Политика Саудовской Аравии на постсоветском «мусульманском» юге: цели и итоги курса

Однако действительно полномасштабными связи Королевства с новыми государствами постсоветского Юга так и не стали. Несмотря на заключенные двусторонние соглашения, экономическое взаимодействие Саудовской Аравии с новыми государствами ограничено. После террористических акций в Ташкенте в феврале 1999 года и событий 11 сентября 2001 года сокращена деятельность саудовских религиозно-благотворительных фондов, начавшаяся в этих государствах в 1990-х годах. Одновременно в Саудовской Аравии все больше говорят о превращении некоторых государств Центральной Азии и Азербайджана в конкурентов Королевства на мировом рынке углеводородов.

Все названные обстоятельства побуждали к корректировке курса в отношении постсоветских «мусульманских» государств. Решено было сделать акцент на подключении к сотрудничеству с государствами Центральной Азии и Азербайджаном институтов Организации Исламская Конференция. Но и это не привело к сколько-нибудь значительной активизации саудовской внешней политики и внешнеэкономической деятельности на пространстве Центральной Азии и Закавказья.

Григорий Григорьевич Косач, профессор кафедры политологии Востока Института стран Азии и Африки при Московском Государственном университете им. М. В. Ломоносова, заместитель главного редактора журнала «Вестник Евразии», Москва.

Распад Советского Союза создал новую геополитическую реальность: в пространстве, охватываемом его бывшими границами, возникли независимые государства. Саудовским истеблишментом новые государства Центральной Азии и Азербайджан в цивилизационном отношении были признаны безоговорочно мусульманскими ¹. Страна, «где расположены святые места, к которым обращены сердца всех мусульман» ², посчитала своим долгом признать новый статус прежних советских республик, потому что была связана с ними «исповеданием общей религии и основанными на исламе ценностями».

Развитие отношений со «странами мусульманской уммы» было приоритетным направлением внешней политики современного Саудовского государства на протяжении всего его существования. Восстанавливая в сентябре 1990 года дипломатические отношения с тогда еще не ушедшей в прошлое великой державой ³, Саудовская Аравия стремилась обрести таким образом хоть какие-то каналы прямых контактов с мусульманами Кавказа и Центральной Азии ⁴. После исчезновения Союза с политической карты мира в Королевстве полагали, что появились возможности для полномасштабного воплощения этого стремления в жизнь.

Саудовская легитимация связей с государствами постсоветского Юга гической (поддержка коммунистических партий в арабских и мусульманских странах)» — более не существовал. Тем не менее «победа ислама» могла бы оказаться по меньшей мере непрочной без окончательного возвращения пяти центрально-азиатских стран и Азербайджана во «всемирную» мусульманскую умму.

Религиозная риторика лежала в основе саудовской легитимации курса, направленного на установление связей с новыми субъектами международных отношений. Риторика наполнялась подробностями и деталями, почерпнутыми из истории, с помощью которых доказывался неоспоримый вклад вновь созданных государств в мусульманскую цивилизацию. Обращаясь к своим жертвователям, члены саудовского отделения Всемирного комитета исламского спасения подчеркивали: «Четыре года мы работаем в странах (бывшего Советского Союза. — Г. К. ), которые были родиной плеяды великих ученых — блестящих факихов и имамов-обновителей, сохранивших для нас сокровища Благородной Сунны и великого мусульманского наследия. Это страна Абу Абдаллы Аль-Бухари, Муслима Нишапури, Абу Исы Ат-Термези, Абу Дауда Ас-Саджастани, Абу Зара Ар-Рази, Ас-Сархаси, Аль-Бейхаки и многих других» ⁷. Обращенный к истории дискурс служил задачам политики. Сама возможность вклада нынешних постсоветских «мусульманских» государств в расцвет цивилизации ислама мотивировалась принципиально важной первопричиной: они были «открыты мусульманами» ⁸ на заре ислама — в эпоху «первых праведных халифов» ⁹.

Естественная и логичная для саудовских внешнеполитических устремлений идея несла важную смысловую нагрузку. Королевство, рассматривающее себя в качестве государства, внешняя (а также и внутренняя) политика которого призвана «неустанно подчеркивать значение ислама как основного фактора, влияющего на определение ее принципиальных приоритетов» 10, считало себя ведущим звеном «мусульманского сообщества». А это означало, что его едва завязавшиеся в 1990-х годах отношения с центрально-азиатскими государствами и Азербайджаном подчинялись схеме «центр — периферия», где «центр» — Саудовская Аравия — должен был содействовать возвращению постсоветских государств в мировое мусульманское сообщество. Что и доказывал апеллировавший к истории саудовский политический дискурс.

Азербайджан и Центральная Азия — исторический «Туркестан» — стали «новой родиной» для «открывших» их «арабских племен». Племена «принесли ислам, познакомили население региона с новой религией и защищали границы этого региона». Они поселились в Самарканде, Бухаре, Ферганской долине и Термезе 11, создав основу для последующего расцвета местной мусульманской культуры как общего наследия всех народов уммы. Благодаря новым арабским соседям «ислам вошел в сердца жителей Центральной Азии», а «арабский язык в качестве языка религии и науки получил там широкое распространение». Без этих двух принципиальных факторов «не появились бы и не получили бы распространения творения центрально-азиатских ученых» 12.

Не менее важным было и другое. Длительное «тираническое господство коммунизма», отвергавшего «веру во Всемогущего Господа», радикально изменило сложившуюся в эпоху раннего ислама ситуацию. Если саудовские граждане и продолжали «испытывать чувство признательности и благодарности» по отношению к родившимся в пределах современных постсоветских «мусульманских» государств корифеям цивилизации, к которой принадлежит и их страна, то одновременно они знали, что внуков корифеев «эпоха коммунизма надолго отлучила от ислама. Эти внуки родились, зная об исламе только то, что они мусульмане» ¹³. Столь суровое суждение означает, что центрально-азиатские и азербайджанские наследники, «доставившие в Европу по шелковому пути (пролегавшему по Месопотамии, Аравийскому полуострову и Египту) величайшие научные и практические достижения цивилизации» ¹⁴, пребывают во времени джахилийи ¹⁵.

Саудовский истеблишмент и научное сообщество использовали привычные для них термины, с помощью которых в Королевстве интерпретируется состояние «джахилийи». Термины эти — регресс и невежество, бывшие уделом «отошедших» от основополагающих ценностей ислама жителей Аравийского полуострова до начала проповеди М. Абдель Ваххаба. Применительно к Азербайджану и Центральной Азии вина за джахилийю возлагалась не только на советскую власть, но и на элиту советского мусульманского сообщества — законоучителей. Они не смогли возвыситься до уровня проповедника «чистого ислама», были послушными исполнителями воли «безбожного государства», которую «представляли на пропагандистских съездах и конгрессах, где они зачитывали заранее подготовленные для них речи», «демонстрировали полную моральную деградацию, став не деятелями религии, а обычными государственными служащими», использовавшими свое положение «в интересах личного обогащения и разврата» 16. Вывод: саудовский истеблишмент должен активно действовать в интересах укрепления «исламского характера» государств Центральной Азии и Азербайджана, ибо от такого укрепления во многом зависит «безопасность всемирной мусульманской нации».

Каждый шаг центрально-азиатских государств и Азербайджана по пути «восстановления собственной идентичности» — «источник силы всех мусульман». Ведь он приближает умму к тому моменту, когда она сможет «опереться на демографическую и техническую мощь» своих новых членов ¹⁷. Саудовская Аравия должна способствовать реализации начинаний, связанных с «духовным возрождением» новых членов уммы, оказывая «финансовую и моральную поддержку вновь возникающим там подлинно мусульманским организациям». Первоочередная ее задача заключается в «обмене культурными миссиями» с государствами Центральной Азии и Азербайджаном, а также в «отправке туда экземпляров Благородного Корана и книг (религиозного содержания. — Г. К. )». В 1990-х годах «за счет Служителя Двух Святынь (официальный титул ¹⁸ саудовского монарха. — Г. К. ) короля Фахда бен Абдель Азиза к святыням ислама совершили хадж паломники из Узбекистана и соседних республик, по его распоряжению в республиках Центральной Азии был распространен миллион экземпляров Священного Корана, а Исламский университет имама Мухаммеда бен Сауда (в Эр-Рияде. — Г. К. ) каждое лето организует семинары наставников в некоторых городах Центральной Азии». Созданное в Королевстве в 1993 году Министерство мусульманских дел, вакфов, призыва и руководства, «осуществляя указания Служителя Двух Святынь короля Фахда бен Абдель Азиза и наследного принца Абдаллы бен Абдель Азиза», содействовало «приему гостей Служителя Двух Святынь, прибывавших для совершения паломничества». Оно же «за счет Королевства Саудовская Аравия отправляло проповедников и делегации в эти страны и, стремясь содействовать возвращению этих стран к Господу, распространило там миллионы экземпляров Священного Корана, принимало участие в реставрации и строительстве мечетей и религиозных институтов». Не менее активно в постсоветских «мусульманских» государствах действовали и патронируемые Саудовским королевством религиозно-благотворительные фонды.

Уже цитированный отчет одного из них — Всемирного комитета исламского спасения в Королевстве Саудовская Аравия — содержит сведения о его деятельности в период с 1993 по 1997 годы. Из отчета вытекает, что распространение исламского вероучения стало основным направлением деятельности Комитета и его региональных представительств в Баку и Алматы. Формы этой деятельности были многообразны, затрагивали и сферы, не имевшие отношения к религии 19. В течение анализируемых в отчете четырех лет Комитет оказал помощь в строительстве и восстановлении более 220 мечетей в Азербайджане и 110 мечетей в центрально-азиатских государствах. В долгосрочной же перспективе поставлена цель восстановить 26 тыс. мечетей, «закрытых красным коммунизмом и превращенных в склады и музеи». Акцент на строительстве мечетей сделан потому, что «мечеть является одной из основ создания мусульманского общества, поскольку в Пресветлой Медине деятельность Пророка началась с воздвижения дома молитвы». Авторы документа, к сожалению, не приводят ни в данном разделе, ни в последующих каких-либо сведений о финансовых расходах Комитета, подчеркивая безвозмездный характер оказываемой им помощи. Но несомненно, что на строительство были потрачены значительные суммы. Достаточно сослаться хотя бы на рост затрат Комитета в связи с проведением праздника разговения ид аль-фитр: в течение первого года его деятельности в бывшем Советском Союзе (включая и российские регионы) соответствующие расходы составили 95 800, ав течение четвертого года — уже 241 250 дол. США.

С точки зрения Комитета в мусульманском образовании заключен сам «дух ислама», «источник прозрения человека, благодаря которому он видит путь к спасению». Поэтому Комитет участвовал в финансировании расходов на содержание детских садов и школ в лагерях азербайджанских беженцев из Нагорного Карабаха. Но эти учреждения — как и аналогичные им в других районах постсоветского «мусульманского» пространства — нуждались в проповедниках. За четыре года деятельности Комитет подготовил 40 проповедников в Баку и 60 — в Алматы. В этих региональных центрах, конечно же, обучались не только уроженцы Азербайджана и Казахстана. Но все они были «готовы нести знание о принципах ислама и столпах веры мусульманам, начавшим поиск пути к возвращению в лоно своей религии после долгих лет атеистического безверия, насилия и преследований». Чтобы укрепить их готовность, Министерство мусульманских дел, вакфов, призыва и руководства проводило для них семинары с целью координации их деятельности, в том числе в Баку и Алматы 20.

Реалии «полномасштабного» взаимодействия

Итак, в начале 1990-х годов Саудовское королевство признало новый статус государств Центральной Азии и Азербайджана, что не означало, однако, что в столицах всех этих государств появились саудовские представительства. В 2004 году они имелись только в Алматы, Ашхабаде, Баку и Ташкенте 21; в Эр-Рияде были открыты посольства Азербайджана, Казахстана и Узбекистана 22. Открытие посольств происходило сравнительно поздно, через несколько лет после саудовского дипломатического признания бывших советских республик, причем инициатива открытия принадлежала новым внешнеполитическим партнерам Саудовской Аравии. Посольство Узбекистана было открыто в Эр-Рияде в мае 1995 года, тогда как в Ташкенте саудовское посольство появилось с большим опозданием — в марте 1997 года. Посольство Казахстана в саудовской столице открылось в мае 1996 года, посольство Королевства в Алматы — в августе того же года. Дипломатическая же миссия Азербайджана обосновалась в Эр-Рияде еще в 1994 году, а ее саудовский аналог в Баку — только в 2000 году. Кыргызстана и Таджикистана процесс обмена дипломатическими миссиями с королевством вообще не коснулся, хотя обе эти страны, наряду с тремя другими центральноазиатскими республиками и Азербайджаном, представлены в патронируемой Саудовской Аравией Организации Исламская конференция (ОИК) 23. В случае Кыргызстана препятствием стало расцененное саудовской стороной как «поспешное» признание Бишкеком Иерусалима столицей Израиля, в случае Таджикистана — гражданская война 24. Таким образом, только Азербайджан, Казахстан и Узбекистан могут считаться странами с относительно высоким уровнем отношений с Королевством.

В апреле 1992 года состоялся официальный визит президента Узбекистана Ислама Каримова в Саудовскую Аравию, в программу его входило паломничество ( умра ²⁵) в Мекку и Медину За ним последовали такие же визиты Гейдара Алиева (июль 1994 года) и Нурсултана Назарбаева (сентябрь 1994 года). Стремясь добиться широкого международного признания и обеспечить экономическое развитие своих стран, лидеры этих трех государств принимали «правила игры», предлагавшиеся саудовской стороной.

По словам Каримова, его приезд в страну, являющуюся «центром мусульманского мира», важен «не только с точки зрения двусторонних отношений, но в первую очередь для укрепления нуждающего- ся в солидарности мира ислама». И далее: «Законы мирового развития, конечно же, действуют и в границах отдельных регионов, но они требуют создания более широких связей и блоковых объединений, которые призваны отвечать как сегодняшней реальности, так и потребностям будущего. А поскольку мир ислама занимает ныне одно из центральных мест в рамках международного содружества наций, постольку ему жизненно необходимо быть равным по силе и влиянию другим центрам мирового развития» 26. Сопровождавший президента министр иностранных дел Узбекистана отмечал: «Моя страна никогда не забудет помощь, последовательно оказываемую нам Королевством Саудовская Аравия... в интересах сохранения нашей исламской идентичности, а также нашей мусульманской цивилизации, всегда являвшейся частью общего наследия мира ислама».

Назарбаев был не менее красноречив, подчеркивал, что его «страна гордится тем, что вновь стала членом мирового мусульманского сообщества». Комментируя совершенное им паломничество к святыням Мекки и Медины, президент Казахстана заявлял: «Свершилось заветное чаяние наших предков, многие века только мечтавших о посещении святых мест....Мы счастливы, потому что вернулись в лоно ислама и вновь стали мусульманским государством» 27. О том же говорил и Алиев: «Республика Азербайджан — мусульманская страна. Нашу мусульманскую веру мы смогли сохранить, передавая ее из поколения в поколение, несмотря на тяжелые условия времени царизма и господства коммунизма. С падением коммунистического режима мы наконец-то смогли вернуться к нашим религиозным ценностям....Слава Господу, с сынами мира ислама и, в первую очередь, сынами Королевства Саудовская Аравия нас связывают узы истории, обычаи и традиции, всех нас питает источник единой веры» 28.

Развивая отношения с постсоветскими «мусульманскими» государствами, Саудовское государство решало собственные задачи в регионе мусульманского мира. Визиты трех президентов предполагали, что Королевство, с одной стороны, Азербайджан, Казахстан и Узбекистан, с другой, должны координировать свою внешнюю политику в сферах, принципиальных для Саудовской Аравии. В первую очередь речь идет о прокламировавшихся всеми участниками двусторонних контактов единых подходах к решению арабо-израильского конфликта и палестино-израильского противостояния. Однако в равной мере это относилось и к актуальному в то время боснийскому вопросу 29. А в принятом по итогам визита Алиева совместном саудовско-азербайджанском коммюнике содержалось осуждение Армении, «оккупирующей часть территории Азербайджана», подчеркивалась необходимость «вывода армянских войск с азербайджанской земли», решения всех спорных вопросов «за столом переговоров» 30.

Признание странами Центральной Азии и Азербайджаном своего мусульманского характера, а затем и их вступление на этом основании в ОИК31 представлялось тогда залогом укрепления связей новых государств с саудовской стороной. Равным образом, визиты трех президентов в Королевство открывали перед их государствами, казалось бы, беспрецедентную возможность развития торгово-экономических отношений (включая и их инвестиционный аспект) с Саудовской Аравией. По сути дела, эта задача была основной и для Каримова, и для Назарбаева, и для Алиева, ради ее решения они и использовали столь приятную слуху саудитов мусульманскую риторику.

Обращаясь к прибывшей в ноябре 1996 года в Ташкент делегации саудовских бизнесменов во главе с президентом Ассоциации торговопромышленных палат королевства А. Аль-Джурейси, Каримов подчеркивал, что «торговые и финансовые отношения между обеими странами придадут новый импульс уже существующим между ними связям», выражал готовность «создать льготные условия для капиталовложений саудовских предпринимателей» ³². Та же мысль и столь же отчетливо звучала в заявлениях президентов Казахстана и Азербайджана. Назарбаев сообщал в одном из своих интервью: «Во время состоявшегося ранее (в апреле 1994 года. — Г. К. ) визита министра иностранных дел Казахстана в Королевство Саудовская Аравия он обсуждал со своими коллегами — министрами нефти, торговли и планирования — вопросы торгово-экономического сотрудничества между нашими странами. Я надеюсь, что мой визит в Королевство Саудовская Аравия поднимет эти отношения на новый качественный уровень, отвечающий политическим и экономическим возможностям наших братских стран» ³³. Алиев прямо признавал: «Основной целью моего визита в Королевство является установление прямых экономических связей между ним и Азербайджаном. Во время своего визита я предполагаю встретиться с рядом саудовских предпринимателей с тем, чтобы призвать их вкладывать капиталы в азербайджанскую экономику. Я надеюсь, что они откликнутся на мой призыв, что и заложит прочную основу для развития взаимовыгодных торговых и хозяйственных контактов между нашими странами» ³⁴.

В определенной мере ожидания всех трех глав государств оправдались. Алматы, Ташкент и Баку соединились линиями прямых воздушных перевозок с саудовской столицей и чартерным сообщением в сезон паломничества — с Меккой и Мединой. Центральноазиатские государства и Азербайджан, с одной стороны, Саудовская Аравия, с другой, установили парламентские контакты; так, в сентябре 1998 года Казахстан посетила делегация саудовского Консультативного совета. Но вот объектом внимания саудовских бизнесменов (представленных, например, Ассоциацией торгово-промышленных палат) Алматы, Астана, Ташкент и Баку становились куда медленнее 35. Поэтому, как и при учреждении дипломатических миссий, инициаторами экономического взаимодействия обычно выступали государства Центральной Азии и Азербайджан. Саудовский «предпринимательский класс», жестко патронируемый государством и действующий в обстановке практически полного господства госсектора в национальной экономике, не был способен проявить самостоятельную инициативу в новой для него сфере отношений, по сути дела, ориентируясь на указания политического истеблишмента своей страны.

Визит Алиева в Саудовскую Аравию стал поводом для подписания саудовско-азербайджанского соглашения о торгово-экономическом, инвестиционном, техническом и культурном сотрудничестве, а также о молодежных и спортивных обменах. В июле 1994 года Баку посетила первая саудовская экономическая делегация во главе с министром торговли. Итогом проведенных ею переговоров стало создание саудовско-азербайджанского комитета по торгово-экономическому, инвестиционному, техническому и культурному (включая вопросы развития «мусульманской культуры») сотрудничеству между двумя странами. Однако ответный визит азербайджанских бизнесменов в Саудовскую Аравию состоялся лишь два года спустя, а первое заседание совместного комитета, собравшегося в столице Азербайджана, — и того позже: в начале февраля 2001 года 36. Одной из основных проблем, обсуждавшихся комитетом, было взаимодействие в нефтяной сфере. Азербайджанская сторона «призвала саудовских предпринимателей к участию в осуществляемых на территории республики нефтяных и газовых проектах»; по ее мнению, данное направление деятельности должно было стать для комитета приоритетным 37.

В ноябре 1996 года первая саудовская экономическая делегация посетила Ташкент. Годом раньше визит узбекской делегации в Эр-Рияд завершился подписанием соглашения, аналогичного саудовско-азербайджанскому 38. Наконец, относительно активные сау- довско-казахстанские торгово-экономические и технические контакты 39 стали возможны только после состоявшегося в конце октября — начале ноября 2000 года по личному приглашению Назарбаева визита министра обороны и авиации Саудовского королевства принца Султана бен Абдель Азиза в Астану и Алматы. Стороны пришли к соглашению о «необходимости увеличения инвестиций и создания совместных предприятий в обеих странах» 40. Было намечено также сотрудничество в сфере гражданской авиации, в борьбе с производством и сбытом наркотиков, в области судопроизводства и в развитии религиозных и культурных связей. Казахстан, как вытекало из текста подписанного по итогам визита совместного коммюнике, мог рассчитывать на получение от Саудовского фонда развития дополнительных кредитов 41, необходимых ему для завершения строительства новой столицы и модернизации инфраструктуры республики. Была сделана и уступка саудовской стороне: в документе подчеркивалось, что обе страны будут «координировать политику в области производства и торговли углеродными энергоносителями, направленную на сохранение стабильности на мировом нефтяном рынке».

Пассивность саудовских предпринимателей была следствием пассивности национальной политической элиты, которая, по видимости проявляя заинтересованность в развитии «полномасштабных» связей с постсоветскими «мусульманскими» государствами, в делах оказывалась необычайно медлительной. Оценивая в конце 1990-х годов состояние отношений между странами Залива в целом (и Саудовской Аравией, в частности) с государствами Центральной Азии и Азербайджаном, саудовский исследователь констатировал: «...Шесть мусульманских республик, ставших независимыми после распада Советского Союза, еще молоды. Тем не менее, если сравнить уровень отношений между ними и государствами арабского мира, с одной стороны, с уровнем взаимодействия этих республик с европейскими государствами и некоторыми региональными державами, в частности, с Турцией, Ираном и Израилем, то первый, несомненно, окажется недостаточным. Несмотря на географическую близость этих республик к арабским странам Залива — их разделяет только Иран — и несмотря на связывающие их и арабский мир культурные, исторические и даже торговые узы и контакты, государства Залива все еще далеки от того, чтобы быть их настоящими партнерами» 42.

Цитируемый автор не одинок в своих далеких от оптимизма выводах. Вот другая оценка: «Когда мусульманские республики провозгласили отделение и независимость от Советского Союза, многие арабские страны поспешили признать их новый статус. Однако их последующие действия после признания независимости этих республик были крайне медленными. Турция, Иран и Израиль действовали быстрее арабов, добившись многих выгод в сфере торговли и экономических связей. Арабы же все еще обещают и изучают» 43. А вот к какому выводу пришел саудовский дипломат и исследователь, специализирующийся на изучении СНГ: «Среди “чудес” нашего присутствия — то, что, несмотря на солидное дипломатическое представительство, нет ни одного пресс-атташе или культурного атташе, представителя по делам образования. Более того, в посольствах отсутствуют торговые и экономические представители. Мы как будто ищем аспекты нашей потребности в регионе... в то время как регион представляет собой нетронутое торговое пространство, полное прекрасных возможностей, с развитой наукой и культурой. Отсутствие специализированных представительств остается отличительной чертой нашего присутствия на постсоветском пространстве» 44.

Заключавшиеся саудовской стороной соглашения носили, как правило, рамочный характер и далеко не всегда претворялись в жизнь. Визиты парламентских делегаций, правительственных чиновников и деятелей культуры (в последнем случае это обычно были религиозные деятели) были эпизодическими, в лучшем случае ознакомительными. На протяжении всей второй половины 1990-х саудовская политика в Центральной Азии и Закавказье развивалась, по словам одного из цитируемых авторов, «стихийно», «на скорую руку», при отсутствии «рабочих программ в соответствии со стратегическими или хотя бы промежуточными планами», без «понимания особенностей региона, его политических и религиозно-мировоззренческих условий» 45.

Говоря о сотрудничестве с постсоветскими «мусульманскими» государствами, один из аналитиков обращает внимание на «крайне ограниченную степень информированности» 46 во всем, что касается экономических аспектов их эволюции. Причина такого положения, по его мнению, в том, что в этих государствах закрепился специализированный сегмент «частного капитала» стран Залива, образуемый по преимуществу представителями религиозных благотворительных фондов, и поставляемая этим сегментом информация «негативно отражается на деятельности как государственного, так и частного сектора экономики», дезориентируя тех, кто «выражает интересы его производительной сферы».

Были предложены и другие объяснения сложившейся ситуации. Различия между ними обусловлены не только несовпадением сфер профессиональной деятельности авторов, но и оттенками политических пристрастий, характерных для той или иной страты саудовского политического истеблишмента. Порой эти объяснения выглядят по меньшей мере экзотично. Так, признавая высокий уровень развития контактов между постсоветскими «мусульманскими» республиками, с одной стороны, Израилем и странами Запада, с другой, А.-Р. Х. Аз-Захрани сетует на «еврейское засилье» в высших эшелонах власти этих республик ⁴⁷. Но преобладающей все же является точка зрения, которую можно назвать объективистской. Согласно ей, «во временном отношении распад Советского Союза совпал с событиями, оказавшими отрицательное воздействие на арабский мир» ⁴⁸. Тут в первую очередь имеется в виду иракская оккупация Кувейта, «последствиями которой государства Совета сотрудничества ⁴⁹ заняты и сегодня», поскольку последствия эти — «экономические, стратегические и политические — оказались для них разрушительными. Возвращение же к ситуации, существовавшей до августа 1990 года (то есть до иракского вторжения в Кувейт. — Г. К. ), — не легкий процесс, хотя бы с хозяйственной точки зрения». Саудовский исследователь называет и еще одно обстоятельство, предопределившее неэффективность отношений с государствами Центральной Азии и Азербайджаном: период 1990-х годов, в политическом отношении прошедший для стран Залива под знаком кувейтского кризиса, а также отмеченный «мирным процессом и будущим отношений с Израилем», в экономическом отношении воспринимался как конец эпохи роста мировых цен на нефть, как время избавления от «иллюзий тех лет, когда текли реки меда и млека». Все это и не позволило Саудовской Аравии заняться «выработкой стратегии отношений с государствами прежнего Советского Союза, в первую очередь шестью мусульманскими республиками».

Но раз у вас нет собственной стратегии, вам нечего противопоставить стратегии других. Место, которое могли бы занять страны Залива в экономике постсоветских «мусульманских» государств, заняли Запад и Израиль, а также ведущие региональные державы, соседи Центральной Азии и Азербайджана — Иран и Турция. Благо, как признает наш автор, «фактор географии, истории и культуры связывал постсоветские республики с Турцией и Ираном». С его помощью они и смогли «построить прочные отношения со своими соседями». В таких обстоятельствах Саудовской Аравии не оставалось ничего другого, как апеллировать к общности религии — к тому, что центрально-азиатские государства и Азербайджан являются для нее прежде всего членами «всемирной мусульманской уммы». Королевство оказалось неспособно противостоять «жесткой конкуренции» Запада и Израиля в «инвестиционной сфере, в особенности в области производства энергоносителей» (как, впрочем, и в других отраслях экономики «мусульманских» государств), и эти неудачи вновь подталкивали его к акцентированию религиозных основ взаимодействия с новыми акторами международных отношений.

Какими бы логически стройными ни выглядели эти выводы, сама их суровость требовала дополнительных, чисто экономических свидетельств, способных убедить саудовский истеблишмент, что его политический курс в отношении Центральной Азии и Азербайджана далек от того, чтобы быть действительно эффективным. И свидетельства не замедлили представиться. Причем наиболее показательной в этом смысле была сфера инвестиций в нефтяной и газовый сектор экономики государств Центральной Азии и Азербайджана; именно обращение к ней ярко демонстрирует ограниченность и, по сути, эпизодичность присутствия Королевства в регионе.

Не говоря уже о том, что Саудовская Аравия практически не представлена в богатейшем по запасам нефтегазовом секторе Казахстана, никак нельзя назвать впечатляющими результаты ее активности в Азербайджане. Начало саудовской деятельности в этой стране было положено подписанием 20 сентября 1994 года соглашения о разведке и оборудовании нефтяных месторождений «Азери-Чыраг-Гюнешли» 50 и о создании международного консорциума, Азербайджанской международной операционной компании, объединившей американские, английские, норвежские и российские финансовоэкономические группы. В консорциум входят две саудовские компании — «Дельта» и «Нимр». Однако обе они стали его членами не по соглашению с азербайджанским правительством, а в результате покупки части акций американской компании UNICOL — одного из участников консорциума. Общая доля обеих саудовских групп в совокупном капитале консорциума ничтожна — 1,68% 51.

В Туркменистан «Дельта» проникла также не сама по себе, а в связке с UNICOL: в октябре 1995 года две компании подписали с правительством страны долгосрочный контракт на проведение разведывательных работ, связанных с известным проектом строительства газопровода в пакистанскую провинцию Белуджистан через территорию Афганистана (в перспективе объем перекачки газа дол- жен составить не менее 2 млрд куб. м ежедневно). Саудовское участие в этом проекте значительно: 40% об общей суммы вложенного капитала. Однако возможность реализации проекта во многом затруднена по двум причинам: из-за сохраняющейся нестабильности на территории Афганистана и из-за конкуренции с располагающими значительными запасами природного газа Ираном и Катаром, также стремящимися усилить экономическое партнерство с Пакистаном.

Столь же несущественно саудовское присутствие и в тех сферах экономики государств Центральной Азии и Азербайджана, которые не связаны с нефтью или природным газом. Едва ли не единственным (но, скорее всего, относительным) саудовским достижением стало достигнутое в 1994 году в ходе визита в Баку делегации Ассоциации торгово-промышленных палат Королевства принципиальное соглашение о создании совместной саудовско-азербайджанской инвестиционной компании. Но опять сколько-нибудь заметное движение в направлении его реализации обозначилось далеко не сразу: только в 2001 году был учрежден саудовско-азербайджанский комитет по торгово-экономическому, инвестиционному, техническому и культурному сотрудничеству. Только тогда саудовская банковско-промышленная группа «Сабек» (при участии Саудовского фонда развития) провела переговоры с азербайджанской компанией «Азерхимия» о финансировании некоторых вновь создаваемых в республике промышленных объектов, в частности, в области химической промышленности и в сфере энергетики 52. Стоит, однако, отметить, что до осуществления этих начинаний дело еще не дошло. Как сказано в протоколе, саудовская делегация передаст «желание азербайджанской стороны» относительно участия Саудовского фонда развития в финансировании намечавшихся проектов «на рассмотрение заинтересованных сторон в Королевстве» 53.

Как уже отмечалось, визит принца Султана бен Абдель Азиза в Астану содействовал оживлению связей между Саудовской Аравией и Казахстаном. За визитом последовала поездка в феврале-марте 2001 года казахстанского министра финансов в саудовскую столицу; в ходе ее обсуждались вопросы участия «саудовских финансовых структур (имеется в виду Саудовский фонд развития. — Г. К. )» в реализации ряда «инвестиционных проектов» по модернизации физической инфраструктуры республики. Не обошлось и без создания совместного комитета по торгово-экономическому, инвестиционному, техническому и культурному сотрудничеству. Тем не менее, описывая двусторонние связи, казахстанский автор предпочитает говорить о наличии «обоюдного стремления» к налаживанию «сотрудничества в области науки и технологии», субъектами которого со стороны Королевства, как ожидается, будут Саудовский фонд развития и объединяющая действующих в Казахстане саудовских бизнесменов компания «CAI-Kazakhstan» 54. Тот же осторожный оборот используется им и при рассмотрении других направлениий саудовско-казахстанского сотрудничества, например, когда речь идет о возможности импорта «казахстанской квалифицированной рабочей силы и технического персонала» в Королевство или о получения саудовских грантов для осуществления социальных проектов на территории Казахстана 55.

Первая попытка прямых саудовско-кыргызстанских экономических контактов вообще была предпринята только в конце 2004, и опять инициатива исходила отнюдь не от саудовской стороны 56. Прибывшая в конце декабря 2004 года в Эр-Рияд из Бишкека делегация предпринимателей поставила перед своими саудовскими коллегами вопрос о «возможности и необходимости» «двустороннего торгового обмена». Состоявшиеся переговоры наглядно продемонстрировали абсолютное нежелание саудовской Ассоциации торговопромышленных палат предпринимать какие-либо самостоятельные действия, не поддерживаемые официальными властями Королевства. Отвечая своим гостям, указывавшим на выгодность капиталовложений в экономику Кыргызстана (строительство гидроэлектростанций, сельское хозяйство, развитие туризма), руководители Ассоциации подчеркивали, что действовать они станут только после того, как будет достигнуто соглашение об установлении консульских связей и открытии прямой воздушной линии Эр-Рияд — Бишкек. При этом единственным товаром «неограниченного» саудовского экспорта в Кыргызстан пока могли бы быть, по их словам, только «производимые Саудовским королевством великолепные финики», получаемые благодаря тому, что в стране «имеется более двадцати миллионов пальм».

Попытка коррекции взаимодействия с постсоветскими «мусульманскими» государствами

В первые годы нового века взаимоотношения с государствами Центральной Азии и Азербайджаном могли бы стать более тесными и разнообразными. Перед партнерами Саудовского королевства от- крывалась возможность стать реальными акторами мирового рынка нефти и газа. Для Саудовской Аравии могла возникнуть принципиально новая ситуация, меняющая сложившуюся схему ее контактов с новыми членами «мусульманского содружества»: они могли превратиться в конкурентов страны, квалифицирующей себя как центр «мира ислама». Возникновение этой ситуации, вызванной не только тем, что Саудовская Аравия была недостаточно представлена в их нефтегазовом секторе, но и широким присутствием там Запада (при ведущей роли США), было воспринято в Королевстве как возможная угроза его влиянию на мировом рынке энергоносителей.

Оценивая будущие перспективы добычи и транспортировки центрально-азиатского и азербайджанского углеводородного сырья, в Саудовской Аравии уточняли, что «производство и экспорт нефти и газа» из бывших республик Советского Союза — пока еще фьючерсный проект. Сказывается отсутствие «юридического решения вопроса о статусе Каспийского моря» и «жесткая конкуренция в сфере строительства трубопроводов»; кроме того, постсоветский Юг характеризуется «политической нестабильностью и межнациональным противостоянием, угрожающим проектам нефтегазового производства и поставок этого сырья на мировые рынки» ⁵⁷. В обозримом будущем «у мира не будет альтернативы нефти Залива как источнику энергии». Но оптимизм саудовского исследователя остается осторожным: «Международная конкуренция за богатства региона (Каспийского моря. — Г. К. ) продемонстрировала, что политическое руководство расположенных там государств отдает себе отчет в том, что эти богатства могут быть использованы в интересах процветания местных обществ, сохранения независимости и обретения особого положения в рамках международного сообщества». Это ставит Саудовскую Аравию перед необходимостью «создания стратегии взаимодействия с мусульманскими республиками» — стратегии, которая «должна опираться на точное и четкое знание их возможностей и потребностей, а также всех деталей разворачивающейся вокруг них международной игры».

При этом вовсе не обязательно отказываться от обычной саудовской легитимации и основанной на ней практике, просто легитимация требует серьезной коррекции. Если государства Центральной Азии и Азербайджан станут когда-либо «одним из двух основных источников производства энергетического сырья (другой источник — государства Залива. — Г. К.)», то Королевство должно будет исходить из понимания того, что «почти половина богатств мира нахо- дится в недрах мусульманской земли». Будет ли, однако, достаточно тогда считать, что постсоветские «мусульманские» государства — всего лишь руководимая «центром уммы», Саудовской Аравией, «периферия содружества стран ислама»? Ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Стратегия отношений с этими государствами предполагает «опору на совместные экономические интересы, определяемые происходящими ныне значительными международными переменами». Следует стремиться к созданию «стратегического блока, базирующегося на единстве историко-культурных уз, скрепляемых единством интересов».

Приведенная точка зрения содержит одновременно и другой (хотя во многом подспудный) поворот темы саудовского взаимодействия с центрально-азиатскими государствами и Азербайджаном. После провозглашения ими независимости Королевство оказывало им помощь, по сути дела, только «в сфере культуры». Саудовское понимание цели такой помощи подразумевало «пробуждение мусульманского сознания». Но к концу 1990-х годов возможности предоставления именно такой помощи значительно сузились. Взрывы 16 февраля 1999 года в Ташкенте поставили центрально-азиатские политические элиты перед необходимостью более четко определить свое отношения к людям, которых их лидеры отныне будут называть «радикально настроенными представителями религиозного экстремизма и терроризма» ⁵⁸. События в столице Узбекистана связывались теперь не только с действиями религиозной оппозиции в Ферганской долине, но и с последствиями гражданской войны в Таджикистане, с акциями религиозных моджахедов на территории Кыргызстана, а также, естественно, с Афганистаном — страной, ставшей «лагерем-полигоном, где готовятся международные террористы и экстремисты всех мастей».

Президенты центрально-азиатских республик не квалифицировали Саудовскую Аравию как государство, оказывающее поддержку оппозиции, действующей в регионе под религиозными флагами. Членство этих республик в ОИК заранее исключало сколько-нибудь явную критику в адрес Королевства. Однако указание на Афганистан, когда у власти там находилось движение Талибан, было красноречивым. Саудовская Аравия поддерживала с ним дипломатические и гуманитарные отношения. Активизированное событиями в Ташкенте наступление на религиозную оппозицию ставило под вопрос свободу деятельности саудовских благотворительных фондов 59, равно как и официальных структур в сфере подготовки кадров проповедников.

Да и в самой Саудовской Аравии практически в открытую стали говорить о том, что «в конце 1990-х годов более трети активно действующих на международном уровне террористических организаций руководствуются религиозными мотивами» ⁶⁰. (Сентябрьские события 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне лишь укрепили это мнение.) Одним из наиболее серьезных проявлений международного терроризма там начинали называть не только «взрывы в феврале 1999 года в столице Узбекистана», но и в целом «религиозно-террористическую деятельность... на Кавказе и в Центральной Азии». При этом непременно декларировалась «недопустимость нанесения террористических ударов по режимам в странах мусульманской уммы», к которым, как мы помним, обязательно относили страны Центральной Азии и Азербайджан. И раз в начале XXI века на повестку дня саудовской внешнеполитической деятельности была поставлена задача сконструировать «мусульманский стратегический блок», ее решение представлялось немыслимым без того, что, по мнению саудовского истеблишмента, было бы гарантией стабильности предполагаемых участников блока — без политической поддержки Королевством режимов, существующих в постсоветских «мусульманских» государствах. В свою очередь, такая поддержка не могла игнорировать позиции, занимаемые руководством этих государств по вопросам внутриполитического развития. Тем более, начав наступление на религиозное инакомыслие, их лидеры в то же время демонстрировали, что ни в коей мере не намерены ограничить контакты между официальными мусульманскими структурами своих стран, с одной стороны, и институционализированным сегментом саудовского корпуса улемов , с другой ⁶¹.

Вместе с тем идея «мусульманского стратегического блока» означала для Саудовской Аравии необходимость скорректировать свою политику в отношении постсоветских «мусульманских» государств. Следовало поднять уровень экономического присутствия в них, использовав для этого уже накопленный Турцией и Ираном опыт двустороннего сотрудничества с государствами Центральной Азии и Азербайджаном. Фактически сама возможность углубления саудовских контактов с этими государствами оказалась тесно связанной с задачей координации действий между Королевством, с одной стороны, и двумя ведущими региональными державами, с другой. Для саудовских исследователей речь должна была идти о большей поддержке их страной Организации экономического сотрудничества (ОЭС), членами которой являются бывшие советские «мусульманские»

республики, равно как и начинаний по соединению центральноазиатских и иранских железных дорог. Не должен оставаться в стороне и саудовский «предпринимательский класс»: одной из задач созданного осенью 2003 года саудовско-турецкого экономическо-инвестиционного совета признано «расширение саудовских экспортных возможностей на рынках третьих стран»; и первыми в ряду этих стран были названы государства Центральной Азии и Азербайджан 62.

Саудовская властная элита приходит к выводу, что развитие контактов с центрально-азиатскими государствами и Азербайджаном требует активного подключения к этому процессу наряду со специализированными саудовскими фондами ОИК и ее финансовоэкономических институтов. В их списке ведущим инструментом становится Исламский Банк развития (ИБР) 63. При этом, как и в случае с саудовской поддержкой ОЭС, обращение Королевства к возможностям ОИК было вызвано, конечно, стремлением сохранить за собой ведущую роль в этой организации, но в еще большей степени — обстоятельствами, которые должны рассматриваться в качестве определяющих нынешнюю внутриполитическую и внутри-экономическую ситуацию в самой Саудовской Аравии.

В январе 2003 года в Королевстве началось движение в сторону экономических и социально-политических реформ 64. Как свидетельствует один из важнейших документов, обосновывающих реформы, озаглавленный «Видение настоящего и будущего родины» 65, движение это предполагает «минимизацию одностороннего характера экономики на основе развития дополнительных источников доходов и поощрения национального и иностранного инвестирования». Несколько месяцев спустя заместитель главы Ассоциации торгово-промышленных палат пояснил, что «условием подъема саудовской экономики должна стать промышленность как альтернатива опоре на нефть» 66.

Между прочим, одной из причин, подтолкнувшей саудовский «предпринимательский класс» и патронирующую его политическую элиту к осознанию необходимости последовательной диверсификации национальной экономики 67, явилась оценка ими нефтегазового потенциала государств Центральной Азии и Азербайджана как конкурентного. Саудовский автор отмечал: «Хотелось бы, чтобы открытие нефти и газа в регионе Каспийского моря стало бы для государств Залива новым стимулом, способным избавить их от... опоры на экспорт нефти и газа в качестве основного источника их доходов. Этот стимул должен заставить эти государства выработать экономическую стратегию, опирающуюся на современное видение вопроса природных и человеческих ресурсов, а также проблемы всестороннего развития стран — членов Совета сотрудничества» 68. Использование институтов ОИК в качестве инструмента взаимодействия с постсоветскими «мусульманскими» государствами содействовало бы сохранению статуса Королевства как главного поборника идеи «мусульманской солидарности»; но более важно, что оно помогло бы самой Саудовской Аравии продвигаться по пути социально-экономических реформ.

Судя по всему, первым постсоветским «мусульманским» государством, последовательно выстраивающим отношения с ИБР, стал Казахстан. Началось это осенью 1999 года. В Алматы было основано региональное представительство Банка, деятельность которого распространяется и на Азербайджан. Отделение профинансировало проект реабилитации бывшего советского ядерного полигона в Семипалатинске, а также модернизацию дорог республики 69. Министр промышленности и торговли Казахстана А. Джаксыбеков стал председателем Совета директоров ИБР. Постепенно деятельность представительства была распространена и на более широкий круг постсоветских «мусульманских» государств, хотя пока еще она лишь в малой степени затронула Кыргызстан и Туркменистан. Среди проектов, осуществленных ИБР к началу 2003 года, значится финансирование оборудования мусульманского университета «Икра» 70 в Алматы и Института им. имама Аль-Бухари в Самарканде 71.

В конце августа — начале сентября 2003 года в Алматы состоялось 28-е ежегодное заседание Совета директоров ИБР. Его проведение приветствовал президент Назарбаев, отметивший в своем выступлении на заседании, что «Исламский Банк развития вносит важный вклад в процесс осуществляемых в Казахстане экономических реформ». Но, по его словам, этого недостаточно: крайне желательно, чтобы сотрудничество его страны с ИБР «стало исходной точкой для развития взаимодействия между Банком и всеми странами Центральной Азии» 72. Судя по отчету Джаксыбекова, ИБР и сам заинтересован в расширении деятельности в постсоветских «мусульманских» государствах. Председатель Совета директоров Банка отмечал, что, вступив в ОИК, эти страны получили помощь Банка, составившую 353,2 млн долларов США, включая 6,2 млн в качестве технической помощи и 5 млн — специальной (в частности, для финансирования своей региональной торгово-инвестиционной деятельности ИБР стал долевым участником капиталов двух казахстанских банков — «Казкоммерцбанка» и банка «Туран Алем») 73.

26 сентября 2003 года региональное представительство ИБР впервые провело специальную инвестиционную конференцию в Душанбе 74. Для приветствовавшего конференцию президента Э. Рахмонова это событие означало, что Таджикистан «получит поддержку со стороны Организации Исламская конференция и ее важнейшего финансового института в деле перехода страны к рыночной экономике». Заместитель председателя Совета директоров Банка отметил большое значение членства Таджикистана в ОЭС, поскольку эта организация «содействует реализации более широкого партнерства между странами — ее участницами в сфере торгово-экономических связей и капиталовложений».

Наконец, 28 сентября того же года аналогичная конференция была проведена в Ташкенте. В своем послании ее участникам Каримов подтвердил, что Узбекистан заинтересован в сотрудничестве с ИБР в области «нефтегазовой промышленности, добычи цветных металлов и драгоценных камней, химической, автомобилестроительной, текстильной и машиностроительной сферах». Естественно, что не менее существенным для его страны было и возможное участие ИБР в финансировании переработки хлопка. Президент Узбекистана особо акцентировал желательность для республики сотрудничества с Банком в сфере «международных транснациональных коммуникаций, которые выходят в порты Персидского залива». Лишь так, по словам Каримова, Узбекистан сможет интегрироваться в мировое сообщество и расширить экономические связи со своими южными соседями, связанными с ним «длительной историей, богатым духовным наследием и едиными ценностями» 75. К числу этих соседей относится, разумеется, и Саудовская Аравия.

Тенденция к развитию контактов с ОИК отнюдь не мешала странам Центральной Азии и Азербайджану настойчиво стремиться к активизации двусторонних связей с Саудовским королевством.

В начале марта 2004 года состоялся новый официальный визит Назарбаева в Саудовскую Аравию, приуроченный к проведению в Эр-Рияде второй сессии саудовско-казахстанского комитета по торгово-экономическому, инвестиционному, техническому и культурному сотрудничеству 76. И заседания комитета, и программа визита президента Казахстана свидетельствовали о том, что казахстанская сторона заинтересована в увеличении саудовских инвестиций в производство и транспортировку природного газа, а также в нефтехи- мическую промышленность77. Посетив во второй раз Королевство, Назарбаев также совершил умру в Мекку.

Сходным образом действовала и азербайджанская сторона. Визит председателя парламента Азербайджана в саудовскую столицу в феврале 2004 года был связан с проведением там второй сессии саудовско-азербайджанского комитета по торгово-экономическому, инвестиционному, техническому и культурному сотрудничеству. Повестка переговоров с ведущими членами саудовского истеблишмента включала вопросы развития двусторонней торговли, а также создания саудовско-азербайджанской комиссии экспертов по добыче и транспортировке нефти. Глава парламента Азербайджана сообщил о создании в Баку саудовского культурного центра 78 и «высоко оценил руководящую роль Королевства в исламском мире» 79.

Однако и саудовское обращение к ОИК, и инициативы постсоветских партнеров Королевства показали и другое: даже после начала внутренних реформ Саудовская Аравия далека от действительно прагматических подходов к взаимодействию с государствами Центральной Азии и Азербайджаном. Провозглашенные ею задачи «полномасштабного» сотрудничества с ними, несмотря на инициативы ее новых партнеров, в полной мере учитывающих специфику саудовского государства, слабо воплощаются в жизнь. И получается так потому, что Королевство все еще остается, говоря словами саудовского автора, «культурно-цивилизационным феноменом», а не «государством институтов, реалистически осознающим свои интересы в современном мировом сообществе» 80.