Постсоветская аномия общества

С овременная Россия сталкивается с опасностью аномии, к которой, как правило, приводят неизбежные трансформации, затрагивающие основные ценностные установки общества. «Одна из опасностей, – считает выдающийся англогерманский социолог, философ, политолог и общественный деятель Р. Дарендорф, – которым подвержено гражданское общество, – опасность аномии. Люди теряют опору, которую им могут дать лишь глубинные культурные связи; в конце концов уже все идет не так, все становится равнозначно, а следовательно – безразлично. Для совместной жизни людей это имеет разнообразные и весьма серьезные последствия. Времена аномии – это времена крайней неуверенности в повседневной жизни. Начинает раздаваться призыв к “закону и порядку”. Вместе с тем люди ищут себе опору везде, где только могут найти. Появляются воспоминания, идущие из самых недр истории, воспоминания об утраченной теплоте гнезда старых социальных взаимосвязей. Снова начинают вызывать интерес национальные корни и абсолютные догматы веры»¹.

В сущности, аномия представляет собой неизбежное следствие социальных трансформаций, требующих структурных и функциональных изменений во всех сферах общественного организма – экономической, политической, социальной, культурной и т.п. Причем исторически при таких трансформациях наблюдается увеличение функционального разнообразия всех частей социального целого, сопровождающееся также умножением в этих частях анормальных форм, поскольку еще не выработаны правила для всего разнообразия функций.

Прежде чем углубиться в анализ постсоветской аномии и ее специфических проявлений в российской действительности после реформирования 1990-х гг., рассмотрим еще несколько точек зрения, представленных в научной гуманитарной мысли прошлого века, раскрывающих природу этого явления. К ним, безусловно, можно отнести социально-культурный подход Р. Мертона к аномии, в котором он исходит из следующего предположения: «определенные фазы социальной структуры порождают обстоятельства, при которых нарушение социального кодекса представляет собой “нормальный” ответ на возникающую ситуацию»². Его систематический подход основан на изучении «социально-культурных источников» аномии, с помощью которого он показывает, каким образом социальные структуры при нуждают отд ельных членов общества к нарушению общепринятых

• ¹    Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы. – М., 2002, с. 68.

• ²    Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социология преступности (Современные буржуазные теории). – М., 1966, с. 299.

правил поведения. Для этого он выделяет в культурной структуре общества элемент (фазу), состоящий «из целей, намерений и интересов, определяемых данной культурой», а в социальной структуре – фазу, которая «определяет, регулирует и контролирует приемлемые способы достижения этих целей. Каждая социальная группа обязательно сочетает свою шкалу желаемых целей с моральным или институционным регулированием допустимых и требуемых способов достижения этих целей. Этого рода регулятивные нормы и моральные императивы не обязательно совпадают с нормами, определяющими техническую целесообразность или эффективность этих способов»1. По Р. Мертону, равновесие между этими фазами сохраняется до тех пор, пока действие ограничений эффективно, т.е. подчиняющиеся им субъекты удовлетворены как целями, так и институционально одобренными способами их достижения. И наоборот, аномия, по его мнению, является симптомом «несогласованности между определяемыми культурой устремлениями и социально организованными средствами их удовлетворения»2. Еще одна интересная точка зрения на возникновение аномии предложена создателем современной теории конфликта Р. Дарендорфом. Он считал, что конфликт естественным образом возникает в процессе функционирования любой системы управления. Конфликты, возникающие в общественных системах, регулируются и управляются социальными институтами, вырабатывающими определенные правила поведения для сторон, участвующих в нем. Социальные конфликты, по Р. Дарендорфу, провоцируют такого же рода изменения в обществах, сопутствующим элементом которых является аномия. В переломные моменты «безвластного дискурса», по его мнению, происходит подмена институтов, а там, «где нет институтов, правит бал наглость бесконтрольных притязаний»3.

Р. Дарендорф определяет аномию как «социальное состояние, при котором нарушение норм не влечет за собой наказания. Отчасти это феномен низшего класса... Людям не находится применения в обществе, и поэтому они не чувствуют себя связанными его правилами. Это одна сторона медали. Другая – то, что у общества падает доверие к собственным правилам и оно просто перестает силой добиваться их соблюдения». И в этом смысле, по его мнению, эта «новейшая форма социального конфликта» представляет собой угрозу «основополагающим статьям» общественного договора, обеспечивающим в обществе закон и порядок. А поскольку аномию нельзя отнести к устойчивым процессам, и в этом смысле она недолговечна, то процесс ее завершения, по Р. Дарендорфу, можно считать «приглашением узурпаторам», и тогда она очень скоро сменится тиранией, много-ликость которой позволит ей укорениться практически в любых обществах4.

Современное российское общество уже третье десятилетие находится, выражаясь словами Р. Дарендорфа, «на трудном пути к свободе». На этом пути оно пережило несколько сущностных трансформаций, оставивших глубокий след в социальном сознании, и поэтому, как и любое другое переходное общество, не избежало феномена аномии. Применительно к периоду, начавшемуся после 1991 г., этот феномен в отечественной научной литературе получил название «постсоветской аномии», обладающей, в отличие от аномии других обществ, рядом специфических характеристик. Сегодня, в начале второго десятилетия XXI в., большинство отечественных исследователей этого феномена отмечают его устойчивость и негативное влияние на использование современной Россией «жизненных шансов» на пути к свободе, о которых говорил Р. Дарендорф.

Рассматривая аномию в современном российском обществе, В.В. Кривошеев выделяет несколько ее особенностей: во-первых, она «реально проявляется в процессе перехода общества от некоего целостного состояния к фрагментарному, атомизированному» и, во-вторых, – «состоит в его небывалой криминальной насыщенности». Первую особенность он связывает с тем обстоятельством, что при социализме духом коллективизма были проникнуты несколько поколений, однако относительная закрытость советского общества породила у его членов «неразвитость» – «своеобразную наивность восприятия» реальности, выражавшуюся в «самоотчуждении» в политическом срезе этой реальности и невозможности ее оценки. Вторая особенность аномии, по мнению В.В. Кривошеева, обусловлена «формой криминализации» всего россий -ского социума. Он считает, что в советском обществе, в отличие от современного, имелся «потенциал сдерживания избыточ-ной криминальной активности», который погашал этот избыток в соответствии с принятыми социальными нормами. При этом автор под «криминализацией обще ства» понимает такую форму аномии, при которой «стирается сама возможность раз личения социально позитивного и нега тивного поведения, действия. Преступный социальный мир уже не находится на соци-альной обочине, он — на авансцене обще -ственной жизни, оказывает существенное воздействие на все ее грани»1. Несколько иная точка зрения на сущность, специфику и будущее постсоветской аномии российс кого и украинского обществ представлена в работе Е.И. Головахи и Н.В. Паниной2. Они считают, что постсоветская аномия вызывает у населения России и Украины состояние «аномической деморализован ности», под которой они понимают «упа док духа и растерянность» как следствие разрушения ценностно нормативных систем этих государств. Развитие такого рода «деморализованности», по мнению авторов, «порождает нормативные реак ции на аномию» в форме требований воз врата к прежним временам или поисков авторитетного лидера. Авторы считают, что в обоих этих государствах появи лись нормативные реакции на аномию, обладающие специфическими чертами: «декларированный демократический путь Россия подкрепляет автократией, тогда как на Украине этот путь в большей мере связан с охлократией и традиционализ мом. Иными словами, в России последнее слово всегда остается за «Кремлем», тогда как на Украине — за «майданом». Это свя-зано с рядом факторов, коренящихся в особенностях истории, культуры и психо логии двух «братских народов».

По Р. Дарендорфу, социальные кон - фликты, нарушая сложившиеся обще ственные порядки, приводят к появ лению аномии. В России социальные конфликты начала 90 -х гг. прошлого века окончательно разрушили прежние советские порядки и вызвали, по словам В.В. Кривошеева, аномию «небывалой криминальной насыщенности». В такой крайней форме аномия в России прояв лялась вплоть до конца XX в., следствием чего стало открытое проникновение кри минала во властные и бизнес структуры практически всех уровней, сопровождав шееся многочисленными криминальными разборками, убийствами и другими пре ступлениями. Все это вызывало в обще стве ностальгию по прежним порядкам и недоверие к либерально-демократическим принципам. В нулевые годы эта форма аномии перешла в свою латентную ста дию - на законодательный и судебный уровень. «Криминальная» форма пост -советской аномии 90 х гг. прошлого века нанесла серьезную травму коллективному сознанию россиян, вызвав в нем желание навести порядок даже ценой «некоторых нарушений демократических принципов и ограничения личных свобод».

В январе 2010 г. Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) провел очередной монито-ринг, в котором россиянам предлагалось определить степень важности для России порядка или демократии. Альтернативу: «порядок, даже если для его достижения придется пойти на некоторые нарушения демократических принципов и ограни чения личных свобод» выбрали в 2010 г. 72% респондентов против 69%, 74% и 75% соответственно в 1998, 1999 и 2000 гг. В то же время альтернативу: «демократия, даже если последовательное соблюдение демо кратических принципов предоставляет определенную свободу разрушительным и криминальным элементам» выбрали в 2010 г. лишь 16% опрошенных, по срав нению с 15%, 11%, 13% соответственно в 1998, 1999 и 2000 гг. з

Динамика представлений россиян о степени важности для России порядка и

• ³    См.: Пресс-выпуск ВЦИОМа № 1469 от 12.04.2010 г. Инициативный всероссийский опрос ВЦИОМа проведен 9-11 янв. 2010 г Опрошено 1 600 чел. в 140 населенных пунктах в 42 обла-стях, краях и республиках России. Статистическая погрешность не превышает 3,4 %. Источник: еже -недельный опрос «Омнибус ВЦИОМ»; http:// wciom.ru/index.php?id=459&uid=13394

демократии за период с 1998 по 2010 г. в приведенном выше опросе ВЦИОМа явно демонстрирует нарастание предпочтений «порядка» до 2000 г. и их незначительное убывание в течение нулевых годов, когда, скорее всего, наступила латентная стадия «криминальной» формы аномии. Вместе с тем степень предпочтений «демокра-тических принципов» резко снижается в посткризисном 1999 г., когда Россия пере -живала особенно болезненную стадию мирового финансового кризиса, находясь в своем аномическом состоянии.

Анализ результатов мониторинга ВЦИОМа показал глубину постсовет ской аномии современного российского общества и необходимость выработки комплекса правил, конституирующих общественный порядок, способствующий продвижению России по пути свободы. Отношение россиян к демократическим принципам, продемонстрированное приведенным выше опросом ВЦИОМа, показывает, насколько трудным и про должительным будет этот путь даже при использовании первого «жизненного шанса», о котором говорил Р Дарендорф, — обеспечения демократии и построения правого государства. Для того чтобы понять специфику аномического состоя ния современного российского общества, обратимся к опросам ВЦИОМа, раскры вающим степень важности для россиян некоторых сфер их жизнедеятельности за период с 2005 по 2010 г.1 Динамика пред -почтений в этих опросах, на наш взгляд, демонстрирует признаки вновь появив шейся аномии, связанной с ценностными характеристиками современного россий ского общества.

Так, сравнение опросов ВЦИОМа показало, какие воспоминания о «ста рых социальных взаимосвязях», выража ясь словами Р. Дарендорфа, всплывают в социально культурном пространстве современной России. Из восьми предло женных россиянам сфер жизни на первое место по важности они поставили сферу, отвечающую за семейные ценности (99% — в 2005 г. и 97% — в 2010 г.) против рели - гиозной (65% и 68% соответственно). Нетрудно заметить, что 99% респонден-тов, выделивших категорию «семья, дом, уют» в 2005 г. определяют ее как безуслов ную ценность. Однако если посмотреть на динамику изменений степени важности по каждой из восьми предложенных сфер, то положительная динамика наблюдается только у 2 из 8 предпочтений - «проис ходящее в стране» и «религия, вера». Даже такие предпочтения, как «семья, дом, уют» и «любовь», не могут соперничать с ними. Рост динамики выбора предпо чтения «происходящее в стране» (82% в 2005 г. и 86% в 2010 г.) говорит об усиле нии тенденций беспокойства за будущее страны и о поисках «опоры», если исполь зовать терминологию Р. Дарендорфа. Вместе с тем такая же динамика по пред почтению «религия, вера» (65% в 2005 г. и 68% в 2010 г.) показывает усиление инте реса к «абсолютным догматам веры», а это вместе с предыдущим предпочтением, указывает по Р. Дарендорфу, на признаки наступления времен аномии, той самой «крайней неуверенности в повседневной жизни». И от этого наступления не могут спасти даже такие надежные «тылы», как семья и любовь. Следует подчеркнуть, что усиление отмеченных выше тенденций проявилось в середине нулевых годов, когда в России социально экономические показатели демонстрировали уверенный рост, а политическая ситуация - стабиль ность. Причем эти тенденции четко про -слеживаются и в настоящее время. В связи с этим отметим еще один интересный момент, относящийся к кризисным годам - 2008 му и 2009 му. Такие предпочтения, как «дело, профессия (работа)» (87% в 2005 г. против 84% и 82% в 2008 и 2009 гг.), «дружба» (96% в 2005 г. против 92% и 93% в 2008 и 2009 гг.), «свободное время, отдых, развлечения» (85% в 2005 г. против 82% и 84% в 2008 и 2009 гг.), «любовь» (90% в 2005 г. против 84% и 87% в 2008 и 2009 гг.) и «секс» (71% в 2005 г. против 68% и 65% — в 2008 и 2009 гг.), показали почти оди-наковый относительный процент падения степени важности в кризисные годы. Все эти сферы доминируют в обществе потре бления и в наибольшей степени опреде ляют повседневные практики, которые не имеют прямой связи с глубинными культурными ценностями. Они связаны с желанием потребления и определяются им. Даже предпочтение «дело, профес сия (работа)» переходит из разряда ценностных характеристик в прагматичный, утилитарный разряд, связанный с получением денег.

Еще одним интересным моментом, на наш взгляд, является резкий рост динамики альтернативы «скорее неважно» по всем годам и предпочтениям, кроме социально-ценностных («религия, вера» и «происходящее в стране»), что также показывает рост настроений аномичного безразличия и равнозначности. Эта динамика на фоне относительно благополучной и устойчивой экономической ситуации в стране, на наш взгляд, является очень важным и тревожным сигналом.

Несмотря на то, что за последние два десятилетия реформ в России произошли радикальные преобразования: карди -нально изменились основы социальноэкономической жизни общества, сложилась новая политическая система, качественно изменилась социальная структура общества, трансформировались культурные нормы и мировоззренческие установки людей, признаки постсоветской аномии продолжают сохраняться во всех сферах общественной жизни людей и их повседневной жизни. К одним из существенных можно отнести признаки постсоветской аномии, наблюдаемые в социально-экономической сфере современного российского общества. В этой сфере на протяжении последних десятилетий наблюдались, пожалуй, самые жесткие социальные потрясения, когда реальные доходы населения уменьши -лись в разы, когда из-за резкого недофинансирования со стороны государства многие общественные услуги стали коммерческими и фактически недоступными для большей части населения страны. Все это привело к глубокому социальноэкономическому расслоению российского общества. В результате в нем сформировались новые социальные группы: частные предприниматели, наемные работники частного сектора, самозанятые и т.п., актуализирующие свои социальные интересы и ценности. Это привело к формированию новой стратификационной модели современного российского общества, устойчивость которой поддерживается экономической стабильностью и способствует закреплению в обществе аномических тенденций.

Однако генеральный директор ВЦИОМа

В.В. Федоров считает, что на сегодняшний день в российской экономике отсутствует четкая модель посткризисного экономического роста, «которая давала бы достаточные темпы этого роста и обеспечивала бы для федеральной власти возможность держать страну воедино, раздавая всем сестрам по серьгам. Просто нет ресурсов». Поэтому сложившееся сегодня социальное расслоение, по его мнению, все больше проявляет себя. «Даже на уровне ценностей – чего хотят представители тех или других наших общественных страт? Что касается самой большой части нашего населения, назовем ее условно «низший класс», или «бедный класс», то главные ценности здесь очень просты: умеренный достаток и порядок в стране»1. В то же время его настораживает усиливающаяся тенденция к эмиграции специалистов из России2. По оценке В.В. Федорова, которую он сделал на основании данных, полученных от коллег из Левада-Центра, число граждан в возрасте старше 18 лет, реально предпринимающих шаги к эмиграции из России, в 2010 г. составило около 6 млн чел.

Таким образом, аномию следует также рассматривать в качестве важного социально-экономического феномена, выступающего катализатором процессов трансформации в обществах, находящихся на разных стадиях развития. Этот феномен демонстрирует несоответствие существующих в обществе императивов, регулирующих отношения как между индивидом и обществом, так и между отдельными индивидами во всех сферах жизнедеятельности этого общества, новой фазе развития последнего. Поэтому путь к устранению возникшей в результате социально-экономических трансформаций аномии и сбалансированию социальных интересов проходит, на наш взгляд, только через сотрудничество институтов государства и гражданского общества.