«Поэт Перми и Камы»: Василий Каменский в уральской периодике 1920-1930-х годов

В отечественной филологии сложился устойчивый взгляд на Василия Каменского как на поэта-футуриста, в советское время оставшегося за пределами «большой» литературы. Внимание российских, а также зарубежных исследователей традиционно акцентируется на визуальной поэзии Каменского и его участии в деятельности группы кубофутуристов «Гилея»1. Исследования разных лет, как правило, рассказывают о футуристском творчестве поэта до начала 1920-х гг. и кратко перечисляют основные произведения советского периода, отмечая их художественное несовершенство2. Между тем исследование творческой деятельности В.В. Каменского в 1920-1930-е гг. представляется актуальным прежде всего в социокультурном аспекте. Во-первых, как вариант стратегии поведения писателя в условиях формирования тоталитарной государственной системы. Во-вторых, с точки зрения участия представителей «большой» столичной литературы в региональном литературном процессе, в частности пермском.

После Октябрьской революции статус и литературная репутация многих писателей претерпевали значительные изменения. «Левые» поэты-футуристы (и более всего Владимир Маяковский) на несколько послереволюционных лет из скандальных отщепенцев превратились в официальный литературный рупор советской власти. Из центральной группы русских кубофутуристов – В. Хлебников, Д. Бурлюк, В. Каменский и В. Маяковский – только Василий Каменский долгое время (до начала 1940-х гг.) оставался активным участником живого литературного процесса, испытав на себе все перипетии стреми- тельного утверждения новой политической системы. Он был членом ЛЕФа, в первой половине 1930-х гг. стал одним из многочисленных объектов «культа личности» (на региональном уровне), в 1937-1938 гг. едва не был репрессирован, после чего оказался на периферии литературной жизни – в буквальном и переносном смысле. Тем не менее литературное амплуа советского поэта принесло Василию Каменскому и официальный статус, и народную славу (хоть и недолгую, но яркую), и долгожданное признание на родине, в Перми.

В 1920-х гг. Василий Каменский был одним из самых известных и популярных поэтов Советской России: его произведения печатались, о нем писали газеты, его выступления привлекали множество публики. В 1930-х гг. популярность Каменского была подкреплена официальными знаками внимания: государственными наградами, юбилейными мероприятиями, введением имени Каменского в социальную топонимику уральского региона. В частности, известная фраза В. Маяковского о Т. Нетте «человек и пароход» в это время могла быть обращена и к В. Каменскому – в 1930-40-х гг. по Каме и Волге ходил большой почтово-пассажирский пароход «Поэт Василий Каменский». Кроме парохода, имя Каменского носили клуб, школа, колхоз и т.д.

На родине, в Прикамье, в 1920-30-х гг. Василий Каменский был настоящим культурным героем. Притязания Каменского на роль просветителя «необразованной Перми» совпали с потребностями власти в герое нового времени. Одним из аргументов в пользу Каменского был офици- альное признание поэта в центральной литературе. Другим, не менее важным, стала «перм-скость» Каменского, о которой, как о сущностном свойстве своей натуры, поэт заявил еще в начале творческого пути. Каменский ощущал тесную связь с пермской землей и называл себя «сыном Камы»: «Кама – будто первый верный друг, никогда неизменный, всегда близкий, добрый, светлый <…> Кама – единственное – как Солнце – счастье, ласково матерински обвеявшее мое сиротское детство теплыми чудесами. Кама – вот кто была моей желанной подругой, ни разу меня не обидевшей [Каменский 1918: 48]. Позднее, в 1922 году, своем дневнике Каменский напишет проникновенные строки о разоренном гражданской войной родном городе: «Здравствуй, моя захолустная родина, моя вдрызг обнищавшая старуха, моя разоренная гражданской бойней Прикамская Пермь… Дай твои мудрые глаза, преисполненные безысходных страданий, дай я поцелую их, ибо я верный сын твой и до конца останусь благодарным и любящим тебя» [Каменский 1922].

Важную роль в утверждении литературной репутации Каменского как своего, пермского поэта сыграла местная периодика, которая после революции долгое время оставалась главной ареной провинциальной литературной жизни. Симптоматично, что первая большая серьезная литературно-критическая статья о Каменском была опубликована еще в 1918 году в пермской газете «Народная свобода» журналистом и критиком Борисом Михайловичем Поповым. Название «Поэт Перми и Камы» и дата публикации (первая часть из десяти появилась в номере от 1 января 1918 г.) очень символичны – статья словно напророчила Каменскому его творческую судьбу после Октябрьской революции. Заголовок «Поэт Перми и Камы» созвучен той формуле «певец Урала и Камы», которая позднее прочно закрепится за именем Каменского в истории литературы.

Поводом для статьи стал выход книги В. Каменского «Его-моя биография Великого Футуриста». Рецензируя издание, Б. Попов фактически говорит о месте Каменского в русской литературе начала ХХ века (правда, отказывая Каменскому в звании футуриста) и, что особенно интересно, указывает на особое значение творчества Каменского для пермской литературы. В книге, по мнению критика, «за всеми футуристическими кривляньями <...> сквозит лицо настоящего поэта» [Попов 1918: 134, 2], при этом Каменский «делается несомненным поэтом» только в изображении Перми: «жизнь Каменского-ребенка <...>, жизнь Пермских нижних пристаней, Слудки, конторщиков-голубятников, маль- чишки-птицеловы, «сверлоголовые угланы», ночные «рыбалки» на Каме – вся эта, уже отходящая в невозвратное прошлое жизнь былой мещанской Перми, встает, как живая, преображается поэтически» [Попов 1918: 136, 2].

Сама пермская поэзия, по мнению критика, начинается с Каменского: «Кама <...> и тихий, уютный, просветленный какой-то особенной близостью к природе, воплощенный в образе голубятника и охотника дяди Вани, быт старой мещанской Перми воспитали в Каменском подлинного поэта, первого пермского поэта » (выделено нами – З.А. ) [Попов 1918: 142, 2].

Б.Попов доказывает право Каменского называться первым пермским поэтом: «в пользовании пермскими и вообще северовосточными провин-циализмами, в сохранении их хотя бы для истории русского языка – первая и несомненная заслуга Каменского как пермского поэта» [Попов 1918: 138, 2]; «он первый явился певцом Камы, не как лесного шишкинского пейзажа, а Камы пермской, городской, прибрежной, овевающей своею вольною ширью тесноту и мелочность города, осветляющей угрюмую придавленность скучного и бедного мещанского быта, рассказывающей «изумительную правду», будто в нас живет нечто иное, второе существо, которое будет называться после поэтом» [Попов 1918: 142, 2].

Попов сравнивает камские пейзажи «поэта» В. Каменского и «протоколиста» Ф. Решетникова: «именно в Каменском, и только в Каменском, а не в Решетникове <...> Кама, и притом именно Кама в Перми, нашла, наконец, своего поэта, своего художника, который, вопреки присущей ему вообще небрежности, неряшливости и неразборчивости, здесь, говоря о Каме, достигает высокого мастерства, подлинной художественности, яркой изобразительности и творческой запечатленности слова» [Попов 1918: 142, 2].

Сравнение пермским критиком поэта-футуриста В.В. Каменского с писателем-демократом Ф.М. Решетниковым не случайно. В течение полувека Решетникову принадлежала слава главного пермского литератора, почти первооткрывателя Перми и пермского Прикамья для большой русской литературы. Но созданные Решетниковым в очерке «Подлиповцы» ужасающие картины жизни коми-пермяцкого народа не могли льстить губернской Перми. И гости, и жители города на протяжении всего XIX в. упрекали Пермь в призрачности и притворстве, мещанстве и бытовой «запыленности». В начале XX в. известный пермский журналист Сергей Ильин сетовал:

Боюсь, что город поэтичным

Весьма рискованно назвать! [Ильин 1902: 3]

Иначе говоря, Пермь ждала поэтического осмысления. Одухотворяющая сила поэзии должна была «оживить» Пермь, разбудить «спящий в передней русской культуры» город [Осоргин 1989: 31].

Размышления Бориса Попова в 1920-х гг. не были поддержаны культурными деятелями соцреализма – советская эпоха предъявила к литераторам совсем иные требования. В первые послереволюционные годы пермская пресса «продвигала» образ Каменского – советского поэта, не размениваясь на детали и оттенки. Только в 1930-х гг. Прикамье стало открывать Каменского как своего, пермского поэта. Литературнокритические и журналистские публикации о нем в пермской периодике, приближаясь к выводам Попова, обращали внимание на пермское происхождение Каменского и на тему Прикамья в его творчестве.

В пермских газетах конца 1920 – 1930-х гг. освещение жизни и деятельности В.В. Каменского было хроникальным – регулярно сообщалось о выступлениях Каменского, публиковались репортажи и корреспонденции с его выступлений, пермяков извещали о визите поэта в тот или иной город страны. Пресса подчеркивала пермское происхождение Каменского, рассказывала о его усадьбе на Каменке и в селе Троица, охотно публиковала посвященные Прикамью очерки и рассказы. В 1928 г. в пермской областной газете «Звезда» была опубликована серия очерков о пермской деревне под общим названием «Лето на Каменке». Сам поэт проводил в Прикамье все больше времени, подолгу зимой жил в своей троицкой усадьбе. Постепенно Прикамье заняло место главного «героя» произведений Каменского: пейзажная лирика полностью посвящалась пермской природе, действие очерков и рассказов ограничивалось Прикамьем, пермские знакомые Каменского становились прототипами его персонажей, изменилось присутствие в тексте Каменского-автора – из главного героя своих произведений он превратился в стороннего рассказчика, наблюдателя.

Уход Каменского в 1930-е гг. с центральной литературной сцены не просто в провинцию, а в деревню, был связан не только с любовью поэта к природе и естественной жизни. Одной из главных причин были отношения Каменского с властью. Несмотря на официальные знаки внимания и внешнее относительное благополучие, поэт с трудом «вписывался» в современную ему литературную ситуацию3. На рубеже 1920-30-х гг. в письме другу и издателю Б. Корнееву он вспоминает выражение «удемьянили литературу» и пишет о своем желании «уйти в землянку»4. В это же время в письмах родным поэт часто говорит о том, как тяжело ему дается общение с чиновниками от литературы5. В некотором смысле уход Каменского в «землянку» сопоставим с уходом Льва Толстого из Ясной Поляны6. В обоих случаях этот «уход» был вызван стремлением избавиться от чуждого, отталкивающего окружения и обратиться к естественной, настоящей жизни – в той мере, в какой это позволяли обстоятельства.

Внимание уральской прессы к Каменскому усилилось в первой половине 1930-х гг.: в 1933 г. официально праздновалось 25-летие его творческой деятельности, в 1934 г. – 50-летие поэта. В самых разных изданиях появилось множество публикаций: юбилейные статьи, информационные сообщения, корреспонденции с мест выступлений поэта, поздравительные телеграммы. Газета «Звезда» торжественно сообщала о прибытии поэта в Пермь: «Сегодня пермские общественные организации встречают поэта-пермяка, поэта Камы, который приезжает вечером (в 18 часов) на пароходе «В. Каменский» [С.Г. 1933: 4]; о встречах Каменского с пермяками: «Тепло и дружески встречали представители общественных организаций Перми и водники Камы поэта В.В. Каменского 28 июля в саду Профинтерн» [Поэт В.В. Каменский на новостройках и заводах Перми 1933: 4]; предстоящих мероприятиях: «в звуковом кино “Художественный” на днях будет демонстрироваться звуковой фильм, посвященный В.В. Каменскому и организуется вечер с участием самого поэта» [там же].

Сельская газета Пермско-Сергинского района Пермской области после публикации поздравительных приветов, автобиографии и нескольких стихотворений Каменского резюмировала: «…знать В. Каменского по его трудам должен каждый трудящийся» [Колхозный клич 1988: 1].

Общественный комитет деятелей искусств по чествованию 25-летия творчества поэта Василия Каменского обращался к жителям соседнего Свердловска: «Дорогие товарищи! <...> В наши дни исторического роста советской культуры мы, деятели советского искусства, считаем долгом отметить 25-летнюю творческую работу нашего поэта Василия Каменского, имя которого известно всему Союзу ССР как имя автора многих книг, пьес и особенно популярных его произведений «Степан Разин» и «Емельян Пугачев» <...> Мы обращаемся к вам, товарищи, с просьбой отозваться на этот поэтический юбилей спешной присылкой поэту своих приветствий в знак высокой награды общественного внимания» [К 25-летию творчества поэта Василия Каменского 1933: 2].

Значительная роль в формировании «пермской» иконографии Каменского принадлежит журналисту областной газеты «Звезда» Савва-тию Гинцу, ставшему первым биографом и апологетом поэта. Гинц – автор самых подробных и вдохновенных статей о Каменском в пермской прессе. Публикации Гинца, посвященные поэту, отличаются эмоциональностью, оценочностью («жизнерадостный», «боевой агитатор», «большое значение»), неизменными эпитетами («талантливый», «оригинальный», «знаменитый»). Гинц постоянно говорит о новаторстве и социальной и творческой активности Каменского (автор «первой советской производственной пьесы», «один из первых перешел на сторону революции», «искатель нового слова», «беспрестанно колесящий по стране») [Гинц 1933: 4]. Независимо от повода публикации, журналист настойчиво называет Каменского знаменитым, известным, талантливым поэтом-пермяком, земляком, поэтом Камы, певцом Урала и Камы, рассказывает о любви Каменского к родному Прикамью [Гинц 1936: 3]. Позднее, в 1944 г., в юбилейной статье Гинца «Певец народа» тема «Каменский и Прикамье» станет едва ли не главной: «аромат уральской природы, черты уральского характера, дух камской широты и простора всегда присутствуют в его стихах», «Каменский не перестает любовно и восторженно воспевать свой родной край – Урал, Каму, Прикамье с их природой, с их людьми», «Каменский всегда и безраздельно влюблен в свой родной край, в Урал, в Каму, и им отводится много места в его творчестве», [Гинц 1944: 2]. Перефразируя звание Каменского «певец Камы», Савватия Гинца можно смело назвать «певцом Каменского».

Уральская, и в большей степени пермская печать не просто поддержала претензии Василия Каменского на роль главного пермского поэта. Газета впервые назвала его поэтом города Перми и реки Камы и утвердила Каменского в этом статусе. Для самого Каменского эта «пермскость», репутация «поэта Перми и Камы», продвигаемая местной прессой, стала защитой от тотальной советской эгалитарности. В то время как центр создавал и поддерживал плакатный, во многом обезличенный образ советского поэта В. Каменского, уральское, в частности, пермское культурное сообщество, придавало этому образу индивидуальные черты. В конечном счете, образ «поэта-пермяка» стал альтернативой официальному статусу «советского поэта» и неотъемлемой частью литературной репутации Каменского. Во второй половине ХХ в. в Прикамье определение «пермский» по отношению к поэту Василию Каменскому практически заменило собой слово «советский».

• ¹В частности, посвященные «железобетонным поэмам» и книге В.Каменского «Танго с коровами» работы С.Бирюкова, Н.Сироткина, Дж.Янечека, Р.Рапп.

• ²Например, в изд: Литературная энциклопедия. М. 1929-1939 гг. Т. 5, 1931, Стлб. 83-85; Краткая литературная энциклопедия. М. 1966. Т. 3. Стлб. 344345; Русские писатели: библиографический словарь. В 2 ч. М. 1990. Ч. 1. С. 455-458; Русские писатели 20 века. Биографический словарь. Под. ред. П.А. Николаева. М. 2000. С. 328-329; Русская литература 20 в. Прозаики. Поэты. Драматурги. В 2 т. М. 2005. Т. 2. С. 148-150.

• ³Нарком внутренних дел Н.Ежов в записке И.Сталину от 15 июля 1937 г. писал: «…Каменского В.В. считаю необходимым арестовать. Прошу Вашей санкции» [Власть и художественная интеллигенция, 1999: 379]. Санкция на арест была получена. Искусственность и нарочитость оптимизма В. Каменского отмечал, в частности, В.Марков – «примитивный показной энтузиазм» [Марков, 2000: 283].

• ⁴Письмо В.Каменского Б.Корнееву, 01.10.[1930] // Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 2563, оп. 1., ед. хр. 15, л. 45.

• ⁵Переписка В.В.Каменского с Т.С.Грицем и Б.И.Корнеевым в Российском государственном архиве литературы и искусств (фонд 1497) и фонде Государственного музея В.В.Маяковского.

• ⁶Возможное влияние Л.Толстого на творчество Каменского было отмечено В. Марковым. Говоря о пантеистическом романе Каменского «Землянка», он пишет: «оказывается, Каменский – последователь Льва Толстого» [Марков, 2000; 31].

THE POET OF PERM AND KAMA: VASILY KAMENSKY

IN THE URAL PERIODICAL PRESS 1920-1930

Zoja S. Antipina

Head of Cultural Heritage Policy Laboratory

Perm State University