Погребенный курган 23А могильника Филипповка 1 и хронологическое соотношение савроматских и раннесарматских древностей Южного Урала

Благодаря работам экспедиции Башкирского филиала АН СССР (1986–1990 гг., руководитель А.Х. Пшеничнюк) и Приуральской экспедиции Института археологии РАН (2004– 2014 гг., руководитель Л.Т. Яблонский) в Центральном Оренбуржье, на водоразделе рек Урал и Илек был полностью исследован курганный могильник, получивший наименование Филипповка 1. Общие размеры курганного поля 9 х 5 км, в его пределах расположено 29 курганных насыпей, из которых только несколько относятся к малым, а все остальные – к средним, большим и очень большим [Пше-ничнюк, 2012; Яблонский, 2013]. Также к этому большому некрополю могут быть отнесены расположенный в 12 км к юго-востоку курган 30 и курганы 1 и 2 могильника Филиппов-ка 2, расположенного не более чем в 2–3 км юго-западнее крайних западных курганов могильника Филипповка 1 [Савельев, 2019а, с. 214]. Пространственная структура этого некрополя сочетает в себе отдельные микроскопления курганов с разнотипными погребениями с дромосами и на древнем горизонте, а также цепочки курганов, объединяющиеся какими-либо чертами (крупные курганы с центральными крестовидными погребениями;

малые одномогильные курганы без дромос-ных погребений; крупные одномогильные курганы с дромосными погребениями с овальными и прямоугольными ямами). Максимально удаленную периферию могильника образуют фактически одиночные курганы с прямоугольными дромосными погребениями [Савельев, 2019а, с. 222].

Еще А.Х. Пшеничнюком на основе близости погребального обряда и сопровождающего инвентаря был сделан вывод о функционировании некрополя в пределах не более 30– 50 лет, то есть «археологической синхронности» всех курганов могильника [Пшеничнюк, 2012, с. 89]. Последующие работы позволили отнести время существования могильника к IV в. до н.э. с вероятным сужением датировки до второй половины этого столетия [Пере-водчикова, 2013, с. 334–335; Савельев, 2019а, с. 221; Сиротин и др., 2019, с. 241; Сиротин, 2021, с. 162]. Единственным более ранним комплексом, относящимся к предшествующему, «савроматскому», времени, по мнению автора раскопок, является погребение 2 кургана 23 [Пшеничнюк, 2012, с. 58, 89]. Учитывая особенности этого комплекса, являющегося погребенным курганом, его детальный анализ позволяет получить важные дополнительные данные по хронологическому соотношению

«савроматских» и раннесарматских древностей на территории Южного Урала.

Описание комплекса

Курган 23 расположен на южном фланге западной цепочки могильника, для которой в основном характерны овальные и прямоугольные дромосные погребения, в паре с курганом 24, в котором центральное погребение совершено под шатровой конструкцией на древнем горизонте (рис. 1). Диаметр кургана 23 составляет 48–50 м, высота – 1,8 м, долгое время распахивался. Под насыпью выявлено три погребения – центральное дромос-ное (№ 1), окруженное валиком из могильного выкида, впускное подбойное (№ 3), расположенное у восточного края насыпи (рис. 5, 4–9 ), и рассматриваемое погребение № 2, находящееся к северо-западу от центра и полностью перекрытое выкидом из центральной могильной ямы (рис. 2). Ширина валика составляет 3–4 м, высота до 0,5 м, диаметр обвалованной площадки 23–28 м. Погребение № 1 (рис. 5, 1–3 ) широкое прямоугольное с дромо-сом, подходящим с юга к длинной стороне и рядным положением погребенных, ориентированных головой на юг, относится к типу 2.1.А.1 [Савельев, 2019а, с. 217]. Над погребением находилась сожженная бревенчатая конструкция шатровой формы, имевшая значительные размеры. Как основное дромосное (№ 1), так и впускное подбойное (№ 3) погребения относятся к типам, широко представленным в Филипповском могильнике.

Раскопки кургана велись с помощью бульдозера и скрепера траншеями шириной 6–7 м с оставлением трех вытянутых по линии С–Ю контрольных бровок. Валик из могильного выкида, окружающий центральную площадку, был зафиксирован в западной и восточной бровках, что позволило детально проследить его строение (рис. 3,1–3). Также было установлено, что в северной части западной бровки валик был уложен не на древнюю поверхность, а на пологую дерновую насыпь диаметром около 9 м и высотой 0,25–0,3 м (рис. 2). Под ней, также по линии прохождения бровки, находилось погребение, которому был присвоен порядковый № 2. Необходимо отметить, что А.Х. Пшеничнюк ак- центировал внимание именно на механическом перекрывании курганом 23 более раннего кургана с одним погребением, которое рассматривалось им и как самое раннее во всем могильнике [Пшеничнюк, 2012, с. 58, 89]. Для разделения двух разных комплексов погребенный курган в дальнейшем будет именоваться «курган 23а».

Могильная яма в кургане 23а имела размеры 2,15 х 1,0 м, форма прямоугольная с сильно скругленными углами, глубина от уровня погребенной почвы 1,0 м, ориентирована по линии северо-запад – юго-восток. На дне ямы головой на юго-восток лежал костяк взрослого человека (мужчины?) с отставленными в стороны руками и разведенными и немного согнутыми в коленях ногами (так называемая «поза всадника»). Около левого колена погребенного и немного ниже найдены шаровидная костяная пронизка и два небольших фрагмента какого-то железного изделия, около левой ступни находился трехлопастной втульчатый бронзовый наконечник стрелы (рис. 4, 1,3,4 ). Рядом с правой стопой лежали кости половины грудной клетки мелкого рогатого скота (баран?), за которыми, в неглубокой нише, стоял грубый плоскодонный сосуд (рис. 4, 2 ).

Обсуждение и выводы

Относительная хронология комплекса

Заполнение могильной ямы погребения № 2 представлено темным гумусом, при этом перекрывавший насыпь кургана 23а более поздний материковый выкид явно просел. Это было отмечено в отчете [Пшеничнюк, 1991, с. 12] и дословно повторено в появившейся значительно позже публикации [Пшеничнюк, 2012, с. 58]. Обращение к фотографиям из данного отчета позволяет значительно дополнить и детализировать эту картину. Судя по ним, насыпанный на более ранний курган валик из выкида не просто равномерно «просел», как это может быть воспринято из чертежа (рис. 2,2), а провалился в заполнение могильной ямы как минимум до уровня материкового слоя (рис. 3,3). Также важно, что на ширину провала насыпанный слой материковой глины оказался сильно фрагментированным и перемешанным с вышележащим гумусным заполнением. Это свидетельствует о том, что проседание гумусного заполнения погребения № 2 произошло уже после перекрывания кургана 23а выкидом из могильной ямы № 1. Учитывая скорость разложения мягких тканей и уплотнения заполнения могильной ямы, можно уверенно говорить о том, что сооружение погребений № 1 (то есть кургана 23) и № 2 (то есть кургана 23а) разделяло всего несколько лет. Фактически это является свидетельством синхронности «раннего» и «позднего» комплексов, вне зависимости от того, в какую часть IV в. до н.э. их помещать.

Данные погребального обряда

Учитывая подчеркнутую «эгалитар-ность» рассматриваемого погребения, предметом анализа могут стать только поза погребенного и его ориентировка головой на юго-восток. «Поза всадника» (она же – «танцующая») и «атакующая поза», при которой подогнута одна нога, по приводимым К.Ф. Смирновым данным, характерны менее чем для 10 % погребенных, и к концу V – IV в. до н.э. их количество сокращается еще в 2 раза [Смирнов, 1964, с. 92, табл. 4]. Б.Ф. Же-лезчиков отмечал, что положение рук и ног умерших более разнообразно в памятниках Южного Приуралья, и связано в первую очередь с мужскими захоронениями [Железчиков, 1994, с. 131]. Для всей использовавшейся выборки из 512 погребений савроматского времени (303 – Самаро-Уральская группа, 106 – Заволжье, 93 – Волго-Донское междуречье) поза всадника, то есть положение ног ромбом, характерно всего для 2,9 % [Железчиков, 1994, с. 127, табл. 1]. Для последующего, раннесарматского времени (IV–III вв. до н.э.), поза всадника в среднем для всей территории Южного Урала и Нижнего Поволжья встречается в 2,6 % случаев, что вполне сопоставимо с савроматским временем. Распределение по территориальным группам показывает отсутствие этого признака в Зауралье, Степной Башкирии и на севере Волгоградской области, максимально же (3,5–8,0 %) он представлен на Илеке, в Западном Оренбуржье, районе Лебедевки и в Заволжье [Желез-чиков, 1997, с. 78]. Эти данные могут свидетельствовать о том, что поза всадника явля- ется не столько хронологическим, сколько территориальным признаком, и характерна более для запада Южного Приуралья и Заволжья. Возможно, эта поза также связана с высоким социальным статусом погребенного [Очир-Горяева, 2019, с. 814].

Анализ ориентировки погребенных сав-роматского времени (VI–IV вв. до н.э.), проведенный К.Ф. Смирновым уже почти 60 лет назад, показал, что юго-восточная ориентировка резко возрастает к концу V – IV в. до н.э., встречаясь до этого единично [Смирнов, 1964, с. 91, табл. 3]. Этим юго-восточная ориентировка сильно отличается от юго-западной, появившейся раньше и встречавшейся в савроматское время в два раза чаще [Смирнов, 1964, с. 92]. Эти выводы подтверждаются и на проанализированной А.Х. Гильмитди-новой значительно более обширной выборке мужских погребений. Сделанные ей выводы свидетельствуют о том, что к концу V – IV в. до н.э. юго-восточная ориентировка (по данным ориентировки могильных ям) вырастает более чем в 4 раза, с 4,2 до 17,2 %, а ориентировка на ЮЮВ, не встречавшаяся в раннее время, к концу V – IV в. до н.э. составляет уже 13,8 % [Гильмитдинова, 2021, рис. 5]. Эти выводы детализируются данными по ориентировке погребенных головой: по сравнению с VI–V вв. до н.э. к IV в. до н.э. юго-восточная ориентировка увеличивается в 5 раз, югозападная падает в 2 раза, южная увеличивается в 7,5 раз (до 53,3 %), западная падает в 12 раз, восточная – более чем в 5 раз, а ранее отсутствующая ориентировка на ЮЮВ дает показатель 10 % [Гильмитдинова, 2021, с. 129, рис. 6]. Эти данные, в разрезе рассматриваемых вопросов, свидетельствуют о прямой связи роста южной, юго-восточной и юго-юговосточной ориентировок и, возможно, смены восточных ориентировок на юго-восточные.

Данные погребального инвентаря

Из всего немногочисленного сопровождающего инвентаря в погребении кургана 23а какую-либо возможность анализа дает только лепной глиняный горшок (рис. 4,2). Сосуд имеет вытянуто-яйцевидную форму, массивное плоское дно, относительно высокую дуговидно отогнутую шейку и широкое устье, на котором сформирован носик-слив. Высота сосуда 25 см, диаметр дна 12,5 см, диаметр устья 22 см, максимальный диаметр тулова – 22,5 см, находится в его верхней части. Для стягивания вертикальной трещины, идущей от устья до нижней трети сосуда, по сторонам от нее на шейке просверлено два отверстия. Поверхности грубые, серо-коричневого цвета, в тесте примесь шамота, фактура слоистая, внутренняя поверхность покрыта толстым слоем нагара.

Данный тип сосудов является крайне редким для памятников савроматского времени Южного Урала. В качестве относительно близких аналогий форме могут быть названы экземпляры из Покровки I, Кудуксая III [Гуцалов, 2004, табл. 19, 23,24 ], Каскиново и Валитово-2 [Исмагил, Сунгатов, 2013, рис. 11, 10 , 32, 27 ], но ни на одном из них нет желобчатых носиков-сливов. Среди южноуральских материалов желобчатые носики-сливы присутствуют только на банках раннескифского времени [Смирнов, 1964, с. 112; Гуцалов, 2004, с. 34], импортном (кавказском?) гончарном чернолощеном сосуде из кургана 12 могильника Филипповка 1 [Пшеничнюк, 1991, рис. 13; 2012, с. 50, рис. 118, 16 ] и, вероятно, таком же сосуде из кургана 1 погребения 2 могильника Тара-Бутак [Смирнов, 1964, рис. 19, 4г , 67, 2 ].

Анализ всей приводимой К.Ф. Смирновым выборки плоскодонных сосудов показывает, что экземпляр из кургана 23а могильника Филипповка 1 по вытянутости, стройности формы, массивности дна, широкогорлости и высокой дуговидно отогнутой шейке имеет значительное сходство с более западными (Дон и Поволжье) сосудами савроматского времени [Смирнов, 1964, с. 116, рис. 61–66]. Также на Дону известны и единичные экземпляры близкой формы с желобчатыми носиками-сливами [Максименко, 1983, рис. 10, 3 , 46, 2,3 ; Копылов, Лукьяшко, 1995, рис. 8, 3 , 9, 2 ].

По классификации савроматской керамики Нижнего Поволжья, рассматриваемый горшок может быть отнесен к немногочисленным типам 9 и 10, различающимся только массивностью дна [Очир-Горяева, 1990, с. 83, 84]. Тип 9 одинаково характерен для право- и левобережья р. Волга, а тип 10 распространен только в Заволжье. Также он представлен и в

Приуралье (3 экз.), в самой западной его части, но здесь все сосуды этого типа имеют трубчатые носики-сливы [Очир-Горяева, 1990, с. 86, 90]. Это позволяет рассматривать данный тип как узколокальный, распространенный на ограниченной, явно контактной территории Заволжья и западной части Южного Приуралья. Ни на одном из сосудов типов 9 и 10 желобчатые носики-сливы не представлены.

Заключение

Проведенный стратиграфический анализ позволяет синхронизировать погребенный курган 23а с курганом 23 и, соответственно, с небольшим временным допуском, со всеми остальными курганами могильника Филиппов-ка 1. Судя по обрядовым характеристикам и самому факту наличия плоскодонного сосуда, единственное погребение этого кургана может быть названо «позднесавроматским» или синкретичным «савромато-раннесармат-ским», так как наряду с сохранением следов восточной ориентировки фиксируется главенство «идеи юга». Сохранение в раннепрохо-ровское время (IV–III вв. до н.э.) в западной части Южного Приуралья «позы всадника» свидетельствует об устойчивости у кочевников основной части традиций предшествующего времени, что уже неоднократно отмечалось [Скрипкин и др., 2019, с. 15–20; Савельев, 2019а, с. 222]. Сосуд из рассматриваемого погребения имеет явно савроматский облик и относится к очень редкому для Южного Урала типу, более распространенному на Нижней Волге (в том числе в Заволжье и самой западной части Приуралья). Об этом же, вероятно, свидетельствует и наличие на горшке желобчатого носика-слива – элемента, совершенно не характерного для савроматской керамики Южно-Уральского региона.

Невозможно установить, был ли курган 23а самым ранним в могильнике и впоследствии оказался ситуативно накрыт более крупным курганом, или же все это было сделано преднамеренно, с ритуальными целями. Первое допущение выглядит не вполне правдоподобным, так как западная цепочка Филипповского некрополя состоит в основном из погребений в овальных и прямоугольных дромос-ных ямах под крупными насыпями, малые курганы в этой части могильника полностью отсутствуют. Для данного исследования важен сам факт практически прямой синхронизации четко выраженных «позднесавро-матских» и раннепрохоровских традиций, то есть их сосуществования в рамках одного коллектива.

Сейчас достаточно хорошо известны факты как механического наложения раннеп-рохоровских традиций на памятники с традициями предшествующего, «савроматского» времени, так и постепенной смены широтных ориентировок на южную с сохранением большинства других черт погребальной обрядности. Первое хорошо прослежено в могильнике Переволочан I, второе – в мугоджарских памятниках Южного Урала [Савельев, 2019б, с. 43–44]. Учитывая генетическую близость носителей раннепрохоровского (филипповского) комплекса [Jarve et al., 2019, fig. S2], уже в настоящее время можно достаточно уверенно говорить о том, что его распространение шло по линии усиления доминирующего семейно-родового клана, инкорпорации его представителей в кочевые социумы других терри- торий Южного Урала и превращения рассматриваемого комплекса погребальной обрядности (дромосно-шатрово-катакомбного) из этнического в престижный надэтничный. Описанный механизм проникновения инноваций предполагал достаточно длительное сосуществование субстратных («савроматских») и суперстратных (раннепрохоровских) традиций на территории формирования новой культуры. Погребенный курган 23а могильника Филип-повка 1 является наглядным подтверждением данного сосуществования.

ПРИМЕЧА НИЕ

1 Статья подготовлена при поддержке гранта РНФ № 22-28-00815 «Комплексная реконструкция освоения горных степей Южного Урала от эпохи камня до Нового времени (социокультурные и природные трансформации)».

The article was prepared with the support of the Russian Science Foundation grant No. 22-28-00815 “Comprehensive reconstruction of the development of the mountain steppes of the Southern Urals from the Stone Age to Modern times (socio-cultural and natural transformations)”.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Рис. 1. Курганный могильник Филипповка 1. Распределение могильных сооружений:

1 – погребения на древнем горизонте; 2 – овальные ямы с дромосом; 3 – прямоугольные ямы с дромосом;

4 – «крестовидные» ямы с дромосом; 5 – подбои / катакомбы; 6 – овальные ямы; 7 – широкие прямоугольные ямы;

8 – узкие прямоугольные ямы; 9 – общее количество погребений (при наличии впускных).

Правая колонка: типы и количество впускных погребений в курганах

Fig. 1. Filippovka 1 kurgan cemetery. Distribution of grave structures:

• 1    – burials on the ancient horizon; 2 – oval pits with dromos; 3 – rectangular pits with dromos;

• 4    – “cross-shaped” pits with dromos; 5 – catacombs; 6 – oval pits; 7 – wide rectangular pits;

8 – narrow rectangular pits; 9 – total number of burials (if there are intake ones).

Right column: types and number of intake burials in kurgans

Рис. 2. Филипповка 1. Курганы 23 и 23а:

1 – планиграфия; 2 – стратиграфия, фрагмент западной бровки (по: [Пшеничнюк, 2012], с добавлениями автора) Fig. 2. Filippovka 1 kurgan cemetery. Kurgans 23 and 23a:

1 – planigraphy; 2 – stratigraphy, fragment of the western baulk (after: [Pshenichnyuk, 2012], with additions by the author)

Рис. 3. Филипповка 1. Курганы 23 и 23а.

Положение валика – могильного выкида на стратиграфических разрезах: 1 – восточная бровка, южная часть; 2 – западная бровка, южная часть;

3 – западная бровка, северная часть (над курганом 23а) (по: [Пшеничнюк, 1991])

Fig. 3. Filippovka 1 kurgan cemetery. Kurgans 23 and 23a.

The position of the grave roll on stratigraphic sections:

1 – eastern baulk, southern part; 2 – western baulk, southern part;

3 – western baulk, northern part (above kurgan 23a) (after: [Pshenichnyuk, 1991])

Рис. 4. Филипповка 1. Курган 23а:

1 – план погребения ( 1 – костяное изделие; 2, 3 – железные обломки; 4 – бронзовый наконечник стрелы; 5 – кости животного; 6 – глиняный сосуд); 2 – сосуд; 3 – наконечник стрелы; 4 – костяное изделие ( 1, 3, 4 – по: [Пшеничнюк, 2012]; 2 – рисунок автора)

Fig. 4. Filippovka 1 kurgan cemetery. Kurgan 23a:

1 – burial plan ( 1 – bone product; 2, 3 – iron fragments; 4 – bronze arrowhead; 5 – animal bones; 6 – clay vessel); 2 – vessel; 3 – arrowhead; 4 – bone product ( 1, 3, 4 – after: [Pshenichnyuk, 2012]; 2 – the author’s drawing)

Рис. 5. Филипповка 1. Курган 23:

1–3 – погребение № 1 (основное); 4–9 – погребение № 3 (впускное). 2, 5 – створки ископаемых раковин; 3 – серебряная оковка деревянного сосуда; 6 – бронзовые наконечники стрел; 7 – стеклянная бусина;

8 – железный нож; 9 – железный меч (по: [Пшеничнюк, 2012])

Fig. 5. Filippovka 1 kurgan cemetery. Kurgan 23:

1–3 – burial No. 1 (main); 4–9 – burial No. 3 (intake). 2, 5 – flaps of fossil shells;

3 – silver shackle of a wooden bowl; 6 – bronze arrowheads; 7 – glass bead;

8 – iron knife; 9 – iron sword (by: [Pshenichnyuk, 2012])