Поливные керамические чашки из раскопок 2019-2021 гг. в Московском кремле

Во время проведения археологических исследований на территории Московского Кремля в Большом Кремлевском сквере было найдено пять поливных керамических чашек, которые в археологических публикациях чаще называют елейницами или слезницами¹. Последнее связано с тем, что в целом виде подобные сосуды в первую очередь известны как погребальный инвентарь. На обломки чашек, которые попадались в культурных слоях, связанных исключительно с усадебной застройкой, обычно не обращали особого внимания и стандартно записывали их в погребальные сосуды. Примеров тому немало в Москве ( Векслер и др ., 2016. С. 108, 489, 490; Коваль , 2018. С. 427–428), Подмосковье (селище Мякинино-2²), Коломне ( Черкасов , 2004. С. 196–197), Твери ( Романов, Романова , 2007. С. 261–263), Казанском ханстве ( Коваль , 2017. С. 52, 55). Постоянно растущее число поливных чашек, найденных вне погребального контекста, позволяет уверенно говорить о том, что по своему основному назначению они

• ¹    Автор выражает большую благодарность руководителям раскопок Н. А. Макарову, В. Ю. Ковалю, Р. Н. Модину за предоставленные для публикации материалы.

• ²    Сведения любезно предоставлены автором раскопок В. Ю. Ковалем.

никак не были связаны с похоронным ритуалом. Эта функция для них вторична. Фактически поливные чашки были посудой, использовавшейся в первую очередь в быту. Точно так же, как появившиеся в Новое время фарфоровые и фаянсовые чайные чашки³, которые оставляли в захоронениях Нового времени ( Беляев , 2012. С. 150–159; Алексеев , 2005. С. 19–23; Воробьева, Калыгина , 2013. С. 284–285).

Все найденные в Большом Кремлевском сквере чашки происходят из слоев, отложившихся на территории усадеб в середине – последней четверти XV в. Доля указанных сосудов в этих слоях составляла не менее десятой части среди всей глазурованной посуды, включая импорт, а среди только русской поливной посуды процент увеличивается более чем на треть. Соотношение чашек из крас-ножгущихся и беложгущихся глин было 3:2.

На подоле Московского Кремля в постройках второй половины XV в. доля поливных чашек составляла только пятую часть среди русской глазурованной керамики, а белоглиняных сосудов не было совсем ( Коваль , 2018. С. 428). Таким образом, количество и разнообразие видов в группе поливных чашек в Большом сквере больше, чем на подоле Московского Кремля. Данное обстоятельство может говорить о том, что владельцы усадеб к востоку от Архангельского собора могли себе позволить больший выбор редких керамические сосудов.

Две белоглиняные чашечки с кольцевыми поддонами из Большого Кремлевского сквера достаточно типичны (подтип 2а) среди подобного вида сосудов, найденных в Москве ( Панченко , 2022. С. 406, 408). Обе сформованы из светло-жгущихся глин с примесью мелкого песка и равномерно обожжены. Толщина стенок – 4–5 мм. Полива зеленая полупрозрачная, в основном не очень хорошего качества: потрескавшаяся, патинированная, местами отслоилась. Параметры одного сосуда с рифленым декором поверхности можно определить полностью: высота – 3,7 см, диаметр венчика – 5,2 см, диаметр кольцевого поддона – 2,8 см, объем – 27 мл (рис. 1: 3 ). Второй сосуд сохранился не на всю высоту, но близок по характеристикам к первому: диаметр поддона – 2,4 см, приблизительный объем – не более 35 мл (рис. 1: 4 ). На внутренней поверхности этой чашечки сохранился коричневатый налет на глазурном покрытии. Поскольку анализ этого налета пока не сделан, какие-либо заключения о его характере довольно затруднительны. Такого маленького объема чашечки, по-видимому, использовались в быту для каких-то дорогих жидкостей или как лампадки с оливковым маслом.

О месте производства белоглиняных поливных чашек пока ничего нельзя сказать достаточно определенно. На сегодняшний день большое количество обломков таких сосудов найдено в Твери в слоях конца XIV – XV в. Однако эти чашки имеют важное отличие от московских: ни на одном сосуде не выявлен декор в виде рифления. Большинство из них украшены линейным или штампованным орнаментом, иногда сочетанием того и другого ( Романов, Романова , 2007. С. 261–263). Все московские сосуды не имеют такого орнамента, за исключением одного с тремя полосами линейного орнамента и оттиском китовраса на внутренней поверхности дна ( Воронин, Рабинович , 1963. С. 262). Последний

Рис. 1. Поливные керамические чашки середины – второй половины XV в.

1, 2 – красноглиняные; 3, 4 – белоглиняные вполне мог быть привезен из Твери. Наиболее вероятным гончарным центром производства таких изделий могла быть Коломна, где была развита технология обработки беложгущихся глин и найдены такие сосуды (Черкасов, 2004. С. 196). В то же время самое большое число поливных белоглиняных чашек с подобной профилировкой и орнаментацией происходит из московских керамических комплексов. Данный факт не позволяет полностью исключить изготовление небольших партий эксклюзивной поливной посуды приезжими мастерами или местными из привозной глины непосредственно в Москве, где находились основные потребители такой продукции.

С большей уверенностью можно говорить о производстве московскими гончарами красноглиняных чашек, обломки которых найдены в Большом Кремлевском сквере. Такая мысль уже высказывалась другими исследователями ( Розенфельдт , 1968. С. 48–49; Коваль , 2018. С. 427–428). Единственным аргументом в пользу этого предположения до сих пор является только большое количество подобных сосудов в городе. Один из найденных обломков с зеленой поливой и рифленым декором поверхности относится к достаточно распространенному типу сосудов (рис. 1: 1 ). Скорее всего, это фрагмент от чашки с кольцевым поддоном (тип 1). Ее технологические характеристики такие же, как и у других подобных изделий ( Панченко , 2022. С. 406). Приблизительный объем сосуда – около 500 мл.

По-видимому, к поливным чашкам типа 1 можно отнести еще один некрупный обломок (рис. 1: 2). По черепку понятно, что это был открытый сосуд, покрытый со всех сторон зеленой поливой с расширяющимися к верху стенками. Диаметр тулова в нижней части – около 90 мм. В результате пребывания изделия в пожаре полива на поверхности вспучилась. Сосуд был изготовлен из красно-жгущейся глины с примесью мелкого песка. По причине сильных повреждений от огня следы ангоба на черепке не прослеживаются. Придонная часть изделия украшена двумя прочерченными параллельно линиями, под которыми идет ряд каплевидных штампов. Среди московской посуды XIV–XV вв. подобный орнамент пока неизвестен. Очень похожим штампом декорировали тверские поливные сосуды, но все они сформованы из беложгущихся глин (Романова, 2009. С. 318–319, 326–327). Вполне возможно, что найденная чашка была изготовлена тверским гончаром в Москве или мастером из другого региона, который владел техникой такого декора.

Особого внимания заслуживает красноглиняная поливная чашка с уникальным штампованным орнаментом (рис. 2). Сосуд попал в огонь и разбился, его обломки лежали достаточно компактно. К сожалению, удалось собрать не все фрагменты, но склеился полный профиль изделия для получения целостного представления о нем. Чашку нашли в слое пожара, который датируется не позже последней трети XV в.

Сосуд имеет форму обычной московской поливной чашки с кольцевым поддоном, изготовлен из красножгущейся глины с примесью мелкого окатанного песка. Черепок на изломе красный, за исключением внешней и внутренней поверхностей, которые имеют светло-серый цвет. Последнее является последствиями пребывания чашки в пожаре. Следов ангоба визуально не видно. Полива светло-зеленого или оливкового цвета отслоилась на большей части поверхности сосуда. Высота сосуда – 8,6 см, диаметр – венчика 12,7 см, диаметр поддона – 7,4 см, объем – порядка 650 мл. Это самая большая по объему керамическая поливная чашка среди найденных в Москве.

Чашка богато украшена изображениями, которые выдавлены на сырой глиняной поверхности, а потом покрыты поливой. Важно подчеркнуть, что глазурное покрытие нанесено равномерно и не искажает контуры рисунков. Каждый рисунок оттискивался отдельно. Все они не выступают из основного фона, но и не углубляются в него, т. е., по существу, это койланаглиф (т. е. изображение, достигнутое углублением фона, причем не только узкими линиями, но и более широкими полями). Отпечатки сделаны весьма тщательно и расположены очень ровно на поверхности чашки с соблюдением четкого порядка. В целом характер нанесения изображений свидетельствует о высоком профессионализме гончара, который сделал эту чашку.

Декором покрыта вся центральная зона внешней поверхности сосуда, всего нанесено три ряда изображений. Нижняя группа – однотипные оттиски зверя, разделенные двумя концентрическими окружностями (символическая луна). Средний ряд – одинаковые бородатые личины, между которыми изображен солярный символ, похожий на шестеренку. Выше опять повторяются звери из нижнего ряда, а между ними поверху идут символические «цветы», показанные в виде двух прямых уголков, вершины которых направлены в противоположные стороны.

Отдельно следует отметить, что цепочки изображений не имеют четко выраженного линейно-горизонтального разделения между собой. В то же время,

Рис. 2. Красноглиняная поливная чашка со штампованным орнаментом второй половины XV в.

помимо горизонтальных рядов, присутствует строгая вертикальная структура, где чередуются две линии рисунков. Первая – вверху и внизу оттиски зверя, между ними солнце. Вторая линия – внизу луна, в середине личина, наверху «цветок».

Зверь на штампах изображен с приподнятым кверху задом, т. е. как бы спускающимся вниз по склону. Его голова смотрит вперед, пасть раскрыта, язык высунут, одна передняя лапа поднята вверх и согнута под острым углом. Вторая передняя лапа согнута почти под прямым углом, задние лапы чуть изогнуты. На лапах хорошо видно по три когтя, расположенных в ряд. Уши и пасть показаны как парные равнобедренные треугольники. Хвост вертикально поднят вверх, разделяется на три части и приобретает форму распустившегося цветка. Процветший хвост не просто орнаментальная деталь: по представлениям европейских народов, сила животного заключена именно в хвосте ( Макарова ,

1986. С. 19). Позади животного небольшая точка. Сам зверь вписан в розетку наподобие цветка с восемью неправильными лепестками. Размер розетки – 10 × 13 мм. В целом, несмотря на всю спорность подобных образов, этот зверь ближе всего по виду к волку или собаке, чем к другим хищникам.

Мужское лицо на оттиске показано в фас. Прическа дана условно в виде двух одинаковых дуг, расходящихся от макушки головы, далее переходящих в контур лица и подбородка. Глаза листовидные с округлыми зрачками. Брови даны вместе с верхним краем глаза и переходят в очертания носа. Он переходит в усы, с едва отпечатанными точками волос. Рот с растянутыми до краев лица губами чуть приоткрыт. Небольшая аккуратная борода показана частыми штрихами.

Все известные на сегодняшний день керамические сосуды со сложным рельефным декором имеют разную степень отличия от изображений на московской чашке, но прямых аналогов им пока нет. Находки поливной керамики на селище Мякинино-2, в Коломне ( Коваль , 2021. С. 167), Пскове ( Сергина , 1982. С. 103–105) украшены совершенно в другой технике (барельефные оттиски) и ином стиле (сюжетные композиции). Наиболее близкими по стилю и технологии являются тверские изделия, на них есть штампы с разными фантастическими существами в округлых или прямоугольных рамках, в сочетании с растительным орнаментом, которые покрывали почти всю внешнюю поверхность кувшинов. Единственные на сегодняшний день отпечатки похожего хищного зверя на поливных сосудах также обнаружены в Твери, но они все-таки отличаются от оттисков зверя из Москвы. Если московский хищник условно ближе к реальному, то тверской больше напоминает мифическое животное. Следует также подчеркнуть, что на тверских белоглиняных чашках на данный момент оттиски рисунков известны только на донцах ( Романова , 2009. С. 314–330). Таким образом, сосуд со штампованным декором из Московского Кремля вполне мог сделать мастер из Москвы или ее округи.

Рассмотрение смыслового значения образов, помещенных на московской чашке, относится к разряду дискуссионных и требует отдельной публикации. Тем не менее на некоторых моментах и возможной из многих версии объяснения отображенных на московском сосуде штампов стоит остановиться. Одним из периодов популярности оттисков хищного зверя на разных вещах можно считать XIV–XVI вв. Помимо уже упоминавшихся поливных сосудов, схематически близкие изображения хищников известны на костяных печатях-матрицах (Полубояринова, 1983. С. 95–96; Анкудинов, 2019. С. 69), перстнях-печатках (Нелюбов, 2002. С. 4–5), актовых печатях (Янин, 1970. № 432, 452–453, № 717–719, № 736, № 765), монетах (Гайдуков, 1993. № 195–201, 398, 413–414, 419; Толстой, 1885. С. 94–129), накладках (Травкин, Хухарев, 1999. С. 141; Гайдуков, 1992. С. 98). В большом ряду этих символов более всего сходны по сюжетной схеме псковские монеты. Некоторые из них почти повторяют оттиски на сосуде: на лицевой стороне поясное изображение князя анфас с венцом на голове и мечом, на оборотной стороне зверь в такой же позе и также с точкой позади (Толстой, 1885. № 541, 548). Даже очень беглый взгляд свидетельствует о распространенности образа лютого зверя среди изделий, относящихся к властным структурам, и лиц, обладающих каким-либо управленческим статусом. Такое особое внимание к хищникам как знакам власти, воинской доблести и защитникам от зла, вполне закономерно. Среди этих изображений, скорее всего, должен быть волк или волкоподобное животное, на символическое значение которого хотелось бы обратить особое внимание.

Волк в славянской культуре связан с определенным знаковым рядом ассоциаций и мифологических функций. Этот хищник относится одновременно к верхнему и нижнему миру, выполняя функции посредника между тем и этим светом. Согласно легендам, черт слепил волка, а Бог его оживил. Он является спутником святого Георгия и по велению Бога истребляет чертей. Вместе с тем образ волка тесно связан с собакой и отчасти растворяется в других близких по функциям хищниках (ворон, рысь, медведь, змея). По некоторым поверьям, волчица после пяти родов становится рысью ( Гура , 1995. С. 103–104). Возможно, вследствие слияния образа волка с другими хищниками столь сложно отделить его изображение от других лютых зверей. Многогранность этого хтонического животного проявляется в связи с солнцем или солнечным божеством. По славянским понятиям, человек, превращающийся в волка, съедает солнце или луну при затмении ( Иванов, Топоров , 1994. С. 243). Мифологизированные персонажи русских сказаний – Волх Всеславьевич, Вольга Святославович, князь XI в. Всеслав Полоцкий – обладали волшебным свойством превращаться в волка и чудесной силой и храбростью ( Иванов, Топоров , 1995. С. 108–110). В представлениях многих народов волк является символом предводителя военной дружины, а сама дружина – волчьей стаей ( Иванов , 1994. С. 242).

На сосуде из Московского Кремля зверь, возможно, похожий на волка, показан в двух ипостасях, как существо-посредник, принадлежащее подземному и небесному миру. Отчетливо выделена его связь с солярными и лунными символами. В то же время присутствует указание на непосредственное отношение к человеку или мифическому герою. В целом, несмотря на всю неоднозначность образа зверя на средневековых изделиях, содержание оттисков на керамической чашке может отображать сюжет, связанный с мифическим волком и неким персонажем, который обладает силой, властью и, вероятно, оборотническими свойствами. Мир средневековых символов жил и развивался под влиянием соответствующих своему времени идеологических представлений о мироздании, власти и силе. Эти представления, по-видимому, старался отразить гончар в оттисках на уникальной поливной глиняной чашке.

Керамические сосуды со сложным рельефным украшением поверхности в средневековое время, несомненно, относились к эксклюзивной категории вещей. По всей вероятности, поливная чашка со штампованным декором из Московского Кремля была изготовлена по специальному заказу высокопрофессиональным мастером, и владел ею человек, обладавший высоким статусом в средневековом обществе.