Петр I как судебный деятель

Изыскания о деятельности первых лиц государства в сфере право судия неоспоримо являются одним из важных направлений познания национального прошлого. В самом деле, без углубленного изучения таковой деятельности невозможно ни прояснить картину судебной политики государства в соответствующий исторический период, ни картину функционирования института верховной власти, ни целостно охарактеризовать личность правителя. Сказанное в полной мере касается и фигуры первого российского императора.

Сложившаяся на сегодня историографическая ситуация заключается в том, что если деятельность Петра I как законодателя, правотворца не раз освещалась в литературе [1. С. 123–125; 2. С. 277–282], то его деятельность как правоприменителя осталась вне поля зрения ученых авторов. В итоге, в предшествующих исследованиях можно встретить хотя и немалочисленные, но совершенно разрозненные упоминания об участии Петра I в судебных разбирательствах – причем почти исключительно по делам о государственных преступлениях [3. С. 31, 53, 56 и др.; 4. С. 38–41, 44, 47–50 и др.; 5. С. 98–102, 110, 173–174 и др.]. Кроме того, доныне никем не анализировалась нормативная основа участия монарха в отечественном судопроизводстве конца XVII –первой четверти XVIII вв.

Наличие отмеченных историографических пробелов и обусловило появление настоящей статьи. В статье предпринята попытка систематически рассмотреть как практическую деятельность Петра I в области уголовного и гражданского судопроизводства, так и нормативную основу этой деятельности. Необходимость подобного рассмотрения станет еще более очевидной, если принять во внимание, что именно Петр I явился инициатором и архитектором первой российской судебной реформы.

Источниковую основу статьи, наряду с материалами законодательного характера, образовали комплексы документов досудебного и судебного производств по уголовным делам первой четверти XVIII в., в рассмотрении которых принял участие самодержец, а также образцово сохранившиеся материалы указного и протокольного делопроизводства Правительст- вующего Сената за 1719–1725 гг. Названные источники (за исключением опубликованных законодательных актов) отложились к настоящему времени главным образом в фондах 6 «Дела по государственным преступлениям», 248 «Сенат» и 1451 «Именные указы Петра I Сенату» Российского государственного архива древних актов и в фонде 1329 «Именные указы Сенату» Российского государственного исторического архива. Итак, какое же место занимала судебная практика в круге занятий первого российского императора, насколько часто и в какой процессуальной роли он соприкасался с уголовной и гражданской юстицией?

Что касается личного участия Петра I в разрешении дел гражданско-правового характера, то таких примеров автору выявить на сегодняшний день не удалось. Если подобное и случалось, то весьма и весьма эпизодически. А вот к уголовному судопроизводству первый российский император испытывал устойчивый интерес, на протяжении многих лет нередко принимая участие как в судебном, так и в досудебном производстве по различным делам.

Монарх-реформатор и инициировал уголовное преследование, и принимал решения о мерах пресечения, и допрашивал обвиняемых и свидетелей, и санкционировал различные следственные действия (прежде всего, применение пыток), и выносил или – чаще – утверждал приговоры. Однако прежде чем переходить к обозрению деятельности Петра I как судебного деятеля, необходимо остановиться на вопросе о правовой регламентации таковой его деятельности.

Как явствует из введенного к настоящему времени в научный оборот массива отечественных законодательных актов XVII – первой четверти XVIII вв., порядок участия самодержца в судопроизводстве в петровское время нормативно регулировался весьма фрагментарно. Для начала здесь необходимо упомянуть впервые опубликованный лишь в 2000 г. Наказ «майорским» следственным канцеляриям от 9 декабря 1717 г. и именной указ от 5 марта 1719 г. В первом из них устанавливалось обязательное санкционирование верховной властью использования мер физического воздействия в отношении должностных лиц от вице-губернатора и выше,

ISSN 1818-7919. Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2007. Том 6, выпуск 1: История © Д. О. Серов, 2007

а также принятие ею же решения о направлении дела, расследованного «майорской» канцелярией, в ту или иную судебную инстанцию. Во втором – предусматривалось обязательное утверждение верховной властью приговоров военных судов, в которых назначалась смертная казнь офицерам (что только фиксировало порядок, сложившийся на практике, по всей очевидности, с начала 1700-х гг.) [6. С. 202; 7. С. 670].

Кроме того, в законах от 17 марта 1714 г. и от 19 декабря 1718 г. об укреплении инстанционности в судопроизводстве было – в общем виде – обозначено положение монарха как суда четвертого (высшего) звена. При этом в ст. 6 закона от 19 декабря 1718 г. дополнительно оговаривалось, что на рассмотрение царя могли передаваться исключительно те судебные дела, которые поступали в Правительствующий Сенат из Юстиц-коллегии и разрешение которых вызвало у сенаторов затруднения. В свою очередь, согласно ст. 4 закона от 19 декабря 1718 г. и ст. 4 закона «Должность Сената» от декабря 1718 г., дела могли направляться в судебное производство Сената лишь с санкции монарха [7. С. 90, 604, 605].

Наконец, нельзя обойти упоминанием подборку законодательных актов 1713–1718 гг., в которых устанавливался особый порядок судопроизводства по делам о государственных преступлениях и о преступлениях против интересов службы. В первом из таковых актов – законе от 23 октября 1713 г. (кстати, собственноручно написанном Петром I) – закреплялось право любого жителя нашей страны извещать о « грабителях народа » (т. е. о преступной деятельности представителей госаппарата) непосредственно монарха. В изданном два месяца спустя законе от 23 декабря 1713 г. подданным дозволялось сообщать лично царю о таких государственных преступлениях, как умысел на «государское здоровье», оскорбление «высокомонаршей чести», бунт и измена [7. С. 76; 8. С. 361].

Обе отмеченные законодательные линии оказались сведены воедино в именном указе от 25 января 1715 г. В этом указе Петр I сформулировал знаменитые «три пункта», содержавшие составы особо тяжких преступлений, о подготовке или совершении которых только и допускалось извещать напрямую верховную власть. В первых двух пунктах – почти в полном соответствии с законом от 23 декабря 1713 г. – фигурировали государственные преступления: посягательство на жизнь самодержца, измена и бунт. В третьем пункте речь шла о казнокрадстве [8. С. 364] 1. Соответственно, по смыслу этих законов, самодержец выступал – в оговоренных случаях – в роли инициатора уголовного преследования.

Остается добавить, что впервые закрепленный в законе от 23 октября 1713 г. особый порядок судопроизводства по делам о преступлениях против интересов службы сохранялся до издания закона от 19 января 1718 г., по которому из вышеприведенного списка 1715 г. был, по существу, исключен третий пункт [7. С. 531] 2 . Особый же порядок судопроизводства по государственным преступлениям (по первым двум пунктам указа 1715 г.) просуществовал de jure значительно дольше, до конца XVIII в. [5. С. 20] 3 . Рассмотренными законодательными актами исчерпывалась нормативная основа участия самодержца в отечественном судопроизводстве в конце XVII – первой четверти XVIII в.

Тем самым участие Петра I в уголовных процессах обуславливалось в большей мере не требованием закона, а его интересом к конкретным разновидностям уголовных дел. Из числа таковых особенное внимание царя-реформатора привлекали, во-первых, дела по государственным преступлениям, а во-вторых, дела по обвинениям высокопоставленных должностных лиц в преступлениях против интересов службы 4 .

Из обширной череды дел по государственным преступлениям более всего времени Петр I уделил (что легко понять) процессу царевича Алексея Петровича. Здесь царь тщательно контролировал как весь ход предварительного расследования (осуществлявшегося специально учрежденной канцелярией ведения П. А. Толстого), так и весь ход судебного производства (осуществлявшегося специально организованным судебным присутствием) 5 .

К примеру, когда поступили данные о пособничестве царевичу со стороны генерал-

Е. В. Анисимов и Дж. Ле Донн [5. С. 19–20; 9. С. 420–422; 10. Р. 206–207].

лейтенанта В. В. Долгорукова, Петр I незамедлительно инициировал его уголовное преследование и санкционировал арест (произведенный в Санкт-Петербурге 20 февраля 1718 г. лично генерал-губернатором А. Д. Меншиковым). Вслед за этим, 9 марта царь допросил этапированного в село Преображенское обвиняемого. Наконец, после того, как упомянутое судебное присутствие 14 марта 1718 г. приговорило В. В. Долгорукова к лишению чинов, конфискации имущества и ссылке, самодержец утвердил – 5 июля 1718 г. – приговор, определив в качестве места ссылки город Соликамск 6 .

Если говорить о делах по преступлениям против интересов службы, то в данном случае неизменным вниманием Петра I пользовались те из них, которые находились в производстве подчиненных непосредственно ему «майорских» канцелярий – первых отечественных органов предварительного расследования. Достаточно сказать, что только главе первой из таких канцелярий М. И. Волконскому царь направил в ноябре 1713 – марте 1715 г. шесть писем, содержавших указания по проведению следствия по «архангельскому» делу 7 .

Распределение уголовных дел по «майорским» канцеляриям осуществлял также сам Петр I. К примеру, 9 декабря 1717 г. будущий император направил в производство следственной канцелярии Г. И. Кошелева и Ф. Д. Воронова инициированные фискальской службой дела по обвинениям гвардии капитана А. Л. Долгорукова, архангелогородского вице-губернатора П. Е. Лодыженского, архангелогородского обер-комиссара Д. А. Соловьева, бывшего архангелогородского вице-губерна-тора А. А. Курбатова, рижского губернатора П. А. Голицына, сенатора М. М. Самарина, комиссара П. И. Власова, дьяка П. К. Скурихина 8 .

Сохранилось уникальное свидетельство о реакции современников на участие Петра I в осуществлявшемся канцелярией В. В. Долгорукова предварительном расследовании имевшего особый общественный резонанс «подрядного» дела 9. Вот что писал на исходе 1714 г. находившемуся в Голландии брату Осипу весьма осведомленный дворецкий А. Д. Меншикова Ф. А. Соловьев: «Светлейший князь [А. Д. Меншиков] в великой конфузии, и все в самом печал- ном образе, понеже царское величество зело прилежно сие дело [подрядное] сам розыскивает и не токмо сие, но и всякия дела сам обещается пересмотреть и наказать как за болшое, так и за малое равно, о чем все трясутся... » 10

.

«Трястись», впрочем, было от чего. Впечатленный масштабами вскрывшихся фальшивых подрядов Петр I распорядился пытать сановных фигурантов дела. В присутствии царя 27 ноября и 13 декабря 1714 г. поднимали на дыбу сенатора Г. И. Волконского, 27 ноября – санкт-петербургского вице-губернатора Я. Н. Римского-Корсакова [16. С. 144–145, 148].

Не меньше внимания Петр I уделил и многим другим делам по обвинению высокопоставленных лиц в «преступлениях должности своей». Так, монарх принял самое активное участие в процессе по делу сенатора П. П. Шафирова и обер-прокурора Сената Г. Г. Скорнякова-Писарева. Петр I сыграл решающую роль на всех стадиях названного процесса: от инициирования 9 февраля 1723 г. в отношении П. П. Шафирова и Г. Г. Скорнякова-Писарева уголовного преследования и до утверждения вынесенных им 13 февраля 1723 г. приговоров 11 .

Досконально вникал Петр I и в обстоятельства начавшегося в 1722 г. процесса обер-фискала А. Я. Нестерова 12. В частности, император принял участие во всех трех допросах А. Я. Нестерова под пыткой – 30 января 1723 г., 16 и 18 января 1724 г. 13 29 января 1723 г. Петр I даже собственноручно написал вопросы к предстоявшему допросу обер-фискала. Вопросы эти предварялись эмоциональным рассуждением о том, что «никому так о том ^преступной деятельности иных должностных лиц] сведомому быть невозможно как тебе: первое, по чину фискалскому, второе, понеже прибежище всех воров был...» 14.

Стоит заметить, что личное присутствие монарха на допросах подследственных и подсудимых нередко оказывало на последних значительное психологическое воздействие, способствовало даче ими откровенных показаний. К примеру, именно в ходе допроса 5 февраля 1723 г., проходившего с участием императора, судья Московского надворного суда бывший обер-фискал М. В. Желябужский признался в подлоге завещания вдовы А. Поливановой 15 .

Из числа судебных органов повышенный интерес Петра I привлекала, конечно, работа занимавшихся разбирательством дел по государственным преступлениям Тайной канцелярии и Преображенского приказа. Показательно, что 25 ноября 1718 г. царь установил себе особый день – понедельник – для посещения Тайной канцелярии [3. С. 109–110]. Напротив, с судебной деятельностью Правительствующего Сената монарх соприкасался весьма эпизодически.

Достаточно сказать, что за 1719–1722 гг. Петр I дал Сенату лишь два указания, относившиеся к конкретным уголовным делам. 11 марта 1721 г. царь передал в судебное производство Сената расследованное канцелярией И. И. Дмитриева-Мамонова дело бывшего сибирского губернатора М. П. Гагарина, а 18 мая 1722 г. – расследованное канцелярией С. А. Салтыкова дело бывшего воронежского вице-губернатора С. А. Колычева 16 . Относящихся же к 1719–1725 гг. фактов направления Петром I на рассмотрение Сената дел из Юстиц-коллегии (что, как уже говорилось, предусматривалось в ст. 4 закона от 19 декабря 1718 г. и в ст. 4 закона «Должность Сената») выявить к настоящему времени не удалось.

В последние годы жизни наибольшее внимание первый российский император уделял учрежденному в 1723 г. для разбирательства особо важных уголовных дел Вышнему суду. В частности, сохранились реестры дел суда с многочисленными высочайшими резолюциями от 24 октября и от 9 декабря 1723 г. 17 А в составленном императором 13 января 1724 г. распределении занятий по дням недели значилось: «...В [Вышнем] суде - середы вечер и четвертка утро » [8. С. 259] 18 .

Систематические данные о количестве как вынесенных, так и утвержденных Петром I приговоров на сегодня не установлены. Исходя из архивных материалов и введенных в научный оборот сведений, можно лишь предположить, что количество таких приговоров исчислялось сотнями. Например, по подсчетам Н. Б. Голиковой, только за 1700–1705 гг. по делам, находившимся в производстве Преображенского приказа, царь вынес более 50 приговоров [4. С. 39].

В качестве судьи Петр I действовал не всегда последовательно. Скажем, в 1698 г. будущий император приговорил к смертной казни жену стряпчего конюха Аксинью Трусову и ее холопа Григория Леонтьева. Осужденные были изобличены Преображенским приказом в произнесении «непристойных речей»: объясняя жестокость царской расправы с восставшими стрельцами, они высказались о том, что Петр I « ожидовел и бес тово де он жить не может, чтоб ему некоторый день крови не пить ». Между тем, три года спустя, в сходном случае царь вынес более мягкий приговор. В 1701 г. Петр I осудил к наказанию кнутом, урезанию языка и пожизненной ссылке в монастырь в Вологде посадскую дочь Евдокию Часовникову, признанную виновной в произнесении фразы о том, что « которого де дни великий государь и стольник князь Ромодановский [глава Преображенского приказа] крови изопьют, того де дни в те часы они веселы, а которого дни они крови не изопьют, и того дни им и хлеб не ес-ца » [4. С. 47, 50].

Что касается существа деятельности Петра I по утверждению приговоров, то он их либо подтверждал, либо смягчал (но никогда не отменял и не ужесточал 19 ). Например, из девяти смертных приговоров, направленных Преображенским приказом на высочайшее утверждение в июне–ноябре 1700 г., царь подтвердил единственный, а по остальным смягчил наказание [4. С. 54]. В свою очередь, смертный приговор, вынесенный 16 июля 1712 г. военным судом уличенному во взяточничестве гвардии поручику Н. Т. Ржевскому, будущий император заменил на телесное наказание и ссылку в Сибирь [20. С. 318]. Аналогично Петр I поступил и с помещиком П. Сомовым, приговоренным Сенатом за укрывательство дезертиров и вырубку заповедного леса к смертной казни. 6 ноября

В литературе и среди архивных материалов довелось встретить единственный пример ужесточения Петром I наказания при утверждении приговора.

1715 г. царь заменил П. Сомову смертную казнь пятью годами каторжных работ 20 .

А вот начальнику Морского комиссариата генерал-майору Г. П. Чернышеву, осужденному 6 октября 1718 г. особым военно-судебным присутствием за злоупотребление должностными полномочиями к лишению чинов и конфискации имущества, Петр I при утверждении приговора снизил наказание до ареста на пять дней и штрафа в 972 рубля 21 . Смягчил император и приговор, вынесенный специальным судебным присутствием сенатору П. П. Шафирову: вместо смертной казни осужденному была назначена ссылка в Якутию. Кронштадтскому таможенному бурмистру Ф. А. Болотному, приговоренному Вышним судом 23 января 1724 г. за неоднократное получение взяток к телесному наказанию и пяти годам каторжных работ, самодержец уменьшил срок пребывания на каторге до трех лет 22 .

Из шести же высших должностных лиц, приговоренных в петровское время различными судебными органами к смертной казни за преступления против интересов службы, казнено было двое. Подтверждающие резолюции – « учинить по сенатскому приговору » и « быть по сему» - Петр I наложил лишь на смертные приговоры, вынесенные Сенатом 14 марта 1721 г. бывшему сибирскому губернатору М. П. Гагарину, а Вышним судом 22 января 1724 г. А. Я. Нестерову 23 .

Как представляется, наиболее ярким примером приверженности Петра I «регулярному» судопроизводству явился проведенный в ноябре 1724 г. процесс над камергером гвардии поручиком В. Монсом. При всем том, что В. Монс был уличен в разнообразных преступных деяниях (главным образом, в получении взяток и в превышении должностных полномочий), в деле имелся еще один аспект: открылось, что камергер состоял в неподобающе близостных отношениях с супругой императора Екатериной Алексеевной 24. В этих условиях, имея полную возможность осудить В. Монса единолично или вовсе расправиться с ним во внесудебном порядке, Петр I предпочел соблюсти все процедуры ординарного судебного производства. В ито- ге, после предварительного расследования (осуществленного в весьма сжатые сроки императорским Кабинетом) дело В. Монса было направлено в Вышний суд, который вынес ему 14 ноября 1723 г. смертный приговор, незамедлительно утвержденный монархом 25.

Остается добавить, что при вынесении и утверждении приговоров – в качестве дополнительной санкции – Петр I время от времени практиковал такую своеобразную меру, как запрет погребать тела казненных за государственные преступления и за преступления против интересов службы. Так, приговорив 24 февраля 1712 г. к смертной казни изобличенного во взяточничестве коменданта г. Луха Ф. А. Волкова, царь специально предписал « труп ево в землю не хоронить (но чтоб лежал поверх земли, видим всем)» [23. С. 89] 26 .

Не были преданы земле и тела казненных по делу царевича Алексея Петровича – в частности, шестерых лиц (в числе которых был необоснованно осужденный видный деятель «майорских» канцелярий Ф. Д. Воронов), обезглавленных в Санкт-Петербурге 8 декабря 1718 г. [13. С. 617] 27 . Общеизвестно, что было оставлено на виселице тело казненного 16 марта 1721 г. М. П. Гагарина 28 . Не было погребено и тело обезглавленного 15 ноября 1724 г. В. Монса [21. С. 224].

Тяготение первого российского императора к подобной форме дополнительного уголовного наказания привело к уникальному случаю, когда, получив сведения, подтвердившие эпизоды казнокрадства умершего к тому времени в ходе предварительного следствия дьяка П. К. Скури-хина, Петр I вынес ему посмертный (!) приговор. 15 апреля 1724 г. император указал извлечь тело П. К. Скурихина из могилы и повесить его «на железной чепе за Москвою рекою на Болоте ^ за то, что он, покрывая и отбывая своего воровства, во всем запирался и... повинной не принес» 29. В таком контексте не приходится удивляться осторожности, проявленной в 1721 г. главой одной из «майорских» следственных канцелярий генерал-майором М. А. Матюшкиным. Узнав о последовавшей 29 июня 1721 г. смерти подследственного – бывшего архангелогородского вице-губернатора А. А. Курбатова, М. А. Матюшкин не решился дать разрешение на его захоронение, а запросил особое указание Петра I на этот счет 30.

Наконец, нельзя не отметить, что первый российский император нередко практиковал и помилование – спустя какое-то время – осужденных с его участием лиц. При этом, Петр I никогда не отменял прежние приговоры полностью. Осужденные освобождались в таких случаях лишь от части назначенного им наказания.

К примеру, упомянутый гвардии поручик Н. Т. Ржевский, осужденный в 1714 г. за взяточничество, был освобожден из ссылки – в рамках амнистиционной кампании по случаю победы России в Великой Северной войне – по распоряжению императора от 26 января 1722 г. 31 Осужденный в 1718 г. за пособничество царевичу Алексею Петровичу В. В. Долгоруков получил освобождение из ссылки, по решению Петра I от 7 мая 1724 г., по иному поводу: в связи с коронацией Екатерины Алексеевны [25. С. 129] 32 . Гораздо меньше довелось ожидать государевой милости осужденным на процессе П. П. Шафирова и Г. Г. Скорнякова-Писарева сенаторам Д. М. Голицыну и Г. Ф. Долгорукову. Приговоренные 13 февраля 1723 г. за пособничество П. П. Шафирову к лишению чинов и штрафу в 1550 рублей каждый, Д. М. Голицын и Г. Ф. Долгоруков были восстановлены императором в чинах и должностях уже 19 февраля 1723 г. 33

Резюмируя вышесказанное, можно констатировать, что Петр I проявил себя как весьма активный судебный деятель, хотя и односторонне сосредоточенный на участии в уголовном судопроизводстве. Здесь в центре внимания первого российского императора неизменно находились дела по государственным преступлениям и по преступлениям против интересов службы. При рассмотрении уголовных дел Петр I выступал в самых разнообразных процессуальных ролях – от инициатора уголовного преследования до судьи, выносившего или утверждавшего приговор. Утверждая приговоры, Петр I предпочитал в большей мере либеральный подход, не ужесточая, а, напротив, нередко смягчая назначенные нижестоящим судом наказания. Таким образом, следует заключить, что проведением первой отечественной судебной реформы руководил не только активный законодатель, но и не менее активный судебный деятель, не понаслышке знакомый с практикой уголовного судопроизводства.

Материал поступил в редколлегию 07.10.2006