Политическое пространство Нагорного Дагестана: исторические и этнокультурные предпосылки становления

Всякая попытка системного и комплексного исследования Дагестана базируется на допущении единства и целостности процесса его исторического развития. Единство этого субъекта предполагает эмпирическую близость, подобие, аналогии форм бытия и сознания ее народов. Близость и аналогии являются порождением общих оснований, однотипности детерминирующих причинных, функциональных и иных закономерных связей. Государственные образования Дагестана возникли в основном в результате трансформации государств, в том числе распада самостоятельных государств. После присоединения этих образований к России они постепенно, в результате проведенных реформ приобрели статус административно-территориальных образований с некоторыми особенностями [1, с. 37].

В методологическом плане интерес представляет вопрос об истории становления Дагестана как совокупного субъекта, о стадиях его включения во всемирный исторический процесс. Постепенное выравнивание уровней исторического развития и расширение общего цивилизационного горизонта политического, экономического и социокультурного развития дают повод говорить о формировании общедагестанской этнокультурной традиции. Исторически так сложилось, что в Дагестане существуют три зоны: горная, занимающая 39,9% территории; предгорная ‒ 15,8% территории; равнинная (еще ее называют плоскостная) ‒ 43,3% территории республики [2, с. 62]. В соответствии со спецификой размещения земельных угодий и существующей диспропорцией в этом отношении в Дагестане исторически сформировались две модели стратификационной системы, соответствующих горной и равнинной зонам размещения

ISSN 2075-9908 Историческая и социально-образовательная мысль. Toм 7 №8, 2015

Historical and social educational ideas Tom 7 #8,  2015

земельных площадей. В Дагестане сложились две модели социального и политического пространства: «горная», исторически базировавшаяся на общинной форме власти на основе норм обычного права, и «предгорно-равнинная», в которой исторически сложилась иная форма власти – персональная и иной тип населения – зависимое. На рубеже XVIII ‒ XIX вв. политическая карта Дагестана представляла собой более 15 феодальных государственных образований и около 60 союзов сельских обществ. Отличались они и социальной стратификацией, а также содержанием структур власти. Как подчеркивает И.И. Магомедсултанов, «в истории Дагестана и становления его политического пространства важную роль играют общественные формы самоуправления» [1, с. 327], управленческие функции в которых выполнял джамаат, имевшийся в каждом населенном пункте горной части Дагестана. Сельские общины как структуры народовластия просуществовали в горной части Дагестана вплоть до начала XX в. Сохранение «общинного организма» возможно только при подавлении тенденций автономизации, индивидуализации, и это, естественно, не приветствовалось в общинах горного Дагестана. Все нормы этикета у народов Дагестана, как отмечают исследователи, основываются на том, что излишнее стремление к привлечению на себя внимания считалось признаком дурного тона. Имело место объединение нескольких общин, что способствовало сохранению земледельческой общины как целостного образования, в котором концентрировалась общественная власть. В процессе совместной трудовой деятельности формировалась система противопоставления отдельного индивида и кооперации, так как трудовой вклад отдельного человека несоизмерим, ни в качественных, ни в количественных показателях, с результатом совокупного комбинированного труда в кооперации. В итоге каждый член общины должен был соотносить свои интересы с потребностями и требованиями кооперации, и зачастую это делалось в ущерб личным интересам. На этом принципе в Дагестане на протяжении длительного периода с помощью сложившихся традиций и ритуалов регламентировались все виды и этапы сельскохозяйственных работ. Сельская община в Дагестане стала местом формирования и развития человека типа homo ethnicus. Она, по сути, олицетворяла собой «микрополитическое образование», на уровне которого функционировала оппозиция «дом – джамаат» в том плане, что если дом был олицетворением личного, то джамаат, напротив, ‒ средоточием общественного, в пространстве которого оформлялась и функционировала общинная жизнь. Основной сложностью в этой ситуации является необходимость сохранения равновесия между этими силами, с тем чтобы член общины «не терял» свой «голос» на собраниях общины, а община, в свою очередь, имела бы возможность эффективно контролировать жизнь и деятельность человека. С ростом численности общины возникала угроза «размывания» двух начал ‒ общественного и индивидуального. Таким образом, в горном Дагестане исторически сложилась специфическая система общественных отношений, которая стала основой для особой формы власти, имевшей не персонифицированную, а коллективную природу. Дагестанская пословица гласит о том, что «Слово джамаата сильнее, чем сабля горца». На обсуждение джамаата выносились разнообразные вопросы, содержание которых характерно для политических институтов. Это и вопросы внешней и внутренней политики данного общества, и управленческие проблемы, в том числе и выборы членов маслагатского (третейского) суда, вопросы обеспечение территориальной безопасности и защиты жителей общины.

Имеется запись XVIII в. в с. Цаната, в которой сообщается о принятом обществом решении о единстве и прекращении раздоров, для чего постановили заложить 20 пахотных участков размером на 100 садов посева, примерно 8 десятин земли, для обеспечения мира, что было бы невозможно при власти ханов, поскольку подобные нормы адатов просто не могли бы появиться. Подобная система организации общественной жизни в горном Дагестане просуществовала почти до XIX в. Она значительно ограничивала поведение и деятельность человека и данного общества методом регламентации их поведения посредством адатов ‒ норм обычного права. Историю творила не личность, а общество в целом, а амбиции личности, претендовавшей на индивидуальность, активно подавлялись. Временами эти нормы обычного права – адаты ‒ дополнялись, но прежние не устаревали, а существовали и действовали параллельно с введенными новыми правилами и номами. Сельская община являлась самодостаточной социальной организацией за счет концентрации всех властных функций и механизмов в ее пределах. Сельское управление в первой половине XIX. в., по мнению исследователей, относилось к институтам территориальной общины, причем оно существовало в разнообразных формах, поскольку отсутствовали правовые акты, регулирующие их правовой статус. «Как бы то ни было, в XVIII ‒ первой половине XIX в. каждое сельское общество (джамаат) союзов сельских общин Дагестана имело свои местные органы управления и власти», ‒ пишет Б.Г. Алиев [2, с. 327].

Стоит отметить разницу в организации власти в российском политическом пространстве и дагестанском. В российском политическом пространстве всегда был центр политической власти в форме звезды, откуда и происходило управление остальными регионами и второстепенными центрами власти, формирующимися по типу такой же звезды. Данная схема размещения крепостных сооружений и поселений была заимствована, как пишут ученые, русскими правителями у кочевых племен. В Дагестане политическое пространство организовывалось иначе.

Именно в этот период, с момента присоединения к России, политическое становление и развитие Дагестана происходит в единстве с историческим развитием всего Северного Кавказа, который приобретает статус отдельного региона, в отношении которого специально разрабатывалась на уровне российского правительства национальная политика российского государства.