Проблема распоряжения непередаваемыми токенами

Одним из последних трендов криптосообщества являются невзаимозаменяемые токены (non-fungible tokens – NFT). Это означает, что каждый токен (цифровой код) уникален и подтверждает право собственности владельца на объект, который связан с таким токеном (см. [1, c. 28]). В судебном иске против Яна Балина Комиссия по ценным бумагам и биржам США утверждает, что транзакции Ethereum (децентрализованная блокчейн-платформа) происходят в юрисдикции США, поскольку для подтверждения операций с криптовалютой и NFT используются узлы, большее число которых сосредоточены в США (см. [2]). Безусловно, с учетом возрастающего спроса со стороны пользователей и разработчиков Ethereum становится все более популярной технологией благодаря своей гибкости, масштабируемости и высокой пропускной способности. Однако, несмотря на подтвержденную безопасность транзакций, применение этой платформы для разработки государственно значимых программ в Российской Федерации является недопустимым в связи с возможным нарушением суверенитета страны, как подтверждается судебным спором [2]. В связи с этим сегодня в России активно создается масштабная блокчейн-система, значимость которой трудно переоценить. Новая инфраструктура предоставит суверенитет в рамках собственного правового поля как цифровому рублю (в будущем – цифровая валюта Центрального банка Российской Федерации) (см. [3, c. 5]), так и токенам души (soulbound token – SBT) 1, которые будут рассмотрены в настоящей статье, поскольку их оборот на территории России неэффективно регулируется действующими нормами законодательства.

Исследование правовой сущности непередаваемых токенов цифровой души в Российской Федерации необходимо начать с анализа юридических аспектов их предшественников – невзаимозаменяемых токенов (NFT). Так, Ю.В. Борисов и А.А. Победкин отмечают, что NFT обладают определенными признаками, сходными с индивидуально-определенными предметами, поскольку:

• 1)    конкретный NFT не может быть заменен на другой, не потеряв при этом существенно значимых качеств;

• 2)    в отличие от иных цифровых объектов невзаимозаменяемые токены неделимы и невоспроизводимы;

• 3)    отчуждение NFT для прежнего владельца означает полную утрату имущества после его передачи (см. [4, с. 53]).

Следует отметить и то, что обладание NFT сравнимо с правами собственника оригинального автографа от известной личности.

Однако в российском законодательстве нет четкого обозначения правового статуса NFT как объекта гражданского права. Ожидалось, что Федеральный закон «О циф- ровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» [5] (далее – Закон о цифровых финансовых активах) будет регулировать оборот криптовалюты, и в нем будут разъяснены правовые аспекты в том числе касающиеся NFT. Однако в этом законе указанные юридические понятия не были введены. В настоящее время применительно к цифровым технологиям законодательство Российской Федерации выделяет специальное регулирование лишь для некоторых из них. В статье 141.1 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ) дано определение цифровых прав, которое трактуется при помощи бланкетной нормы, а Закон о цифровые финансовых активах содержит одноименное понятие (ЦФА), включающее денежные требования, возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам, право участия в капитале непубличного акционерного общества, право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг (см. [7, c. 499–500]).

Анализируя Федеральный закон «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» [8], который непосредственно относится к статье 141.1 ГК РФ, Д.С. Емельянов и И.С. Емельянов рассматривают обозначенное в этом нормативном акте понятие «утилитарные цифровые права» (далее также – УЦП) и отмечают, что оно подразумевает право субъекта требовать передачи вещи, право требовать передачи исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и (или) прав использования результатов интеллектуальной деятельности, а также право требовать выполнения работ и (или) оказания услуг. Эта категория была введена в законодательство с целью урегулирования процесса краудфандинга (механизма коллективного финансирования проекта, при котором деньги поступают от конечных потребителей), то есть с це- лью привлечения инвестиций, что соответствует названию федерального закона, а токены, которые подпадают под это регулирование, могут выпускаться сериями и являться взаимозаменяемыми [9, c. 73]. К тому же в сравнении с УЦП бо́льшая часть владельцев NFT не являются инвесторами и могут выпускать невзаимозаменяемые токены самостоятельно для личных целей, а не для продажи, когда характер и уникальные признаки цифрового произведения имеют решающее значение для владельца.

Принципиальную разницу между УЦП и NFT отмечают Ю.В. Борисов и А.А. Побед-кин. Авторы подчеркивают, что правила об утилитарных цифровых правах могут быть применены к NFT по аналогии в особых случаях. С их многогранной точки зрения:

• 1)    если собственник NFT не получает иных правомочий, кроме обычных прав владения пользования и распоряжения (обычно в 99 процентов случаев), то к этим отношениям возможно применить режим «иного имущества» (ст. 128 ГК РФ);

• 2)    если NFT предоставляют их обладателям дополнительные привилегии, которые охватываются признаками цифровых прав (ст. 141.1 ГК РФ) или утилитарных цифровых прав, то в редких случаях возможно применение аналогии закона (см. [4, c. 53– 55]).

По моему мнению, в контексте юридических аспектов невзаимозаменяемых токенов в Российской Федерации применение гражданского законодательства, регулирующего сходные отношения, является необходимым опережающим методом реализации норм в практике, однако я также согласен с П.Д. Портяновой о том, что использование такого подхода на протяжении долгого времени может быть рассмотрено как сигнал о неотложной необходимости устранения актуальных проблем (см. [10, c. 71]).

Таким образом, подводя итог анализу сущности NFT на современном этапе развития правовой системы в Российской Фе- дерации, можно прийти к выводу о том, что оборот невзаимозаменяемых токенов, как, впрочем, и криптовалюты, специально не урегулирован, а потому наиболее эффективно реализуется в рамках объектов гражданского права как иное имущество согласно статье 128 ГК РФ. В то же время NFT не соответствуют в полной мере ни понятию «цифровые финансовые активы», ни понятию «утилитарные цифровые права».

Новое время и новые тренды

Канадско-российским программистом и основателем крупнейшего блокчейна Ethereum Виталиком Бутериным, юристом Пуджей Олхавер, а также экономистом и социальным технологом Э. Гленом Вейлом была предложена концепция токенов цифровой души, которые, по их мнению, будут значимой единицей в будущем «децентрализованного общества» и Web3. Токены цифровой души, или SBT – непередаваемые, привязанные к цифровой душе токены, представляют учетные данные, права и обязанности, членство и связи цифровых душ. SBT являются своего рода эволюционным продуктом в сравнении с NFT, обладают набором свойств последнего, но с новыми ограничениями и преимуществами. Токены цифровой души имеют отличительные признаки, которые позволяют отграничить их от других вещей. Они по-прежнему невзаимозаменяемые, неделимые и невоспроизводимые. Но SBT как уникальному имуществу уже свойственно такое качество, как непередаваемость, – это означает, что лицо, получая SBT на свой адрес, в дальнейшем не имеет возможности перевести принятый ранее токен цифровой души на другой адрес. Этот признак имеет большое значение, потому что любой владелец SBT наделяется множеством прав в отношении своего имущества, которые в реальном мире не должны быть переданы иному лицу, иначе это нарушало бы устои общества. В то же время для упрощения построения социальных связей Бутерин и его соавторы предлагают наделить эмитента правом отозвать SBT и выпустить повторно на новый кошелек. Эта естественная возможность изначально предназначена для восстановления прав в случае утери учетной записи. Непередаваемость – это именно то, что позволяет отличить SBT и от документарных именных ценных бумаг, переход прав на которые может осуществляться посредством цессии, и от бездокументарных ценных бумаг, допускающих отчуждение, передачу в исполнение обязательства и обременение правами третьих лиц (см. [11, c. 146]).

Второй отличительный признак, вытекает из предыдущего – привязанность к цифровой душе. В понимании авторов концепции цифровые души – это учетные записи или электронные кошельки, которые хранят непередаваемый токен души [12, p. 2–3]. Таким образом, конкретный SBT, выпущенный эмитентом для определенного лица, должен быть связан с личным аккаунтом или электронным кошельком владельца, а не иного лица.

Уникальность физического документа подтверждается индивидуальными данными (ФИО, дата рождения, номер документа), нанесенными на материал, и записью о выдаче в реестре данных уполномоченного органа. Практически SBT требует сравнительно меньших затрат, так как необходимо только подтверждение транзакции в блок-чейн-системе.

Третий признак SBT – это представление учетных данных, членства, связей цифровых душ, иных прав и обязанностей. Именно этот признак позволяет увидеть целевое назначение разработанной концепции (см. [12, p. 1]). Среди возможных сценариев использования SBT самыми очевидными, реальными и практикоориентированными представляются следующие:

• 1)    у человека может быть цифровая душа, на которую он получает SBT, равнозначный диплому о высшем образовании. В контексте грядущих российских блокчей-нов, которые могут быть и государственны-

• ми, это позволит унифицировать цифровую форму документа об образовании, заверяя его подлинность при помощи записи блоков в единый реестр. Кроме того, это обеспечит работодателю высокий уровень достоверности сведений о сотрудниках, облегчит и ускорит процесс трудоустройства и сэкономит невосполнимый бумажный ресурс посредством использования более экологичного soulbound токена. Реальной кажется и замена других документов государственного образца, которыми регулярно пользуются граждане (например СНИЛС – документ, необходимый физическим лицам при приеме на работу, оформлении пенсии, а также для получения государственных льгот). Сегодня фактическое использование токенов цифровой души может быть реализовано в форме считывания сведений о SBT при помощи беспроводной связи NFC, или применяя популярный метод сканирования QR-кода, а также пользуясь поиском в едином реестре через официальный интернет-портал;

• 2)    SBT позволит его владельцу подтвердить право членства в той или иной организации. Так, Федеральный закон «О политических партиях» [13] предписывает членам политической партии участвовать в ее деятельности. По этой причине видится оптимистичным сценарий, при котором депутаты, например, Всероссийской политической партии «Единая Россия» расстанутся с менее практичными пластиковыми партийными билетами в пользу удостоверения своего правового статуса на собраниях, съездах и форумах при помощи цифровых SBT.

Виталик Бутерин и его коллеги в своей статье отмечают, что истинная сила механизма проявляется, когда SBT, принадлежащие одной цифровой душе, могут быть выданы или засвидетельствованы другими цифровыми душами, которые являются контрагентами этих отношений. Эти души-контрагенты могут быть отдельными физическими лицами, компаниями или учреждениями, обладающими компетенцией выпускать определенную категорию SBT.

Например, Ethereum Foundation может быть цифровой душой, которая выпускает soulbound токены для цифровых душ, посетивших конференцию разработчиков (см. [12, p. 2–3]). Уже сегодня криптобиржа Binance, которая предоставляет наибольшую ликвидность на рынке криптоактивов, выпустила свои SBT, называемые BAB (Binance Account Bound) (см. [14]). Уникальный токен может получить каждый пользователь, прошедший проверку данных личности. BAB после чеканки может быть получен на криптокошелек. В настоящее время он отображается в разделе NFT и является категорией идентифицирующих SBT, определяя владельца как субъекта, который прошел верификацию при помощи удостоверения личности на бирже Binance. Лица, подключившие к «дружественной» для биржи Binance системе свой криптокошелек, на котором имеется токен цифровой души BAB, демонстрирующий верификацию при помощи официального документа, становятся проверенными, а главное, реальными клиентами. Пользователям, воспользовавшимся такой возможностью, в экосистеме компьютерной игры The Harvest дали роль на сервере в Discord, эксклюзивный облик героя, предоставили доступ к событиям и шанс выиграть подарки и дополнительные бонусы. Держателям BAB автоматически выдаются статус «подтвержденный» и отличительная эмблема в Liveart (вебплатформа для художников) (см. [15]). Поступая по образу The Harvest и Liveart, другие приложения, крипто-биржи, децентрализованные обменники, не имеющие в своей системе функцию идентификации пользователя, уже сегодня могут выразить доверие механизму Binance и верифицировать как живых только владельцев BAB, предоставив им привилегии. Массовое принятие технологии выведет ее на новый уровень использования – магазин одежды будет цифровой душой, которая выдает SBT постоянным клиентам, что позволит им участвовать в программе лояльности, а работодатель может стать цифровой душой, которая выпускает SBT о трудовом стаже или об участи в мероприятиях по повышению квалификации для своих нынешних и бывших сотрудников.

Одна из главных ценностей технологии SBT – их использование для эффективного кредитования. Традиционная финансовая система имеет в своем арсенале различные формы беззалогового кредитования, полагаясь главным образом на централизованные кредитные рейтинги для оценки кредитоспособности заемщиков. Главный недостаток состоит в том, что они непрозрачно преувеличивают или занижают факторы, имеющие отношение к кредитоспособности, и предвзято относятся к тем, кто не накопил достаточных данных (см. [12, p. 3–4]). SBT, представляющие документы об образовании, опыт работы и договоры об аренде, могут служить постоянной записью кредитной истории цифровой души, формируя для конкретного заемщика значимую репутацию, присваивая возможность получить кредит без залога. Любые отношения кредитор – должник могут подкрепляться непередаваемыми, но отзывными soulbound токенами (своего рода репутационный залог) до тех пор, пока обязательства не будут исполнены, SBT не могут быть заменены доказательством погашения – другим SBT.

Возникает предположение, что система цифровых душ похожа на утопичное цифровое рабство, построенное на рейтинге. Однако Виталик Бутерин и его коллеги, несмотря на глубокий интерес к конфиденциальности, изначально предлагают публичность только потому, что это технически проще для подтверждения концепции и начала ее развития при условии открытой лояльности участников (см. [12, p. 2]). Авторы, разрушая опасения многих, пишут об идее «программируемой конфиденциальности» [12, p. 15], рассматривая конфиденциальность как программируемый, связанный набор прав на доступ, изменение или получение прибыли от информации. В рамках такой парадигмы каждый токен цифровой души должен иметь подразумеваемое программируемое право собственности, определяющее доступ к основной информации, составляющей SBT: сведения о держателе, данные об имуществе, соглашение между субъектами отношений, права, обязательства перед третьими лицами и иные. Например, некоторые эмитенты предпочли бы сделать токен цифровой души полностью публичным, а такие SBT, как паспорт или водительское удостоверение, будут частными в суверенном смысле (см. [12, p. 15–16]).

Технология блокчейн имеет множество вариантов использования, ускоряет, упрощает и выводит на новый уровень безопасности многие общественные процессы. Несмотря на это, чем сложнее она становится, тем больше усилий необходимо прикладывать разработчикам, чтобы довести свой продукт до идеала. В связи с этим не редки случаи, когда пользователи преднамеренно (или непреднамеренно) воздействуют на уязвимость блокчейн-сети.

Важно отметить, что каждый блокчейн имеет свои изъяны. В связи с этим целесообразно рассмотреть ситуацию, где Михаил реализует свой SBT, который хранится на его электронном кошельке и служит цифровым дипломом о высшем образовании. Владимир приобретает этот токен, и транзакция успешно проходит проверку операторами узлов. В результате продавец и покупатель, не обладая полной информацией о технических аспектах, получают преимущества, считая, что такая сделка является обыкновенной и законной. После этого субъекты купли-продажи могут в полном объеме реализовать полученное – к примеру, устроиться на работу, используя для доказательства приобретенный soulbound токен. Причем в этом случае говорить о подделке документов мы не можем, соответственно, деяние не образует состав преступления, предусмотренного частью 3 статьи 327 Уголовного кодекса Российской Федерации, а имеет место обыкновенная купля-продажа.

Как уже отмечалось, код SBT устанавливает непередаваемость, следовательно, с технической точки зрения эта сделка не должна была возникнуть в принципе. На фундаментальный вопрос, связанный с совершенством определенной блокчейн-си-стемы и возможностью внутреннего отзыва токена цифровой души, который уже прошел через множество транзакций, предстоит ответить программистам. Но даже при возможном положительном решении, принимаемом программистами, действующие нормы российского законодательства относительно концепции непередаваемых токенов создают проблему, которая идет вразрез со стремлением законодателя на протяжении последних нескольких лет регулировать криптовалюты и другие производные как имущество.

Для понимания этой проблематики необходимо уяснить, что в традиционном гражданском праве (в статье 209 ГК РФ) собственнику предлагается «триада» правомочий:

• •    владение;

• •    пользование;

• •    распоряжение (подробнее см. [16, c. 510–511]).

В связи с этим уже с 2009 года механизм осуществления прав собственника успешно реализуется на практике в отношении биткоина, одной из первых криптовалют, которая за десять лет, прошедших после ее создания, приобрела значительную популярность и востребованность. В Российской Федерации законно осуществляют свою деятельность десятки криптобирж, а российские клиенты, в свою очередь, активно приобретают интересующее их имущество в цифровом виде на свой адрес электронного кошелька. Запись в блокчейне подтверждает возможность иметь криптовалюту (владеть ею). Собственник полноправно пользуется имуществом, скажем, обращая криптовалюту в залог в иных децентрализованных сервисах. Также он может распорядиться ею, например, передав биткоин по наследству. Обсуждавшиеся ранее NFT тоже не имеют каких-либо ограничений по осуществлению прав собственника. Что касается токена цифровой души, то он может быть получен от эмитента, а право собственности подтверждено посредством записи цепочки цифровых блоков. Учитывая, что soulbound токен представляет учетные данные или членство, собственник имеет расширенный круг возможностей по извлечению экономической прибыли из своего имущества. Но с точки зрения действующих в России нормативных правовых актов объекты права – криптовалюта, NFT и SBT, выступая имуществом, практически равны. При этом из них только концепция SBT «вставляет палки в колеса» собственнику. Ни ГК РФ, ни иные правовые акты не устанавливают ограничения по распоряжению SBT. Как уже отмечалось, существуют лишь схожие нормы о ЦФА и УЦП, которые можно применять по аналогии.

Безусловно, возникшая между Михаилом и Владимиром сделка, которая была смоделирована ранее, противоречит концепции Виталика Бутерина и его команды, а также идет вразрез с технологией. Но в случае возникновения каких-либо претензий к продавцу или покупателю отсутствует надежная нормативная правовая база, которая позволила бы доказать незаконность существа договора. Применение положений о ЦФА и УЦП эквивалентно игнорированию законодателем потребности урегулирования таких общественных отношений.

При этом каждая предложенная раннее аналогия закона в мгновение рушится, когда мы пытаемся применить ее к SBT, поскольку это имущество, во-первых, является непередаваемым и уникальным, что отличает его от взаимозаменяемых токенов, подпадающих под определение УЦП, во-вторых, виды объектов прав, которые соответствуют понятиям УЦП и ЦФА, законодательно ограничены и достаточно скудны в отношении рассматриваемого явления, в то время как soulbound токен может удостоверить невообразимо широкий перечень прав. Стремясь заключить договор аренды этого незаурядного имущества или же оставить его в завещании, мы услышим лишь «молчание» права, которое напомнит о сложившейся пробельности. В этом контексте особый интерес представляет пункт 2 статьи 129 ГК РФ, в котором указано, что в законном порядке допускаются ограничения оборотоспособности объектов гражданских прав, в частности, могут быть предусмотрены виды объектов гражданских прав, принадлежащие лишь определенным участникам оборота, либо совершение сделок с которыми допускается по специальному разрешению. Когда законодатель хочет установить невозможность передачи в частную собственность земель, занятых, например, объектами Федеральной службы безопасности или атомной энергетики, он вводит в Земельный кодекс Российской Федерации статью 27. Когда рынок ценных бумаг стремительно развивается и брокеры предоставляют клиентам доступ к новым инструментам инвестирования, в Федеральном законе «Об инвестиционных фондах» [19] появляется статья 4.1, в которой устанавливается, что акции акционерного инвестиционного фонда, предназначенные для квалифицированных инвесторов, могут принадлежать только квалифицированным инвесторам.

Таким образом, основная проблема российского законодательства в отношении SBT, которые должны быть простым и понятым инструментом для обычных граждан, – это не закрепленная ни одной правовой нормой концептуальная невозможность перехода этого имущества от одного лица к другому по договору купли-продажи, аренды, мены или дарения либо в порядке универсального правопреемства.

Было бы наивным предполагать, что в нашей стране будет разработан закон, регулирующий исключительно оборот SBT и не решающий ряд других проблем, связанных с оборотом криптовалют. Возможно, России стоит взять пример со стран, активно работающих над комплексными документами в области криптовалют. Это и известный законопроект о регулировании криптовалют MiCA [20], подписанный участниками Совета Европейского союза в 2022 году (см. [21]), и популярный в СНГ проект масштабного закона «О цифровых активах в Республике Казахстан», в котором вводятся понятия блокчейна и цифрового май-нинга [22].

Законотворческая деятельность по регулированию непередаваемых токенов не должна хаотично искать свое место, а должна следовать пути, намеченному с момента появления биткоина, и развиваться в рамках объектов гражданского права. Такой подход позволит законодательной власти продолжить работу над основополагающим институтом вещного права, вызовет доверие к государственным органам и укрепит уверенность в их решениях. Нововведения должны не конфликтовать с действующими положениями о ЦФА, УЦП и ценных бумагах, а продуктивно решать накопившиеся пробелы и исключать аналогии. Независимо от того, какой путь выберет законодатель, будь то обширная работа над фундаментальным нормативным актом или принятие четких и лаконичных законов, проблема распоряжения SBT должна быть решена посредством закрепления ряда правовых положений, дополняющих статью 128 ГК РФ.

В будущих правовых нормах должно быть указано, что цифровая душа – это учетная запись или электронный кошелек, который хранит непередаваемый SBT. Кроме того, законодателю стоит ввести новое понятие «токен цифровой души» (SBT) – непередаваемый, связанный с цифровой душой токен, представляющий учетные данные, членство, связи цифровых душ и иные права и обязанности. SBT может находиться во владении физического или юридического лица, иностранного гражданина, лица без гражданства и иностранного юридического лица, получившего этот токен от эмитента.

Интерпретируя через нормотворческую деятельность техническое предложение Виталика Бутерина и его коллег о програм- мируемом праве собственности (см. [12, p. 15–16]), необходимо закрепить диспозитивный характер предписания и указать, что эмитент наделен возможностью предоставить предполагаемому владельцу SBT сопутствующие степени конфиденциальности информации на его цифровое имущество – публичное и ограниченно-публичное владение SBT.

Применяя юридическую технику по примеру обсуждаемой ранее ограниченной оборотоспособности некоторых земель и акций квалифицированных инвесторов, стоит ввести предписание которое закрепляло бы, что невозможно отчуждать SBT, который уже был передан эмитентом определенном лицу в собственность другим лицам, передавать им права владения, пользования и распоряжения имуществом, отдавать имущество в залог и обременять его другими способами. Следующая норма в дополнение должна устанавливать исключительное право отзыва SBT эмитентом в случае утери доступа к учетным данным владельца, нарушения договора и в иных случаях, установленных законом, и возможность перевыпуска отозванного SBT только для этого лица на другой адрес его цифровой души.