Проблема информационной гигиены и актуальность позднеантичной этики

Объект. Способы минимизации деструктивных воздействий цифровой среды на человека.

Предмет. Позднеантичные практики «заботы о себе» как актуальный элемент информационной гигиены.

Цель. Эмпирически установить актуальность позднеантичных этических практик для современного цифровизированного человека.

Гипотеза состоит в том, что практики «заботы о себе», сформировавшиеся в рамках позднеантичных школ, применимы в современных условиях для минимизации деструктивных воздействий цифровой среды.

Качественные изменения, которые в ХХI веке претерпевает общество в связи с тотальной информатизацией, столь стремительны, что последнее оказывается не готовым к адекватной реакции на них. Появляется новый тип реальности – цифровая реальность. И индивид, основные сферы социального бытия которого неотвратимо оцифровываются, и общество в целом сталкиваются с комплексом новых проблем. Эскапизм, проблема идентичности, социальная дезадаптация, фрагментация общества, проблема верификации информации – вот лишь некоторые из них. Поскольку согласно некоторым рейтингам 2020 г. РФ входит в первые 40 стран по уровню цифровиза-ции1, со всей очевидностью можно констатировать, что перечисленные проблемы актуальны и на отечественной почве.

Насущная задача осмысления этих проблем осложняется тем, что развитие информационных технологий по умолчанию оценивается общественным сознанием как положительный социальный фактор. Идеология прогресса принимает «побочные эффекты» технологического развития как должное и, игнорируя проблему расчеловечивания, провозглашает наступление в не столь отдалённой перспективе некоего «постчеловеческого будущего». Современными теоретиками трансгуманизма постулируется, что базовые антропологические [3] и социальные [9] константы могут быть принесены в жертву технологической возможности их изменить.

В то же время в рамках философского техноскептицизма, уже с середины ХХ века про-блематизируется опасность бесконтрольного развития технологий и тематизируется связь системных социальных проблем с изменениями в технологической сфере [14]. Однако эти проекты оставляют без внимания практическую (этическую) составляющую взаимодействия человека с высокоскоростной информационной средой. Между тем, историко-философская экспликация данной проблемы может стимулировать поиск её практического решения в уже состоявшихся этических системах. В частности, позднеантичные философские школы – от киников до эпикурейцев и стоиков – могли бы предложить рецепты для профилактики деструктивных воздействий стремительно изменяющегося, цифровизированного мира. При новизне современных этических вызовов несомненна аналогия между глобализирующимся миром поздней античности с его распадом традиционного «полисного человека» и сегодняшним цифровым «миром без границ», в котором рассеивается «новоевропейский субъект» со всеми своими идентичностями.

Понятие информационной гигиены

В данной ситуации перед философией стоит задача не только внести свой вклад в междисциплинарную аналитику проблем гиперинформа-тизированной социокультурной среды [13], но и актуализировать свою терапевтическую функцию, которая исторически реализовывалась как комплекс практик – мыслительных и телесных – направленных на минимизацию негативных воздействий социума на индивида [16: 97-145]. В условиях, когда наиболее востребованными психофизическими навыками являются скорость реакции и обработки информации, гибкость восприятия и многозадачность, возникает необходимость осваивать практики удержания собственного личностного ядра, чтобы не распадаться на сумму аффектов, не связанных единством устойчивых личностных качеств и долгосрочных целевых установок. Итак, наряду с гигиеной тела необходима информационная гигиена – контроль за восприятием и осознанный подход к управлению собственной перцептивной сферой.

Появившееся в конце ХХ века в рамках профилактической медицины и экологии человека, понятие информационной гигиены [5: 177-185], с одной стороны, плодотворно используется в медицинской науке [10]. Вместе с тем, оно активно циркулирует в качестве общего места в сетевом публи- цистическом2 и парапсихологическом3 дискурсе. Такого рода «низовой» запрос на то, к чему отсылает данное понятие, позволяет, на наш взгляд, сделать вывод о его этической актуальности. Следует вспомнить, что на заре существования европейской культуры медицина и философия, не только в её натурфилософском, но и – прежде всего – этическом измерении, были практически неразделимы [7: 13-48]. Таким образом, в данной работе понятие «информационная гигиена» тематизируется с учетом его историко-философских импликаций. С одной стороны, оно призвано отразить современную специфику вызовов, а с другой – учесть опыт профилактики деструктивных воздействий, практиковавшийся античными философами в статусе «врачевателей души» [7: 63-65]. С учётом той роли, которую придавали гигиене и аскезе в древности, понятие «информационной гигиены» раскрывает базовый характер названных практик – как таких установок, которые отсылают к самим принципам социального бытия и пайдетическим матрицам трансляции человечности [6: 11-29] в мире информационных технологий.

Распространение идеологии трансгуманизма ставит под вопрос существование «новоевропейского субъекта», как того типа субъектности, который стоял за провозглашением всех базовых ценностей, лежащих в основе современной европейской культуры. Ответ на эти вызовы предполагает выработку адекватных практик взаимодействия с «цифровой реальностью» и открывает горизонт для концептуализации представлений о нередуцируемом этосе человека.

Методы

Для обоснования потребности в информационной гигиене, мы обращаемся к уже проведённым социологическим исследованиям деструктивных воздействий информационных технологий на детей и молодёжь. Для выявления наиболее адекватных способов взаимодействия с цифровой реальностью мы использовали методы опроса и статистического анализа. Первокурсникам политехнического университета было предложено провести 24 часа без выхода в интернет и кратко описать свои ощущения. В проведённом опросе приняли участие 70 человек в возрасте от 17 до 20 лет, из которых 43 мужчины и 27 женщин. Четверо прервали эксперимент, из которых трое мужчин и одна женщина.

Для предварительной тематизации адекватных гигиенических процедур нами применяются методы социально-философского и историко-философского анализа, позволяющие выделить позднеантичные формы минимизации деструктивных воздействий социума и применить их в современных условиях цифровой социальности.

Обоснование потребности в информационной гигиене и предварительная тематизация адекватных гигиенических процедур

Исторически можно проследить, как масштабные изменения социокультурной реальности провоцировали появление новых типов личности, усиливая проявление тех или иных личностных качеств, делая их характерными для эпохи и культуры. Таковы агональное начало классической Греции, авантюрный и жестокий дух эпохи Возрождения или отчужденные деструктивные личности зрелого капиталистического общества (Фромм), для которых все процессы взаимодействия с миром и другими людьми строятся по модели товарно-денежных отношений. Современное общество, непрерывно атакующее индивида беспрецедентно агрессивными информационными потоками с целью воздействовать на его убеждения, политические предпочтения и, главное, стратегии потребления в условиях победившего морального релятивизма формирует личность, представляющую собой подвижную структуру, гибко реагирующую на внешние раздражители, но испытывающую сложности с автономией в области мотивации и контроля за эмоциональной сферой. По своим характеристикам такая личность приближается к психопатало-гическому типу, описанному О. Кернбергом как «диффузная идентичность» [8].

Отчасти такая форма субъектности отвечает интересам глобального рынка, который, практически исчерпав возможности территориальной экспансии, заинтересован в максимальной интенсификации спонтанного потребления [2]. В то же время, общество, состоящее из таких «мерцающих» субъектов крайне подвержено идеологическим манипуляциям, также использующим спонтанную реакцию индивида как источник энергии жалости, страха или гнева – легко канализируемой и направляемой.

Традиционное общество достигает массовой концентрации стабильных форм субъектности, воспитывая индивидов согласно относительно небольшому набору образцов. Современные постиндустриальные общества отходят от классической модели воспитания, очерчивая нормативные границы и предполагая, что внутри этих границ может царить максимальное разнообразие. При этом у них нет эффективных механизмов коррекции, когда оказывается, что многие из типов такого многообразия социально низкоэффективны или деструктивны.

Причины такой деструктивности многообразны, но одной из существенных является проблема воздействия медиаторов доступа к цифровой реальности на психофизические параметры человека, особенно в период роста. Так существует выраженная зависимость между проблемами концентрации и самоконтроля у младших школьников и временем, проведённым ими за смартфоном. Привычка к восприятию длинных серий сменяющихся образов и не связанных между собою коротких примитивных текстов приводит к трудностям при необходимости удерживать произвольное внимание на одной задаче [17]. В разных странах исследователи одинаково фиксируют массовую проблему стойких нарушений сна у подростков, избыточно использующих смартфоны, ведущих к нарушениям нервной системы [18]. Повышенная тревожность также позитивно коррелирует с избыточным использованием школьниками смартфонов [19].

Говоря о цифровой реальности, мы должны говорить и о цифровой социальности, как одном из её параметров. Слабо регулируемая законодательно и в массе своей составленная из анонимных и полуанонимных пользователей, она представляет собой довольно агрессивную и нездоровую среду. Платон в Государстве предлагал запретить даже публичные выступления гомеридов, ввиду того, что истории о недостойном поведении богов могут дурно повлиять на нравы юношей [11: 389-406]. Некоторые современные исследования нейронных процессов у подростков показывают, что такие опасения не лишены оснований. В частности, у подростков, которые рассматривали фотографии, стилизованные под ленту популярной социальной сети инстаграм, был активен отдел мозга, отвечающий за социальное познание и повторение [20]. Причём активность этого отдела прямо коррелировала с количеством лайков, которые испытуемые видели под фотографиями, безразлично, были это нейтральные изображения или изображения так называемого рискованного поведения.

В связи с нарастающим объёмом исследований, показывающих, что взаимодействие с цифровой реальностью в раннем возрасте ведёт к выраженным изменениям психофизических параметров индивида, вероятно разумной государственной стратегией было бы ограничение доступа к определённым сегментам цифровой реальности для младших возрастных групп, так же как они ограждаются от табака, алкоголя и лёгких наркотиков.

У студентов подобные реакции гораздо менее выражены и для этой возрастной группы информационная гигиена представляется актуальной практикой.

Чтобы проанализировать потребность в этой практике и оценить уровень самосознания и рефлексии над процессом собственного взаимодействия с цифровой реальностью у студентов, нами был проведён следующий эксперимент.

Студентам первого курса политехнического университета было предложено задание: во вне-учебное время провести одни сутки без интернета (включая сюда любые формы сетевой активности и пользование поисковыми системами, мессенджерами и приложениями) и описать свои мысли и ощущения в свободной форме короткого эссе. Представлял интерес вопрос, насколько разнообразными окажутся эти отклики и будут ли в них какие-либо перекликающиеся мотивы.

Из 112 человек, которым было предложено добровольное участие в эксперименте, при достаточной мотивации (участие давало плюс при получении зачёта по философии) 42 отказались, а 4 прервали эксперимент. Кроме того, около половины респондентов написали, что не захотят повторно отказаться от сетей. Всё это может указывать на тотальную вовлечённость современного молодого человека в сетевую реальность и о серьёзности поставленной проблемы.

Около трети участников отметили, что провести даже одни сутки в отрыве от интернета было непросто, так что они прочувствовали и осознали свою зависимость от цифровой реальности. Около четверти отметили, что чувствовали тревогу в условиях невозможности проверить новости в социальных сетях и просмотреть личные сообщения. Эта тревога усугублялась осознанием оторванности от мира и общественной жизни. Также более трети респондентов зафиксировали состояние скуки, ощущение «пустого» времени, которое необходимо чем-то занять.

Большой интерес представляют те способы, которыми участники преодолевали желание пре- кратить опыт и выйти в интернет. Некоторые заранее отключили интернет на смартфонах и удалили соответствующие приложения. Кто-то прибегнул к волевому усилию, направленному на воздержание от выхода в сеть, а также к волевому усилию, направленному на выполнение внеплановой работы, замещающей сетевой досуг (выполнение домашнего задания, хозяйственно-бытовая деятельность). Значительное количество участников переключилось на традиционные медиа – стали смотреть телевизор и звонить друзьям. Но наиболее массовым и самым эффективным с точки зрения минимизации негативных ощущений способом отвлечься от интернета оказался переход к досуговым формам внесетевой активности (спорт, общение с друзьями, общение с родными, взаимодействие с животными, чтение, прогулка, творчество и др.).

Нередко спонтанное уклонение к досуговым формам деятельности комбинировалось с переходом к традиционным медиа и с волевым выполнением не необходимой работы. Правда, в последнем случае волевое усилие у большинства респондентов быстро приводило к усталости и возвращало его к состоянию скуки. Так или иначе, респонденты фиксировали минимальное количество затруднений в отказе от сетевой реальности именно в связи с интенсификацией внесетевого активного досуга. Причём многие отмечали, что переход к таким «отложенным» формам как чтение или прогулка стал возможен именно благодаря участию в эксперименте.

В таблице 1 приводится количество участников, соответственно – испытавших тревогу, скуку «пустого» времени и осознавших интернет-зависимость. Причём тревога могла сменяться скукой (как и наоборот) и, в конечном счете, привести или не привести к осознанию зависимости.

В таблице 2 представлено количество студентов, прибегавших к четырём основным способам иметь дело с отсутствием интернета. В таблицу не включены достаточно экзотические способы, такие как, например, сон (трое респондентов). Как уже было сказано, эти способы могли комбинироваться.

Таблица 1

Зафиксированные состояния

Fixed States

Table 1

Основные состояния, зафиксированные респондентами в процессе суточного отказа от сетевой активности	Количество респондентов, испытавших состояние
Ощущение оторванности от мира, тревога	15
Ощущение пустого времени, скука	27
Осознание сетевой зависимости	23

Таблица 2

Способы минимизации состояний

Ways to Minimize States

Table 2

Основные способы иметь дело с негативными состояниями, вызванными отказом от сетевой активности	Количество респондентов, обратившихся к способу
Переход к традиционным медиа	24
Переход к досуговым формам внесетевой активности	60
Физическое ограничение (намеренно затруднённый доступ)	12
Волевое усилие, направленное на воздержание или на выполнение внеплановой работы	25

Итоги данного эксперимента позволяют сделать предварительные выводы об актуальности античных практик «заботы о себе» в отношении деструктивных воздействий сетевой реальности, а также наметить пути концептуализации адекватных техник информационной гигиены.

В своей работе «Герменевтика субъекта» М. Фуко показывает, что по ту сторону распадающейся новоевропейской субъективности лежит более глубокая матрица «заботы о себе», сумма техник, направленных на учреждение и культивацию человеческого в человеке. Эта матрица является транскультурной [16: 273-298], однако именно в эпоху поздней античности она оформляется как система гигиенических, диетических и, в первую очередь, мыслительных практик спасения (soteria) [16: 204-209], т. е. сохранения своей идентичности перед лицом деструктивных воздействий стремительно глобализирующегося мира. Причём среди таких воздействий уже тогда были и тревога, охватывающая индивида перед необъятностью космополиса или Pax Romana, и скука, порождаемая неопределённостью и утратой традиционных форм политической жизни [14].

Исследователи выделяют две основные установки, реализующие «заботу о себе» в эту эпоху [1: 64]. Первая, представленная стоической школой, ориентирована на мыслительную концентрацию, подкрепляемую аскетическими телесными практиками воздержания, позволяющими вытерпеть осознанные ограничения при взаимодействии с разрушительным «большим социумом» [1: 26-29]. Эта установка структурирует мыслительные практики школы от верхней до римской стои как троичную дисциплинарную форму: дисциплина желания, соответствующая стоической «физике», дисциплина согласия – «логике» и дисциплина устремления – «этике» [1: 129-167].

Вторая, практиковавшаяся эпикурейцами, направлена на осознанное уклонение от деструктивно воздействующих общественных структур и переход к экономике малых телесных и духовных удовольствий [1: 30-33]. Эта установка нашла своё языковое воплощение в известной максиме Эпикура: «Живи незаметно». Практика такого уклонения соответствует троичной структуре философии сада: оно имеет свои онтологические основания в конститутивном для эпикурейской физики принципе «минимального спонтанного уклонения атома», гносеологические – в «образном броске мысли» и находит своё воплощение в универсальном этическом принципе «уклонения к естественным необходимым желаниям» [4: 397-442].

Как мы видим, большая часть участников эксперимента отдала предпочтение намеренному уклонению в различных видах внесетевой активности. Причём способы уклонения варьировались от мыслительных (переключение на интеллектуальную деятельность) до физических (игра в футбол, прогулка) и сугубо этических (по Эпикуру это – общение с друзьями). Координируя формы внесетевой деятельности, которыми индивид замещает бесцельное «просиживание в паутине», можно конструировать поведенческую модель самосовершенствования. При более глубокой разработке таких заместительных навыков поведения открывается доступ к техникам повседневной интенсификации жизни и, в конечном счёте, к постановке основной проблемы практической философии – проблемы счастья, eudaimonia [12].

Заключение

Итак, можно сделать вывод, что современному молодому человеку уже с детства погружённому в сетевую реальность, естественно созвучной для информационных гигиенических процедур оказывается эпикурейская установка на намеренное уклонение к активному досугу в действительном мире. В современности данная установка частично реализована в эскапизме и дауншифтинге. Однако, как правило, лишь по негативному сценарию, не предполагающему осознанного перехода к активной внесетевой деятельности. Обраще- ние к античным практикам позволит обосновать эти стихийные проявления информационной гигиены и включить их в более широкий контекст упражнений систематической «заботы о себе», разработанной в античности, тем самым предупреждая маргинализирующий характер данных проявлений.