Природа и человек в раннем творчестве А.И. Герцена

Нравственный и духовный облик человека, облагороженный христианством,     за последние века изменил свой вектор развития:

реализация социального равенства, свободы и братства без участия в их жизни Творца, развитие науки без духовных ориентиров привело многих к духовному и нравственному кризису. Следствием этого кризиса является потребительское отношение к природе. Перечитывая жизнь классиков философии, литературы, искусства, понимаешь, как глубоко они переживали эти духовые язвы человечества, несущие гибель природе и самим себе. «Как природа хороша, выходя из рук творца; как она гнусна, выходя из рук человека», – замечает Руссо. «Где остался след человека, там погиб след бога», – добавляет Шиллер. «Великие, вы правы, правы» [3, c. 54], – переживает А.И. Герцен. «Человек так мало признавал права природы, что без малейших упрёков совести уничтожал всё, что ему мешало, пользовался, чем хотел» [3, c. 54], – продолжает далее Герцен. Проблема взаимодействия природы и человека в тот период, когда начинает стремительно развиваться наука, становится темой серьезных размышлений социально-гуманитарных наук. Для русского мыслителя XIX века эта тема – одна из основных и специфика ее рассмотрения Герценом заключается в том, что он облекает ее в философско-поэтическую форму.

Для более глубокого понимания учения Герцена о месте человека в природе необходимо всестороннее изучение его взглядов. Радикальное изменение своего мировоззрения в зрелом возрасте привело мыслителя к сочетанию многих натурфилософских идей, что заставляет некоторых мыслителей говорить о его эклектизме. Необходимо отметить, в первую очередь, влияние гегелевской философии духа: в своей ранней работе «О месте человека в природе» Герцен пишет о природе как о «проявленной идее бога», которая полна «жизни и изящного» [3, c. 17]. Отголосок гегелевского саморазвития абсолютной идеи прослеживается в мысли Герцена о том, что различные проявления жизни есть выражение различных идей.

Переосмысливая историю философии, Герцен не может обойти вниманием античную культуру, обращаясь, в первую очередь, к Платону, у которого «всё направлено к Богу». Употребление аристотелевской категории «форма» приводит к выявлению взаимодействий идеи и формы, внутреннего и внешнего, духовного и материального в развитии природы. Принцип развития, известный древним мыслителям, применятся Герценом при рассмотрении степеней развития природы: от растительного царства через животное к человеку. «Хронологическое развитие её носит отпечатки строжайшей последовательности, постепенно восходит она от простого к сложному, начавшись телами тайножизненными и оканчиваясь самопознанием» [3, c. 13]. Преобладание формы, на взгляд Герцена, приводит к отсутствию самопознания. Человек же, как последняя ступень в эволюционной цепи природы, создан по образу и подобию Творца. Признавая библейское учение о сотворении мира, Герцен утверждает непреложность и незыблемость законов мира природы и человека, созданных Творцом. А в статье «Двадцать осьмое января» он приходит к выводу о тождестве законов природы и человека: «Являющееся в беспредельных пространствах систем небесных повторяется в развитии человечества» [3, c. 29].

Как видим, раннее творчество Герцена сочетало в себе эволюционизм, веру в абсолютную идею, в незыблемость законов природы и создание их Творцом. Эволюционизм философии природы Герцена еще не базируется на материализме и атеизме. Признание незыблемости законов природы приводит к отходу от взглядов Гегеля, для которого в природе «все представляется преходящим, текущим, все течет, согласно слову древнего мудреца: ничто не остается, не удерживается, не закрепляется» [5, с. 172 ].

Соединение натурфилософии с антропологизмом приводит Герцена к пониманию человека как нечто среднему между богами и природой, соединению «безусловного самопознания всевышнего с бессознательным веществом» [3, c. 84]. В раннем творчестве мыслитель еще остается на позициях признания бесконечного идеального мира, к которому принадлежит дух человека. Телесное же есть мир форм. Вслед за Гегелем Герцен называет телесное и духовное противоположностями, а соединение противоположностей приводит его к признанию всеобщности этого закона.

Все это для него эклектизм, так как в одном соединились противоречивые миры, не похожие друг на друга.

Тем не менее, Герцен не противопоставляет человека природе полностью, он только относительно противоположен ей; так как в природе действуют законы, в ней все целесообразно и не противоречит разуму. Сознание есть высшая степень развития природы. Здесь чувствуется воздействие на Герцена идей Шеллинга, у которого природа достигает своей высшей цели, когда она полностью становится предметом самой себя. Человек для Шеллинга есть последняя цель природы, так как в нем просыпается Дух, отдыхавший на предыдущих ступенях ее развития. Продолжая философию немецкого мыслителя, Герцен вводит человека в практическую жизнь; «мышление делает не чуждую добавку, а продолжает необходимое развитие, без которого вселенная не полна» [3, с. 105].

Как пишет С. Булгаков, «сам Герцен не причислял себя к сторонникам никакой философской доктрины, но его воззрения можно характеризовать всего скорее как философию позитивизма» [1, с. 164]. Далее Булгаков поясняет, что Герцен не был сторонником позитивизма, но в своем позднем творчестве с его положениями, такими как «отрицание прав метафизики и религиозной веры» [1, с. 164], был согласен. Принимая всем сердцем христианство первых веков, Герцен уходит от исторического христианства, которое, на его взгляд, не соответствует идеалу. Поворот к атеистическому мировоззрению приводит его, поэтому, к отрицанию возможности «бытия трансцендентного, и единственной реальностью для него» становится «наш чувственно осязаемый мир» [1, с. 164].

Интерес Герцена к натурфилософии можно объяснить его физикоматематическим образованием и влиянием гегелевской философии. Кроме эволюционизма, здесь можно заметить некоторые черты органицизма. В 40-е годы он приходит к выводу о том, что природа является только частью мира, который состоит из взаимосвязанных элементов (природы, общества и мышления). Этот организм подчиняется единым законам. Но внутри самой природы, по его мнению, едва ли существуют связи, «всё частно, индивидуально, врозь суще» [3, с. 54]. Идея в природе существует телесно, бессознательно, подчиненная закону необходимости и «влечениям тёмным, не снятым свободным разумлением» [3, с. 54].

Герцен согласен с Гегелем в том, что природа предшествует человеческой истории и человеческой мысли. Но для Гегеля, ее первичность возможна только во времени, «абсолютным prius'oм является идея; этот абсолютный prius есть последнее, абсолютное начало» [2, с. 27]. Природа для Гегеля есть инобытие идеи, ее свободное порождение, отчужденный от себя дух. Природа не эволюционирует, ее формы остаются стабильными. Эволюционирует лишь Дух, стоящий за этими формами, в то время как природа есть отпадение Идеи от себя. Герцен в этом вопросе уходит от объективного идеализма Гегеля, останавливаясь на человеке, как высшей точке развития природы: «Все стремления и усилия природы завершаются человеком; к нему они стремятся, в него впадают они, как в океан. Последний вывод, венчающий все развитие природы, — человеческое сознание...» [4, с. 131].

В натурфилософии Герцена можно увидеть отголоски аристотелевского движения материи к форме, а также шеллингианского воззрения о переходе из одной формы в другую. Природа, по его мнению, меняется от формы к форме, поэтому «каждая степень развития в природе есть вместе и цель», и «звено в цепи», но «кольцо для себя» [3, с. 85]. Отличие от аристотелевского понимания материи и формы у Герцена в том, что они суть основные начала, а высшая совершенная форма – чистый божественный Разум. У древнегреческого мыслителя материя не может существовать без формы; форма, наоборот, как чистая энергия, может быть мыслима и без материи; у Герцена в этом движении конечный результат есть сознание человека. Природа развиваясь, по мысли Герцена, «тысячью формами домогается до сознания» [3, 85]. Герцен здесь использует понятие «одействорение» для реализации материей всех возможностей. Меняясь от формы к форме, природа переходит в высшее в человеке, переходит «себя в человеке» [3, с. 79].

Опираясь снова на Аристотеля, признающего живое единство теории и практики, Герцен приходит к мысли о необходимости примирения в науке мышления и бытия. По его мнению, сначала природа достигает своего свершения в человеке, а затем человек через действие своего разума и сердца исполняет в мире событий находившееся в возможности. Являясь ярким представителем своего времени, Герцен надеется достигнуть действительности своей личности и увековечить ее благодаря разуму, нравственной свободе и энергичной работе. Таким образом, по его мнению, возможна вечность во временности, бесконечность в конечности и утверждение себя как живого и сознательного органа своей эпохи.

Как видим, подобные взгляды роднят Герцена с Гегелем, Шеллингом и даже Кантом («нравственный закон во мне»). Они раскрывают перед современным человечеством его духовные поиски в решении проблемы взаимодействия человека и природы. Придавая большое значение воспитанию человечества на основе нравственных законов, Герцен надеется на осуществление следующего этапа развития данной проблемы - этапа сознательного делания, в котором появится новая точка отсчета в эволюции природы и человека. Человек же, пережив боль скептицизма, должен обратиться к той науке, которая приходит к истине только через живую душу.