Права залогодержателей акций и долей в уставном капитале хозяйственных обществ: проблемы регулирования и правоприменения

Правовой институт залоговых отношений занимает важное место в системе отечественного правового регулирования хозяйственной деятельности.

Законодательством предусмотрена возможность осуществления залогодержателем доли в уставном капитале и/или акций общества (далее – залогодержатель/залогодержатель доли в

уставном капитале) прав участника хозяйственного общества (далее ‒ участник общества/зало-годатель). Вместе с тем, как отмечают специалисты в литературе: «Залог корпоративных прав очень ярко подтверждает тезис о том, что право залога дает помимо приоритета и следования также и эффект контроля (или эффект управления) заложенным активом» (Договорное и обязательственное право…, 2017: 421‒422).

Наделение залогодержателя доли в уставном капитале правами участника общества неизбежно влечет риск привлечения залогодержателя к ответственности в случае причинения обществу или его кредиторам убытков, что часто удерживает участников хозяйственных отношений от применения указанного инструмента корпоративного контроля.

В настоящей статье исследуется проблема ответственности залогодержателя доли в уставном капитале хозяйственного общества, которая может возникнуть в результате реализации залогодержателем прав участника общества.

В соответствии со ст. 358.15 Гражданского кодекса Российской Федерации1 залогодержатель доли в уставном капитале осуществляет права участника, если иное не предусмотрено договором. Для залога акций законодатель предусмотрел обратную конструкцию – залогодержатель акций осуществляет права акционера, если это прямо предусмотрено договором. При этом, согласно действующей редакции указанной статьи кодекса, договором залога акций может быть предусмотрено осуществление залогодержателем акций прав акционера как полностью, так и частично. Некоторые специалисты не всегда находят такое разделение удачным, «…что является справедливым, так как в противном случае реализация сторонами прав может привести к нарушению баланса интересов, что, несомненно, скажется на эффективном функционировании хозяйственного общества» (Мухамадеева, 2019: 37).

Таким образом, залогодержатель доли в уставном капитале, реализуя права участника общества, принимает решение в качестве единственного участника или участвует в общем собрании участников по всем вопросам в пределах компетенции высшего органа управления обществом. К числу таких вопросов относится, в том числе, одобрение крупных сделок и сделок с заинтересованностью, совершаемых обществом. Решение залогодержателя об одобрении или отказе в одобрении сделки имеет правовые последствия решения участника общества. Отсутствие одобрения крупной сделки залогодержателем доли, осуществляющим права участника общества, влечет возможность оспаривания совершенной сделки. Реализацию указанного правового порядка можно наблюдать в судебной практике. Так, в частности, суд признал ничтожным договор ввиду отсутствия корпоративного согласия залогодержателя на его заключение (Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 08.08.2017 № Ф09-3590/17 по делу № А71-725/20162). Существуют и иные аналогичные примеры судебного правоприменения (Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 15.06.2018 № Ф07-6535/2018 по делу № А56-22166/20173).

Проблемой в реализации залогодержателем прав участника общества является не в полной мере урегулированный законодателем вопрос об ответственности залогодержателя доли в уставном капитале в случае причинения обществу убытков или доведения общества до банкротства в результате осуществления залогодержателем прав участника общества.

Важно отметить, что залогодержатель при осуществлении прав акционера или участника общества действует от своего имени и в своих интересах. Его цель заключается в защите собственных залоговых прав. По этому поводу небезосновательно заметил Д.В. Ломакин: «…необ-ходимо сделать два важных уточнения: он действует в своих интересах, границы которых очерчены его интересами как залогодержателя, и не нарушая права и интересы залогодателя как владельца заложенных акций»4.

Согласно общим нормам о залоге, на лицо, во владении которого находится предмет залога, возложена обязанность заботиться о его сохранности. Обязанность указанного лица не совершать действия, которые могут повлечь утрату заложенного имущества или уменьшить его стоимость, а также принимать меры, необходимые для обеспечения сохранности заложенного имущества, предусмотрены пп. 3 п. 1 ст. 343 ГК РФ. Ответственность залогодержателя перед залогодателем за нарушение указанной нормы может наступить на основании ст. 344 ГК РФ. Вместе с тем нормы ст. 344 ГК РФ об ответственности за утрату или повреждение заложенного имущества вряд ли могут быть прямо применимы к отношениям залога корпоративных прав, поскольку, по смыслу указанной нормы, речь в ней идет скорее об ответственности за переданную в залог вещь. При нарушении залогодержателем доли в уставном капитале обязанностей, предусмотренных пп. 3 п. 1 ст. 343 ГК РФ, для защиты интересов залогодателя вполне применимы положения ст. 10 ГК РФ о злоупотреблении правом. Судебной практике известны отдельные случаи такого правоприменения (Решение Арбитражного суда г. Москвы от 08.08.2016 по делу № А40-216102/15-48-17841).

Помимо ответственности перед залогодателем, залогодержатель может быть привлечен к ответственности перед обществом и его кредиторами.

Согласно п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, лицо, имеющее фактическую возможность определять действия юридического лица (далее, в том числе, – лицо, определяющее действия общества, контролирующее общество лицо), обязано действовать в интересах юридического лица разумно и добросовестно и несет ответственность перед юридическим лицом за убытки, причиненные последнему по его вине. Норма об ответственности лица, имеющего фактическую возможность определять действия общества, находит свое достаточно широкое применение в практике, например, Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 11.03.2025 № Ф07-19463/2024 по делу № А56-108879/20232.

Субсидиарная ответственность лица, определяющего действия общества, перед кредиторами общества установлена п. 3.1. ст. 3 Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ (ред. от 08.08.2024) «Об обществах с ограниченной ответственностью»3 (далее ‒ Закон об обществах с ограниченной ответственностью). Ответственность, предусмотренная п. 3.1. ст. 3 Закона об обществах с ограниченной ответственностью, наступает, если у общества, исключенного из Единого государственного реестра юридических лиц (ликвидированного), имеется непогашенный перед кредиторами долг, который обусловлен недобросовестными или неразумными действиями лица, определявшего действия ликвидированного общества.

В судебной практике встречается применение указанной нормы закона, в частности, Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 27.06.2023 № Ф04-3195/2023 по делу № А70-9618/20224.

Очевидно, что залогодержатель доли, осуществляющий права участника общества, может во многом определять действия общества, однако сформированная судебная практика о взыскании убытков по указанным выше основаниям именно с залогодержателя доли в уставном капитале крайне малочисленна. Существуют отдельные судебные акты по данной категории споров, обращение к которым явно не лишено исследовательского смысла. К таким судебным актам можно отнести Апелляционное определение Судебной коллегии по гражданским делам Краснодарского краевого суда по делу от 22.05.2018 № 33-10435/20185. Определением оставлено в силе Решение Армавирского городского суда по делу 2-2439/2017 от 23.11.20176 о взыскании убытков с залогодержателя доли (кредитной организации) в уставном капитале общества по иску кредитора этого общества. Важно заметить, что в обоснование своего решения суд, помимо прочего, сослался на п. 3 ст. 53.1. ГК РФ, тогда как данная статья закона содержит норму об ответственности лица, определяющего действия общества, за убытки, причинённые обществу, т. е. устанавливает ответственность перед обществом, а не перед его кредиторами. Применение п. 3.1. ст. 3 Закона об обществах с ограниченной ответственностью, предусматривающего ответственность перед кредиторами общества, в данном случае невозможно, поскольку общество не ликвидировано и может само нести ответственность по своим обязательствам. Общество также не находилось в состоянии банкротства, что исключало применение соответствующих норм об ответственности законодательства о банкротстве. По всей видимости, целесообразно рассмотреть вопрос о дополнении законодательства нормами об ответственности лица, определяющего действия общества, вне зависимости от факта ликвидации общества или признания его банкротом.

Особым направлением регулирования ответственности залогодержателя доли является ответственность в рамках института банкротства.

Законодательством о банкротстве предусмотрена субсидиарная ответственность контролирующего должника лица перед кредиторами должника.

Так, специалистами в рассматриваемой области обоснованно отмечается, что если допущенные контролирующим лицом нарушения явились необходимой причиной банкротства, то применению подлежат нормы о субсидиарной ответственности (п. 1 ст. 61.11 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (Ланг, 2024).

Согласно п. 1. ст. 61.11 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ (ред. от 26.12.2024) «О несостоятельности (банкротстве)»1 (далее ‒ Закон о банкротстве), если полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий и (или) бездействия контролирующего должника лица, такое лицо несет субсидиарную ответственность по обязательствам должника.

В п. 1 ст. 61.10 Закона о банкротстве дано определение контролирующего должника лица: «… физическое или юридическое лицо, имеющее либо имевшее не более чем за три года, предшествующих возникновению признаков банкротства, а также после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий»². Важно отметить, что п. 4. ст. 61.11 указанного закона установлена условная презумпция признания лица контролирующим лицом (далее –контролирующее лицо, контролирующее должника лицо, контролирующий кредитор, контролирующее общество лицо). В частности, в пп. 2 п. 4 ст. 61.11 закона о банкротстве в качестве условия применения указанной презумпции указано наличие права у лица распоряжаться пятьюдесятью и более процентами голосующих акций акционерного общества, или более чем половиной долей уставного капитала общества с ограниченной (дополнительной) ответственностью, или более чем половиной голосов в общем собрании участников юридического лица, либо наличие права назначать (избирать) руководителя должника.

В литературе обращено внимание на то, что при определении контролирующих лиц законодатель использует формулировку «имеющие право распоряжаться более 50 % голосов в высшем органе управления общества», а не критерий «владения более 50 % голосующих акций (долей)»3.

Залогодатель доли в уставном капитале, осуществляющий права участника общества, в полной мере соответствует приведенному определению контролирующего лица, в том числе установленной законом презумпции отнесения его к таковым. Залогодатель доли не вправе распоряжаться долей в уставном капитале (акциями) общества, поскольку не имеет на нее никакого вещного права. Вместе с тем залогодержателю доли в уставном капитале, осуществляющему права участника, предоставлено право голосовать на общем собрании, в том числе по вопросу назначения руководителя должника. Соответствие залогодержателя доли в уставном капитале определению контролирующего должника лица означает и соответствие залогодержателя доли признакам аффилированного с должником лица, т. е. заинтересованного по смыслу ст. 19 Закона о банкротстве.

Существует обширная судебная практика привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности по долгам должника.

Судебные споры о привлечении залогодателя доли в уставном капитале общества к субсидиарной ответственности в качестве лица, контролирующего деятельность должника, также имеют место в практике судопроизводства. Например, Определение Арбитражного суда Республики Татарстан от 03.02.2023 № А65-34535/20174 об удовлетворении требований арбитражного управляющего о привлечении кредитной организации, являвшейся залогодержателем доли в уставном капитале и осуществляющей права участника общества-банкрота, к субсидиарной ответственности как лица, контролировавшего деятельность общества. Спор был предметом рассмотрения Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда в порядке апелляционного судопроизводства, который Постановлением от 02.08.2023 оставил Определение суда первой инстан- ции без изменений. Однако Арбитражный суд Поволжского округа отменил вынесенные судебные акты и Постановлением от 04.12.20231 разрешил спор по существу, отказав в привлечении залогодержателя доли в уставном капитале к субсидиарной ответственности.

Обосновывая вынесенное решение, суд округа указал, что не установлено обстоятельств, свидетельствующих о том, что кредитная организация определяла направление развития производственной и коммерческой деятельности должника. Так, использование механизма участия сотрудников банка в органах управления должником широко распространено в обычной банковской практике и признается обеспечением контроля над совершаемыми обществом сделками в связи со значительностью предоставленного кредита, являлось дополнительным способом обеспечения надлежащего исполнения кредитных обязательств перед банком с целью воспрепятствования выводу активов, обеспечения использования денежных средств по назначению и, в конечном счете, создания гарантий надлежащего исполнения заемщиком своих кредитных обязательств. Суд также сослался на п. 11 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований аффилированных с должником лиц (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 29.01.2020) (далее – Обзор Верховного Суда от 29.01.2020, Обзор), в частности, суд округа отметил следующее:

«Указанный пункт обусловлен принципиальной полярностью целей, преследуемых участниками гражданского оборота:

‒ бенефициарный собственник должника (контролирующее должника лицо) всегда преследует цель извлечения потенциальной прибыли, заранее неопределимой и неограниченной в случае успеха, в свою очередь, в случае неудачи данное лицо пытается компенсировать последствия принятых им негативных управленческих решений, в том числе через опосредованную докапитализацию должника;

‒ кредитная организация, в свою очередь, имеет интерес возврата предоставленных заемщику средств и извлечения фиксированной доходности, предусмотренной кредитной документацией»2.

Важно отметить, что в п. 11 Обзора Верховного Суда от 29.01.2020 Высший судебный орган разделяет указанных лиц по цели участия в управлении обществом, а согласно разъяснениям, изложенным в п. 12 указанного Обзора, залог корпоративных прав вовсе не влечет возникновение для залогодержателя аффилированности и статуса контролирующего должника лица соответственно.

Отказ в признании залогодержателя доли в уставном капитале контролирующим лицом со ссылкой на п. 11 и п. 12 Обзора Верховного Суда от 29.01.2020 прослеживается и в других судебных актах. Так, в Постановлении Арбитражного суда Московского округа от 25.08.2022 № Ф05-3096/2020 по делу № А40-153916/2019³ суд указал на отсутствие аффилированности залогодержателя и должника. По мнению суда, заложенные доли в уставном капитале выступали в качестве обеспечительного механизма надлежащего исполнения заемщиком обязательств по кредитному договору, что является возможным и обоснованным, исходя из правовой позиции Верховного Суда Российской Федерации, указанной в пунктах 11 и 12 Обзора от 29.01.2020 (в судебном акте отсутствует прямое указание на осуществление прав участника залогодержателем, однако учитывая, что залогодержатель осуществляет права участника «по умолчанию», то в отсутствие ссылки в судебном акте на условие договора, устанавливающее обратное, имеет смыл допустить презумпцию осуществления прав участника залогодержателем).

Существуют попытки привлечения залогодержателя доли в уставном капитале к субсидиарной ответственности, когда договором залога прямо установлено осуществление прав участника залогодателем, а не залогодержателем. В частности, такой судебный спор был разрешен Постановлением Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 27.11.2023 № Ф04-6406/2019 по делу № А45-3827/20194. По очевидным причинам суд встал на сторону залогодержателя, несмотря на использование механизма участия сотрудников залогодержателя (кредитной организации) в органах управления должником.

Еще одной формой ответственности контролирующего должника лица является признание сделок недействительными по основаниям, предусмотренным главой III.1. Закона о банкротстве.

Как отмечает А.А. Гусева: «Причинение вреда имущественным правам кредиторов предполагает полную или частичную утрату возможности кредиторов получить удовлетворение своих требований по обязательствам должника за счет его имущества» (Гусева, 2017: 88). Признание сделок недействительными по нормам Закона о банкротстве направлено на реституцию имущества, позволяющую пополнить конкурсную массу в целях удовлетворения законных требований кредиторов.

Для признания подозрительных сделок недействительными по основаниям, предусмотренным п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве, совершенной с целью причинения вреда кредиторам, необходимо, чтобы оспаривающее сделку лицо доказало наличие совокупности всех следующих обстоятельств: а) сделка была совершена с целью причинить вред имущественным правам кредиторов; б) в результате совершения сделки был причинен вред имущественным правам кредиторов; в) другая сторона сделки знала или должна была знать об указанной цели должника к моменту совершения сделки.

Цель причинения вреда, а также осведомленность другой стороны сделки об этой цели, предполагается, если другая сторона сделки является заинтересованным лицом должника. Согласно ст. 19 Закона о банкротстве, аффилированное лицо также признается заинтересованным для целей применения норм о банкротстве.

Т. е. отнесение залогодержателя доли в уставном капитале должника к контролирующим должника лицам (а, соответственно, и к аффилированным/заинтересованным) может иметь ключевое значение для признания договора между должником и залогодержателем доли в уставном капитале должника недействительным.

Так, Определением Арбитражного суда города Москвы от 11.10.2021 по делу А40-236217/2016¹, оставленным без изменения постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 20.01.2022² и постановлением Арбитражного суда Московского округа от 14.04.2022³, был признан недействительным договор между должником и залогодержателем доли в уставном капитале должника. Суды ошибочно отнесли залогодержателя доли в уставном капитале к аффилированным с должником лицам.

Определением Верховного Суда Российской Федерации от 24.11.2022⁴ указанные судебные акты отменены.

При повторном рассмотрении суды отказались от вывода об аффилированности должника и залогодержателя доли в уставном капитале должника. Арбитражный суд Московского округа в Постановлении от 11.04.2023 № Ф05-12260/2020⁵ указал, что залог является лишь механизмом обеспечения гражданско-правовых обязательств должника перед банком и не влечет возникновения аффилированности между банком и должником. Важно отметить, что суд округа также сослался на п. 11 Обзора Верховного суда от 29.01.2020, в соответствии с которым высший судебный орган, как уже указывалось выше, разграничил контролирующее должника лицо и стороннего кредитора-залогодержателя доли в уставном капитале должника по цели реализации участия в управлении обществом. Основываясь на указанном пункте Обзора, суд округа пришел к выводу, что наличие залога доли в уставном капитале, в том числе предоставляющего возможность залогодержателю осуществлять права участника, не является основанием для вывода об аффилированности залогодержателя и должника, а также для наделения залогодержателя статусом контролирующего лица. В отсутствие аффилированности залогодержателя и должника суды пришли к выводу об отсутствии цели причинения вреда у оспариваемых сделок и об осведомленности залогодержателя о такой цели, а, соответственно, и об отсутствии совокупности обстоятельств, необходимых для признания сделки недействительной по п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве.

Существует судебная практика об оспаривании сделок по нормам Закона о банкротстве, относящая залогодержателя доли в уставном капитале к аффилированным с должником лицам, однако среди исследованных примеров к указанной практике относятся дела, рассмотренные судом до утверждения Обзора Верховного Суда от 29.01.2020 г. К судебным актам из указанной практики можно отнести Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 09.07.2018 № 09АП-9651/2018 по делу № А40-26303/161. Комментируя указанное Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда, имеет смысл заметить, что суд, признавая сделку недействительной, избыточно сослался на аффилированность кредитора по отношению к должнику, обусловленную, по мнению суда, залогом доли в уставном капитале должника, т. к. п. 1 ст. 61.2. Закона о банкротстве, на основании которого оспаривалась сделка, не предусматривает аффилированность сторон в качестве элемента состава правонарушения. Так, согласно п. 9 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 (ред. от 17.12.2024) «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона “О несостоятельности (банкрот-стве)”»2, для признания сделки недействительной на основании п. 1 ст. 61.2. Закона о банкротстве нет необходимости доказывать обстоятельства, предусмотренные законом для оспаривания сделки по п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве (в том числе, заинтересованность (аффилированность) кредитора и должника по оспариваемой сделке).

Заслуживающим внимания последствием сделки контролирующего кредитора с должником является субординация основанного на такой сделке требования в реестре требований кредиторов.

Под субординацией требования в данном случае понимается понижение очереди удовлетворения требования. Это значит, что такое требование будет удовлетворено после требования конкурсных кредиторов, заявленных после закрытия реестра (далее ‒ очередность, предшествующая распределению ликвидационной квоты).

Как отметила Н.В. Родина в своей монографии: «Термин “субординация” не известен российскому законодательству о несостоятельности (банкротстве), однако активно используется юристами-практиками и судебными инстанциями для определения характера взаимоотношений и определения их правовых последствий»3.

Разъяснения о применении субординации требований контролирующих и аффилированных с должником кредиторов даны в указанном выше Обзоре Верховного Суда от 29.01.2020.

Согласно п. 3.1 Обзора Верховного Суда от 29.01.2020, для применения субординации требования контролирующего кредитора, помимо статуса контролирующего кредитора, необходимо предоставление таким кредитором должнику компенсационного финансирования. Компенсационное финансирование, согласно п. 3.1 Обзора, определяется целью его предоставления – преодоление имущественного кризиса должника и его возвращение к стабильной финансово-хозяйственной деятельности. Компенсационное финансирование осуществляется вместо предписанных законом действий ‒ обращения в условиях финансового кризиса в арбитражный суд с целью объявления себя банкротом (п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве.). В п. 3.1. Обзора разъяснено, что риски невозврата такого финансирования не могут перекладываться на других кредиторов (п. 1 ст. 2 ГК РФ), чем и обусловлено понижение очерёдности требования.

В судебной практике имеют место судебные споры о субординации требований кредитора-залогодержателя доли в уставном капитале должника по указанным выше основаниям. В п. 11 Обзора Верховного Суда от 29.01.2020 высший судебный орган приводит примеры из указанной судебной практики, согласно которым предоставленное кредитором-залогодержателем доли в уставном капитале финансирование не может быть признано компенсационным финансированием, а очередность удовлетворения его требования понижена. Как уже указывалось выше, в п. 11 Обзора изложенная позиция обоснована разницей в целях предоставления финансирования и осуществления контроля над деятельностью должника со стороны контролирующего должника лица и со стороны кредитора-залогодержателя доли в уставном капитале. Контролирующее должника лицо, предоставляя компенсационное финансирование, рассчитывает не только и не столько на получение выгоды в виде согласованного в договоре процента за пользование займом, сколько на участие в распределении всей потенциальной прибыли должника, заранее неопределимой и неограниченной. При этом указанное лицо в одностороннем порядке (без уча- стия независимых кредиторов) принимает рискованное решение о способе выхода из сложившейся ситуации, затрагивающее судьбу уже вложенных независимыми кредиторами средств, отклоняясь от стандарта поведения, установленного п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве. Поэтому все возможные риски, связанные с реализацией данного решения, относятся к контролирующему лицу. Кредитор-залогодержатель в свою очередь финансирует должника с целью получения прибыли в рамках совершаемой им сделки. Учитывая риск невозврата предоставленного финансирования, кредитор-залогодержатель доли в уставном капитале осуществляет права участника с целью воспрепятствования возможному выводу активов, создания гарантий использования заемных средств по назначению, т. е. для обеспечения исполнения обязательств по возврату кредита и выплате фиксированного процента по нему (ст. 819 ГК РФ).

Исходя из предложенного судебной практикой понятия «компенсационное финансирование», нельзя не согласиться с позицией высшего судебного органа и нижестоящих судов, решения которых приведены в Обзоре, о невозможности отнесения кредитора-залогодержателя доли в уставном капитале должника к лицам, предоставившим последнему указанное «компенсационное финансирование». Сторонний кредитор на момент сделки не имеет какой-либо связи с должником, обуславливающей его участие, по сути, в санации должника. Кредитор-залогодержатель, напротив, «приобретает эту связь» в результате предоставления финансирования.

В целом, как видно из приведённых выше судебных актов о применении различных форм ответственности к залогодержателям доли в уставном капитале должника в рамках института банкротства, залог корпоративных прав не влечет возникновение статуса контролирующего должника лица. Отграничение залогодержателя доли в уставном капитале должника от контролирующего лица продиктовано различными целями указанных лиц, преследуемых ими при реализации корпоративных прав. Выбор указанного критерия разграничения можно объяснить принципиально различной природой хозяйственных отношений «бенефициарного владельца» и стороннего кредитора, временно наделённого частью корпоративных прав.

Вместе с тем указанная логика судебных органов об отнесении лица, обладающего корпоративными правами к контролирующим лицам, не отменяет соответствие правового статуса залогодержателя доли в уставном капитале необходимым признакам контролирующего должника лица, указанным в п. 1 ст. 61.10 Закона о банкротстве. Кроме того, залогодержатель доли в уставном капитале действительно имеет возможность злоупотребить предоставленными ему корпоративными правами в собственных интересах и причинить этим убытки обществу и иным кредиторам. При таких обстоятельствах приведённая выше логика имеет основания быть подвергнутой разумной критике.

Соглашаясь с разумностью намерений законодателя защитить права залогодержателя доли в уставном капитале, нельзя признать в полной мере удачным существующее правовое регулирование по этому вопросу. Эффективное правовое регулирование предполагает однозначность толкования норм права и единообразное их применение в практике.

В целях защиты интересов залогодержателя доли в уставном капитале, осуществляющего права участника юридического лица, целесообразно на законодательном уровне исключить отнесение залогодержателя доли в уставном капитале к контролирующим общество лицам. Защита же интересов общества и кредиторов, напротив, требует обратного ‒ дополнить законодательство нормой, относящей залогодержателя доли в уставном капитале к контролирующим общество лицам.

Очевидно, что оба решения не являются безупречными, поскольку обеспечивают защиту интересов только одной из сторон регулируемых отношений.

Представляется, что более удачным может быть сбалансированный подход к защите интересов участников указанных отношений, в частности, введение ограниченной ответственности залогодержателя доли в уставном капитале перед обществом и кредиторами, в том числе в зависимости от объема переданных залогодержателю корпоративных прав.

Из изложенного в настоящей статье с очевидностью следует необходимость дальнейшего совершенствования правового института осуществления прав участников хозяйственных обществ третьими лицами.