Предприятие и город в позднесоветском обществе 1950-1980-х годов: современная историография

Тесная взаимосвязь города с экономикой является аксиомой исторической урбанистики. Процессы модернизации традиционно сопровождались урбанизацией, ростом числа городов и городского населения [1]. В обществах индустриального типа процент городов и городских агломераций, формирование и развитие которых было тесно связано с промышленными предприятиями, доминирует над городами других типов, процветание которых было основано на торговле, туризме или иных факторах. Индустриальные города, такие как Манчестер или Детройт, Лодзь или Магнитогорск, являются не только экономическими фактами и примерами промышленной урбанизации, но и яркими культурными образами.

В исторических исследованиях взаимосвязь города и предприятия нашла отражение в нескольких крупных историографических ландшафтах. Целью данной статьи является анализ степени изученности междисциплинарного объекта исторических исследований – взаимодействия предприятия и города в современной историографии. Составными элементами анализа является выявление основных историографических полей, в которых нашел отражение объект изучения, характеристика методологической основы исследований, привлеченных источников, полученных выводов.

Обзор литературы

Предложенный анализ является первой комплексной попыткой обобщения накопленных знаний по теме применительно к позднесоветскому обществу.

Методы исследования

Основными методами анализа являются классификация и сравнение. С помощью первого де-финируется историографическое направление (поле) и его особенности, с помощью второго определяются общее и особенное в методах и выводах различных научных дискурсов.

Результаты и дискуссия

Взаимодействие предприятия и города является существенной частью одной из магистральных тем современной business history – исторической субдисциплины, которая эмансипировалась от «материнской» экономической истории в конце 1930-х гг. и некоторое время развивалась в изоляции [2, p. 11–30]. В 1960–70-е гг. история бизнеса стала преодолевать свой обособленный статус благодаря смене приоритетов – росту интереса к изучению предприятия не только в широком экономическом, но и в социально-политическом контексте. На теоретическом уровне это проявилось в соединении социологической и экономической методологии для изучения предприятий и бизнес-процессов. В 2000 г. маркером парадигмального поворота стала смена названия одного из ведущих американских научных журналов данного направления «Business and Economic History» («История бизнеса и экономическая история») на «Enterprise and Society» («Предприятие и общество»). У. Ла-зоник характеризует новые теоретические подходы в бизнес-истории как «historical-transformation methodology» и отмечает: «I argue that the innovative enterprise is a social organization that is central to the processes of change that results in economic development and that, as a social organization, its investment strategy, organizational structure, and productive capabilities reflect to some extent the institutional environment in which it operates»1 [3, р. 33]. Для нашего анализа важна дефиниция предприятия как социальной организации и его связи с институциональной средой, в которой предприятие «оперирует».

В СССР результатом специфики советской индустриализации стало превращение предприятия в важнейший системообразующий элемент города. В случае с моногородами или крупными индустриальными центрами городское пространство и инфраструктура превращались в своеобразный «придаток» завода [4–5]. Градостроительные аспекты индустриализации не имели самостоятельного значения, обеспечивая индустриальный рывок любой ценой. При всем своеобразии советской цивилизации, подобное явление нельзя считать уникальным. Важным сегментом зарубежной исторической урбанистики стало направление, изучающее города, принадлежавшие корпорациям – так называемые «Company Towns» [6–10 и др.; аннот. библиогр. см.: 11; 12, р. 7–11; 13, р. 1–40]. Основными проблемами, вокруг которых выстраиваются исторические кейсы, являются специфические особенности корпоративных городов – пространственные, социальные, гендерные. В историографии 2000-х гг. географический акцент зарубежных исследований, сделанный на Северной Америке и промышленных городах периода индустриализации в Европе XIX в., сместился на изучение транснациональных аспектов данной темы [13, р. 4]. Для работ, сфокусированных на изучении корпоративных городов в капиталистических обществах, важными были их базовые характеристики – автономность данных видов поселений, их независимость от муниципалитетов, государства. Именно корпорация обеспечивала жителей города (которые одновременно были рабочей силой предприятия) жильем и всем необходимым. Исследователи отмечали причины появления корпоративных городов – политика предпринимателей, обусловленная как объективными факторами (например, близостью к источникам сырья), так и субъективными – пониманием необходимости патерналистских мер, обеспечивающих производство стабильной рабочей силой, нацеленная на повышение производительности труда работников. В современной историографии объектом изучения стали не только частнокапиталистические предприятия, основавшие города, но и государственные.

Это стимулировало также интерес к советскому и китайскому опыту [13, р. 62, прим. 6].

Будет не совсем правильно представлять взаимодействие предприятия и города в виде двухчастной формулы. Скорее его можно охарактеризовать как систему «город – предприятие – человек», элементами которой являются организации и акторы, погруженные в институциональную среду. Важнейшие акторы – государство, работодатели и работники. Институциональную среду, среди прочего, формируют социальные отношения с их конфликтами и контрактами, представления о социальном порядке и формах его организации, социальная политика и повседневные практики.

Для описания и интерпретации социальнопроизводственных отношений и идеологии взаимодействия работодателей и работников в зарубежной историографии широко используется концепция «промышленного патернализма», которая разрабатывалась в европейских трудах по социальной истории и во французской школе истории предпринимательства в диалоге с идеями американского историка бизнеса Альфреда Д. Чандлера-мл. [14; 15, с. 149]. Французские исследователи использовали концепцию патернализма для описания трудовых отношений в условиях индустриализации [15, с. 152].

Советская историография 1960–80-х гг., развивавшаяся в условиях марксистско-ленинской методологической парадигмы, интерпретировала взаимоотношения между промышленниками и работниками в категориях эксплуатации и классовой борьбы. Сюжеты социального патернализма промышленников, обеспечения и стимулирования работников предприятий находились на периферии научного интереса, вытесненные проблемами стачечного и революционного движения рабочих. И все же в работах советских исследователей по истории рабочего класса периода империализма и социально-экономической истории российского капитализма нашли отражение вопросы формирования фабрично-заводского законодательства, страхового законодательства и бытовых условий трудящихся [16–17]. При обсуждении темы мно-гоукладности российского капитализма представители «нового направления» в исторической науке (И. Ф. Гиндин, К. Н. Тарновский, В. В. Адамов) обсуждали особые формы взаимоотношений промышленников и работников на предприятиях. Указание на патерналистский тип отношений (без использования данной концепции) на промышленных предприятиях применительно к дореволюционному периоду можно найти у В. В. Адамова в его рассуждениях об «оригинальном строе» уральской промышленности [18, с. 225–256; 19, с. 9–10]. В 1990–2000-е гг. проблема взаимоотношений между промышленниками и работниками, сюжеты предпринимательской психологии, благотворительности, корпоративной этики нашли от- ражение в трудах исследователей истории российского предпринимательства и дореволюционного трудового законодательства [19-23].

И зарубежная, и российская историография несоциалистических обществ учитывала в исторических построениях государство как «третью» силу, которая в различной степени влияла на взаимоотношения предпринимателей и работников. Для изучения функционирования системы «город - предприятие - человек» эти исследования имеют значение при реализации диахронического сравнительного анализа. В частности, они позволяют выделить практики и методы стимулирования и сохранения рабочей силы, характерные для предпринимателей / менеджеров предприятий в различные исторические эпохи, в том числе основанные на патерналистской идеологии. Поиск широких аналогий в сфере управления бизнесом / предприятием неизбежно приводит к работе с понятием «патернализм», его концептуализации и реконструкции исторических вариантов применения [15] и одновременно приглашает к обсуждению общих и специфических черт патернализма.

Применительно к советскому периоду проблема взаимодействия предприятия и города нашла свое отражение в трудах представителей двух этаб-лированных направлений исторической науки -исторической урбанистики и «новой рабочей истории» [24–27], а также в целом ряде исследований по социальной политике советского государства.

Наименее продуктивной пока выглядит ситуация в исторической урбанистике, где присутствуют интересные концепты и разработаны отдельные аспекты темы, но ощущается нехватка эмпирических исследований, сфокусированных на реконструкции взаимоотношений предприятий и городских институтов. В. Глазычев предложил для описания индустриальных трансформаций города термин «слободизация», подразумевая под ним появление промышленных сел и мощных фабричных окраинных слобод больших городов [28]. Наряду с целым рядом характеристик (например, отсутствием свободы, вытесненной «тотальной зависимостью от работодателя»), исследователь подчеркивал ярко выраженную автаркию слобод, внепо-ложенность культурного производства слободскому пространству. В общих работах по советской урбанизации отмечается, что при ограниченности ресурсов главным условием модернизации экономики стали дешевизна промышленного и бытового строительства, своеобразная система организации социальной и производственной жизни, сутью которой была минимизация расходов на человека в городе путем жесткой экономии на жилищно-коммунальном строительстве, социально-культурной сфере, городском транспорте. В условиях, когда город не сформировался как социальное пространство, обеспечивающее воспроизводство человека в повседневной жизни, эту функцию взял на себя завод

[4-5]. Даже облик советского города, по мысли планировщиков, должен был выглядеть как «город-комбинат» [29, с. 72]. В культурно-исторически ориентированной урбанистике есть попытки рефлексии культурных образов городов, являющихся проекциями репрезентаций промышленной или оборонной мощи [30–31]. С точки зрения обобщения эмпирического материала наиболее изученной является тема жилищной политики и жилищного строительства. В этом же сегменте сформулированы интересные концепции об использовании жилищной политики для управления людьми [32-33].

Темы социальных функций предприятий, конфликтных взаимоотношений руководства и работников, способов и форм мотивации труда применительно к довоенному периоду истории СССР артикулируются в трудах Д. Фильцера, Ст. Коткина, С. В. Журавлева, М. Ю. Мухина, Н. Б. Лебиной и др. [34–37]. Позднесоветское общество пока представлено единичными трудами, основанными на общесоюзном материале [38], по истории отдельных отраслей, предприятий или регионов [23; 39-40], или в рамках кейс-стади [41-43]. Социальная ответственность советских предприятий в упомянутой историографии рассматривается в дискуссии с советской концепцией «заботы» коммунистической партии об улучшении материально-бытовых условий жизни. Современные исследователи подчеркивают негативные аспекты социальных программ - формирование прочной, «кабальной» связи работника с предприятием, выработка чувства зависимости и инфантильности у советского человека [44]. Тем самым исследователи советского общества включаются в обсуждение теоретических проблем «индустриального патернализма» - его взаимосвязи с ограничением свободы и автономии субъекта [45– 46], а также размышляют о сути советских корпораций и корпоративизма, открывающейся при отказе от марксистских категорий анализа [47].

Советским промышленным предприятиям уделено значительное внимание в историографии социальной политики в СССР [48–50]. Исследователи отмечают, что важная особенность политики «...состояла в ее прочной экономической связи с так называемыми градообразующими предприятиями крупных индустриальных центров» [51, с. 21]. Анализ всеохватного характера социальной политики за счет использования предприятия в качестве ее проводника и инструмента позволил Г. М. Ивановой применить к позднесоветскому обществу концепт «государства всеобщего благосостояния» [52]. При этом период «позднего социализма», за исключением нескольких работ, остается наименее изученным [53].

Выводы

В советском обществе завод представлял собой не просто производственную организацию. Предприятие было одновременно системным, функционально широким и достаточно автоном- ным институтом социальной жизни, благодаря которому советские люди могли реализовать свои ключевые потребности в социальной, политической, культурной и духовной сферах. Современные исследователи ищут причины эволюции завода в социальный организм в сложном переплетении длительной социокультурной традиции с большевистским модернизмом, в котором важное место занимали европейские и американские идеи организации производственной и социальной жизни (Оуэн, Форд и др.). Заложенная в годы индустриализации модель организации социальнопроизводственной жизни оказалась чрезвычайно устойчивой, пережила политические и экономические кризисы и продолжила свое существование во второй половине ХХ века. Как отмечают исследователи, «…предприятия играли значительную роль в жизни советских городов, трудно было найти такую сферу жизни города, которая не была бы связана с промышленностью» [54, с. 168]. Начиная с эпохи Н. С. Хрущева, советская экономика стала более социально ориентированной, что позволило ученым говорить о формировании «социалистического государства благосостояния» [52, с. 13]. Возрастание роли государства, однако, не привело к сужению социальных функций заводов и фабрик. Напротив, предприятия использовались как устоявшийся и эффективный институт оказания социальной помощи. Как показывает анализ историографии, рассмотрение советского общества через призму взаимодействия предприятия и города позволяет произвести «срез» истории советского общества одновременно на нескольких уровнях – в области социально-экономических отношений, городской повседневности и культуры, политико-идеологической сферы. Новым словом в историографии может стать детальная реконструкция повседневных практик адаптации и приспособления, а также выявление формировавших идентичность элементов взаимоотношений «предприятия–город», релевантных для понимания феномена «советского».

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-28-20168, «Предприятие и город в позднесоветском обществе 1950–1980-х годов: институты, акторы и практики взаимодействия (на материалах Челябинской области)».