План захвата Стамбула греческого купца Николая Христофорова (1644 год)

Падение Константинополя в 1453 г. в корне изменило жизнь основного населения Византийской империи – греков, оказавшихся с этого момента в своей стране в подчиненном положении. Идея освобождения стала стержнем существования христиан под властью иноверных. С XVI в. восстановление своей государственности православные подданные Османской империи все более связывали с единственной независимой единоверной державой – Россией [Каптерев, 1914]. Члены греческих общин Порты возлагали свои надежды на достижение свободы на московский престол. Оказавшись в России, они стремились донести идею о воссоздании православной империи до светских и духовных властей. Топикой обращений греков к московскому государю и митрополиту, а затем и патриарху являлись призывы к борьбе за веру и византийскую столицу. В Москве носителями подобных идей чаще всего становились представители греческого духовенства. Начиная с Максима Грека, греческие мыслители убеждали русских правителей в необходимости и возможности достижения «Второго Рима» [Синицына, 1998. С. 216, 309]. С 40-х гг. XVII в. эти представления подверглись некоторой трансформации:

греческие авторы впервые приняли идею «Третьего Рима» [Флоря, 1996. С. 217], дотоле, в том числе и Максимом Греком, отвергаемую [Синицына, 1998. С. 310]. Переломным моментом в признании греческими богословами русской концепции стало знаменитое «Азовское сидение» (1637–1642 гг.).

Реакция русских властей на подобные призывы была всегда положительной. Тексты и речи греков встречали полное одобрение царственных адресатов и поощрялись дарами. Но в XVI – первой половине XVII в. происходило очевидное расхождение в прочтении одних и тех же фраз: греки говорили о войне с Османской империей, в России же их призывы принимали форму убеждений о превосходстве русского благочестия. Греческие тексты подтверждали русские представления о Москве как третьем Риме, наследнице власти и веры великой «Ромейской» империи. Они включались в русские имперские концепции о воссоздании православной империи, даже и без Византии. Проекты освобождения Константинополя оставались частью истории идей.

Реальные планы русских властей соотносились, разумеется, с расстановкой сил на международной арене. России предстояло выбрать между русско-польской (в союзе или нейтралитете с Османской империей) или русско-османской (в союзе 1 прежде всего с Речью Посполитой) 2 войнами. В системе внешнеполитических приоритетов России традиционно предпочтение отдавалось западному направлению, так как проблема территориальных претензий к Польше являлась доминирующей до 70-х гг. XVII в. До этого времени московские политики не предполагали вступать в схватку с могущественной Портой.

Насколько далеки были планы русских властей первой половины XVII в. от военного столкновения с Османской империей, показало «Азовское сидение». Захват турецкой крепости (Азов, Азак, Тана) отрядами донских и запорожских казаков поставил перед Москвой сложную проблему. Правительство колебалось между желанием расширить территорию на столь стратегически важном направлении и необходимостью, в таком случае, вооруженного столкновения. Поддерживая казаков материально, русские власти в дипломатической переписке с самого начала отмежевывались от их действий, пытались урегулировать отношения с султаном. Стараниями русской дипломатии конфликт не перерос в русско-турецкую войну [Османская империя…, 1998. С. 159–163]. Призыв казаков принять Азов в состав России был в конечном счете отклонен. Правительство, получив сведения о генеральном походе османских войск 1642 г., рекомендовало казакам покинуть город и передать его султану. Важно отметить, что борьба за Азов представляла собой единую боевую операцию запорожского и донского казачества, почти всегда действовавших против осман совместно [Брехуненко, 1998].

Уже в самом начале военной кампании события под Азовом привлекли пристальное внимание православных подданных Порты. Ярким примером их отклика служит судьба «грека», названного в русских документах Николаем Христофоровым. Под впечатлением «Азовского сидения» он разработал план освобождения Константинополя. Следственное дело прожектера, мечтавшего добиться свободы своей родины восстанием в столице Османской империи, сохранилось в документации Посольского приказа.

Из делопроизводственных документов дипломатического ведомства следует, что осенью 1644 г. в Путивль, пограничный пункт на границе России и Речи Посполитой, прибыли два «грека» 3, которых подьячие записали как Николай Христофоров и Николай Михайлов (подлинные имена неизвестны). Можно предположить, что они встретились на территории казацкого управления Речи Посполитой – Запорожской Сечи. Как вы- яснится чуть позже, Николай Христофоров бывал у запорожских казаков. Николай Михайлов знал «русский» язык (надо полагать, он освоил его на Украине). Николай Христофоров, видимо, решил воспользоваться услугами знакомого со славянским языком человека и в его сопровождении достиг России. Присутствие переводчика могло облегчить изложение тех грандиозных проектов, которые Николай Христофоров намеревался предложить московскому правительству.

Пересекающие русскую границу иностранцы должны были объяснить чиновникам цель приезда. Николай Михайлов говорил о желании принять русское подданство – вступить «в вечную службу». Он стремился остаться в России в качестве толмача и рассчитывал получить эту должность в Пу-тивле. Планы Николая Христофорова были значительно шире. В съезжей избе Путивля с помощью Николая Михайлова он поведал подьячим свои замыслы. Потрясенные чиновники доложили воеводе князю Василию Львову. Последний направил на дополнительный допрос осадного голову Никифора Яцина. Услышав рассказ еще раз, воевода 28 октября 1644 г. отправил все документы в Москву (два допроса в Путивле составили начало сохранившегося архивного дела).

«Греченин» Николай Христофоров и его толмач Николай Михайлов были вызваны под охраной стрельца Филона Хоткова в Москву для дальнейших допросов. В Посольском приказе, куда они были доставлены, окончательно раскрылся план Николая Христофорова. Он предлагал включить Османскую империю с ее столицей в состав Русского государства: «А как де Бог подаст и Царьгород возьмут, тогда и все турские городы будут за великим государем Михаилом Федоровичем всеа Русии». Целью его приезда было руководство походом на Константинополь. Для этого требовалась лишь небольшая материальная и идейная поддержка Москвы.

Постепенно восстанавливались подробности. Выяснилось, что Николай Христофоров происходил из города Элассон (Аласон в русских документах, регион же был назван Македонией) и занимался мелкой торговлей («скупал животину и в том промыслу его была небольшая доля, а большие деньги в промысли были товарищов его») 4. Он был небогатым компаньоном купцов, перепродававших скот.

Во время поездки в Стамбул этот далекий от военной службы человек случайно услышал о захвате казаками Азова. Очевидно, что слухи о казацких победах широко функционировали в греческом обществе и дали толчок воображению Николая Христофорова. Купец стал готовиться к решительным действиям. Первоначально он детально изучил фортификацию Стамбула, обследовал подходы к нему, сделал наблюдения о характере берегового расположения: «А он де дорогу знает близко Царягорода… А пошел он от себе для того, что, будучи во Царегороде, ос-матрил всякие крепости и по его де осмотру мочно ему привести ко Царюгороду служилых людей» 5.

Осмотрев крепостные сооружения, разведав данные об окрестностях города и артиллерии и самостоятельно составив план захвата Стамбула, Николай Христофоров приступил к поиску исполнителей своего замысла. Единственной силой, способной сломить мощь Порты, он считал казачество. Греческий купец связывал поход на Константинополь с отрядами донских и запорожских казаков. Действительно, Московское государство избегало вступать в открытый военный конфликт с Портой, помня столкновения XVI в. после присоединения Иваном Грозным Астрахани. Кроме того, необходимо помнить об отсутствии у России флота, что делало невозможным достижение границ Османской империи. Мореплавание было доступно лишь казачеству, превратившемуся в значительную военную силу Черноморского и Азовского бассейнов, наводившему террор на побережья Анатолии и Румелии (см.: [Тушин, 1978; Мыцык, 1988; Королев, 2002; Остапчук, Галенко, 1996; Ostapchuk, 2001]). Запорожцы во время набегов подходили к маякам, расположенным при входе в Босфорский пролив – Румелифенери и Анатолуфе-нери. Николай Христофоров был хорошо знаком с возможностями казаков: «наперед сего казаки хаживали блиско Царяграда своим промыслом» 6.

Греческий купец отправился из Стамбула к казакам в 1644 г., в Пасхальную неделю. Он пересек территорию Валахии и достиг Запорожской Сечи. В Москве он упоминал о посещении Шаргорода, хотя и не уточнял, существовали ли специальные цели этого визита. Далее его путь пролегал через духовные центры Украины, тесно связанные с Войском Запорожским. По его словам, три месяца он провел в Киево-Печерском монастыре, затем доехал до Густынского монастыря, где был принят игуменом Ильей. Располагая лишь текстом его допросов в России, невозможно определить, распространял ли он свои идеи похода на Константинополь и на Украине.

Вероятно, в Речи Посполитой Николай Христофоров познакомился и с греком-толмачом Николаем Михайловым и, взяв его с собой, отправился далее на восток. Наиболее вероятно 7, греческий купец перебрался от запорожских казаков к донским с целью координации будущих совместных действий. В первоначальной версии, изложенной в Пу-тивле сразу после пересечения границы и, очевидно, наиболее точной, Николай Христофоров говорил о пребывании на Дону.

В Путивле Николай Христофоров заявлял, что разведывал для казаков военную обстановку, причем непосредственно в лагере врага. По его словам, «с Дону послал его атаман в турскую землю для проведывания всяких вестей» 8. Трудно сказать, о какой именно османской территории шла речь – об Азове или внутренней территории Османской империи (что в данном случае маловероятно). Очевидно, Николай Христофоров соединил сведения, известные ему еще в Стамбуле и полученные в данной вылазке. Греческий купец сообщил о планируемом османском нападении на земли Войска Донского (и даже возглавляемом султаном?): «он узнал, что турский царь хочет идти этим летом на Азов, а с Азова идти войной на донских казаков» 9.

Николай Христофоров, посетив казаков на Днепре и Дону, собрав необходимые сведения и установив нужные связи, отправился к Путивлю, откуда был доставлен в Москву. В Посольском приказе он представил удивительный по точности план захвата Константинополя 10. По его мнению, именно в этот момент сложилась удобная ситуация для завоевания Стамбула. Силы осман отвлечены на борьбу с донским казачеством. Стамбул же в это время остался без прикрытия: «А против де Царяграда есть в Галате у Касым паши многие пушки; и из них иные отосланы под Азов, а осталось де еще у Касым паши 47 пушек». Получалось, что Николай Христофоров стремился использовать казацкое поражение под Азовом (как он полагал, временное), в результате чего на Дон были брошены крупные силы Порты. Он решил использовать походы осман, мстивших за «Азовское сидение». По расчетам Николая Христофорова, донским казакам не следовало дожидаться появления османской флотилии и, тем более, принимать бой. Напротив, он предлагал казакам упредить осман, покинув территорию Войска Донского, и отправиться к Стамбулу: «И они стругами от Дону придут блиско Царягорода». Очевидно, предварительно необходимо было связаться с запорожским казачеством и получить из Сечи подкрепление.

Московские чиновники на следующем допросе уточнили реальность прохождения казацкой флотилии мимо турецких и крымских крепостей – Азова, Керчи и Кафы. У Николая Христофорова был готов ответ: «Тех городов не взяв мочно ко Царюгороду идти с служилыми людьми. Как и наперед сего казаки хаживали блиско Царяграда своим промыслом» 11. С точки зрения Николая Христофорова, необходимо было лишь повторить прежние казацкие походы и достигнуть Босфора.

Греческий купец предусмотрительно выбрал место казацкого десанта. Он планировал пересечь Азовское и Черное моря и подплыть к Босфорскому маяку: «И они стругами от Дону придут блиско Царягоро-да к устью, где у турчан фонар светит всем кораблем». Очевидно, имеется в виду маяк на европейской стороне Румелифенери. Казацкие «чайки» не должны были входить в

Босфорский пролив: вероятно, он учитывал трудность прохождения судов в этой наиболее узкой части пролива. Николай Христофоров предполагал высадиться в этой легендарной местности: «И позади того фонаря есть место, а словет Кины. И к тому месту мочно въехать стругами и выйти из стругов». Таким образом, он указывал на Кяней (Kyaneai, «камень») 12.

Далее Николай Христофоров рассчитывал провести казацкий отряд сухопутным путем до Стамбула. Он заблаговременно просчитал маршрут, полагая, что расстояние от «Камня» до столицы можно преодолеть за пять часов: «А от того места от Кины до Царягорода доидут в пять часов. И от того места мочно взять Царьгород». Возможно, Николай Христофоров задумал пройти долину незаметно, укрываясь в греческих поселках.

Греческий проводник казацкого десанта понимал, что со стороны суши Стамбул значительно более укреплен, чем со стороны моря. Однако, выбирая этот вариант, он рассчитывал не на приступ и силу войска, а на хитрость и неожиданность нападения. Укрыв основной отряд, Николай Христофоров предполагал впустить в город небольшую часть войска. Он сам собирался войти в город, ведя с собой пятьдесят воинов: «Он, Миколайко, с 50 человеки войдет в Царьгород». Проникнув в город, казаки, по его мнению, смогут справиться со стражей. Далее Николай Христофоров планировал открыть городские ворота для новых сил: «и отопрет цареградские вороты на сухом пути, а турские люди того не услышат» 13.

Трудно сказать, полагал ли Николай Христофоров, что проникновением в город казаков ограничится взятие столицы Османской империи, или рассчитывал, что схватка, начатая казаками, спровоцирует восстание христиан, которое и принесет долгожданную победу. Других подробностей захвата Стамбула он в Посольском приказе не представил.

Николай Христофоров не встретил понимания русских чиновников. Реакция на нарисованную им блестящую картину победоносного похода разошлась с его ожиданиями. Очевидно, Николай Христофоров был удивлен: его просьбы не превышали размеров предшествующей государственной поддержки казакам. Он надеялся получить от русских властей помощь, примерно равную той, какая предоставлялась казакам во время обороны Азова: «буде великий государь его царьское величество изволит взяти Царьго-род донским казаком и пожалует своим государевым жалованьем стругами и воинскими людьми в прибавку, сколько мочно… надобе де ратных людей ко Царюгороду с 85 человек и с казаками» 14. Таким образом, Николай Христофоров приехал в Россию, чтобы испросить у официальных властей орудий, пороха, по возможности, кораблей и не более 85 человек московских служилых людей (число казаков, которые смогли принять участие в его походе, видимо, не знал пока точно и он сам).

Однако, судя по задаваемым в Путивле и Москве вопросам, затея грека не вызвала одобрения. Николай Христофоров оказался на постоянных допросах. Интереса у чиновников не вызвали ни план захвата Стамбула (были лишь внесены уточнения относительно возможности обхода крепостей противника), ни наличие возможных сообщников в городе, ни настроение греков. Его ни разу не спросили о степени участия в проекте греков-информаторов, украинского духовенства и запорожского казачества. Очевидно, поход украинских казаков, действия которых являлись предметом обсуждения правительств Речи Посполитой и Османской империи, не волновал Москву. Тем более что в этот период руководство Речи Посполитой готовилось к войне с Османской империей [Османская империя…, 1998].

Самой важной для русских властей частью плана Николая Христофорова стало участие в предполагаемом походе донских казаков. Известия о готовящемся новом рейде отрядов Войска Донского оказались наиболее опасным моментом рассказа. Еще в Путивле воеводой были даны указания «рас-просить накрепко о том, сколь долго жил на Дону и имена атамана и есаула» 15. Этот пункт пребывания у донских казаков явился предметом обсуждения и во время всех по- следующих допросов. Представители власти стремились определить степень подготовленности похода лишь со стороны донского казачества и имена атаманов. Николай Христофоров, несомненно, посетил Дон, но уже в Путивле он понял, какую опасность таит его рассказ. Атаманы неминуемо понесли бы наказание за невыполнение настойчивых требований Москвы прекратить походы на Азов, а тем более на Стамбул 16. В результате уже на втором допросе в Путивле Николай Христофоров отказался от своих слов о посещении Дона. Он скрыл имена казаков и опустил «донской период» своего путешествия. Теперь он заявлял, что не бывал на Дону, с атаманами и есаулами не знаком, «вестей» не проведывал. Причиной таких расхождений в показаниях Николай Христофоров называл непонимание толмача. Он перенес вину на спутника, обвинив Николая Михайлова в неправильном переводе и даже преднамеренном искажении фактов. Очная ставка с толмачом ничего нового не прояснила: каждый из греков остался при своем мнении.

Но, изменив показания и утаив имена казаков, Николай Христофоров остался верен главной идее. Он продолжал настаивать на необходимости немедленного похода к Константинополю и при каждом новом допросе постоянно просил об одном: «отпустить на Дон для смотренья, как им мочно з Дону ко Царюгороду идти и на которые места… отпустить на Дон, чтоб ему з донскими казаки досмотрить, на которые места им идти под Царьгород и к тому б походу суды и каторги им готовить смотря по тамошнему делу… чтобы ис Путивля отпустить на Дон привести казаков к Царю городу для взятья» 17. Николай Христофоров все еще верил в благополучный исход своих замыслов и надеялся, что при поддержке Москвы состоится казацкий поход не ради грабежа, а для освобождения Константинополя. Необходимо было лишь провести конкретные мероприятия на территории Войска Донского по подготовке судов, уточнению маршрута плавания через Черное море и организации войска.

Николай Христофоров был информирован в очень многих вопросах. Он создал конкретный план и сделал все, чтобы его воплотить. У него была смета расходов, необходимого количества боеприпасов, оружия, моряков и кораблей. Греческий купец хорошо знал местность вокруг Стамбула, был осведомлен о передвижениях османских войск. Он сумел связаться с греками из Речи Посполитой, казаками с Запорожья и Дона, вероятно, достигнув некой договоренности о совместных выступлениях.

Единственное, что было совершенно незнакомо Николаю Христофорову, – это реальные планы русских политиков. К 1644 г. правительство Михаила Федоровича уже сделало выбор между направлениями будущих войн и отказалось от любой конфронтации с Османской империей. Николай Христофоров не понимал, что Азов возвращен не по нелепой случайности, а после длительного анализа международной ситуации 18, ресурсов страны и степени подготовленности русской армии. Русское правительство предпочло путь успокоения, налаживания мирных отношений с Портой и не ответило на предложения 1640 19 и 1644 гг. польского короля Владислава IV о совместных наступлениях на Крымское ханство (тем более, речь не могла идти о боях за Стамбул) [Смирнов, 1946; Флоря, 1989; 1993; Османская империя…, 1998] 20. Русские власти проводили линию на восстановление русско-османских дипломатических контактов, несмотря на нарастающую агрессию Порты и вассальных ей государств. За упоминавшимися мощнейшими атаками на территорию Вой- ска Донского последовали татарские набеги 1644–1645 гг. к южным границам России. Незадолго до появления Николая Христофорова в столицу 1 сентября 1644 г. вернулось посольство И. Д. Милославского, члены которого на себе испытали всю тяжесть османских нападений. Тем не менее процесс урегулирования не был прерван, обговаривалась возможность ответного посольства в Москву из Порты [Флоря, 1993].

В сложившейся ситуации русские чиновники почувствовали за рассказом греческого патриота крупномасштабную международную провокацию, которая способна была повлечь срыв русско-османских переговоров и спровоцировать новые опустошительные набеги крымских татар. Очевидно, в Москве понимали реальность казацкого похода к Стамбулу, который, конечно, не уничтожил бы Османскую империю, но смог бы серьезно осложнить с таким трудом налаженные после длительного разрыва отношения с Портой.

Планы Николая Христофорова вызвали не поддержку, а тревогу московских властей. Николай Христофоров преувеличивал неподготовленность осман к боевым действиям в центре страны, дабы убедить московские власти в простоте и легкости похода.

Расспросы Николая Христофорова перешли в следствие, за время ведения которого умер царь Михаил Федорович. Новое правительство отказалось от совместных русско-польских антикрымских действий и было всецело нацелено на подготовку перемирия с Османской империей, которому правительство Алексея Михайловича последовательно придавало большое значение.

В 1645 г. вступивший на престол Алексей Михайлович завершил разбирательство над Николаем Христофоровым. Греческого купца внимательно выслушивали в Посольском приказе несколько месяцев и, в конце концов, прекратили дело. Отпускать из России подданного Османской империи русские власти не были намерены (что в данном случае не вызвало бы недовольства Порты). Руководство Посольского приказа не без основания опасалось возвращения грека на Дон. Царь Алексей Михайлович вынес окончательное решение о судьбе двух греков. Следствие постановило освободить из под стражи толмача

Николая Михайлова, сумевшего убедить власти в неведении о планов своего спутника. Николай Михайлов был выслан обратно в Речь Посполитую, тем самым сумел выбраться из России. Николай Христофоров остался в России навсегда. Греческого купца предписывалось отправить в Сибирь. Местом пребывания ссыльного была выбрана Мангазея. Согласно царскому указу, ссыльного доставили в Мангазею и определили в русскую службу: «Прислан с Москвы в Мангазею греченин Миколайко Христофоров. И велено ево поверстать в службу против таких же ссылных людей» 21. «Греченин» оказался не одинок, в городе находилось 16 ссыльных, появившихся там с 1629/30 гг. Среди них были иностранцы: «поляки», «черкасы», «немчин» [Александров, 1964. С. 60].

В 1645 г., когда Николай Христофоров был направлен в Сибирь, некогда «златокипящая» Мангазея переживала экономический спад, вызванный, в частности, кризисом политического правления и предшествующим противостоянием воевод, истощением пушного рынка, изменением климата. Освоение Сибири власти стали предпочитать вести через более южные города, в частности, Томск. Гарнизон Томска последовательно увеличивался, в том числе, и за счет ссыльных. Среди них находились и «греки» 22. В Мангазею, по мнению А. В. Полетаева, ссылка практически прекращается 23. Вероятно, Николая Христофорова можно рассматривать едва ли ни единственным иностранцем, направленным в Мангазею из Москвы в середине 40-х гг. XVII в. Видимо, власти стремились максимально удалить «освободителя» Константинополя, сделав его побег в Османскую империю для реализации грандиозных замыслов невозможным. Они предпочли использовать опыт много путешествовавшего купца, посчитав его знатоком морского дела. Николаю Христофорову предстояло оказаться в порту, но невероятно далеком от родины. В росписи Мангазеи 1657/58 гг. [Александров, 1964.

С. 60] указан один «гречанин». Очевидно, что речь идет о Николае Христофорове.