Проблема формирования ценностных ориентаций новой интеллигенции и "молодой" России в контексте глобальной ценностной экспансии доминирующих цивилизаций мира

Старая русская интеллигенция исчезла как социальное явление, но те формы духовности, те формы жизни, которые были связаны с нею, намного пережили ее социальную судьбу и стали наследием нового поколения интеллигенции России. Осмысление этого наследия – один из наиболее важных факторов формирования новой интеллигенции. Этот вектор самосознания российской студенческой молодежи должен быть актуализирован всей мыслящей элитой России. И его актуальность усугубляется тем, что власть в России до сих пор не признала свою культурную миссию, а на российское общество все больше начинает влиять распространяющаяся во всем мире этика «холодного мира» эпохи глобализации. В этом глобальном контексте трагедия ныне живущих россиян, российской интеллигенции, усугубляется тем, что радикальными реформаторами «для них искусственно создается ситуация духовного разрыва связи времен» [4; 23]. Эта искусст- венно создаваемая и поддерживаемая частью политической, интеллектуальной элиты и СМИ ситуация модернизации без глубокой рефлексии о характере российской цивилизации и роли духовных универсалий российской культуры, отражающая отсутствие самостоятельной российской ценностной стратегии глобализации, способствует успеху доминирующих ныне глобальных цивилизационных стратегий.

Это соперничество «сильных» цивилизаций, все более напоминающее, по сути, конфликт цивилизаций по Хантингтону, как считает югославский социолог Зоран Видоевич, достаточно детально анализируется в аспекте социально-экономическом, геополитическом, экологическом. Но в гораздо меньшей степени, на наш взгляд, этот «конфликт цивилизаций» осознается по линии духовного противоборства и противостояния ценностных миров. Планетарный кризис, активировавший несколько гло- бальных цивилизационных стратегий, это, по сути, кризис системы отношений «человек – общество – природа», базировавшихся на ценностных стереотипах антропоцентризма и либерализма. Поэтому мощную альтернативу тем мировым стратегиям, которые наследуют кризисную этику антропоцентризма и либерализма (североамериканская и европейская), представляют цивилизационные стратегии, ориентированные на «рефлективный традиционализм» древних цивилизаций (арабская, китайская). Является вполне понятной с этой точки зрения попытка российской власти использовать православие в качестве духовно-нравственной основы российской цивилизационной стратегии глобализации. Но сама такого рода попытка предполагает предварительную глубокую ценностную рефлексию оснований российской цивилизации и обоснование российского рефлексивного традиционализма как цивилизационной базы модернизации. При этом следует наряду с, безусловно, позитивной ролью традиционных православных ценностей, имеющих характер духовных универсалий в российской культуре, также осознавать возможные последствия попыток теологически-духовного обоснования российской цивилизации. Среди этих последствий могут быть, как показывает развертывание стратегии исламского фундаментализма и сопротивление арабского мира глобализации по западному образцу, такие опасные для всего мира последствия, как теологический тоталитаризм и производный от него терроризм.

Активизация русского национального самосознания, совпавшая со стабилизацией общественной жизни России, благодаря интеллигенции может происходить как «расширение» русского сознания до сознания российского. Это может быть дальнейшее развитие русской идеи о формировании «христианской семьи народов» в духе соборности и все единства, с привлечением опыта развития в соответствии с «порядком сердца», накопленным в европейской и восточной формах духовности. На наш взгляд, было бы ошибкой строить новую российскую стратегию на приоритетном взаимодействии власти именно с Православной церковью. Это означало бы «сужение», а не «расширение» русского сознания: историко-культурный опыт России говорит, что не столько Церковь в России, сколько философия и культура были главными носителями духовных ценностей православия. Философская, аксиологическая, духовно-нравственная традиция православия – это одна из историко-культурных первооснов русской культуры, в том числе культуры экономической жизни, и это один из главных ре сурсов построения российской стратегии глоба лизации , наряду с философией и этикой буддизма и ислама.

На уровне философии православие, буддизм и ислам имеют глубинное родство. Это родство обеспечивается тождеством универсальных смыслов человеческого бытия в мире. Без философски рефлексивного отношения к православной традиции и ценностям русского национального сознания есть опасность отождествления «российского» с «русским»,

«русского» - с «православным». О постоянном присутствии такой опасности предупреждали дореволюционные русские философы и мыслители русского зарубежья. Новая российская идеология, или ценностная стратагема нового поколения интеллигенции, если она будет формироваться без применения адекватной аксиологической методологии, может оказаться «перекошенной» в сторону нового тоталитаризма. Наряду с лозунгом «Россия за русских» часть россиян произносит ведь и лозунг «Россия для русских». Такой феномен молодежной социализации, связанной с «философией насилия», как скинхеды, образуют самое многочисленное молодежное объединение, используемое другими объединениями и правыми партиями. Для скинхедов характерны национальная ориентация и жесткие выступления против лиц неславянской национальности [8; 137]. Это не может не наводить думающих людей на самые серьезные размышления все о том же: куда идет «молодая» Россия? Как создать систему контрбаланса насилию и терроризму, которые становятся привычными фактами повседневной жизни. Ведь молодежь – это тот субъект социального воспроизводства, который и воспроизводит эти факты. Если проанализировать причины их порождения, то мы придем опять же к конфликту ценностей и культур.

«Существует много доказательств, что конфликты в мире возникали не только из-за рационально понятых противоположных интересов, но и из-за различия ценностей и картин мира, идеологий и религий. Взаимная ненависть противостоящих сторон, страх или месть бывают мотивами и факторами кровавых конфликтов гораздо чаще, чем непримиримость экономических или других интересов», и терроризм – государственный, групповой и индивидуальный – ныне становится «нормальным» положением вещей [1; 29]. В этой глобальной ситуации социализация молодежи означает наличие постоянного риска терроризма, а поскольку молодежь также и воспроизводит риск, то молодежь, следовательно, и подвергается наибольшей опасности в современном мире и превращается – особенно в условиях России – в один из факторов общественной опасности, если страна не располагает контрбалансом факторов и сил. «Кризисное состояние общества формирует «проблемную» молодежь, и она осложняет социально-экономическую и духовную ситуацию в стране» [5; 113]. В ситуации технологической и экономической слабости, криминализации сознания молодежи и утраты ею «болевого порога» в восприятии темных и жестоких сторон жизни разбуженная, радикализованная и милитаризированная национальная и религиозная идентичность становится опасным оружием в руках политиков и идеологов.

Для того чтобы создать систему контрбаланса негативным проявлениям глобализации и действию лидирующих цивилизационных стратегий, важно осознать значение «консолидирующего универсализма» (В.А. Бачинин) духовных ценностей. Мнения отечественных философов и культурологов сходятся, пожалуй, в том, что этос жизненных целей и ценностей постсоветской российской молодежи значительно отклоняется от ценностных ориентаций, по традиции характерных для отечественной культуры, «которая по природе своей всегда была антибуржуазной» [3; 23]. Антибуржуазность отечественной культуры, в том числе, экономической культуры, во многом была обусловлена нормативноценностной спецификой православия. Нормативноценностная модель западного цивилизованного рынка возникла, как показал М. Вебер, благодаря этике протестантизма, для которой характерно отношение к труду как самоцели и самоценности. В отечественной культуре благодаря этике православия преобладала иная традиция отношения к труду: для абсолютного большинства россиян труд сам по себе традиционно не является ценностью, имеющей высокую валентность. Для молодежи постсоветского периода характерно развитие мотивационного комплекса, связанного с материальной выгодой и массовым развитием потребительских интересов, а также потеря универсальных социальных ценностей и общезначимых идеалов. Современное российское общество ощущает, судя по результатам опросов, дефицит двух фундаментальных ценностей – коллективизма и патриотизма. Ценностное различие «капитализма – социализма» не является больше дихотомией для сегодняшних россиян. Но многих наших современников не устраивает ни то, ни другое. Речь идет о том, что «общество, по сути, потеряло смысл и идею собственного существования» (О.В. Карпухин). В этой ситуации надо говорить не о совершенствовании молодежной политики, а о политике спасения молодежи. С этой точки зрения, социологические и социально-психологические работы, посвященные изучению динамики ценностных ориентаций, а также в области социологии молодежи и студенчества должны служить необходимой эмпирической предпосылкой для создания методологии ценностного корректирования развития нового поколения интеллигенции (студенческой молодежи) и формирования ценностной стратегии «молодой» России. Но одних этих эмпирических исследований недостаточно для подобной цели. Необходимо формирование такой цивилизационной стратегии, которая, с одной стороны, была бы укоренена в традиционной ценностной реальности России, с другой, имела бы универсальный смысл и оказалась способной служить контрбалансом альтернативных цивилизационных стратегий, распространяющих свою ценностную экспансию на Россию и весь мир.

Благодаря философской рефлексии и историкокультурной ретроспективе традиционные ценности православного мира России, так же, как духовные ценности мира буддизма и ислама, могут быть реин-терпретированы в их универсальных смыслах. Благодаря их осознанию люди способны на толерантность – к людям с иной идентичностью: к цветным, женщинам, представителям иных религий, мировоззрений, – а также на развитие религиозной свободы, которая, по словам Ю. Хабермаса, «играет сегодня роль передового плацдарма к дальнейшему утверждению культурных прав» [9; 53]. Говоря о тради- ционных ценностях православного мира России, мы имеем в виду базовые ценности и соответствующие нормативно-ценностные структуры поведения, в которых аккумулируется духовный опыт России как историко-культурного региона доминирования православной культуры. Это ценностные формы жизни, которые воспроизводятся почти в идентичной форме на протяжении длительного времени в России. «Традиционные ценности существуют как устойчивая основа социальной идентичности, национального характера и культуры» [7; 95]. Традиционные ценности россиян, сохранявшиеся на протяжении большого исторического периода, в пик социокультурной трансформации активно размывались, как показало исследование Т.А. Рассадиной и других социологов. При этом западные ценностные ориентиры, «тонко встраиваемые во внутренний мир россиян (например, как решение конкретных задач: повышение самооценки, снятие неуверенности в своих силах и пр.), в совокупности с другими факторами довольно легко повлияли на кардинальную смену доминирующих критериев отношения к себе и другим, к себе и группе, сконструировав индивидуализм (зачастую без производства индивидуальности) и эгоизм» [7; 99]. Но возобладавшие ценности выживания и частнособственническая психология не скрепили общество, а новый, фрагментарый, индивид стал еще более незащищенным. «Индивидуализированное общество» (З. Бауман), в котором разорвана связь времен и поколений, воспроизводится как «общество риска». Во всех сферах жизнедеятельности общества получают поддержку презентационные ценности и обесцениваются такие традиционные нравственные ценности, как скромность. Вообще говоря, сложился приоритет целерациональных моральных ориентаций над ценностнорациональными, распространилось «технократическое мышление». Современные технологии на самом деле являются «методом контроля и господства над индивидами» (Т.А. Рассадина). Примерно такую же принципиальную оценку происшедших в России трансформаций ценностей, отказа от духовных универсалий и доминирования гедонистических ориентаций, а также недостаточного участия интеллигенции в аксиологической рефлексии дают В.Н. Порус, В.А. Кутырев, А.С. Панарин, В.И. Бакштановский, Ю.В. Согомонов и др.

Правда, начавшийся с 1998 г., новый этап трансформации базовых ценностей россиян ознаменовался, по данным Б.П. Шулындина, некоторым понижением удельного веса индивидуалистической модели в общественном сознании и возрастанием коллективистской модели. Эти новые сдвиги в динамике базовых ценностных ориентаций «в «снятом виде» вернули отличительные ментальные черты россиян», и в настоящее время социологи констатируют сложные процессы дифференциации и интеграции общественного сознания в условиях взаимопроникновения ценностных систем – традиционной, советской и инновационной [7; 100]. Эти тенденции нового этапа цивилизационной трансформации России означают, возможно, движение России к типу поликультурности, характерному для западных об- ществ. Это актуализирует проблему устойчивости поликультурного общества как «мира конфронтирующих идентичностей», обращает внимание на транскультурные процессы и «диффузную институционализацию» (И.А. Мальковская), в которой наиболее активно участвует арабо-мусульманский мир.

В процессе общей социокультурной и ценностной трансформации сознания россиян базовые ценности студенческой молодежи – в силу специфического статуса этой самой динамичной части общества – более, чем у других социальных групп, подверглись мощной трансформации, что делает эту группу, с одной стороны, заложником радикальных общественно-политических сил, особым фактором воспроизводства риска и определенной опасности революционаризма. С другой стороны, в силу интеллектуально-образовательного, культурного, инновационного потенциала, молодежь – это будущая российская элита. Студенчество, как показывает его история, это и объект социальной опеки, и очень активный субъект социального действия, это – фокус-группа будущего социума в целом [2; 23]. Поэтому последствия стратегических ошибок, допущенных идеологами российской реформы, которые свели реформу только к экономической реформе, «бьют» больнее всего именно по молодежи и, следовательно, по будущему России. В России реформа не была подготовлена «теоретически, прогнозно, организационно, морально, культурно, социально, экономически, политически» [6; 78]. Российские реформаторы взялись за экономическое реформирование России, не проведя четкого и последовательного анализа всей специфики национальной культуры и психологии народа, не учтя того, что общественное сознание обладает большой инерционностью. Это оказало макроэкономическое влияние на динамику ценностных ориентаций, привело к резкому дисбалансу «материальных» и «духовных» ценностей и деформации ценностной иерархии в массовом сознании. В результате реформ было упущено то, ради чего были предприняты реформы – сам человек. Молодежь, брошенная государством и обществом на произвол судьбы, находит смысл жизни в том, чтобы иметь много денег и много вещей. Молодежь - главным образом, студенческая - как потенциальная интеллигенция способна, благодаря отечественной гумани-таристике и особенно аксиологической рефлексии, утвердиться в понимании срединной и посреднической позиции России в историко-культурном мировом контексте и, исходя из этого, найти ее новую позицию в современном человеческом бытии, отличную от западной субъективности и западных образцов глобализации. А для этого человек в России должен найти внутреннюю опору для самоизмене-ния.

Опыт реформирования России свидетельствует не в пользу трансплантации готовых моделей реформации, будь то вестернизация, европеизация или американизация. Приоритет должен отдаваться воспроизводству молодежью тех структур и отношений, которые в максимальной степени способствовали бы сохранению исторической традиции предшествующих российских модернизаций. Несмотря на все издержки, прежние российские трансформации «всякий раз способствовали воспроизводству самобытности, независимости и целостности Рос -сии» [11; 47]. Вместо «запаздывающей» модернизации сегодня актуален такой подход к поэтапному реформированию общественной системы в соответствии с национальными приоритетами, который восстанавливает распавшуюся связь времен и поколений. «Парадоксальный» характер общественного бытия и сознания молодежи (Ж.Т. Тощенко, Ю.Р. Вишневский и В.Т. Шапко) обусловливают необходимость усиления внимания аксиологов к антропологическому и цивилизационному аспектам проблемы молодежи вообще и особенно студенческой молодежи. Назрела также переориентация ювеноло-гии с констатации сегодняшних ценностных ориентаций и изменений сознания и поведения молодежи к перспективным исследованиям, связанным с формированием новой молодежной политики, основанной на грамотной аксиологической рефлексии. Такого рода рефлексивная молодежная политика призвана создать условия для формирования новой российской интеллигенции. Старая русская интеллигенция исчезла, по словам Г.П. Федотова, еще до революции 1917 г., а старая постсоветская интеллигенция тоже исчезла, частично трансформировавшись в представителей властной элиты, частично – в бизнес-элиту, частично – в «новых бедных» (И.В. Рывкина). Большая часть современной интеллектуальной элиты – это прагматики и циники, но нельзя не согласиться с тем, что разрыв большей части студенчества с коммюнотарными (коллективными) ценностями и переход к прагматизму - «это не его выбор, а судьба, структурное принуждение» [10; 121]. Те мощные колебания «ценностных миров» России, которые происходят в результате непродуманной реформы, могут, как прогнозируют некоторые исследователи, привести Россию «в качественно иное нравственное состояние, возможно, перерождение» [6; 78].