоводов, приходящих сюда из других регионов, в частности с Кавказа [Мимоход, 2019]. Авторами было сделано предположение, что древних скотоводов привлекали холодные и малоснежные зимы как следствие усиления азиатского антициклона, что обеспечивало содержание скота на подножном корму в холодное время года [Борисов, Мимоход, 2017]. Однако то обстоятельство, как выживало население в летний период, оставалось невыясненным.

Новой страницей в палеоэкологических реконструкциях стала оценка влагообеспечен-ности летнего периода на основе микробиологических характеристик почв [Хомутова и др., 2017]. Биомасса и структура почвенного микробного сообщества степных почв не зависят от зимних осадков, но отражают количество растительных остатков, поступающих в почву, что, в свою очередь, определяется осадками теплого времени года. Для условий пустынных степей нами ранее было показано синхронное усиление признаков аридности по химическим свойствам почв при одновременном возрастании биологической активности почв на протяжении ранней и средней бронзы [Khomutova et al., 2019]. Тогда было высказано предположение, что во второй половине III тыс. до н.э. в пустынной степи сложились специфические климатические условия с холодными малоснежными зимами и относитель- но мягкими летами с периодическими осадками [Khomutova et al., 2019]. Полученные данные позволили предположить асинхронность хода влагообеспеченности по сезонам года – снижение зимних и увеличение летних осадков. Наши новые данные по Филатовскому кургану подтверждают выявленную закономерность и расширяют территориальные рамки данного феномена. Более того, мы можем говорить, что в степной зоне указанные особенности годового хода осадков были даже более выраженными, чем в пустынностепной зоне.

Однако отсутствие зимних осадков все же весьма существенно отражалось на экосистемах региона. И в первую очередь это проявлялось, по-видимому, в сокращении доли весенних эфемероидов в составе фитоценоза. Эти растения могут развиваться лишь при высоком запасе продуктивной влаги в почве, который, в свою очередь, зависит напрямую от зимних осадков. В такой ситуации едва ли правомерно ожидать превращения степи в цветущий ковер в апреле, но, тем не менее, не было и полного выгорания степи в конце лета.

В связи со сказанным выше, очевидно, назревает необходимость пересмотра условий использования терминов «аридизация» и «палеоэкологический кризис» для событий финала III тыс. до н.э. в сухо- и пустынно-степной зонах. Ранее мы уже предлагали под ариди-зацией понимать исключительно сокращение зимних осадков [Борисов, Мимоход, 2017], так как именно зимние осадки и условия снеготаяния определяют основные химические свойства степных почв.

С учетом вновь получаемой информации о биологических свойствах погребенных почв поздне- и посткатакомбного времени настало время внести ясность и в термин «палеоэкологический кризис». По всей видимости, применительно к степной зоне Восточно-Европейской равнины нет оснований говорить о кризисе как некоем всеобъемлющем комплексе негативных явлений природного и социального характера. В природном плане имело место лишь заметно возросшее засоление и окарбоначивание почв, возможно с активизацией эрозионных процессов. При этом растительный покров не претерпевал существенных изменений.

В данном контексте уместно отметить, что смягчение летних условий на рубеже III– II тыс. до н.э. было выявлено по данным палинологических исследований для соседнего региона – степной зоны Предкавказья. Здесь в период 4.1-3.9 ka BP в условиях трансгрессивной фазы Каспия и его локального увлажняющего влияния в летний период сухие степи сменяются разнотравно-злаковыми [Ryabogina et al., 2022, p. 280]. Очевидно, в случае с Филоновс-ким курганом снижение суровости летней засухи объясняется иными климатообразующими факторами, которые еще предстоит установить, но в целом это составные части одной общей картины палеоэкологических условий посткатакомбного времени.

Что касается социальных аспектов кризиса, то и здесь нет оснований для явно алармистских настроений. Жизнь в степи не прекращается, хотя количество памятников посткатакомбного времени заметно меньше, чем в предшествующий этап катакомбной культуры. Очевидно, общие условия в степи стали более жесткими, что предполагало сокращение до минимума возможных вариантов систем жизнеобеспечения. В таких условиях преимущество получали те общества, хозяйственная модель которых была ориентирована на разведение мелкого рогатого скота как наиболее неприхотливого и выносливого. Поэтому для тех социумов, которые смогли перейти на эту экономическую модель, степь в финале III тыс. до н.э. становилась весьма привлекательной.

В более общем плане можно предположить, что экологические условия степной зоны в меньшей степени «пострадали» в результате глобальных палеоклиматических перестроек в финале III тыс. до н.э. [Geirsdóttir et al., 2019; Pleskot et al., 2020]. Ранее было установлено, что в разных частях Евразии климатические подвижки были неравнозначными: засуха фиксируется в нижних широтах, а в высоких широтах, напротив, более влажные условия; хотя похолодание отмечается повсеместно [Roland, 2012; Roland et al., 2014]. В этой ситуации масштаб климатических флуктуаций в степи, занимающей промежуточное положение между бореальной и тропической зонами, был не столько велик, по сравнению с более северными и южными регионами.

Однако это не отменяет того, что для ряда других территорий понятие «палеэкологический кризис» достаточно точно отражает суть явлений. Например, события 4.2 ka BP привели к тому, что для скотоводов Кавказа показатели зимнего периода оказались экстремальными. Если в степи основными и определяющими выживание древних обществ факторами были количество и годовой ход осадков, то в горной зоне таким критическим фактором является температура. Для периода 4.2 ka ВР доказано резкое похолодание, связанное с изменением солнечной активности [Perry, Hsu, 2000]. В горной зоне в этот период отмечалось опускание границы ледников [Grove, 2004], исчезновение озер [Соломина, 1999], нисходящее смещение растительных поясов и накопление морен [Серебряный и др., 1984]. По всей видимости, именно похолодание привело к миграции части населения в предкавказскую степь, что привело к формированию культурного круга Лола [Мимоход, 2018].

Так или иначе мы предлагаем с осторожностью оперировать термином «палеоэкологический кризис» применительно к климатическим и социальным событиям поздне- и по-сткаткобного времени в степной зоне юга Восточно-Европейской равнины. Более корректно говорить об асинхронном изменении годового хода влагообеспеченности с сокращением зимних и увеличением летних осадков на фоне общего похолодания.