Поэтика сна в романе З. Прилепина "Обитель"

Автор: Иванова Е.С.

Журнал: Форум молодых ученых @forum-nauka

Статья в выпуске: 5 (9), 2017 года.

Бесплатный доступ

Статья представляет специальный анализ художественных снов главного героя романа. Автор рассматривает архитектонику снов, функциональность сна как поэтического приема, а также его особенностей как сюжетообразующего и композиционного элемента. Статья дает представление о важнейшем компоненте творческого осмысления действительности, оригинальном авторском взгляде, способствует расширению представлений о художественном методе писателя.

Сон, символ, психоэмоциональное состояние, соловецкая реальность

Короткий адрес: https://sciup.org/140278777

IDR: 140278777

Текст научной статьи Поэтика сна в романе З. Прилепина "Обитель"

Артем Горяйнов - главный герой романа З. Прилепина «Обитель» -попал в 1920-х годах в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) за убийство родного отца. Преступление было им совершено случайно, в порыве злости: они с матерью застали отца в постели с другой женщиной. Артем своей вины не отрицает, готов понести наказание за содеянное. На допросе он не уточняет мотивов преступления, следовательно, сознательно отказывается от смягчения наказания.

В романе содержатся описания нескольких снов персонажа. Мы рассмотрим их в хронологической последовательности, что выявит эволюцию сновидений, продемонстрирует изменение мировоззрения и характера главного героя.

Первый сон Горяинова, который описывает Захар Прилепин, был сном о вареном яйце. Этот сон был непродолжительным - всего за час успел присниться, - но как приятно было герою его видеть. Обычное вареное яйцо «светилось изнутри желтком - будто наполненным солнцем, источало тепло, ласку. Артем благоговейно коснулся его пальцами - и пальцам стало горячо» [4. С. 25].

Яйцо как символ Космоса, жизненного начала и мира, символ чистоты становится во сне доступным Артему [2. С. 395]. Светлой душе героя доступны «скрытый исток и тайна существования», что приближает его к Высшей Силе, Богу.

Это один из немногих «теплых» снов заключенного Артема, еще не испытавшего на себе тягот и бед СЛОНа. Во сне герой бережно надламывает яйцо, и оно распадается «на две половинки белка, в одной из которых, безбожно голый (здесь и далее по тексту курсив мой - Е.И.), призывный, словно бы пульсирующий, лежал желток - не пробуя его, можно было сказать, что он неизъяснимо, до головокружения сладок и мягок» [4. С. 25]. Слово «безбожный» здесь употребляется в значении «непозволительно, бесстыдно» голый, то есть желток оказывается беззащитным: прятавшийся за стенками белка, он теперь полностью обнаружен. Но в сочетании с прилагательным голый появляется новое значение: безбожно голый ассоциируется с «естественным непорочным райским состоянием», невинным состоянием [2. С. 213]. Желток словно пульсирует - в нем трепещет жизнь, зиждется то самое доброе, ласковое солнце, которое Артем почувствовал, еще не раскрыв его.

Во сне появляется крупная соль, которой Артем посыпает яйцо, «отчетливо видя, как падает каждая крупинка и как желток становится посеребренным - мягкое золото в серебре» [4. С. 25]. Антонимы мягкий -твердый (мягкий желток - твердая соль), золото - серебро перестают быть антонимической парой в контексте сновидения Горяинова. Мягкое золото и крупинки серебра так гармонично сочетаются, будто бы соль и была создана для желтка, а он, в свою очередь, для того, чтобы быть посыпанным этой солью. Серебро как символ женского начала, золото - мужского, соединяясь, образуют единое целое: созвучие целомудрия, чистоты и мудрости, стойкости. [2. С. 299, 115, 314].

Отметим, Артем с заботой и вниманием относится к яйцу, что автором особенно подчеркивается: он бережно разламывает яйцо, бережным движением хочет слизнуть соль, главное - молитвенно наклоняется к яйцу. Еда для Артема Горяинова становится молитвой, откровением героя, знаком соприкосновения его души с Богом. Несмотря на показное безверие, отрицание вслух Божественного начала, где-то глубоко внутри Артем верит и, к концу романа заметно, хочет верить в Божественную волю на все происходящее.

Артем в своих снах переживает прошлую жизнь, вольно и невольно соотнося ее со страшным соловецким настоящим. Заключенный Горяинов видит сон, будто ступает по шаткому льду и падает в прорубь, но «в проруби оказалась не вода, а земля - причем горячая, словно разогретая, и очень душная», и там ему пришлось спать [4. С. 305].

Горизонтальная модель мира, символически выраженная в движении по льду, ассоциируется с равенством всех так же «идущих». Но это равенство хрупкое, шаткое, недолговечное, как лед - и вот герой проваливается под лед и оказывается под землей.

Теперь преобладающей становится вертикальная модель мира, внутри которой Артем Горяинов находится в самом низу. Его местоположение ассоциируется с пребыванием в аду, что подчеркивается словами, входящими в лексико-семантическое поле «тепла»: (земля) горячая, разогретая, душная . Артему приходится остаться в этом аду, как и вынужден он находится на территории в исправительно-трудового лагеря. Лагерь в сознании героя соотносится с адом, где царят жестокость, несправедливость, людская злоба и ненависть к ближнему. Больше всего устрашает, что у всех этих негативных проявлений оказывается человеческое лицо: все чувства уживаются в одном человеческом теле.

Второй сон Горяинова так же, как и первый (о яйце), строится на антонимических отношениях: здесь противопоставляются лед — огонь , ледяная дорога - прорубь, вода - земля . Но в отличие от первого сна, контекстуальные антонимы не могут сочетаться друг с другом: они стоят в оппозиции. И если первый сон воспринимался как благодать, звучал как молитва, то второй - дыхание Преисподней: горячее и молчаливое.

В знаковом контексте льда кроме явных, содержится и скрытое значение. Оно связано, что отмечено Купером, с символикой плотных вод земли, противопоставленных живительным водам родника в Раю [2. С. 178].

После дурного сна Артем лежит в прострации, пытается «ничего не слышать, ничего не понимать, ничего не помнить» [4. С. 305]. Он представляет, как откроет глаза и окажется дома, рядом с мамой.

Артем представляет себя 12-летним мальчишкой, увидевшим, как «муху поймал паук в углу, и она там жужжит…». Он смотрит, как паук намотает паутину на свою жертву и потащит в «расщелину меж бревен стены» [4. С. 305]. Мать скажет, что ей жаль муху и скорее позовет сына пить чай. Артем вслух спросит: «Что она так жужжит, мама?». Ребенок, увидевший, как медленно и неизбежно смерть приходит к мухе, не понимает ее страха перед гибелью, да и не может осознать в силу возраста.

12-летний Артем, искренний, добрый мальчик противопоставлен 27летнему, сильному, упрямому, волевому мужчине, в которого превратился этот юнец на Соловках. Взрослый Артем сохранил в себе детскую способность удивляться, но при этом стал больше понимать, о чем-то сокрытом догадываться. Герой «Обители» кажется взрослым не по годам, как и все соловчане. В одну осень, проведенную на Соловках, укладывается целая жизнь с ее радостью и горем, дружбой и предательством, любовью, страстью, риском, исповедью, наказанием и искуплением.

Артем, как тот паук, увиденный в детстве, стал палачом мухи - своего отца, попавшего в «ловушку», пойманного на «месте преступления». Но паук убивает постоянно, чтобы жить, а ведь он, Артем, убил однажды и то из-за стыда за отца (не обида не него!)™Теперь он, попавший лагерь для заключенных, больше напоминает муху, жертву суровых обстоятельств. И каждый из заключенных - муха, которая жужжит из последних сил - хочет жить, и за которой вот-вот явится паук-чекист и уведет свою жертву, чтобы там безжалостно с ней расправиться.

Следующий сон Артема описывается автором как «навалившийся» на героя: Артем «вдруг почувствовал, что… заснет сейчас невероятным сном, каким не спал уже не сосчитать сколько дней™» [4. С. 332]. Артем спал, как убитый. В его сне раздавалась, «будто не через одну дверь, а через сорок дверей», «невозможно далекая и в то же время слышная человеческая речь» [4. С. 332]. Голос был «густым и неприятным», что в сознании рождало образ заговорившей простуженной гусеницы.

Образ гусеницы возникает в романе несколько раз, и возникает он не только в сознании заключенного Артема Горяинова, но я в дневниковом воспоминании Галины Кучеренко, работницы ИСО. Традиционно гусеница противопоставляется бабочке, что ассоциируется, в первую очередь, с такими противоположными явлениями как ползание и полет, уродство и красота и т.д. Во сне Артема гусеница представляется простуженной, что символизирует невозможность ее преображения в бабочку: она навсегда останется ограниченной своими низменными интересами (Подробнее см. [1]).

В дневниковой записи-монологе от 22 декабря Галина вспоминает свою «досоловецкую» жизнь. Та жизнь ассоциируется с весной, с пархающими бабочками. А после вспоминает, как «летом шла по лесу и увидела огромную гусеницу - кажется почти метр длиной» [4. С. 707]. Галина тогда очень испугалась, гусеница ей до сих пор снится: «Что за гусеница? Куда она ползла? Она что, забыла стать бабочкой?» [4. С. 707].

Символично появление гусеницы и во сне Артема и во сне Галины. И в том, и в другом сне гусеница не превращается в бабочку, что может означать бесцельную жизнь (Ср. в словаре Егазарова уточняется: «бабочка порхает вовсе не бесцельно - она занимается производством потомства. Бабочка, исполнившая свое предназначение, умирает, поскольку дальнейшая ее жизнь лишена смысла» [1. С. 85]).

Артем слышит сквозь сон голоса, он осознает, что они существуют в действительности, но был не в силах был побороть нахлынувший «неожиданный и сильный» сон [4. С. 333].

Этот сон героя один из бессюжетных сновидений, описанных Прилепиным в романе, но нам важно его отметить, поскольку подобное дремотное состояние станет все чаще проявляться, порой заменяя сон. Кроме того, такой полусон выступает психологической характеристикой персонажа, а также отражает его субъективное восприятие лагерного быта.

За время пребывания на острове заключения Артем Горяинов успевает влюбиться. Предметом его страсти становится Галина Кучеренко, на которую Артем порой возлагал надежды о спасении жизни.

Однажды на свидание Галина приносит апельсины, эти «удивительные фрукты» для Артема [4. С. 336]. Конечно, в суровых условиях Соловецкого режима он и мечтать о таком не мог. Радость от вкуса перебивалась бестолковыми, безэмоциональными мыслями о себе и своей судьбе. В таком состоянии под утро он засыпает.

Артем видит сон, в котором действие происходит ночью «при страшном гомоне и мерцающих огнях» [4. С. 337]. Символичными оказываются звуковые и световые характеристики сновидческого пространства: темнота, страшный гомон, огни - знаки ада. Артему представляется, будто он занят «какой-то удивительной и редкой работой, требовавшей не только сил, но и выносливости, и яростной радости… моряк в тропиках? Что-то такое» [4. С. 337]. Горяинов не случайно сравнивает себя с моряком: плывет по волнам жизни и оказывается в опасной, непредсказуемой зоне - тропиках, где его ожидает множество трудностей и приключений. Возможно, «тропическое» настроение создал и съеденный перед сном апельсин. Нам важно отметить другое, что световые и звуковые эффекты, возникшие в начале сновидения, из инфернальной сферы выходят в область рая: «весь этот тропический гомон и всполохи огня, и птичий перещелк непрестанно длились, кружились, взмывали в небеса» [4. С. 337]. Качественное прилагательное страшный , характеризующее услышанный гомон, заменяется в конце сна на относительное прилагательное тропический , что ослабляет «ужасающую» характеристику звука; мерцающие , еле заметные, дрожащие огни теперь вспыхивают, полыхают (ср. всполохи огня), что подчеркивает торжество света над тьмой.

К названным звуковым и зрительным характеристикам добавляется еще одна - птичий перещелк. Согласно словарю символов, птица олицетворяет душу и дух, божественное проявление [2. С. 261-262]. Артем не видит птиц, но слышит их голоса, что означает благовещение, приобщение героя к сакральному.

Сливаясь воедино во сне героя, все звуки и свет длятся, кружатся и, в конце концов, взмывают в небеса, устремляются в непостижимую высь.

Описанный сон соотносится с актуальной для героя ситуацией: его пребывание на Соловках воспринимается Горяиновым как пребывание в аду, «удивительная и редкая» работа, требующая сил и выносливости, - это его трудовая деятельность в лагере. Моряком Артем себя ощущает поскольку, вынужден качаться на волнах соловецкой жизни и покоряться стихийной воле Соловков. Сон героя заканчивается движением к небу, причем, это движение нарастающее, что следует из цепочки однородных сказуемых, выраженных глаголом и связанных между собой бессоюзной связью: длились, кружились, взмывали. Подобное окончание - устремление в небо -характеризует движение души в бесконечность, в рай, к Богу.

В романе описывается, как Артем несколько раз за ночь видит сон-полубред об убийстве чекистов - настолько Артем пропитан ненавистью к их самоуправству. Горяинова злит произвол красноармейцев, их жестокость по отношению к лагерникам, садизм, но еще больше героя раздражает собственное бессилие перед беспределом соловецкой власти.

Горяинову снится: они с Галей, взявшей наган, «спешат к воротам, и – бах! бах! - все в дыму, красноармеец на земле, Артем подбирает его винтовку. Второй из наряда, сняв с головы буденовку и прижимая ее к груди, падает на колени» [4. С. 396]. Этот сон Артема представляется несколько кинематографичным: опускаются подробности действия, снижается динамика сюжета, что становится возможным при опускании в предложении глаголов, даются зрелищные картины-результаты (ср. «бах! бах!...все в дыму, красноармеец на земле»…). Использование междометия «бах! бах!» позволяет создать картину «за кадром»: читатель понимает, что это сцена убийства, которую автор опускает, оформив в «рамку» фактов предваряющего (взятое оружие, желание отомстить за самоуправство) и заключающего (убийство красноармейца).

Этот сон Артема Горяинова один из немногих сознательных сновидений героя, как выражается автор, «им [Артемом] самим надуманное» [4. С. 396]. Артем просыпается с чувством нежелания отпускать сон. Думается, если бы последовало продолжение, второй дежурный тоже был убит. Артем Горяинов, желающий покончить с самовольством, произволом чекистов, сам творит беззаконие во сне: он убивает красноармейца, отомстив таким образом за покалеченные жизни ссыльных, за множество причиненных смертей, - превращается такого же чекиста.

Следующий сон, описанный в «Обители», продолжает ряд полуснов, полувидений. Прилепин пишет, что «Артему даже не снилось , а чудилось , что Спасская башня, то и дело расползающаяся в погорелый Преображенский собор, заиграла какую-то новую, взвизгивающую, как тележное колесо, музыку, за этой музыкой, еле поспевая, спешил барабан, раздувая тугие щеки и не в такт хлопая себя по голому чекистскому животу». Этот сон напоминает, как однажды утром он действительно услышал с главной башни не «Боже, царя храни», а «Интернационал», что означало приход «новой» власти - Советской власти. Тогда, будучи мальчиком, он резко вскочил и удивленно смотрел на родителей, не понимая, что происходит. Его отец пошутил, что «может и солнце взошло… с углами» [4. С. 474]. Но теперь, живя в Советском Союзе, Артем хорошо чувствовал все «углы». В его сне Спасская башня, когда-то известившая о начале власти Советов, «расползается» в погорелый Преображенский собор и играет «новую, взвизгивающую» музыку, словно оповещая, что придется жить не при Советской власти, а Соловецкой (Ср. сообщение начальника лагеря Ногтева новоприбывшим заключенным: «Здесь власть не Советская, а Соловецкая!»). И музыка эта звучит тяжело, неприятно, надрывающее:

визжит, как тележное колесо, - и не в такт ей звучит барабан. Образ негармонического барабана антропоморфный: «раздувает тугие щеки», хлопает себя по «голому чекистскому животу», что создает эффект устрашения, подчеркивая абсурдность происходящего [4. С. 475[. Егазаровым А. отмечается особая символика барабана в годы становления большевистской власти, обозначающего разрушительные процессы [1. С. 88].

Музыку производит телега, нагруженная трупами: «вповалку лежали голые попики» [4. С. 475]. Телега, везущая мертвецов, ассоциируется со смертоносным началом Соловецкой власти, а такая деталь как мертвые попы характеризует то, что ничего святого для этой власти не остается. Артем видит во сне, как за этой телегой «бежит привязанный ослик», на шее которого звенит колокольчик. Колокольный звон, как символ благовещения, превращается в символ смерти: позже колокольчик будет звучать в романе при описании жизни заключенных на Секирке (так называли Секирную гору обитатели острова), когда их по одному будет уводить чекист-палач Санников.

Когда врагами лагерников стали не только чекисты-садисты, но и погодные условия: наступили холода (Ср. «…хуже холода нет ничего…про холод нельзя пошутить…мир вокруг больше не ждал никаких ответов и надежд не оставлял,), - Артему было совсем тяжело, особенно по ночам. Он был готов жизнь отдать за горячую кружку кипятка – «даже не за кипяток, а просо за горячую кружку» [4. С. 505-506]. Днем выглядывало солнце, и сквозь «щит, скрывавший окно с уличной стороны», чуть проникали солнечные лучи [4. С. 501]. «Воздух мало-мальски прогрелся», Артем задремал: «Снов стало очень много, они непрестанно сменялись и путались, один вытеснял другой, запомнилось только, что вблизи разожгли печку, но, хотя дрова уже пылали, огонь в печи был еще холодный – словно и ему надо было разогреться» [4. С. 510].

Артем очередной раз видит во сне огонь. Это уже не тот огонь, что словно сжигает заживо, происходит из самого пекла, но это спасительный огонь, животворящий, исполненный спокойствием и смирением: «Артем терпеливо ждал, иногда трогая языки пламени рукой… Потом подставил спину огню и начал дожидаться, когда он дозреет. Весь сон был воплощенным терпением» [4. С. 510]. Здесь огонь олицетворяет духовную силу, трансцедентность, божество [2. С. 221]. Артем еще не согрет, но чувствует тепло от печки, что подчеркивает его постепенное приобщение к божественному, успокаивающему разум и тело, дарящему надежду. В этом сне, как и в остальных снах персонажа, символически борются Бог и дьявол, в душе Артема происходит постоянная борьба веры и безверия.

Владычка - батюшка Иоанн - придумал спасение от холода: лагерники должны спать, укладываясь «в штабель». Желанием выжить Артем вынужден участвовать в задумке Иоанна. И тогда сны героя «становятся все назойливее». Он перестает ощущать собственное тело: «одной заледеневшей рукой касаешься другой руки, но наверняка не знаешь - обе ли руки твои, или только одна из них, и если только одна - то которая? - а поверх всего этого наплывает сон...» [4. С. 531]. У Артема складывается впечатление, что общая для всех, кто находился сейчас в церкви на Секирной горе, проблема смертельных голода и холода порождает другое явление - общие сновидения. Сны лежавших в штабеле «перетекали из головы в голову»: в сон Горяинова то и дело вклинивались образы чужих снов (голая женская холодная, как у жабы, спина; лошадь; порезанная косой рука, отсыревший чулан).

Артему «штабель» представляется «общим столом, где каждый сон выглядел как тарелка с чужими объедками...» [4. С. 531]. В его сне-тарелке был мед. «Артем не любил мед - все любили, а он нет, мед был слишком сладкий, на него приятно смотреть, но вот чтобы есть - нет, челюсти сводило» [4. С. 532]. Но сейчас герой испытывал желание съесть этот мед, но не мог: «не было чего-то очень нужного, чтоб его съесть, - то ли ложки, то ли тарелка была неудобной…». Мать, во сне убиравшая со стола, хотела забрать тарелку с медом у Артема, а тому хотелось ее предупредить: «Я буду медок, мама!». Сейчас его не нужно было бы заставлять скушать мед, он сделал бы это сам с большим удовольствием. В этом ключе сон о меде вторит словам одного из заключенных, сказавших, что сейчас ценно и желанно то, что было раньше безразличным. Репрезентируемая с помощью приема сна истина лаконично выражена в русской пословице: что имеем - не храним, а потерявши плачем.

Мед выступает символом бессмертия, инициации и возрождения, что указывается в словаре символов [2. С. 201]. Артем с почитанием относится к чистой священной пище - меду, - в христианстве символизирующей земное пастырство Христа и сладость Слова Божия [2. С. 201]. Артем ласково и с нежностью называет кушанье « медо к», проникаясь желанием его отведать и полюбить навсегда.

Символично, что мать во сне Артема находится за его спиной. Как ангел-хранитель, она находится рядом, готовая всегда встать на его защиту. Она почти безмолвна, покорна и должна бы быть незрима, но Артем ее видел. Мать, этот материализовавшийся ангел, всегда была с ним: в его мыслях, в его снах, в его жизни наяву. И вот теперь она приехала на Соловецкие острова, чтобы увидеть его, чтобы знать, хорошо ли все с сыном. Артему ее приезд был не нужен, даже злил, поскольку напоминал о его преступлении. Почему же в своих снах он готов просить, молить ее о чем-то? Он раскаивается в содеянном убийстве отца, ему стыдно перед самим собой и матерью, он не может этого сказать, в этом признаться, но душа его надрывается. Именно поэтому Артем чувствует, как во сне «собирается то ли плакать, то ли заорать» [4. С. 532]. Это чувство настолько переполняет героя, что он ловит себя на том, как вслух просяще, словно извиняясь, повторяет «Я буду медок, мама!»™ Позже Артем поймает себя на мысли, что «мать добрей Бога - кого бы не убил ты, она так и будет ждать со своими теплыми руками»,и перед ней он готов преклонить голову и исповедоваться [4. С. 540].

Судьба Артема на Соловках складывается стихийно: то его не покидает ощущение смерти, ходящей по пятам, то он исполнен сил и готов жить дальше. Счастье и радость то и дело чередуются со страхом и потерей надежды: когда герой находится на грани срыва, слаб и беспомощен, обстоятельства вдруг неожиданно складываются в его пользу, и наоборот, когда он поверил в свою удачу и решил задержаться в своем счастье, судьба готовит ему новые серьезные испытания.

Ощущение нахождения рядом смерти в исправительном лагере присутствует всегда. Пусть это не личная смерть Горяинова, но чужая, которую он не сможет не заметить. И это тяжело для героя. Особенно тяжело он переживает расстрел поэта Афанасьева, которого так до конца и не понял (то Афанасьев влюблял в себя, то пугал, то смешил и располагал, то вызывал злобу и ненависть), и Василия Петровича, бывшего контрразведчика с «парафиновыми» глазами.

После того, как Афанасьева приговорили к расстрелу, Артем видит сон о смерти от пули. Ему снится человек в гробу: «Пуля застряла меж костей в его груди» [4. С. 541]. Артем не понимает, принадлежит истлевающее тело Афанасьеву или кому-то другому: «он обращался во прах, прах становился пылью». Среди мертвой тишины «внутри гроба впервые - и в последний раз на вечные годы - раздался короткий звук: из-под кости, освобожденная истлевающей плотью, выкатилась пуля и упала на дно гроба: ток!» Леденящий душу звук упавшей пули кажется Артему самым пугающим, ужасным звуком: «это самый страшный звук в мире!.. Самый страшный в мире от всего сотворения человечества! Невозможный!». В сознании Артема, как и сознании читателя, возникает ассоциация убийственной пули не только со смертью, но и людской злобой, бесчеловечностью, хищностью: пуля лишает человека самого дорого - жизни.

Артем, неверующий во Христа герой, кажется углубляется в своем неверии: он видит бесчинство административной части по отношению к заключенным, он видит звериное чувство в каждом из лагерников, он знает, какой бывает смерть, как она безжалостна к человеку и как она внезапна, -разве во всем этом есть Бог? Смертоносная пуля во сне героя поражает грудь, носившую изображение распятого Христа, что символически выражает убеждение героя-сновидца в превосходстве силы Смерти над Богом. Дальше Артем видит, как «от падения пули произошло движение - и нательный крестик, провалившийся в грудную клетку, начал раскачиваться. В гробовой тьме распятый Христос на медном крестике качается как на качелях» [4. С. 541].

Качающийся крест символически выражает колеблющееся отношение к Богу: от наивной веры до полного безверия. Важная деталь отмечается автором и его героем: крест с изображением Христа проваливается внутрь мертвого тела, словно проникая в душу, - но души у мертвеца нет, она давно покинула мертвую плоть, и распятый Христос остается одинок в могильной тьме. Завершение сновидения образом Христа символично подчеркивает христианскую идею спасения души через жертву Христа.

Артем ощущает свою причастность к смерти Афанасьева и Василия Петровича. А что он мог сделать? Мог ли он спасти их? В том и находится источник чувства вины - в бессилии, безвыходности, обреченности. Во сне к Горяинову являются его прежние друзья, причем такими, какими он успел их узнать с лучшей стороны, и каждый со своими соловецкими регалиями: Вершилин Василий Петрович с ягодами, Афанасьев - с вечной улыбкой.

Василий Петрович словно предчувствовал свою смерть, знал, что она за ним явится этим вечером. Артем не видел, но чувствовал, «голова Василия Петровича затряслась еще сильнее, словно у него была в зубах зажата ягода, а его трясли чужие, ледяные, с дикой силою руки, пытаясь эту теплую ягоду вытрясти, чтоб затоптать сапогом» [4. С. 549-550]. После крика Вершилина «Верую!» теплая ягодка выпадает - жизнь оставляет измученное тело.

Во сне Артему является Василий Петрович с корзиной полной ягод: «Я же тебя угощал ягодой, - сказал он Артему достаточно громко» [4. С. 551]. Слова Василия Вершилина звучат для Артема как намек на некоторую обиду. Сновидец ощущает присутствие бывшего друга «где-то рядом», старается не шевелиться, чтобы случайно не задеть ни Василия Петровича, ни его корзины.

Вместо ягод корзина оказывается полна червей «всех цветов: белые, голубые, желтые, зеленые, фиолетовые, некоторые совсем маленькие, юркие, торопливые, а некоторые подросшие, разъевшиеся, тягучие» [4. С. 551]. Это аллегория настоящего положения Василия Петровича: его ягоду-жизнь уже разъедают черви, - и Артем, несмотря на кипевшую в нем неприязнь, переживает смерть товарища наяву и во сне.

Артем долгое время пребывает в состоянии, которое Прилепин характеризует как «промежуточное» между сном и бодрствованием. С. 555. В его сознании реальность смешивается со снами: он слышит речь Галины, ходатайствующей о его переводе в духовой оркестр, и одновременно читает приказное письмо. Он «чувствует, что это неправда», но следом «впадает» в сон С. 555. Он видит, как с опаской торопится «вниз по лестнице». Согласно словарю символов Купера Дж., лестница обозначает переход, путь в другой мир, а ступени олицетворяют бытие, инициацию. [2. С. 179]. Почему герой устремлен вниз? Он бежит, скрывается. В христианской традиции лестница является символом страданий Христа, но Артем не хочет больше страдать, с него хватит, да и в Бога он не верит, зачем тогда ему проходить тот же мученический путь? [2. С. 180]

Артему снится, что «навстречу ему несли гроб, то ли пустующий, то ли уже кем-то занятый» [4. С. 555]. В «Энциклопедии символов» Купера, указывается значение гроба как места, где лежат умирающие боги и спасители, и символизирует воскресение, спасение, искупление [2. С. 63]. Но Артем воспринимает гроб как дурной знак, знак несчастья, смерти, поэтому сторонится его и, «пролезая меж ног», оказывается на улице, откуда совершает скорое путешествие по местам, где ему приходилось работать на Соловках: лес, Йодпром, Лисий остров, «до которого вообще-то надо было плыть», Секирная гора [4. С. 555-556]. Оказавшись у Секирки, заметил мигающий маяк, что в его сознании ассоциировалось со спасением.

Символика горы связана с пониманием ее как высшей и центральной точки Земли, вершиной рая [2. С. 59]. Гора должна была стать твердыней для героя, поэтому он взбирается «по лесенке к церкви», задыхаясь и изнемогая, все же тащит себя. Купер расшифровывает восхождение на священную гору как устремление, влечение к высшим состояниям, к безграничному [2. С. 59]. Это подчеркивается и направлением движения героя во сне: сначала он движется горизонтально, а затем автором показано символичное вертикальное движение – вверх по лестнице.

Стремление Артема вверх, стремление быть ближе к Богу проявляется в каждом сне, хотя Горяинов это всячески отрицает, придавая увиденному страшные, ужасающие, смертельные значения.

Наверху на горе оказывается Галя, спокойно разговаривающая с «улыбчивым чекистом». Горяинов невольно становится свидетелем неудачной шутки чекиста: тот толкнул Галю, рассчитывая, что она скатится «на три или четыре ступеньки, и оценит его дружескую забаву», но прогадал, и Галя кувырком и «неожиданно быстро полетела в тартарары» [4. С. 556]. На очередном повороте сновидец замечает, что это вовсе не Галина, а падала его мать – «со своими то ли пирогами, то ли еще чем-то – повидло на лице, позор…» [4. С. 556]. Падение ассоциируется с погружением в материальный мир, забвением своего божественного происхождения, потери рая [2. С. 236]. Артем называет свой сон «нелепицей», но с помощью этого приема Прилепин аллегорично показывает путь героя к настоящему его положению и предваряет последующие события.

Позже в романе описывается, как Артем соглашается на побег с острова вместе с Галиной. Герой боится, что сам себе подписал приговор, но все же в нем теплится надежда, что Галина и из этого найдет выход. Артем видит сон, идущий из глубины, будто бы Горяинов «забрался с головой… в нору, в собственное тепло, в детство, в материнскую утробу, в отцовский живот, в далекое…бормотание прародителей…» и наконец оказывается на Соловецком острове [4. С. 584]. В своих снах он поживает всю историю государства Российского, пролетает сквозь время и расстояние «на узкой лодке по стремительной и горячей реке собственной крови». Он видит события и людей, все они действительны, все они живы и каждый из них все равно умирает, когда мимо проплывает лодка Артема, что символизирует беспощадное время, безжалостное движение жизни, постоянный круговорот рождения и смерти: «Приход его [Артема] в мир был прямым следствием череды несчетных чудес» [4. С. 585].

Интересно, сон героя настолько масштабный, настолько объемный, что в него вмещается вся русская история до его рождения и после до настоящего дня. Герой путешествует на лодке, непрестанно движущейся по реке: это аллегорически выражает идею движения лодки жизни по реке сменяющих друг друга эпох, по реке отечественной истории. Хронотоп сновидения расширен до пределов самого государства и завершается актуальным временем, хотя в действительности герой спит недолго и в одном месте: «Сделав полный круг…Артем возвращается ровно в то место, откуда выплыл, в тот же день под тем же небом. В ту же больничную койку…» [4. С. 585]

К концу романа сны Артема Горяйнова становятся все тяжелее - сон становится работой. Покидая лагерь и ночуя на соседнем острове, «в страшном и сумбурном видении» Артем замечает, что «красноармейцы подплывают к их острову на лошадях… Лошади поднимали вверх головы с красными, безумными глазами, красноармейцы скалились...» [4. С. 603].

Остров как амбивалентный знак выступает символом одиночества, уединения, а с другой стороны - убежищем, безопасным местом [2. С. 232]. Но ни одно из этих значений во сне Артема не реализуется: они с Галиной не изолированы от общества (встречают Тома и Марию) и не спрятаны от бурь и ужасов Соловецкой власти (чекисты их настигают).

Примечательно, описание лошадей, как обезумевших хищных животных, и «озверевших» красноармейцев. Лошади вздымаются, готовы затоптать, а всадники-чекисты «скалятся», готовые загрызть свою жертву. Эти звериные образы подчеркивают сумасшествие действительности 1920-х годов. Также, абсурдность подчеркивает употребление аксюморона плывут на лошадях. Всадники не скачут, не едут, а плывут, что ассоциируется с их плавным, спокойным, ровным движением, хотя Прилепин описывает яростных всадников и диких лошадей, что уже вступает в определенное противоречие.

Во сне Артем пытается спастись, убрать все следы их с Галиной пребывания на острове - в страхе топит лодку. Герой бежит «на длинных, шатких ногах, словно нарисованных совсем маленьким ребенком, держащим карандаш в кулаке» [4. С. 603]. Подобное сравнение своего бессилия с кривым рисунком ребенка нужно, чтобы подчеркнуть неуверенность действий героя.

По возращении на Соловки Артем ругает себя за бессмысленный поступок, за глупую идею побега с Галиной с острова. Его тошнит от холодного, чужого моря. Он ненавидит эту соленую воду, и, увидев ее во сне, он «испытывал ровное и теплое удовольствие от того, что больше никуда не плывет» [4. С. 662].

«В очередном мгновенном сне» Артем смотрит сам на себя но уже сверху, будто его душа отделилась от тела и теперь наблюдает за оставленной плотью. Артем видит себя обнаженным, хотя спал в куртке и ватных штанах. Он пытается вернуться в собственное тело, «упасть в свою плоть, в свой скелет», но ему мешает «кромешное ощущение», о котором он не может сказать вслух.

Это ощущение - сознание героем своей греховности. Прилепиным оно описано чуть ранее как «щекотка», как «гроздь колокольцев под кожей», как перекатывание по дну баркаса «мертвых, звонких, обнаженных рыб» - и это чувство все сильнее переполняет Артема. Особенно автором это подчеркнуто в сцене массового покаяния, когда «обнаженные рыбы» внутри героя бунтовали, доводя Артема до истерического смеха.

Каждый названный батюшками грех лагерники признавали за собой, и Артем был не исключением. Ему казалось, будто вся камера наполняется всякими уродливыми гадами, пол покрывается «слизью, человеческой рвотой и всей мерзостью, что способно исторгнуть тело»[4. С. 565]. Здесь снова возникает образ гусеницы: шерстяная гусеница лезет у кого-то из живота, никак не кончается и мучит человека. Уничтожить гусеницу смогла бабочка-молитва об отпущении грехов: «Возле каждого затылка звенел колокольчик, как будто не боявшаяся гада, гнуса и гнид прилетела за медом бабочка и выбирала самый сладкий цветок» [4. С. 566].

Вся человеческая гадость и грязь выходит наружу с раскрытием его тайны, его греха - тогда человек обнажается, становится беззащитным. Именно так себя чувствует Артем. Он не стал причащаться, оставшись со своими грехами один на один. Думается, поэтому и во сне он увидел себя совершенно голым.

Тема наготы как тема греховности раскрывается еще глубже, когда, «совершая неимоверные усилия», Артем произносит во сне: «Бог здесь голый. Я не хочу на голого Бога смотреть. Бог на Соловках голый. Не хочу его больше. Стыдно мне». [4. С. 664]. Бога приобретает душа заключенного после тяжелого раскаяния, после совершения своеобразного ритуала обнажения своих грехов. Вот и для Горяинова Бог представляется голым, таким же, как раскаявшиеся чада Его. Артему стыдно за наготу человеческую и божественную, за греховность, слабость. Герой не приравнивает себя к Богу, но опускает Бога до уровня грешных лагерников – они оказываются одинаково обнаженными.

Дальше Артем ловит себя на мысли, что «видел не Бога, а собственного отца - голым - и говорил о нем» [4. С. 664]. Интересна параллель между монологом-объяснением сновидца и теорией Фрейда, «апелляцией к Эдипову комплексу, сути религии», обнаруженная Марией Скрягиной: «Человек создает Бога по образу своего отца, и личное отношение к Богу зависит от отношения к телесному отцу и вместе с ним претерпевает колебания и превращения. Бог, в сущности, является по мнению психоаналитика превознесенным отцом. Фрейд проводит аналогии в отношения человека с отцом и с Богом. Если первые не налажены, то и вторые вряд ли состоятся, либо будут иметь амбивалентный характер» [5].

Замечание Скрягиной вполне уместное и важное. Артем утрачивает Бога после совершения убийства отца, он словно обнажается, лишившись отцовской защиты: «Знает ли он [поп] про отца?... Знает ли он, что я обожал отца? Что считал отца лучшим человеком на земле? А?..» [4. С. 539]. А теперь в его «полуобмороке» звучит: «Бог отец. А я отца убил. Нет мне теперь никакого Бога. Только я, сын. Сам себе Святой Дух» [4. С. 664-665].

Внутри себя Артем изнывает, просит Господа вернуться к нему: «Бог не мучает. Бог оставляет навсегда. Вернись, Господи. Убей, но вернись». С 665. Разве истинный Бог способен убить?! Артем обращается не к Христу, а собственному богу отцу, прося его хотя бы и убить тело, но соединиться с ним душой. И последующее обращение героя: «Покаяния отверзи мне двери, Жизнодавче», - направлены не к Иисусу (перед Иисусом Христом Артем каяться не стал, в массовом причащении участия не принял), но к биологическом и духовному «Жизнодавче» - отцу. [4. С. 665].

Примечательно, что после описания Прилепиным горяиновского откровения, автор вводит образ «даже не руки, а огромного пальца», раздавившего клопа: как высокого возносится Артем в своих страдания и как низко, приземлено ставится точка – убийство клопа – его монолога. Можно расценить эту заключительную деталь, как возвращение героя в реальный мир, где прошлое изменить нельзя – отца не воскресить, и настоящего – соловецкой участи – не избежать. С другой стороны, клоп выступает символом той самой гадости, которая лезла из сокамерников во время исповеди. В образе клопа аллегорически отражен горяиновский грех отцеубийства. Герой же просит: «Убей, но вернись». – И вот бесшумная рука (Ср. «Бог молчалив») давит вылезшего клопа, словно прощая Артему его грех. Доказательством последнему выступает появление ангела под утро во сне Артема. Ангел кладет ему руку на грудь и обещает, что все будет хорошо: «Вернее, он ничего не обещал, и лица его Артем не видел – но знал точно, что это вестник, пришедший сообщить: судьба твоя пока еще тепла, милый мой» [4. С 665]. После этого Артем засыпает крепче и спокойнее, чувствуя горячий след на груди.

Сны Артема с того момента снова становятся светлыми, он из них выпутывается, как «из горячих, солнечных сетей» [4. С. 679]. Он объясняет себе: «теперь моя душа в цветах, и ее щекочут кузнечики» С. 680 Во сне ему чудится, что все счастливы: и крыса с крысятами, и чужеземцы Том и Мари, которым они с Галей не дали умереть, и сам Артем - всем тепло. Это последний сон главного героя романа З. Прилепина «Обитель». Это самый добрый и теплый сон, говорящий о произошедшем очищении души героя:

теперь его волнует не личное счастье, но счастье всех божьих тварей, теперь его тело укрыто не только одеждой но и божьей благодатью, а в теле этом живет светлая и легкая душа.

В приложении к роману опубликован дневник Галины Кучеренко, в котором мы обнаруживаем описание ее сновидения. Это характерный «женский» сон, в котором Галина переживает первую случайную и роковую встречу с Эйхманисом, своей любовью и своим наказанием. Она помнит все детали: «Он был худ, но кожаная куртка делала его больше в плечах и очень ему шла... Глаза - словно внутри влага, которая никогда не потечет. Линия скул неявная...» [4. С. 709]. Он был прекрасен и ужасен, как все «черные демоны» (так ей представлялись все охранники). Галина помнит их первый разговор и чувство, что «этого может полюбить и хочет полюбить».

Федор Эйхманис все тогда понял по глазам женщины и пригласил ее на свидание. Не смотря на ее отказ, она все равно мысленно проникала в его взгляд. Эйхманис «угадал», как и «угадает» позже на допросе Артем, и это еще больше возбудит интерес и чувство к мужчине в Галине.

Во сне Галины было все точно так же как наяву, «только с какими-то новыми, путаными подробностями», а ей так «хотелось поскорее прожить все заново» [4. С. 710] Сон демонстрирует естественное желание женщины быть любимой.

В «Обители» в образе Галины отражается не только философская мысль о потребности быть нужной и любимой как женщина, любовница, но и как мать. Героине удается влюбиться, поверить мужчине - Федору Эйхманису, - но и разочароваться в нем, быть отвергнутой. Восполнить сердечную пустоту она пытается, завязав роман с лагерником Артемом.

В отношениях с Артемом Горяиновым Галина проявляет себя не только как страстная, увлеченная женщина, но и как заботливая мать. Галина ругает Артема, как ребенка за проступок, заботится о нем, переживает и ведет за собой.

К концу романа складывается ощущение, что их отношения слишком надуманны, герои сами в них обманулись: Галина искала того, кто не смог бы ее отвергнуть, а Артем искал ласки и защиты.

Женское предназначение Галины не реализуется в условиях жизни Соловецкого лагеря: не суждено ей стать по-настоящему любимой женой и заботливой матерью. Так не себя ли она видит во сне в образе гусеницы, так и не сумевшей превратиться в бабочку?

Итак, система всех снов Артема Горяинова, описанных в романе «Обитель», строится на антитезе. Причем, антитеза является основой построения не только внутри отдельного сна, но и снов между собой. Главными элементами оппозиции выступают вера и безверие , рай и ад, жизнь и смерть, тепло и холод . Противостояние сторон представлено символически, как, например, конфронтация тепла (желток, печь, огонь) и холода (лед, вода). Примечателен образ огня, воплощающий адкое пекло, сжигающий заживо, каким этот образ представлен во втором сне, и спасительным вечным, божественным огнем, каким мы его замечаем во сне о печке. Также амбивалентным представляется знак наготы: с одной стороны, это символ естественного состояния, близости к Создателю, воплощенный в онирическом образе желтка, а с другой - это символ греховности, нечестивости, что реализуется в образе голого человека (сон об отце боге).

Система сюжетных снов представлена 16 сновидениями заключенного Артема Горяинова. Амплитуда колебания такова: + - - + - - +----+ - + - +, где (+) обозначены сны, характеризующиеся положительным психоэмоциональным состоянием, (-) - негативным психо-эмоциональным состоянием. Можно заметить динамику чередования (+) и (-), что отражает путь соловецких мытарств героя, завершающихся покаянием. Это путь искупления Артемом своего греха, репрезентируемый автором с помощью приема сна. Это путь к Богу, в которого он не верил и сам себя в этом убеждал: пройдя через страдания и боль, Горяинов уверовал в Христа, обрел его в совей душе.

Последний сон Артема в «Обители» выражает идею приобщения к Божественному: герой счастлив от того, что согреты и счастливы все живые твари. Этот сон доказывает, Артем Горяинов прошел свой путь очищения не только наяву, но и во сне, внутри себя.

В систему сюжетных соловецких сновидений особняком можно включить два сна Галины Кучеренко. Это единственные женские сны, описанные в романе. Они выражает идею об особенной потребности женщины в любви: как возлюбленной и матери. Но героине так и не удается их реализовать.

Список литературы Поэтика сна в романе З. Прилепина "Обитель"

  • Егазаров А. Иллюстрированная энциклопедия символов /сост. А.Егазаров. - М.: Астрель: АСТ, 2007. - 723, [5] с.
  • Купер Дж. Энциклопедия символов. Кн. IV. М.: Ассоциация Духовного Единения «Золотой век», 1995. - 402 с.
  • Меррелл-Вольф. Ф. Пути в иные измерения (Личная запись преображения сознания) // Режим доступа: http://psylib.org.ua/books/mwolf01/txt77.htm (дата обращения 18.08.15).
  • Прилепин З. Обитель: роман / Захар Прилепин. - М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. - 746, [6] с.
  • Скрягина М. Тропинка из ада в рай. О новом романе Захара Прилепина «Обитель» // Режим доступа: http://svpressa.ru/culture/article/89849/ (дата обращения: 14. 08. 2015).
Статья научная