Постэтническая идентичность шотландских мусульман как фактор трансформации социокультурных оснований политического процесса в современной Шотландии

А ктуальность заявленной тематики определяется, на наш взгляд, рядом причин. Во-первых, общей политологической значимостью проблемы изменений современных общественно-политических процессов в мире (в т.ч. в Западной Европе). Во-вторых, необходимостью изучения названных процессов в контексте мировых цивилизационных трансформаций. В-третьих, задачами научного осмысления сущностной природы и роли ценностных ориентиров в изменениях, приводящих к усложнению политических систем в каждом конкретном пространственно-временном контексте. Наконец, нельзя отрицать и тот факт, что социокультурная составляющая напрямую влияет на такие характеристики политического процесса, как устойчивость и результативность (в этом вопросе мы полностью разделяем мнение коллег, полагающих, что такой подход позволяет лучше ориентироваться в условиях современных цивилизационных вызовов и поиска альтернатив идентичностей) [Никлаус 2013].

Означенные теоретические позиции находят свое практическое подтверждение фактически в подавляющем большинстве стран современного мира. Не удивительно, что изучение роли социокультурных оснований политического процесса актуально также и для современной Шотландии, ставшей предметным пространственно-временным локусом политологического анализа в рамках данной статьи.

В данной связи следует отметить, что исторически социокультурные характеристики политического процесса в Шотландии никогда не были однозначными, ибо издавна являли собой пример этноконфессиональной сложности (в т.ч. учитывая проблему идентичности шотландцев) [Апрыщенко 2016; Тюрин 2017; Тюрин, Савинова 2015a]. В современных условиях социокультурная составляющая развития шотландской государственности усложнилась еще больше, т.к., отражая общеевропейские тенденции, Шотландия сегодня значительно очевиднее, нежели в прошлом, демонстрирует свою цивилизационную пограничность, характеризующуюся гетерогенностью, поликультурностью, лабильностью, открытостью, эластичностью, быстрым усвоением чужого опыта. Связано же это, прежде всего, с активным влиянием исламского фактора [Тюрин, Савинова, Агабабов 2020].

В наши дни историческая напряженность между Западом и мусульманским миром, к сожалению, усиливается. Обострение проблемы международного терроризма, а также постоянно растущее в Западной Европе число мигрантов из стран Большого Ближнего Востока привели к тому, что мусульмане стали ассоциироваться с экстремизмом и террористическими угрозами [Малашенко 2006; 2007; 2017]. Между тем решение проблем гармоничного сосуществования цивилизаций и диалога культур, безусловно, не может быть реализовано посредством противопоставления «своих» и «чужих» с вытекающими из этого социально-политическими последствиями, что актуализирует задачу научного осмысления социокультурных оснований современного политического процесса. По сути, это означает, что у ученых и политиков нет профессионального права игнорировать историю и современную практику присутствия исламского социокультурного фактора в Западной Европе [Otterbeck, Nielsen 2015]. Научным ответом должно стать более активное изучение присутствия мусульман в общественно-политической и культурной жизни европейских стран. В Европе на данный момент ключевые позиции в означенном научном дискурсе сохраняет Соединенное Королевство. Отдельным направлением этих исследований является шотландский локус. К сожалению, политологических работ, рассматривающих трансформационные изменения идентичности населения современной Шотландии в контексте проблемы влияния социокультурного фактора на общественно-политические процессы в этой стране, пока еще мало [Hall 2005: 31]. Между тем Шотландия (так же, как и Россия) вполне может рассматриваться в качестве одного из положительных европейских примеров успешного поиска оптимальных моделей цивилизационного взаимодействия и диалога культур в рамках единой полиэтнической и многоконфессиональной нации в границах одной страны.

Переходя непосредственно к заявленной проблематике, отметим, что для понимания социокультурных оснований общественно-политического процесса в каждой конкретной стране одним из важнейших является вопрос об идентичности населения. Для шотландцев решение данного вопроса актуально на протяжении всего исторического существования их нации [Апрыщенко 2016]. Что же касается исламского фактора, то формирование мусульманской идентичности в Шотландии происходит на стыке религиозной, этнической и национальной принадлежности в условиях глобализма, который часто ставит под сомнение аккультурацию приверженцев ислама в большинстве западных стран.

Хотя переход от этнокультурной идентичности к религиозной не является уникальным опытом шотландского общества, соединение национальной и религиозной идентичностей (в основном среди молодых мусульман) находит особенно сильный резонанс в контексте социально-политических реалий Шотландии, где ислам связывает воедино этнически неоднородную группу людей, одновременно испытывая влияние сильных шотландских идентичностей, которые менее этничны и более инклюзивны, чем, например, английские идентичности. Эта данность позволяет мусульманам интегрироваться с людьми других конфессий и культур под шотландским национальным знаменем гражданского единства, веры в социальную справедливость и чувства терпимости. В результате ислам как религия, а также как система социокультурных ценностей и норм жизни, соединяясь со специфическим шотландским национализмом [Меркулов, Тюрин, Савинова 2017; Тюрин, Савинова 2015б], объединяет этнически различные мусульманские группы друг с другом и с немусульманским большинством Шотландии. Кроме того, можно утверждать, что шотландский опыт интеграции мусульман в общественнополитическое пространство этой страны меняет также и лицо самой мусульманской общины.

Чтобы понять, каким образом и в какой степени мусульмане могут обоснованно утверждать, что они шотландцы, важно разобраться в природе и сущности шотландской идентичности, которая структурно весьма сложна. Об этом много сказано в трудах и шотландских, и российских ученых [Апрыщенко 2016; Тюрин 2017; Тюрин, Савинова 2015a]. Так, например, исследователи довольно часто пишут о соотношении «шотландскости» и «британскости». Согласно же официальной статистике, полученной по результатам последней переписи населения 2011 г.1, 62% жителей Шотландии чувствуют себя «только шотландцами» против 8%, которые чувствуют себя «только британцами». Носителями двойной шотландско-британской идентичности являются 18% населения (оставшиеся 12% определили свою идентичность иначе). Еще одним интересным аспектом является то, что шотландцы в большей степени связаны национальной (а не классовой) солидарностью, т.е. шотландцы из разных социальных слоев чувствуют себя ближе друг к другу, нежели, например, англичане из разных классов [Bond, Rosie 2002].

Безусловно, есть еще политические, конфессиональные, региональные и даже клановые аспекты проявления идентичности шотландцев, но, тем не менее, исследования показывают, что для большинства населения Шотландии национальная идентичность является центральной в понимании себя. В политическом смысле это проявляется в том, что сильная национальная идентичность у шотландцев делает интересы Шотландии приоритетными по отношению к интересам Великобритании, хотя в вопросе о суверенитете Шотландии сильная национальная идентичность сама по себе не обязательно означает однозначную поддержку независимости.

Сильные чувства принадлежности к Шотландии вполне могут быть объяснены в контексте, который способствовал сплочению мусульманских общин в различных этнокультурных сообществах. Опять же необходимо различать социокультурные и политические сепаратистские идентичности, поскольку вполне совместимо, например, определить себя в социокультурном измерении как шотландца и все же быть противопоставленным либо независимости, либо самоуправлению (в измерении политической сепаратистской идентичности) [McCrone 2001: 165]. Эта позиция подкрепляется идеей, что приписываемое шотландскому национализму и национальной идентичности может быть выражено в социокультурных и политических терминах, но при этом не обязательно требует фактической поддержки чисто политической сепаратистской стратегии [Mycock 2012: 64]. Иными словами, шотландская идентичность и поддержка независимости часто связаны, но не обязательно совпадают. Исследователи прогнозируют, что около 61% сторонников SNP все еще будут чувствовать себя британцами, даже если Шотландия станет независимой, благодаря общим историческим, культурным и географическим связям в рамках Соединенного Королевства [McCrone, Bechhofer 2015]. Все это свидетельствует о сложной, многослойной структуре идентичности населения, проживающего в политически хрупком многонациональном государстве.

В связи со сказанным интересен институт гражданства, который, хотя и создает основной политико-правовой механизм национальной интеграции, все же не означает, что большинство признает национальную принадлежность меньшинств, обладающих гражданством. Применительно к шотландскому обществу исследователи отмечают его «безгражданскую» природу. Это означает, что формальное гражданство не может быть использовано в качестве суррогата национальной принадлежности, поэтому рождение в Шотландии позволяет людям разных этнических и расовых групп заявлять, что они шотландцы, не боясь, что окружающие не примут их в таком идентификационном статусе как «своих» [Bond 2006: 610; McCrone, Bechhofer 2008: 1259]. Данный вывод относится, безусловно, и к шотландским мусульманам (этнически неоднородным). Такой социокультурный фон создает благоприятные условия для процветания гибридных – этнических и национальных – идентичностей [McCrone 2002]. Более того, даже те, кто не родился в Шотландии и/или не имеет шотландских предков, при длительном проживании там (более 30 лет) могут рассчитывать на то, что в восприятии общества они будут считаться шотландцами не только в правовом, но и в идентичностном аспекте.

Иными словами, для мусульман есть социокультурные и политические (если учесть подходы SNP к рассматриваемому вопросу) основания вести диалог о своих правах в пределах шотландского этноконфессионального ландшафта. Впрочем, базисом означенных оснований является принцип культурного синкретизма. Собственно, именно поэтому шотландские мусульмане стали поддерживать двойную идентификацию, чтобы иметь постоянную возможность участия в общественных и политических делах страны.

Еще в начале нулевых годов исследования показали, что мусульмане Шотландии являются носителями одновременно множества идентичностей, которые соединяют в себе религиозную, национальную и этническую принадлежности [Saeed, Blain, Forbes 2001: 839]. Это объясняет успехи интеграции шотландских мусульман (в основном пакистанцев). Исследование П. Хопкинса о шотландской мусульманской идентичности [Hopkins 2004a] показывает, что смена поколений приблизила молодых мусульман к Шотландии в большей степени, чем в свое время их родителей, и привела их к разработке новых форм идентификации и стратегий интеграции.

Поскольку мусульманам удается укреплять связь с шотландским обществом и культурой [Hopkins 2007; Hopkins et al. 2015], то шотландские и мусульманские идентичности считаются непротиворечивыми. Метафора «синего квадрата» иллюстрирует идею о том, что, если квадрат может быть одновременно и квадратом, и синим, то мусульманин может быть и мусульманином, и шотландцем одновременно [Hopkins 2007: 68]. Иными словами, быть шотландцем (или, для некоторых жителей Шотландии, британцем) и одновременно мусульманином – это не два противоречивых состояния. Это просто два разных аспекта идентичности, которые, безусловно, нуждаются в приспособлении, но не являются взаимоисключающими.

Тем не менее коренное шотландское большинство может и не соглашаться с самоидентификацией этноконфессиональных меньшинств. Особенно актуальным это становится, когда мусульмане фактически перестают позиционировать себя в качестве шотландцев, демонстрируя отрешенность от основных социокультурных норм и ценностей Шотландии. Это проявляется, например, в отращивании длинных бород, ношении азиатских одежд или в отказе от посещения пабов и клубов. Иными словами, процессы отчуждения и включения опосредуются национальными, этническими и религиозными особенностями.

Таким образом, «шотландскость» – это одновременно и инклюзивность, и эксклюзивность. С одной стороны, доказательства «шотландскости», такие как рождение, воспитание и акцент, получение образования в шотландских учебных заведениях и проживание в Шотландии, могут помочь некоторым мусульманам заявить о своей принадлежности к этой стране. С другой стороны, некоторые культурные традиции, такие как любовь к крепким напиткам и общение в клубах, исключают некоторых мусульман по религиозным соображениям из группы «настоящих шотландцев» [Hopkins 2004b].

Поэтому вполне логично, что шотландские мусульмане прибегают к множественным, гибридным идентичностям, чтобы вписаться в различные социокультурные среды, чтобы иметь возможность чувствовать себя в соответствующих средах «своими». Именно поэтому очень многие члены шотландской мусульманской общины, не отвергая свою социокультурную связь с исторической родиной предков, активно демонстрируют собственную «шотландскость» (особенно если они родились в Шотландии). Шотландия – их страна. Поэтому не удивительно, что они поддерживают лозунг политического руководства SNP , гласящий: «Одна Шотландия – много культур». Это означает, каждый шотландец может быть носителем той или иной культуры и исповедовать религию по собственному усмотрению, но, когда речь заходит о Шотландии, все шотландцы (в т.ч. шотландские мусульмане) должны быть едиными и действовать во благо своей страны.

Не удивительно, что многие молодые мусульмане гордятся тем, что они шотландцы. Этот социокультурный статус дает им в повседневной жизни широкий спектр прав и свобод, которые могут сосуществовать с исламскими ценностями, повышают уровень политической лояльности мусульман к Шотландии.

Интересно, что мусульманское меньшинство демонстрирует существенные различия в своем отношении к Шотландии и Великобритании (не в пользу последней). Эти различия возникли не в последнюю очередь из-за политики Лондона, который под прикрытием профилактики терроризма и экстремизма ущемляет права мусульман, подвергая последних дискриминации [Меркулов и др. 2019]. Безусловно, существует также и разница между идентичностью старшего слоя мусульманской общины (преимущественно этнической и культурной) и идентичностью молодых мусульман-мигрантов (более религиозной и национально ориентированной). В этой связи отметим, что молодая часть шотландской мусульманской общины особенно интересна для изучения, не в последнюю очередь потому, что она будет ядром всей шотландской мусульманской общины на долгие годы вперед. Так, молодые шотландские мусульмане, в частности, демонстрируют: 1) повышенное чувство приверженности исламу; 2) показную «шотландскость» (часто выражающуюся в оппозиции к англий- ской и британской идентичностям); 3) новый взгляд на собственную этническую идентичность (которая отфильтровывается от эмоциональных связей, но продолжает составлять важный компонент самоидентификации, формируемой через социализацию с семьей и друзьями). Впрочем, молодая часть шотландской мусульманской общины не является однородной. Некоторые из молодых мусульман-мигрантов дистанцируются от своих единоверцев, родившихся в Шотландии, настаивая на том, что последние не могут быть ни полноценными шотландцами, ни полноценными представителями своих исторических этносов из-за предполагаемой внутренней несовместимости этих двух идентичностей и образа жизни.

Тем не менее успехи в интеграции позволили шотландским мусульманам (с их сплавом разных идентичностей) породить «исламский тартанизм» – образ жизни, который примиряет шотландскую социокультурную парадигму с исламскими принципами жизни. Иными словами, сложный характер идентичности шотландских мусульман свидетельствует о невозможности однозначного толкования всех возможных аспектов проявления исламского социокультурного фактора трансформации социокультурных оснований общественно-политического процесса в современной Шотландии.

На основании сказанного выше можно сделать следующие выводы.

Безусловно, не следует переоценивать степень проникновения в шотландскую культуру ислама как такового, хотя несомненно и то, что мусульманская идентичность оказалась подверженной влиянию национального политического нарратива Шотландии о шотландском трансэтническом единстве. Особенно очевидным это стало со времени прихода к власти SNP .

На наш взгляд, мусульманское этноконфессиональное меньшинство Шотландии видит социально-политическую картину следующим образом. С одной стороны, в Великобритании есть различные партии, которые придерживаются правых, антиэмигрантских взглядов и часто имеют явную или скрытую антиисламскую повестку дня. С другой стороны, о себе заявляет SNP , балансирующая между очень специфическим шотландским национализмом и эгалитарной общественно-политической повесткой. Более того, политическая риторика SNP сближает позицию этой партии с международными мусульманскими позициями по ряду геополитических вопросов (особенно в части неприятия антимусульманских дискриминационных подходов некоторых западных стран при реализации политики борьбы с терроризмом и экстремизмом)¹. Поэтому не удивительно, что у мусульманских общин восхищение вызывает не Британия в целом, а именно Шотландия, с ее прогрессивной эгалитарной политикой и гражданским национализмом, не приемлющим ущемления прав этноконфессиональных меньшинств. По сути, в Шотландии прагматические соображения объединили двух акторов, которые исторически были социально, культурно и политически угнетены: с одной стороны, шотландцев, имеющих печальный опыт английского господства на своей земле, с другой – мусульман, которые традиционно чувствовали себя униженными на своей исторической родине из-за колониальной политики Запада. Этот прагматический трансцивилизационный союз привел к возникновению у шотландских мусульман постэтнической идентичности, которая стала одним из существенных факторов трансформации социокультурных оснований политического процесса в современной Шотландии.