Польские события 1980-1981 гг.: влияние «кризиса социализма» на советское руководство

Общественно-политический кризис в Польской Народной Республике 1980-1981 гг. имел большое значение не только в сфере международных отношений и сотрудничества между странами социалистического блока. Определенное влияние в первой половине 1980-х гг. он оказал и на высшие руководящие круги Советского Союза. Иностранными исследователями было выделено несколько условий сохранения целостности социалистического блока: 1) сохранение руководящей роли коммунистической партии во всех аспектах политической жизни; 2) жесткая централизованная структура самой партии, известной как «демократический централизм; 3) партийный контроль над всеми средствами массовой информации и издательствами; 4) следование политике «социалистического интернационализма»1. В ходе действий, предпринятых польскими трудящимися и политической оппозицией, в той или иной степени затронутыми оказались все вышеперечисленные условия. Снова после чехословацких событий 1968 г. советское руководство столкнулось с опасной попыткой фактического отстранения коммунистов от власти, но теперь уже с еще более ограниченной свободой выбора действий и отсутствием единогласной поддержки силового варианта решения проблемы.

Открытые массовые выступления рабочих в 1980 г. ясно дали понять советскому политическому руководству, что миф о построении в странах Восточной Европы «развитого социалистического общества» оказался развеян.

Впервые эта идеологическая конструкция была обнародована у нас в стране на официальном уровне в 1966 г. в статье, написанной одним из советников Л.И. Брежнева Ф.М. Бурлацким2. Сама же эта концепция была разработана исследователями-марксистами Восточной Европы и уже в 1960-х гг. нашла отражение в программ-

ных документах Болгарской коммунистической партии и Венгерской социалистической рабочей партии. В рамках данных идеолого-теоретических построений, продолжая традиции унифицированного форсированного строительства социалистического общества по образцу СССР и с отрицанием каких-либо региональных различий и возможностей особого пути, провозглашался переход к этапу полного построения социализма. На страницах «Правды» подчеркивалось, что во всех восточноевропейских странах «созданы основы социализма»3. Тем самым кремлевские идеологи подчеркивали единство всего социалистического блока, демонстрировали общность целей и перспектив его развития, необходимость сохранения дальнейшего тесного сотрудничества с Советским Союзом. Априори переход к развитому социализму считался следствием, среди прочего, правильного экономического курса, проводимого восточноевропейскими странами в 50-60-е гг. Данная концепция служила своеобразным итогом их развития.

В 1967 г. торжественное заявление о вступлении Советского Союза на новую ступень общественного развития было сделано Брежневым: «…развитое социалистическое общество, построенное в нашей стране, – это общество, где господствует принцип: «От каждого по способностям, каждому по труду»4.

В результате социально-политического взрыва в Польской Народной Республике летом 1980 г., как мы уже отмечали выше, скомпрометированными оказались практически все установки и догмы, теоретические положения, внедряемые коммунистами; оказалась лишенной былого авторитета и Польская объединенная рабочая партия. В стране, где, как утверждалось, была построена материальная база социализма, «резкое изменение структуры цен на западных рын-ках…значительно сократило экспортные, а вслед за тем и импортные возможности»5, а сохранявшиеся в значительном количестве индивидуальные крес- тьянские хозяйства не способствовали повышению производительности и товарности в аграрном секторе.

Начиная с лета 1980 г. политический кризис в ПНР грозил привести к полной потере коммунистами власти. Вслед за острой самокритикой ПОРП на VI пленуме ЦК в октябре 1980 г. среди ошибок партии назывались утрата связи с рабочим классом и нарушение принципов соци-ализма6 – в польских СМИ появляется все больше сообщений и комментариев, главные выводы которых представляли, с советской точки зрения, не что иное как «ревизию» социализма.

На страницах « ycie Warszawy», например, выражались надежды на продолжение реформ7, успешность проведения которых, по мнению поляков, была бы лучшим подтверждением силы социалистического строя, наличия у него материальных и духовных сил, работающих на собственное обновление8. Фактически опровергался господствовавший технократический подход – политикам напоминалось, что общество не является сложно устроенной машиной, позволяющей легко исправлять возникающие сбои «опытному мастеру»9. Происходило обращение к первоисточникам марксистской доктрины, и предпринимались попытки ее творческого прочтения, что в период «застоя» происходило крайне редко. На основании этого партия обвинялась в безынициативности, ей ставилась задача «инициировать активную деятельность как фактор, упреждающий время от времени ощущаемые обществом потребности»10. Раздавались голоса, все более активно требующие внутрипартийной демократии11. В совсем уже не характерном для коммунистической традиции ключе декларировалась ценность индивидуальности, а успешность экономических реформ ставилась в зависимость от поведения всего общества как совокупности отдельных индивидов12.

Большинство сотрудников аппарата ЦК КПСС прекрасно знали об истинных причинах и предпосылках польского кризиса, о господствовавшем среди поляков недовольстве партией, полностью утратившей авторитет; осознавали они также и наличие в самом Советском Союзе оснований для таких же рабочих протестов. Так, В.М. Фалин, занимавший пост первого заместителя заведующего отделом внешнеполитической пропаганды ЦК КПСС, в своих мемуарах следующим образом описывает свои ощущения от польского кризиса: «Движение «Солидарность» – звонок нам самим. Чтобы разобраться в причинах происходящего у соседей, надо как следует вникнуть в происходящее в базисе Советского Союза. Только устранив питательную среду массового недовольства у себя, можно надеяться помочь одолеть её у других»13. А.С. Черняев, заместитель заведующего секто- ром международного отдела ЦК, вспоминал: «События [польские] поставили все мыслимые политические вопросы – от марксистско-ленинской теории реального социализма, морали, будущего до идеологии и пропаганды, международных отношений, проблем нации и интернационализма, отношений русские – поляки. А для нас – все наши больные проблемы»14.

Тем интереснее, что некоторые похожие явления присутствовали как в политике, проводимой Э. Гереком в 1970-е гг., так и в ряде решений Брежнева и советской партийной номенклатуры эпохи «застоя». Обращают на себя внимание, конечно же, частые обращения этих лидеров к патриотическим сюжетам и мотивам. На великодержавную тональность последних лет правления Брежнева указывает ряд западных советологов15, но зачастую эти черты были заметны и невооруженным глазом. Особенно ярко в Советском Союзе это проявилось во время празднования 600-летия Куликовской битвы. Проходило большое количество официальных торжеств и мероприятий, газеты и книги были наполнены художественными произведениями и публицистикой, в которой подчеркивалась чуть ли не мессианская роль раздробленной Руси, спасшей Западную Европу от ужасов татаро-монгольского нашествия и давшей ей возможность спокойного и беспрепятственного развития16. В то же время и Э. Герек, и Л.И. Брежнев были прагматичными политиками, сделавшими ставку на рост уровня жизни и доходов граждан, увеличение их материального благосостояния. 1970-е гг. и в ПНР, и в СССР были, действительно, наиболее стабильным для населения временем. Как писал известный польский журналист и деятель «Солидарности» Я. Скужиньский, «Эдвард Герек был первым коммунистическим руководителем, в официальной стратегии которого стали доминировать аргументы эффективности экономики и обещания лучшей жизни…Главным адресатом партийной пропаганды 70-х гг. стал поляк-потребитель, которого власть привлекала к себе своим видением быстрого развития страны…Агрессив-ный, антинемецкий и антисемитский национализм эры Гомулки заменил миф морально-политического единства народа. «В труде на благо Отчизны есть место для всех поляков, верующих и неверующих, для всех патриотов, независимо от того, откуда и каким путем вела их дорога домой, в Польшу», – убеждал Герек»17.

Фактор влияния польского кризиса в политической сфере советского общества получил свое выражение даже в выступлениях и статьях Ю.В. Андропова. В работе «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», носящей программный характер, генсек, говоря о социалистическом строительстве, призвал учитывать практический опыт «братских стран», который, как указывается в тексте, является «разнообразным»18. Как и польские обществоведы, Ю.В. Андропов отстаивал реформистский потенциал социализма, возможность «непрерывного самообновления революционной теории»19. Обнаружившаяся в полной мере именно в ходе польского кризиса несостоятельность доктрины «развитого социализма» требовала дать адекватный ответ новым вызовам времени. И Андропов пытался сделать это. В одном из его выступлений в 1983 г. было сказано: «…последние два десятилетия обогатили наши представления о мире социализма, нагляднее показали, как он разнообразен и сложен. Между отдельными социалистическими странами есть большие различия в экономике, культуре, в путях и методах решения задач социального развития. Это естественно, даже если нам когда-то и казалось, что он будет более единообразным»20. Но, конечно же, он не мог избежать в своих заявлениях аксиом необходимости «руководящей роли компартии», «правильной политической линии», «расширения сотрудничества с братскими странами».Таким образом, буквально напрашивается вывод о готовности к середине 1980-х гг. советских руководителей под влиянием опасного польского опыта признать возможность (и даже необходимость) ограниченных, направляемых и контролируемых «сверху» изменений во внутриполитической жизни социалистических стран.

Исследователь личности Ю.В. Андропова, историк Р. Медведев, хотя и рекомендует не переоценивать уровень теоретического содержания заявлений генсека, все же признает, что выводы относительно учета опыта строительства социализма братских стран и признание его разнообразия были сделаны именно под влиянием польских событий21. Андропов еще в 1960-1970-е гг. серьезно, судя по воспоминаниям Бурлацкого, интересовался опытом восточноевропейских стран (особенно Югославии и Венгрии)22.

Вместе с тем, учитывая всю опасность польского кризиса для стабильности стран соцлагеря, вполне логичными и необходимыми мерами казались отмечавшиеся советологами «подчеркивание империалистической угрозы, обвинения Соединенных Штатов во вмешательстве во внутренние дела Польши, предупреждения о реваншистских намерениях ФРГ и проведение прямых параллелей с событиями в Чехословакии в 1968 г., указывающих на опасность контрреволюции»23. В таких действиях, вызванных, на первый взгляд, только лишь беспокойством за судьбу «братской Польши», по оценке Анджея Корбоньского, имелась и внутриполитическая составляющая: социалистические страны, особенно ГДР и ЧССР, желали предотвратить потенциальное распространение рабочих беспорядков у себя24. А ведь поводы для недовольства рабочих в Советском Союзе действи- тельно существовали. И здесь интересно в качестве примера привести реакцию тольяттинских рабочих на происходившее в Польше: «30 октября 1980 г. на заводе, где я работаю, состоялась лекция о международном положении. Коснувшись в своем выступлении происходящих в Польше событий, лектор внезапно огорченно заметил: «Надо сказать, что у нас в стране положение обстоит не лучше, чем оно было в Польше накануне забастовок. У нас тоже многие административные и партийные работники смотрят свысока на нужды и запросы рабочих». Посмотрели бы вы, что началось после этих слов в зале! Каждый принялся вытряхивать накипевшее»25. К этому нужно прибавить отмечавшиеся диссидентами многочисленные случаи забастовок на предприятиях, появление в 1980-1981 гг. надписей на стенах и листовок в поддержку польских рабочих, разгон первого советского независимого профсоюза Свободного межпрофессионального объединения труда и арест его участников26.

Наряду с уже отмеченными изменениями в политической сфере советского общества происходили под воздействием «польского фактора» и другие перемены. Так, А. Улунян, анализируя эволюцию внешнеполитической концепции СССР в первой половине 1980-х гг., отмечал значительную роль в этом процессе и польских событий. Состояла данная эволюция, по его мнению, в том, что «партийная коммунистическая доминанта советской внешней политики начинала постепенно и очень медленно отходить на второй план, уступая место «государственнической» составляющей»27. Волнения в Польше начала 1980-х гг. затронули положение части советской партийной номенклатуры и повлияли на расстановку сил между МИД СССР (во главе с А.А. Громыко) и международным отделом ЦК КПСС, возглавляемым Б. Пономаревым, функционирование которого в 1986 г. было признано неэффективным28. В то же время, усилилось значение отдела по связям с рабочими и коммунистическими партиями соцстран, возросли его идейно-политические функции29. Г.Х. Шахназаров, занимавшийся длительное время в аппарате ЦК КПСС международными проблемами, вспоминал о расколе, случившемся в период польского кризиса в правительстве, аппарате ЦК, силовых ведомствах по поводу реакции на происходившее в ПНР: « Одни – их было большинство – стояли за жёсткое давление на польское руководство с требованием ввести военное положение и подавить оппозицию; добивались замораживания связей с Польшей… Другие полагали, что поляки должны сами решить свои проблемы, а руководству ПОРП следует найти взаимоприемлемый консенсус с этим независимым профсо-юзом…»30. Такая разница в восприятии происходившего приводила к серьезным разногласиям между политбюро и международным отделом ЦК КПСС, например, при оценке ситуации в ПНР во второй половине 1980-х гг31.

Таким образом, как мы увидели, сила польского влияния на социально-политическую сферу соцстран и Советского Союза была весьма значительной. Поэтому примером совершенно логичных и оправданных действий кажутся проведенные перед введением военного положения в ПНР проверки мест проживания польских студентов и специалистов, отслеживание настроений жителей Киева в напряженное для руководства страны время32. С этим воздействием приходилось считаться даже советской политической элите и органам власти. Вследствие этого, наряду с ведением эффективной пропаганды внутри страны и борьбы с «вражескими голосами», советскому руководству необходимо было тщательно контролировать политическую ситуацию и в ПНР, и во всем социалистическом содружестве.