Проблема равенства полов в конфронтации антифеминизма и феминизма

Проблема равенства издавна присутствует как центральная в различных социально ориентированных учениях. Если в философии, логике, математике под равенством понимается отношение одинаковости, тождества, взаимной заменимости объектов, то применительно к социуму о равенстве идет речь как об антиподе неравенства тех или иных социальных групп, различающихся по ряду признаков, положению и роли в той или иной общественной сфере. Стремление к равенству, соответственно, означает преодоление или смягчение различий, варьируясь в различных концепциях от буквальной уравнительности («казарменный коммунизм») до равных возможностей (либеральная демократия).

Природные различия обусловливают изначальное неравенство полов в биологическом отношении, социализация при всех своих значительных достижениях в принципе не способна окончательно покончить с половым диморфизмом. Даже упования на преодоление физических различий между мужчиной и женщиной, столь характерные для некоторых идеологов российского «большевизма», не могли предполагать отмены специфики участия полов в процессе детопроизводства. Во всяком случае, в обозримом будущем — К.Э. Циолковский допускал полное преодоление полового диморфизма и трансформацию прежде двуполого человека в высшее бесполое существо, лишенное не только вторичных, но и первичных половых признаков, по мере выхода человека в космос и ассимиляции с другими разумными существами. Искусственное размножение, технологически осуществимое, полностью отлучает мужчину от отцовства, женщину от материнства, но не снимает генетически заложенных особенностей мужского и женского в «выращенном» вне материнской утробы плоде. (Последующее формирование посредством хирургического вмешательства, гормональной терапии и педагогических технологий «среднеполых» или бесполых особей можно допустить только как результат больного воображения, лишенный какой-либо целесообразности, хотя и снимающий вопрос о «войне полов», столь актуальный ныне в свете противостояния феминизма и антифеминизма. Но отменит ли столь радикальное преобразование человека другие войны?).

Исторически основное неравенство полов определялось отношением господства и подчинения, что позволило Ю.Б. Рюрикову выделить матриархат, патриархат и биархат. Если матриархат предполагает главенство женщины над мужчиной, патриархат — главенство мужчины над женщиной, то биархат — главенство обоих полов. Если матриархат, за исключе нием отдельных племен, остался в далеком прошлом, то биархат определяет будущее, хотя уже начинает присутствовать и в настоящем. «Биархатные перевороты пронизывают все отношения мужчины и женщины — экономические и семейные, социальные и сексуальные», — отмечает Рюриков [9, с. 268].

Феминизм не только отталкивается от наличия в истории и у отдельных племен и поныне матриархата, но и провозглашает, в чем его упрекает антифеминизм, возврат к матриархатному состоянию с его преимуществом — отсутствием мужского господства над женщинами. Антифеминизм к наличию матриархата относится скептически, называя теорию о доисторическом бесклассовом обществе, в котором «женщины властвовали, а мужчины были всего лишь их слугами», «бредовой идеей»: «Речь, конечно, идет о матриархате. Это далекое прошлое, которое, согласно последним изысканиям в антропологии и культуре примитивных народов, никогда не существовало, является путеводной звездой для феминизма. Легендами и мифами овеян этот образ в умах его носителей» [11]. «Маловероятно, что существовал реальный матриархат», — считает К. Росс [8], а Р. Шиффер, по мнению которого, предполагаемые матриархаты «никогда не наблюдались непосредственно», отмечает: «Некоторые просто путают существующие “матрилинейные” или “мат-рилокальные” общества (означающие первичную роль матери в наследовании собственности или в определении места жительства, соответственно) с несуществующими “матриархальными” (управляемыми женщинами)» [14]. Преобладающее влияние мужчин имеется и там, тем более, что физически более сильный мужчина в условиях промискуитета изначально доминировал над женщиной, как это происходит у большинства природных видов. Но как бы то ни было, историю, в том числе новейшую, определяет патриархат, теснимый биархатом не только на Западе, но и в России, причем целый ряд антифеминистов спешат объявить биархатный переворот матриархатным, приписывая феминизму стремление установить господство женщины над мужчиной. Цель феминизма варьируется от «мягкого матриархата» до «восстановления царствования амазонок»: «Идея была в полной мере выражена в манифесте SCUM (Общество резки мужчин), написанного Валерии Саландж. Туда же можно отнести и известную феминистку-лесбиянку Андреа Дворкин, которая со своими мужеубийственными взглядами не только имеет самый широкий доступ ко всем видам СМИ, но и временами приближаема к правительству (США)» [11].

Феминизм как движение и теория оформляется в европейском Просвещении. Созвучные феминистским установкам мысли, конечно, высказывались и прежде, но трудно согласиться, что идеологию феминизма создала Кристина Пизанская, как отмечает Л.Н. Надолинская [12, с. 74]. Зримых результатов феминизм достигает уже в позапрошлом столетии, поддерживаемый прогрессивно настроенными мужчинами, особенно радикальной частью социалистически настроенных авторов и приверженцев социальных утопий (на Западе К. Маркс и Ф. Энгельс, в России НТ. Чернышевский). Не случайно в рядах феминизма оказывается немало женщин-революционерок: борьба за социальное равенство перекликалась с борьбой за равенство полов. На это обстоятельство обращают внимание современные антифеминисты, подчеркивающие, что угнетаем и ограничен в свободах и правах был в прошлом и мужчина низших классов. Феминизм как женское движение XIX века преследовал достижение равенства с мужчинами в избирательных правах (суфражизм), в доступе к образовательным услугам, в возможностях трудоустройства. Женское образование и широкое участие женщин в общественных делах приветствовал и ряд даже патриархатно настроенных мыслителей-мужчин, например, Ф.М. Достоевский.

Представители современного антифеминизма к феминизму относят не только марксизм, но и практическое воплощение идей последнего в большевистской России и СССР. Идея равенства полов там распространилась на физическое равенство. А.А. Богданов в романе-утопии «Красная звезда» рассказывает о социалистическом Марсе, где женщины и мужчины трудно различимы по внешнему облику. «...Мужское и женское сложение сходны в большей мере, чем у большинства земных племен: сравнительно широкие плечи женщин, не так резко благодаря некоторой полноте выступающая мускулатура мужчин и их менее узкий таз сглаживают разницу», — так описывает автор людей социалистического будущего [2, с. 149]. С.Н. Смидович в 1926 г. констатировала: «Новый тип женщины выковывается на наших социалистических фабриках и заводах. Там можно наблюдать, правда, медленный, но многообещающий рост женщин будущего, красота которых ничего общего не имеет с вечно женственной красотой, воспетой поэтами старого времени» [10, с. 393—394]. Убежденный и убеждающий других, что женщина — прежде всего товарищ, М.Н. Лядов заявлял: «Наш идеал — это женщина и мужчина, гармонически развитые, одинаково развитые и умственно и физически, чтобы женщина могла работать вместе с мужчиной, чтобы это не была кукла, чтобы мы видели в нем или в ней человека, а не красивый расшитый мундир, не обтянутые рейтузы, не локоны, которые покупаются в парикмахерской, не искусственно подкрашенную, об вешанную тряпками и безделушками, пустую куклу» [5, с. 325—326]. Идея «праздничных ватников» (выражение В. Пелевина), как и стремление лишить женщину женственности, провалилась, но осуществилось (и во многом не только декларируемое) равенство полов, при этом в СССР по понятным причинам особое внимание уделялось женщине-матери. Однако феминистской внутреннюю политику советской власти никак не назвать, скорее это было движение к биархату, конечно, с отступлениями и перекосами, причем происходящее на фоне патриархатных установок, и по сей день характерных для значительной части россиян обоих полов: отечественный культурный постмодерн сосуществует с традиционностью и модерном. И.В. Кондаков отмечает «возникший к концу XX в. небывалый по своей противоречивости и драматизму “синтез” всех предшествующих культурных тенденций», «мозаичное “панно” русской культуры конца XX — начала XIX в.» [3, с. 10]. Отечественный мультикультурализм XXI в., опирающийся на уникальный опыт сосуществования этносов и конфессий, оснований для «войны» полов не дает.

Движение к равенству женщины с мужчиной происходило и на Западе, нарастая и выдвигая все новые задачи и лозунги по мере достижения положительных результатов. В самом западном феминизме выделяется воинствующее крыло радикальных феминисток, идущее далеко вперед от справедливого требования равенства прав и возможностей и провоцирующее антифеминизм и пресловутую «войну полов». «...Для современных феминисток уже недостаточно того, что женщины имеют равные с мужчинами права, чтобы учиться и претендовать на работу», — подчеркивает Б. Френсис [13]. Антифеминизм упрекает радикальный феминизм, что тот стремится не к устранению неравенства, а к реализации «бредовой» идеи матриархата.

Современная критика феминистских претензий на замещение в профессиональной деятельности мужчин женщинами не нова. Так, еще Л.Н. Толстой, последовательный противник женской эмансипации, заявлял, что женщина претендует на «мнимый труд мужчин богатого класса», но никогда не потребует участия в труде мужчины на рудниках или на пашне. «Хотите равенства? Давайте вместе класть шпалы, укладывать асфальт, разгружать вагоны и забивать сваи», — обращается к феминисткам Д. Лычковский [4]. Заметим, что в России использование женщин на «мужских» тяжелых физических работах не столь уж большая редкость, особенно часто это практиковалось в Великую Отечественную войну.

Что женщины-феминистки хотят стать мужчинами, перенимая мужские черты, как и их стремление к однополой лесбийской любви, отмечалось критиками «женского вопроса» и женской эмансипации также в позапрошлом веке. Последователь- ный противник женской эмансипации, «пены, взбившейся из общественного недомыслия», В.В. Розанов о таких женщинах с «мужской душой», говорит: «не Мадонна, а вахмистр». «И мужа ей совсем не нужно, она скучает с ним, убегая неудержимо в “общественные дела”, в разные “организации”, притворную “благотворительность”, в основе же — в шум, беганье, возню, суету. Мужчина, воин и гражданин (стрелка самца), — уже полупробужден в ней; и только вот не растут усики. И она не умеет нести на себе по настоящее-женскому женское платье; оно на нее не так надето, неуклюже, и все как-то коротит, без этих длинных и красивых линий, волнующих мужчину. Их и не любят мужчины. Но уже начинают любить женщины: “Какой славный товарищ эта Маша”», — пишет он [7, с. 42]. Розанов, конечно, пристрастен, в чем никак не заподозрить Э.А. Павлюченко, автора книги, в которой представлена галерея «замечательных женских образов» и даются примеры «гражданского мужества», «бескорыстной самоотверженности», «славных дел», те. показан вклад женщин «в борьбу со всеми формами угнетения» (автор в русле марксистско-ленинской историографии рассказывает о женщинах в русском освободительном движении). Но в этой книге приводятся неоднократные описания облика и манер русских феминисток и революционерок, в которых легко узнаваем розановский «вахмистр». Е.А. Ма-кулова, например, неистово кричала и стучала кулаками во время спора, по петушиному наскакивала, так что казалось, что она готова пустить в ход кулаки. Добавим «грязные руки» и стриженные волосы! А о А.П. Блюммер Павлюченко пишет: «Земляки-воронежцы запомнили ее “высокой, всегда прямо державшейся женщиной, с определенными мужскими ухватками...”» [6, с. 215]. Современные феминистки могут быть внешне женственными и всегда с чистыми руками, но мужские «повадки» демонстративно перенимают, ожидая от мужчин ответных, в сторону феминности, шагов. «Феминизм (или как его теперь называть) был хорош до тех пор, пока женщина не захотела превратиться в мужчину. Из мужских качеств она переняла самые нехорошие», — констатирует О. Батлер [1].

В отношении равенства полов в патриархат-ном обществе широко практиковались двойные стандарты. К двойным стандартам, но уже в пользу женщин, стремится современный феминизм, что подчеркивается в антифеминистских текстах, обвиняющих уже феминизм в половой дискриминации. (Обе стороны пользуются широко статистическими данными, взаимно сомневаясь в их достоверности и по-своему их интерпретируя). Действительно, нельзя не заметить, что феминизм готов оставить мужчинам обязанности с сокращением прав, а женщинам предоставить максимум прав при минимуме обязанно- стей. Более того, феминизм настаивает на обеспечении (за счет неравных прав) равенства результата! Принципиальная отличительная черта биархата — равенство прав и возможностей с учетом неизбежного, вопреки позиции радикального феминизма, полового диморфизма (к примеру, выхаживание младенца не может не оставаться сугубо женским, материнским занятием; непосредственное участие в боевых операциях — прерогатива мужчин). Против равенства возможностей выступает П. Малахов, но под возможностями он понимает не условия свободной конкуренции, при которой женщине открывается та же, что мужчине, перспектива, а природные задатки. Реализация имеющихся возможностей от этих задатков во многом зависит, но половой диморфизм в становящемся биархатном обществе отступает на второй план.