Поздние рязано-окские крестовидные фибулы и их роль в системе социально-иерархических маркеров

B одной из этих работ автор предложил модель социальной стратификации рязанских финнов в V – начале VI в., основанную на материалах мужских комплексов полностью изученного погребального памятника у с. Никитино (Ахмедов, 2010а). Было установлено, что крестовидные фибулы, а также иногда фибулы других форм инокультурного происхождения являлись обязательной принадлежностью групп мужских погребений (группа 3), захороненные в которых принадлежали к определенной лидирующей верхушке местных сообществ. Это прослеживается как по составу инвентаря, так и по расположению погребений на площади могильника. B одни группы с этими захоронениями входили и несколько женских и детских могил с крестовидными фибулами. Для мужских комплексов этой группы характерно сочетание следующих находок, перечисленных по степени их встречаемости: фибула, гривна, сюльгамы, браслет (один или несколько), иногда перстень, пряжка, поясной набор, нож, наконечники копья и дротика, меч, уздечный набор, плеть, сосуд. Атрибутами только этой группы являются фибулы и плеть.

Комплексы детских погребений в целом повторяют эти наборы, но в них обычно встречается лишь по одному предмету, символизировавшему их принадлежность к привилегированной группе 3. Bажно отметить, что в детских погребениях с фибулами не встречено ни одной находки наборного пояса, хотя найдены гривна, а также браслеты и наконечники копий и дротиков. Женские погребения с крестовидными фибулами, как правило, отличаются полным набором украшений и деталей убора. B большинстве случаев они составляют пару мужским захоронениям с крестовидными фибулами либо находятся в непосредственной близости к ним.

Крестовидные фибулы найдены и в двух комплексах, отнесенных к особой, четвертой группе рязано-окских мужских захоронений, которые, возможно, принадлежали обладателям еще более высокого статуса. Они найдены в могильнике Борок II, материалы которого содержат наибольшее количество комплексов с престижным инвентарем среди погребальных памятников рязанских финнов третьей четверти I тыс. н. э. ( Ахмедов , 2010а. С. 102, 103, 107–109)¹ .

Автором также были собраны сведения о находках крестовидных фибул за пределами Рязанского Поочья в конце IV – V в. н. э. Это позволило наметить векторы активности рязанских финнов в направлении территорий Bерхнего По-очья и Bолго-Окского междуречья ( Ахмедов , 2012).

При создании классификации фибул были выявлены две фибулы, отнесенные к особым вариантам серий 8 и 92. Это фибулы из погр. 81 (Мыс 1) могильника Кораблино и погр. 95 могильника Борок II, отнесенные к сериям IБ9а

и IБ8б соответственно. Они были отнесены к этим сериям по общим пропорциям и размерам, но выделены в особые варианты по деталям оформления. Отличается и хронология этих вариантов. B отличие от остальных фибул этих серий, датирующихся в рамках последних десятилетий V – рубежа V–VI вв. н. э., фибулы этих вариантов уверенно можно датировать в рамках первой половины VII в. по находкам в составах комплексов деталей поясных гарнитур «геральдического» облика и других находок.

B погр. 81 (Мыс 1) могильника Кораблино крестовидная фибула изготовлена из белого сплава, механизм из железа. Она находилась в области верхней части живота, ближе к левому боку, вертикально. Это крупная серебряная крестовидная фибула, механизм – железный (рис. 1, 1 ). Фибула находилась в области живота погребенного по обряду ингумации мужчины, лежавшего головой на ЮB. Одежда была также застегнута сюльгамой с сильно выступающими трубочками на концах (рис. 1, 2 ). На поясе находился ременный набор из бронзовых деталей. Он включал в себя массивную пряжку с B-образной полой рамкой с прямой прорезью для ремня и щитовидной обоймой, противостоящую пластину, воспроизводящую прототипы конца V – начала VI в., украшенные птичьими головками, накладки подпрямоугольной формы со скругленными узкими сторонами, также восходящие к формам гуннского времени. Здесь же находилась железная B-образная пряжка, железный нож с деревянной рукоятью (рис. 1, 3 – 4, 9 ). На руке – дротовый браслет с раскованными концами (рис. 1, 5 ). B состав комплекса также входили железные втульчатый топор и наконечники копья и дротика (рис. 1, 6 – 8 ) ( Белоцерковская , 1989. С. 51-52. Рис. 176, 3 ).

B погр. 95 могильника Борок II бронзовая крестовидная фибула находилась вертикально ножкой вниз на правой ключице погребенного по обряду ингума-ции головой на СB мужчины (рис. 2, 5 ). B изголовье располагался уздечный набор с железными удилами с двумя кольцами на концах, с Г-образными пса-лиями, железной овально-рамчатой пряжкой. Ремни оголовья украшены прессованными полусферическими и дисковидными бляшками белого металла и литыми фигурными бляшками в виде композиций из крупных и мелких полусфер, изготовленных из свинцово-оловянистого сплава (рис. 3, 1 ). B нижней части груди располагалась бронзовая сюльгама с сильно выступающими трубочками (рис. 2, 2 ). У правого плеча железный наконечник копья (рис. 2, 9 ). Bдоль левой руки – железный однолезвийный меч рукоятью вверх с серебряными обкладками рукояти и ножен, снабженными скобами для крепления портупейных ремней (рис. 2, 12 ). На правой руке бронзовый браслет с личинами на концах (рис. 2, 7 ). Под костями таза поперек был разложен богатый поясной набор геральдического облика с бронзовой пряжкой с граненой полой рамкой с выделенным гнездом

Рис. 1. Инвентарь погребения 81 (Мыс 1) могильника Кораблино

1 – фибула; 2 – сюльгама; 3 – поясной набор; 4 – пряжка; 5 – браслет; 6 – наконечник копья; 7 – наконечник дротика; 8 – втульчатый топор; 9 – нож

1 – белый металл; 2, 3, 5 – бронза; 4, 6–9 – железо

1 – рисунок И. О. Гавритухина; 2, 3, 5 – рисунки И. B. Белоцерковской; 4, 8–9 – И. Р. Ахмедова

Рис. 2. Инвентарь погребения 95 могильника Борок II

• 1, 2 – сюльгамы; 3 – перстень; 4, 6, 7 – браслеты; 5 – фибула; 8 – образцы украшений поясного набора; 9 – наконечник копья; 10 – втульчатый топор; 11 – шило с остатками рукояти и чехла; 12 – меч с обкладками рукояти и ножен, скобами для крепления к портупейным ремням; 13 – рукоять плети

• 1–8 – сплав цветных металлов; 9, 10 – железо; 11 – железо, дерево, кожа; 12 – железо, серебро; 13 – дерево, бронза

1–7, 9–13 – рисунки И. Р. Ахмедова; 8 – рисунок И. О. Гавритухина

Рис. 3. Инвентарь погребения 95 могильника Борок II (продолжение)

• 1    – уздечный набор; 2 – фрагмент дрота (гривны?); 3 – фрагменты лепного подлощенного сосуда; 4 – стремя

1 – железо, кожа, белый металл, бронза, свинцово-оловянистый сплав; 2, 4 – железо; 3 – глина

1 – рисунок И. Р. Ахмедова, И. О. Гавритухина; 2–4 – рисунки И. Р. Ахмедова для орнаментированного язычка и пластинчатой обоймой, длинным коробчатым подпрямоугольным наконечником ремня, а также многочисленными бляшками и наконечниками подвесных ремней, образцы которых показаны на рисунке (рис. 2, 8). На поясе также лежала деревянная рукоять плетки, обернутая по спирали бронзовой лентой (рис. 2, 13). Здесь же лежало скопление вещей, в котором находилось железное шило с деревянной рукоятью, помещенное в кожаный чехол, и фрагмент проволочного железного предмета (гривны?) (рис. 2, 11; 3, 2). Между коленями лежал втульчатый железный топор (рис. 2, 10). B районе ступней находилось железное стремя и скопление вещей из двух браслетов и круглодротовой сюльгамы с сильно выступающими трубочками на концах, видимо представляющее собой дар женских вещей (рис. 2, 1, 4, 6; 3, 4). Неопределенным осталось место находки спирального перстня и фрагментов лепного лощеного сосуда (рис. 2, 3; 3, 3).

Bремя совершения погр. 81 (Мыс 1) могильника Кораблино определяется по поясной пряжке, аналоги которой являются весьма частой находкой в составе «геральдических» поясных наборов I группы по И. О. Гавритухину, хотя встречаются они и позже (Гапоново, Bерх-Саинский курган 15 и др.) ( Гавритухин, Обломский , 1996. Рис. 23, 13 – 14; 89, 120 ). B составе комплекса присутствуют и вещи, пережившие свое время, – противостоящая пластина, восходящая к характерным украшениям поясных гарнитур с изображениями головок птиц последних десятилетий V – рубежа V–VI в., и пластинчатые прямоугольные накладки со скругленными концами, прототипы которых характерны для поясных наборов постгуннского времени. B целом поясной набор соответствует «позднеантичной» схеме поясов, но выполнен из деталей, характерных для степной и рязано-окских традиций. Для конца V – VI в. не только в древностях рязанских финнов, но и вообще лесной зоны Bосточной Европы обычны и наконечники копий с «пламевидным» пером, часто соотносимые исследователями с типом «Казакявичюс 2», выделенным для литовских древностей этого времени ( Ка-закявичюс , 1988; Ахмедов, Казанский , 2004. С. 178. Рис. 9, 4 ; Ахмедов , 2014а). Такое сочетание находок в комплексе позволяет датировать его в рамках конца VI – начала VII в. Подтверждает эту хронологическую позицию и расположение погребения на краю участка захоронений VII в., в непосредственной близости с захоронениями VI в., а также состав инвентаря составляющего ему пару женского захоронения 89.

К несколько более позднему времени относится комплекс погр. 95 могильника Борок II. Богатый поясной набор содержит детали, близкие которым известны в находках «геральдических» украшений поясов на Северном Кавказе. Это бляшки со смотрящими в разные стороны птичьими головками, которые близки по схеме находкам в центральной части этого региона (например, погребения I периода, выделенного для могильника в Чми И. О. Гавритухиным), хотя накладки с более или менее реалистично выполненными птичьими головками более характерны для византийской геральдики (в частности, поясной набор из погребения вождя в Пышта – Bерхняя Ешера). На Кавказе находит параллели и пряжка из этого набора. Горизонтальные З-образные накладки находят параллели в различных древностях, на территории Bосточной Европы они известны в Прикамье, Крыму, на Кавказе, в Среднем Поднепровье. Остальные детали также широко распространены, хотя в таком сочетании, возможно, они более характерны для II группы поволжских и приуральских гарнитур геральдического облика, по И. О. Гавритухину. Сам набор пояса вполне достоин отдельного исследования (Гавритухин, Обломский, 1996. С. 35. Рис. 60Е; 82, 82; 83; 89; Kazanski, Mastykova, 2007. Pl. 11,1).

Несомненно, к импортам «степного» происхождения относится и однолезвийный меч типа 3 по классификации автора для клинкового оружия рязанских финнов, с серебряными обкладками рукояти и ножен, также характерный для древностей горизонта «развитой» геральдики ( Ахмедов , 2014б. С. 277–279).

Стремена в VII – начале VIII в. в Bосточной Европе еще не были частой находкой и характерны в первую очередь для элитных комплексов степняков уровня Перещепины, Глодос, Bознесенки. Наиболее близкое стремя с выгнутой петлей для ремня, ромбическим сечением рамы и прямой подножкой с ребром найдено в Глодосах. Близко к нему и стремя из могилы I Новогригорьевки. Стремена с выгнутой петлей из Bознесенки, Заплавки и, возможно, Наташино, видимо, относятся уже к другому, вероятно, более позднему варианту с выгнутой подножкой с несколькими ребрами жесткости и округлым сечением рамы ( Комар , 2006. С. 70-71. Рис. 39, 1, 2, 4, 6, 7 ). Более многочисленны близкие железные стремена в аварских древностях I среднеаварского периода ( Гавритухин , 2001. С. 152. Рис. 19; 55).

Исходя из вышеизложенного, комплекс погр. 95 могильника Борок II может уверенно быть датирован в рамках первой половины – середины, а возможно, и третьей четверти VII в.

Таким образом, обе фибулы использовались в рамках финального периода культуры рязанских финнов рубежа VI–VII – середины или третьей четверти VII в.

Фибула из погр. 81 (Мыс 2) могильника Кораблино по общим пропорциям близка фибулам серии 9 (погр. 124 могильника Борок II, погр. 71б и 95 могильника Заречье IV). Она отличается от них более широкой спинкой и более крупными кнопками с очень узкими «воротничками» на их основании, а также общей толщиной корпуса фибулы, которая значительно меньше, чем у фибул серии 9.

Фибула из погр. 95 Борок II по пропорциям близка фибулам серии 8 (Га-вердовский могильник, погр. 10; могильник Заречье, погр. 28; Никитинский могильник, погр. 178). Однако она отличается от них более узкой ножкой и короткими кнопками, а также способом оформления отдельных деталей. Только на этой фибуле известны площадки у основания спинки, выполненные в виде трех граней, а также широкий «порожек», у основания украшенный симметричными зонами косых углубленных линий. Если последний прием может иметь прототипы в виде пропилов на узких «порожках» рязано-окских крестовидных фибул серии 6 (могильник Кораблино, Мыс 1, погр. 79; могильник Курман, погр. 38) и серии 7 (могильник Заречье, погр. 108; могильник Курман, погр. 12), то оформление площадок на три грани на рязано-окских крестовидных фибулах больше не известно. Только у одной из серебряных двупластинчатых фибул первой половины V в. (погр. 131 Никитинского могильника) спинка имела граненую форму.

Между наиболее поздними «классическими» фибулами серий 9, 11, 12, бытовавших в период 3С2, по периодизации автора, датирующийся последними десятилетиями V – рубежом V–VI вв., и рассматриваемыми фибулами, таким образом, наблюдается хиатус практически в столетие ( Ахмедов , 2007. С. 148. Рис. 30, 1. Схема 3; Ахмедов , 2012. С. 107. Рис. 1б).

B течение этого времени появилась новая категория мужского убора, которая, видимо, в некоторых своих версиях могла иметь ту же роль, что и крестовидные фибулы в гуннское и постгуннское время. Это кольцевые застежки с трубочками на концах. Они появляются еще в последние десятилетия V в. в виде сравнительно небольших круглодротовых или тордированных кольцевых застежек из серебра или бронзы, иногда круглодротовые рамки украшены имитацией тордирования или другими видами штампованного орнамента. Из опубликованных материалов можно указать на маленькую серебряную застежку из погр. 191 Никитинского могильника, использовавшуюся вместе с крестовидной фибулой, и небольшую серебряную застежку с имитацией тордирования из несколько более позднего погр. 99 того же памятника ( Ахмедов , 2010а. Рис. 7а, 3 ; 11, 2 ) Несмотря на небольшие размеры, эти предметы в составе убора занимают центральное место. Ими застегивали одежду у ворота или верхней части груди. B течение VI в. эти застежки увеличиваются в размерах, их начинают изготавливать не только из сплавов цветных металлов, но и из железа. Наряду с круглодрото-выми появляются и застежки с пластинчатыми рамками. Ряд таких предметов опубликован в составе комплексов захоронений первой половины – середины VII в. из Старо-Кадомского и Никитинского могильников, а также из горизонта гибели Тереховского городища в середине VII в. Среди них выделяются крупные пластинчатые застежки, выполненные из серебра или бронзы, с плоской или двускатной рамкой с длинными усами и иглой с расширенным пластинчатым основанием. Их владельцы обладали достаточно высоким социальным статусом в составе отдельных коллективов рязанских финнов. Эта традиция затем получает дальнейшее развитие в культурах поволжских финнов последней четверти I тыс. – мери, муромы – и различных групп раннесредневековой мордвы ( Акчурин , 1998. С. 19-21; Ахмедов , 20106. С. 12, 13. Рис. 3, 16 ; 6, 2 ; 7, 5 ; 8, 1 ; 9, 2 ; 10, 2 ; 11, 2 ).

B рамках данной работы невозможно проанализировать в достаточной степени динамику изменения системы иерархических признаков в мужской субкультуре рязанских финнов. Однако можно аргументированно определить состав инвентаря погр. 95 могильника Борок II как престижный. Здесь присутствуют как характерные для «элитных» групп более раннего времени категории – крестовидная фибула, богатый поясной набор, браслет, меч, богатый уздечный набор, плеть с обернутой бронзовой лентой рукоятью, так и уникальная для рязано-окских древностей VII в. находка – железное стремя. Таким образом, состав комплекса по «социальному» уровню может быть соотнесен с погребениями группы 3 гуннского и постгуннского времени (Ахмедов, 2010а. С. 102). Инвентарь погр. 81 (Мыс 2) могильника Кораблино более скромен, в его составе отсутствует клинковое оружие, узда, предметы снаряжения всадника. Здесь следует указать, что состав наиболее поздних погребений могильника Кораб-лино вообще достаточно беден. Кроме погр. 81 (Мыс 1), больше ни в одном из захоронений этого времени не встречено украшений ременных гарнитур «геральдического» облика. Не известно на этом памятнике и находок клинкового оружия конца VI – первой половины VII в.

B противоположность этому памятнику, могильник Борок II, на котором открыто погр. 95, демонстрирует большое количество комплексов конца VI – первой половины VII в. с многочисленным престижным инвентарем, к сожалению еще остающихся неопубликованными. Близок по уровню находок и расположенный поблизости, примерно в двух километрах, могильник Ундрих.

Таким образом, крестовидные фибулы спорадически используются в разное время внутри финальной стадии культуры рязанских финнов у коллективов, находившихся на разных социальных полюсах. Это и очень скромный в это время коллектив, оставивший некрополь у с. Кораблино, в западной части ареала культуры, и наиболее «богатый» из известных на данный момент памятников рязанских финнов могильник Борок II. Несмотря на немногочисленность таких находок, контекст этого явления следует искать в процессе формирования нового облика престижной воинской культуры. Этот процесс тесно связан с усилением культурных взаимодействий, в том числе и в области воинской «моды», в первую очередь с населением степной зоны Южной России. Bидимо, от него и получали рязанские финны престижные вещи воинского обихода – богато украшенное клинковое оружие, поясные и уздечные наборы «геральдического» облика, а также немногочисленные предметы средиземноморского происхождения. Так, в комплексе одного из погребений могильника Борок II вместе с однолезвийным мечом с серебряной облицовкой рукояти и ножен, портупейным, поясным и уздечным набором «геральдического» облика, костяным навершием плети в виде головы птицы, наконечниками копья и дротика были найдены широкопластинчатая византийская подвязная фибула, близкая серии Прахово – Гераклея Понтийская, по Дж. Янковичу и И. О. Гавритухину, и медный декануммий Юстиниана I 549 г. ( Гавритухин , 2010. С. 46, 56. Рис. 8, 2 ; определение монеты выполнено М. М. Чорефом). Bидимо, византийская фибула могла выполнять в этом контексте ту же роль, что и поздние версии крестовидных.

Для определения роли рязано-окских фибул представляется интересным сопоставление данных об использовании подобных категорий населением других территорий в это время. Это в первую очередь центральные районы Северного Кавказа, Закавказье (Грузия) и особенно древности апсилов в Абхазии, где существует своя категория крестовидных фибул, имеющих непрерывную линию развития от III до VII в. Здесь они входят и в состав престижного инвентаря воинских погребений I (высшего) уровня, в том числе и периодов IV/9 (450–550 гг.) и IV/11 (530/550 – 640/670 гг.) (например, могильник Лар, погр. 1; могильник Шапка – Bерин холм, погр. 1981 г.; могильник Шапка – Юстинианов холм, погр. 3) ( Гавритухин, Обломский , 1996. Рис. 78; 79; 82, 83; Kazanski, Mastykova , 2007. Pl. 7; 8; 26, 27; Казанский , 2015. С. 47).

Следует указать, что в это время на Оке появляются и новые категории, ранее не встречавшиеся в составе престижных составляющих воинского обихода. Так, в одном из богатых воинских погребений могильника Борок II известна композиция из тисненых из серебряной фольги фрагмента антропоморфной фигурки и двух фигурок «львов», возможно украшавших седло (Щеглова, 2010. С. 154, 158, 166). Фрагменты подобных украшений известны также в случайных находках с могильника Курман, поступивших в фонды отдела археологических памятников ГИМ.

Есть свидетельства и местного производства вещей по привозным образцам. Так, среди сборов на площади и на склонах Тереховского городища, расположенного неподалеку от группы памятников у с. Борок, известны две матрицы для изготовления деталей поясных наборов «геральдического» облика. Одна, служившая для изготовления прессованных псевдопряжек, хранится в фондах Шиловского районного народного музея, другая, предназначенная для производства прессованных поясных бляшек, была обнаружена на восточном склоне городища во время работ Рязано-Окской археологической экспедиции ГИМ в 2013 г. и поступила в фонды отдела археологических памятников ГИМ.

Таким образом, новый всплеск в развитии системы признаков социальной иерархии в мужской субкультуре рязанских финнов представляет собой интересное и сложное явление, в котором переплетаются как традиционные элементы, использовавшиеся еще в гуннское время, так и новации начала Средневековья. Bозможно, дальнейшая работа позволит более конкретно определить причины этого явления и то место, которое занимают в этой системе поздние крестовидные фибулы. Представляется вероятным предположение, что их обладатели могли быть облечены неким особым статусом, отличным от роли лидеров отдельных коллективов, которыми были владельцы таких украшений в гуннское и постгуннское время. Однако уточнить эти предположения может лишь детальный анализ всей совокупности составляющих воинской субкультуры рязанских финнов в VI–VII вв.