Политогенез древнего общества: непрямой путь к раннему государству

П редставляя развитие общества как поступательный процесс, социологи и антропологи стремились выработать аналитические модели, позволяющие упорядочить все многообразие культур на своего рода «хронологической линейке». В настоящее время широкое признание получила шкала Сервиса-Салинза, обладающая относительно тонкой разрешающей способностью и позволяющая упорядочить типы древнего общества по уровню социального развития [Service 1971].

Так, согласно воззрениям Сервиса, на первоначальном этапе своего развития общества создают локальные группы охотников-собирателей с невыраженным руководством ( local band ) и коллективным использованием природных ресурсов.

Племена, знаменующие собой следующую фазу развития общества, представляют собой надлокальные союзы кланов и общин, объединяющих земледельцев. Лидерство в племени носит харизматический характер, достигается благодаря личным заслугам и завоевывается только для определенных целей, как правило социальных [Service 1971: 101, 103, 105].

Вождества представляют собой последнюю доцивилизационную ступень развития общества. Принято считать, что они возникают под действием таких факторов, как ведение сельского хозяйства, специфическая комбинация при- родных условий, демографическая нагрузка на территорию и вóйны. Вождества предполагают существование устойчивого соподчинения агентов социальных отношений, наличие центра, координирующего социальную, хозяйственную и культурную жизнь общин [Service 1971: 133], который способен обеспечить сбор и перераспределение произведенных благ [Service 1971: 134].

И наконец, на завершающей фазе своего развития древние общества могут создавать раннее государство.

Имея своего рода «генетическую» связь с высшими доцивилизационными формами общественного развития – племенем и вождеством, раннее государство все же отличается от них рядом существенных признаков.

Обобщая имеющиеся подходы к анализу признаков раннего государства, А.Е.Гринин пишет: «1. Общества не могут быть меньше определенного размера и сложности (самое меньшее несколько тысяч жителей). Хотя чаще требуется больший размер, а по мере развития государства его объемы, как правило, возрастают до многих тысяч (часто до десятков и сотен тысяч и даже миллионов человек). 2. В обществе должен иметься определенный производственный базис в виде сельского хозяйства, ремесла и торговли (два последних в отдельных случаях заменяет военно-данническая эксплуатация соседей). 3. В обществе должна быть заметная социальная стратификация. 4. Необходим определенный уровень политической и структурно-управленческой сложности, по крайней мере, должно быть не меньше трех уровней управления, а чаще – больше» [Гринин 2006: 88].

Как следует понимать, типология Сервиса-Салинза не только выражает различие состояний общественной организации, но и представляет собой аналитическую модель процесса последовательной их смены – от акефальных локальных групп и до раннего государства с присущими ему иерархической структурой, редистрибуцией и реципрокностью, бюрократическим аппаратом и символическим насилием.

Необходимо оговориться, конечно, что принятие социологом подобной аналитической схемы совсем не означает его согласия с утверждением о неизбежности возникновения раннего государства в общественно-историческом процессе.

Так, в своей работе «Четыре грани эволюции» Карнейро показал, что к определенному уровню хозяйственного развития могут вести различные способы организации общества [Carneiro 1973]. Эта же идея звучит в работах отечественных социологов и антропологов. Так, Д.М. Бондаренко, Л.Е. Гринин и А.В. Коротаев в статье «Альтернативы социальной эволюции» отмечают: «…для нас важно наличие, по нашему мнению, оснований полагать, что одинаковый уровень социополитической и культурной сложности (который позволяет разрешать одинаково трудные проблемы, стоящие перед обществами) может быть достигнут не только в различных формах, но и разными эволюционными путями. Таким образом, к одному уровню сложности системной организации можно прийти по разным траекториям развития» [Бондаренко, Гринин, Коротаев 2006: 15].

И у этой точки зрения есть весомые аргументы.

С одной стороны, нам известны многочисленные исторические и этнографические примеры негосударственных образований, которые по уровню сложности социальной организации и уровню развития хозяйства, по крайней мере, не уступали государствам. Примером могут служить гетерархии, где наблюдается такое отношение социальных агентов друг к другу, «при которых они или не стратифицированы, либо существует несколько потенциально возможных вариантов их соподчинения» [The Early Monarchy… 2007: 3].

К числу гетерархий обычно относят афинскую гражданскую общину – полис V–IV вв. до Р.Х. В своем развитии афинский полис, без сомнения, достиг уровня культурной сложности не только сложного вождества, но и раннего государства [Berent 1994]. В нем, как сегодня хорошо известно, одновременно существовали несколько иерархических систем – политическая, военная, духовная, религиозная, экономическая, притом высокое место человека в одной иерархии отнюдь не гарантировало ему столь же высокое место в другой. В некоторых своих признаках афинская полития ничуть не уступала раннему государству. Например, афиняне в процессе управления пользовались письменностью, а их хозяйственная деятельность опиралась на достаточно развитые рыночные институты. В отличие от спартиатов, которые для сбора податей с илотов всякий раз объявляли им войну и по древнему праву «победителей» забирали половину урожая, афиняне создали регулярную систему налогообложения. Но при этом полис не располагал многими системообразующими признаками государства. Профессиональная бюрократия была малочисленной и не имела сколько-нибудь значимого влияния на общество, а судейский корпус был не профессиональным и формировался из граждан, преодолевших определенный имущественный ценз. Похожим образом можно охарактеризовать и римские civitas [Штаерман 1989].

С другой стороны, у нас есть примеры, хотя и не столь известные и многочисленные, опровергающие представления о неизбежности поступательного развития социальной системы в сторону ее иерархизации и о зависимости экономического развития от уровня социальной организации. Скажем, политические организации Ближнего Востока и Центральной Азии, существовавшие в Средние века и включавшие в себя несколько общин с лидерством, характерным для племени [Carneiro 1981: 39], по-видимому, возникли в результате распада хронологически предшествующих им вождеств. Интересно отметить, что процесс политической децентрализации этих средневековых «племен» не сопровождался хозяйственной деградацией и ухудшением условий жизни [Коротаев 1995].

Существуют и другие примеры, когда опережающих темпов экономического развития добивались общества, «отстающие» в плане социального развития. Так, у относительно отсталых в экономическом отношении индейцев юго-востока Калифорнии власть доставалась вождям уже по наследству, в то время как у значительно более развитых в экономическом плане племен северо-запада Калифорнии вожди не имели ясно выраженного статуса, а сам статус напрямую зависел от количества находившихся в распоряжении человека материальных благ [Кабо 1986: 180]. Аналогичная картина наблюдалась у филиппинских племен ифугао, которые сумели создать довольно сложную структуру экономических отношений, но обходились при этом без авторитарной наследственной аристократии [Мешков 1982: 183-197].

Все это дает веские основания полагать, что государство было не единственным и не универсальным направлением развития первобытных обществ, «что были и иные, альтернативные пути для развития подобных обществ, помимо превращения в раннее государство» [Гринин 2006: 86].

Принимая эти аргументы и следствие из них, стоит заметить, что они никак не подрывают эвристической ценности модели Сервиса-Салинза по двум причинам.

Во-первых,наосновеанализабольшинстваизвестныхнамкультурвсеженаблю-дается достаточно сильная корреляционная связь между уровнем хозяйственного развития и сложностью социальной организации. Неспециализированные номады-собиратели обычно имеют акефальную структуру и не знают иерархии, а развитое земледелие, как правило, возникало и хорошо функционировало в рамках достаточно сильно стратифицированного общества. Кроме того, децентрализация иерархических систем в историческом процессе выглядит куда более редким явлением, чем образование иерархий и государств из негосударственных политий.

Во-вторых, современная наука располагает весьма богатым историческим и этнографическим материалом, чтобы с высокой долей уверенности судить об адекватности объяснительной модели Сервиса-Салинза в тех случаях, когда образование ранних государств все-таки становилось исторической реальностью.

Здесь, прежде всего, обратим внимание на то, что вождество в определенном смысле несет в себе потенциал раннего государства. Например, в ходе описания социальной организации в небольших группах южноамериканских индейцев К. Оберг так определил общие признаки, выражающие семантику этого понятия: «Вождества ( chiefdom ), – писал он, – состоят из множества поселений и управляются верховным вождем, под властью которого находятся районы и поселения, управляемые иерархически соподчиненными вождями. Отличительной чертой этого типа политической организации является то, что вожди имеют судебную власть регулировать споры и наказывать преступников вплоть до смертного приговора и – под руководством вождя – реквизировать людей и запасы на нужды войны» [Oberg 1955: 484].

Результаты наблюдений других антропологов хорошо согласуются с этим описанием и позволяют выявить общие признаки вождества, приближающие его к раннему государству. Так, хотя у вождя, как правило, отсутствует аппарат принуждения, он уже способен добиваться исполнения принятых решений, привлекая свой авторитет и опираясь на свою символическую власть [Service 1962]. Хотя вожди не опираются на закон, они уже располагают судебной властью и отправляют судопроизводство. Хотя вожди не опираются на систему регулярного налогообложения, они располагают правом отчуждать ресурсы от домохозяйств и перераспределять продукты. Хотя социальная иерархия вождества не носит формальный характер, вожди фактически стоят во главе вертикально интегрированного общества и управляют им через своих наместников – локальных подчиненных им вождей или своих родственников [Карнейро 2000: 89].

Несложно понять, что эти все характеристики позволяют рассматривать вожде-ство одновременно и как наиболее развитую форму доцивилизационного общественного устройства, и как способ социальной организации, содержащий в себе ростки раннего государства. Именно поэтому понятие вождества очень скоро вошло в арсенал аналитических инструментов неоэволюционизма [Service 1971], а соответствующий ему тип социальной организации начал рассматриваться как ступень общественного развития, занимающая промежуточное положение между локальным сообществом или племенем и ранним государством [Heterarchy and the Analysis… 1995].