Проблемы генезиса цветной металлургии в русском централизованном государстве XV-XVII вв

Медь используется в народном хозяйстве как минимум 10 000 лет в качестве износостойкого, устойчивого к коррозии и атмосферным влияниям строительного материала. Она более доступна для получения из руды и менее тугоплавка, чем железо. Потребление этого металла резко возросло с развитием научно-технического прогресса: более 95 % всей когда-либо добытой и расплавленной меди было произведено после 1900 г. [28]. Несмотря на довольно значительные мировые запасы меди, экономически оправдано освоение лишь небольшой их части, а длительный инвестиционный цикл отрасли обусловливает неопределен- ность в сроках окупаемости соответствующих проектов.

С точки зрения динамики спроса и рентабельности разработки медных месторождений в рассматриваемый период ситуация выглядела схожим образом. Важные векторы экспоненциального роста экономики рубежа эпохи Средневековья и Нового Времени – великая огнестрельная революция и революция цен – привели к существенному расширению сферы применения цветных металлов и, как следствие, увеличению рыночного спроса [11; 19, с. 6].

Развитие Русского государства со второй половины XV в., рост его политических амбиций и укрепление роли на международ- ной арене сопровождались существенным увеличением расходов великокняжеской казны, связанных с централизацией денежной эмиссии, крепостным и церковным строительством, содержанием военной силы, обеспечением внешних связей. Нельзя забывать и о специфике металлического денежного обращения, что способствовало возрастанию потребности в цветных металлах [10, с. 51].

При всем при том, Средневековая Русь не обладала собственными разработанными месторождениями цветных металлов, и для чеканки русских денег использовали драгоценные металлы, получаемые посредством внешнего обмена [15, с. 139]. В этих условиях важными управленческими задачами в вопросе удовлетворения общественных потребностей становятся рост числа металлургических и горно-металлургических предприятий, формирование устойчивых моделей их снабжения сырьем, решение логистических и инфраструктурных вопросов, а в первую очередь – контроль внешнеторговых операций, расширение номенклатуры товаров, вывозимых за рубеж в обмен на стратегическое сырье [20, с. 117].

В период проявления центростремительных тенденций из всех получивших позднее известность месторождений наиболее доступные рудопроявления меди были в Вятско-Камской группе на территории современных Кировской области, Удмуртии и Татарстана. Они служили объектом промысла уже с XVI в. [25]. Но их нужно было еще разведать, и централизация государства способствовала концентрации необходимого для этого управленческого потенциала.

Обзор литературы

Данная статья опирается на широкий круг научных трудов, который можно разделить на несколько секторов.

Вопросы спроса и предложения на рынке цветных металлов, торговли России с западноевропейскими партнерами освещены Н. И. Костомаровым [17]. В советское время вышла монография А. Л. Хорош- кевича [26], а из новейших исследований можно выделить монументальную работу М. Б. Бессудновой [5].

Исследования, непосредственно затрагивающие вопросы генезиса цветной металлургии в России указанного периода, представлены монографией В. Н. Мартыновой и В. Я. Фирсова [24] и статьями А. А. Иевлева [14] и Н. Е. Плаксиной [21]. Геодезические и археологические изыскания на местах разработок полезных ископаемых почерпнуты в исследованиях А. Шренка [27], Т. В. Харитонова [25], П. Г. Гайдукова и О. М. Олейникова [9].

Проблематика реализации предпринимательской функции, диверсификации отечественной экономики содержат труды исследователей Центра экономической истории Среднего Поволжья и Центральной России Н. М. Арсентьева [1–3], Э. Д. Богатырева [6–8], О. И. Марискина [19]. Корреляция фактологического материала, разработанного этими учеными, с информацией из архивных, археологических источников, специальной литературы позволила авторам статьи интерпретировать общие тенденции динамики экономической конъюнктуры, направление хозяйственного развития страны, модус взаимодействия правительственных структур, предпринимательства и бизнеса в рассматриваемый период.

Методы

Исследование строилось на основе междисциплинарного подхода, реализация которого обеспечивает разносторонний анализ предметной области исследования. Решение конкретных задач обеспечивалось комплексом взаимодополняющих методов исторического анализа (ретроспективный, сравнительно-исторический, перекрестная проверка исторических источников) для создания базиса исследования и экономической теоретико-методологической абстракции (метод функционального анализа, моделирования, позитивного и нормативного анализа) для аппроксимации имеющихся данных в прогностическую функцию.

Результаты

В 1475 г. Иваном III были приглашены итальянские литейщики, которые построили в стране «пушечные избы», упоминаемые в летописях с 1478 г. и сведенные к 1547 г. в единый производственный комплекс – Пушечный двор. Аналогичные централизованные мануфактуры были основаны в Устюге, Новгороде, Пскове, Вологде и других городах. Все предприятия потенциально могли удовлетворить растущие общественные потребности, однако в реальности нехватка сырья для производственного процесса, которая восполнялась исключительно за счет импорта, неизбежно приводила к росту цен на столь значимый в экономике того времени товар. Что касается широкого потребительского спроса на цветные металлы, многочисленные находки медных изделий в погребальном инвентаре [4, с. 107–108] свидетельствуют о том, что рост цен на конечную продукцию медной отрасли, имевший значение в масштабах экономики, не был столь существенным, чтобы привести к заметному сокращению потребительского спроса.

Согласно исследованию Н. И. Костомарова, в русской торговле можно было встретить однопечатную, троепечатную, трубчатую, козарскую медь, тазовую в сосудах и колокольную [17]. При этом сырьевая база отличалась крайней неоднородностью: сырье поступало в центры металлургического производства и кустарям в самом разнообразном виде и разного качества: куски металла, продававшиеся на вес, продукты и отходы ремесленного производства (проволока, листы, обрезки листовой, полосовой и проволочной меди, обрезки, упаковывающиеся в бочки).

В XIV–XV вв. месторождения цветных металлов в Европе разрабатывались в Швеции и на территории современных Германии, Польши, Словакии, Чехии, Австрии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Сербии. Однако внешняя торговля русских земель с этим регионом в эпоху Развитого Средневековья осуществлялась через посредника – просуществовавшего до середины XVII в. Ганзейского союза (Hansa Teutonica) – крупного политического и экономического союза торговых городов северо-западной Европы, к началу XV в. объединявшего 160 городов.

Цветные металлы занимали ведущую роль в составе товарооборота русской торговли Ганзы. Пользуясь тем, что прямых контактов русских земель с районами рудных разработок никогда не было и сырье ввозилось исключительно посредниками, монополист напрямую влиял на формирование цены. После фактического прекращения действия Ганзы медь доставляли англичане, датчане, шведы и голландцы, что соответствовало условиям олигополии и в целом создавало определенные послабления потребителю.

С XIV в. торговлю цветными металлами держал в своих руках главный город ганзейского союза Любек. Представители этого торгового монополиста прилагали усилия для установления контроля над центрами разработки цветных металлов. В XIV в. любекские купцы принимали участие в эксплуатации шведских медных рудников Kopparberg [26, с. 313].

Наличие каналов снабжения отечественных литейщиков черновыми слитками от непосредственного производителя первичного металлургического сырья не находит подтверждения в письменных источниках, однако такая вероятность прослеживается археологически. В 2013 г. в ходе раскопок в прибрежной части Торговой стороны Новгорода были обнаружены два слитка меди, состав которых указывает на их происхождение из колчеданных и полиметаллических рудных месторождений Центральной и Южной Европы. По оценкам специалистов, наиболее реальным регионом происхождения найденных слитков являлись восточно-альпийские месторождения, разрабатывавшиеся саксонскими горняками [9].

Вероятно, по первоначальному плану правительство централизованного русского государства пыталось достичь паритета в ценообразовании с главным торговым партнером – Ганзой. Ганзейская деловая переписка сообщает о цветных металлах, которые через ливонские города ввозились в Новгород, что составляло львиную долю в удовлетворении спроса населения и зарождающейся промышленности централизованного русского государства [5, c. 272].

В обмен до XV столетия вывозились товары Веблена: дорогие меха и воск, шедший на освещение вошедших в моду готических соборов и ратуш. После глобальных катаклизмов, преследовавших человечество на протяжении XIV в., в период бурного развития европейской промышленности, переходившей от цехового ремесла к мануфактурному производству, спрос изменился в сторону сырья (лен, пенька, поташ, смола, деготь, лес) и продуктов питания [6, с. 45–51; 8].

Впоследствии на цветные металлы, как и прочие стратегические материалы, накладывали ограничения ливонские и польско-литовские партнеры Ганзы. Императивом такого поведения контрагентов была боязнь увеличения обороноспособности Москвы, которая начинала играть ведущую роль в регионе. Изделиями черной металлургии российский рынок был заполнен благодаря местному производителю, получавшему сырье из месторождений луговых и болотных руд. Кроме того, централизующееся русское государство взяло курс на ориен-тализацию. Характер спроса со стороны русской знати, который определял векторы рыночного предложения, был ориентирован на Восток – шелк, парча, атлас, дамаск, хлопок, вооружение, предметы быта.

Вследствие этого в ганзейской торговле возник существенный дисбаланс: импорт значительно превышал экспорт. Такая ситуация неизбежно должна была привести к конфликту интересов и появлению новых игроков. Русские купцы проникали в приграничные ливонские города, выбирая те, где пошлины были ниже и регламентация городских властей слабее, чем в крупных ганзейских городах. Со временем эти города превратились в крупные обменные пункты. В таких условиях старые игроки: Немецкое подворье в Новгороде, Ревель и

Дерпт – стали на консервативные позиции, развязывая торговые конфликты и разыгрывая при этом культурную – «варвары, нечистые на руку», религиозную – «язычники» и политическую – «тирания» карты. Таким образом, если Ганза с XV в. стояла на охранительных позициях, держа старину предыдущих договоров, являясь тормозом развивающихся экономик, русские купцы все чаще заявляли о ревизионизме и отмене ограничительных статей договоров [5, с. 200–203].

Первоначально Ганзе удавалось решать споры, прибегая к политическому давлению, как это случилось в 1489 г., но к 1494 г. отношения накалились настолько, что партнеры начали стремительно скатываться в конфронтацию (торговая война с Ганзой и Ливонская война).

В этот период ганзейцы и ливонцы получили сведения о том, что Иван III уделяет повышенное внимание вопросам, потенциально способным изменить устоявшиеся правила игры. В полной мере используя человеческий капитал, полученный как бонус при женитьбе на протеже папы Зои Палеолог, он решил увеличить потенциал обмена с контрагентами. Согласно сведениям, полученным от торгового агента в Новгороде, стало известно, что некий грек Мануил, имеющий информацию о преимуществе на Средиземноморье гребных венецианских судов, начал вербовку в немецких марках корабелов, способных строить парусногребные галеоны, подходящие под характер русских грузовых перевозок (река – море). Предположительной базой такого универсального торгово-военного флота мог стать недавно отстроенный Ивангород (1492). Если эти сведения верны, а документальных свидетельств, подтверждающих или опровергающих это намерение, найти не удалось, кроме самого доноса Иоганна фон Ункеля в Ревель [5, c. 210–211], то Иван III пытался диверсифицировать экономику.

На практике же русские купцы пользовались только речными судами, освоенными в производстве и дешевыми. С них можно было быстро и удобно передать то- вар на морские когги и шнеки европейских торговых партнеров, которые были более вместительными, нежели парусно-гребные галеоны, и не требовали расходов на усиленную команду. Тем не менее информация о готовящемся перевороте в системе обмена, наложенная на реалии геополитического могущества восточного соседа, прошедшего важнейшую стадию централизации, сыграла существенную роль в прекращении монополии Ганзы в русской торговле.

В 1492 г. «ливонские государи» ланд-сгерры сильно ограничили ввоз цветных металлов в Россию. Русским не разрешалось продавать медь, свинец, металлическую посуду и проволоку, тем более под запретом оказались пушки и всякого рода вооружение, однако оставались доступными оловянные изделия, латунный лом, посуда и проволока [5, c. 272]. В ответ Иваном III был закрыт Немецкий двор – штаб-квартира ганзейского союза в Новгороде. Прямые действия привели к конфронтации, поставка стратегического сырья российским производителям конечной продукции оказалась под угрозой. В этих условиях правительство вынуждено было переходить к стратегии непрямых действий.

Из всех факторов производства, бывших в наличии у собирателя русских земель, особую роль на данном этапе играл фактор информации. Печорский край привлек внимание Москвы некими легендарными сведениями о серебряной и медной руде, в том числе в бассейне р. Цильмы. Слухи распространялись новгородскими «молодцами и ушкуйниками» и следовавшими за ними предпринимателями-промысловиками, искавшими выгоды на фронтире. Они забирались далеко на крайний северо-восток Европы уже на рубеже ХI–ХII вв., где вели меновую торговлю с народами Севера. Богатство края составляли рыбные ловища, садбища кречетов, соколов и непочатый лес, полный дичи. По некоторым оценкам, с Печоры ежегодно поступало несколько сот тысяч шкурок, которые доставлялись в Ладогу, откуда расходились по всей Руси.

С этого направления и пришли сведения о рудных залежах. По всей видимости, промысловики сталкивались со следами преобразования ландшафта, напоминавшего горные выработки. Речь идет о месторождениях в мягком грунте, легко размываемом водой, вследствие чего обнажаются рудные гнезда. Дальнейшая эрозия разносит материал в виде валунов по побережью, что дает видимость богатства ресурсами в таком районе, который и в XIX в. считался малоизвестным [23; 27]. Этот же феномен привел к тому, что о рудопроявлениях знали гораздо раньше того времени, когда ими заинтересовались в Москве [3; 12; 13]. Кроме того, в 1481 г. было проведено описание бассейна Печоры, ознаменовавшее завершение процесса вхождения края в централизованное государство. Так или иначе, но сведения о древних разработках руды достигли Ивана III, и тот повелел провести верификацию оперативной информации.

Еще в 1482 г. Иван III получил эвентуальную возможность объединить свои усилия с капиталом проводника Ренессанса в Венгерском королевстве – Матьяшем Хуньяди. Для этого он отправил к королю думного дьяка Федора Курицына под предлогом ратификации заключенного между двумя государствами договора. В поручении посланнику, помимо прочего, значилась просьба прислать в Россию горных мастеров, искусных в добывании золотой и серебряной руды. Причины провала этой части миссии неизвестны, однако в 1490 г. к императору Максимилиану Габсбургу отправился посол Юрий Траханиот с наставлением искать в Германии и принять на службу горных мастеров [14, с. 51; 15, с. 132].

Эта миссия, по всей видимости, увенчалась успехом. Карамзин упоминает двух немцев, Ивана и Виктора, которые в марте 1491 г. составили компанию возглавляемой Иммануилом Греком экспедиции в Печорский край. Выехав из Москвы 26 марта, они обнаружили руду в начале августа, к исходу октября возвратились на доклад государю. Руду действительно удалось обнаружить на р. Цильме, верстах в двадцати от ее левого притока Космы и трехстах – от Печоры.

Месторождение четко прослеживалось на протяжении десятка верст, единственная проблема – расстояние от Москвы оценивалось в 3 500 верст, что накладывало свои аспекты на процесс освоения [14, с. 51]. С этого периода можно отсчитывать начало горного промысла в России.

Экспедиция, ставившая себе цель разведки, обернулась за восемь месяцев. При этом путь пролегал вдали от станций ямной гоньбы на северо-восток. В этом направлении по прямой до волока к судоходным рекам камского бассейна 1 003 км. Далее путь шел к устью р. Цильмы на север (690 км по современным автодорогам), а отсюда еще 71 км на запад-северо-запад до окрестностей современной деревни Нонбург, сохранивших название «у Заводов».

Сведения о результатах работы этой экспедиции не сохранились, и ни одна из геологоразведочных или археологических экспедиций не смогла с достоверностью определить характер местности «у Заводов» и обнаружить остатки горных выработок поисковой экспедиции XV в. Таким образом можно оперировать лишь документальными данными о попытке организации горнорудного промысла на Цильме при Иване III [21].

По всей видимости, разработка остановилась на нескольких плавках ручным дутьем, без сооружения конструкций заводского типа [24, с. 29]. По этой причине в иностранных источниках на протяжении почти всего XVII в. нет сведений о разработке месторождений цветных руд в Московском государстве [16, с. 149].

Вероятной причиной отказа от идеи разработки месторождения послужила нерентабельность производства. Регион нуждался в доставке всего необходимого, начиная от рабочих и заканчивая инвентарем и продовольствием. Необитаемое или мало обжитое пространство минимизировало возможность предложения на месте, а доставка груза до потребителя представляла собой 3 500 км гужевых, волоковых и плавных грузоперевозок. Препятствовал освоению края и умеренно-континентальный климат с продолжительной холодной зимой [21].

Такие проблемы встречала любая экспедиция, побывавшая в Пермском крае, начиная с XV в. Необходимость обеспечивать металлургическую промышленность собственным сырьем требовала от правительства настойчивости и последовательности. Европейские торговые партнеры, в частности Ганза, Ливония, Швеция и Речь Посполитая, не отличались приверженностью к свободному рынку, стремясь к монополизации отдельных его сегментов, в том числе использованием военно-политических рычагов давления.

Не оставляя попыток стимулировать предпринимательский интерес к освоению северо-восточного фронтира, в тот период времени с учетом всех факторов пришлось вернуться к традиционной конъюнктуре ресурсообеспеченности края – рыбному и пушному промыслу.

В 1542 г. Иван Грозный пожаловал в пользование земли по р. Печоре новгородскому уроженцу Ивану Дмитриевичу Ластке. Вследствие тяжелых физико-географических условий пожалование было льготным. К предприятию Ластки применялась льготная система обложения – по кречету, или соколу, или одному рублю в год, т. е. создавались стимулы для предпринимательской инициативы [14, с. 57].

По мере возрастания доли рынка пушнины, принадлежавшей Печорскому краю, государство получало возможность инвестировать в разработки других отраслей. В 1547 г. была предпринята новая попытка разработки цилемских месторождений. Для этого из Саксонии были выписаны два рудознатца и в сопровождении сына боярского Ивана Федоровича Шишкина отправлены на Цильму. Экспедиция добралась до местности, подтвердила ранее сделанные выводы о наличии руды, но свернула работы по причине «худой руды» [14, с. 57]. Севернее, в устье Печоры, с конца XV в. формировалась Пустозерская волость с рудознатной избой, но Усть-Цилемский острог был присоединен к ней только в 1586 г.

В XVII в., после Смуты, государство предпринимало меры к оздоровлению эко- номики, путем коммутации ренты, создавая предпосылки для появления рыночных процессов [19, с. 60–61]. На новом качественном уровне проявилась стратегия по снабжению растущей промышленности сырьем [22, с. 101–106]. На первоначальном этапе этому способствовала внешнеполитическая конъюнктура.

Столбовской мирный договор 1617 г. закреплял Швецию в качестве единственного торгового партнера России, при этом его 14-я статья расширяла сферу приложения русского торгового капитала. Обеспечивалось право свободной торговли в нескольких крупных региональных центрах Tre kronor – Стокгольме, Таллине, Выборге, Нарве и Ивангороде, в которых по 15-й статье договора регламентировалось выделить землю под торговые дворы. Торговля не ограничивалась прямыми контактами русских купцов со шведскими партнерами, оставлялась возможность транзитного обмена в указанных пунктах1.

Заинтересованность скандинавов, как и в вопросах с ганзейской торговлей, объяснялась необходимостью обеспечения поставок товаров Веблена, прежде всего шелка-сырца. К тому времени голландская Ост-Индская компания монополизировала данный сегмент рынка, и шведы проявляли к альтернативному каналу поставок повышенный интерес. Королевский двор не жалел средств на заказ больших партий товара, брал на себя транспортные расходы и не облагал их пошлиной2. Торговля данным материалом была взаимовыгодна: пуд шелка в Иране обходился купцу в 3 руб., тогда как его цена на Балтийском побережье возрастала в 10–15 раз. Это объясняет, почему обе стороны старались стимулировать транзит таким товаром, а шведы – еще и удержать его в пределах своих площадок, всячески оберегая от конкуренции голландских и английских купцов, развернувших активную торговлю в первой половине XVII в. в Архангельске.

В числе же наиболее дефицитных в России товаров по-прежнему числились металлы. Они, как и прежде, закупались новгородскими купцами у шведов в пунктах обмена, а затем доставлялись на внутренний рынок, зафрахтованными у тихвинских, олонецких и ладожских торговцев карбасах. Медь приобреталась как в слитках, так и в виде готовой продукции и даже лома. Все это потом шло на переплавку. Европейцы пользовались повышенным спросом партнера – пошлины на вывоз меди постоянно повышались, росла и цена металла.

Купцы старались обойти ограничения и разработали схему необлагаемого товара. Русские предприниматели стали требовать за товар расчет в мелкой медной разменной монете. Здесь стоимость материала соответствовала номиналу, что было на руку русским купцам. «Шкиле-вые» деньги бочками вывозили в Россию, где их отправляли на переплавку. Для определения количественной составляющей «импорта капитала» интерес представляют сведения тихвинской таможни: за три дня февраля 1637 г. был пропущен 81 пуд медной монеты. Упомянутые факты подтверждаются и многочисленными археологическими находками в Северо-Западных областях России. Описаны десятки кладов, содержащих до тысячи шведских монет XVII в. Причем монета была только шведской и только медной, чаще всего был представлен фьюрк, достоинством четверть эре (7–12 г). Чтобы сохранить хождение в коронных землях сильно сократившейся разменной монеты, с 1648 г. русским купцам вместо фьюрков предоставлялись в качестве расчетной единицы «медные плоты» – тяжеловесные плиты из высококачественной меди с королевским вензелем.

В целях повышения рентабельности двухстороннего обмена новгородские купцы воспользовались возможностью расши- рения ассортимента экспорта. В середине XVII в. новгородцы вывозили в Швецию в общем традиционный для России набор товаров (мех, кожи, масло, крупы, рыба, лен, мыло), к которому прибавился поташ, причем последний стал экспортоориентированным товаром, нашедшим устойчивый спрос в Европе [8, с. 27].

Как ранее Ганза, Швеция начала терять положительное сальдо торгового баланса, что заставило ее на законодательном уровне защищать интересы своих предпринимателей. В 1640-х гг. российским купцам уже запрещалось вести торговлю на всех ранее открытых площадках, кроме столичной, а о пропуске их в Западную Европу можно было забыть.

В этих условиях, в качестве противодействия, Россия вновь обнаружила стремление к разрушению монополии и диверсификации внешнеторговых связей. Государство льготами стремилось направить реализацию предпринмательской функции своих подданных в нужное русло. Так, в 1660 г. купец Микляев отправился в ганзейские города и Нидерланды с целью приобретения вооружения. В целях торговой операции им в Любеке было закуплено 160 т меди, а затем заключен договор на отливку из этого сырья 300 пушек с доставкой их в порт Архангельска, в обход шведских территорий.

Расширение торговых связей и непрямые действия в организации товарообмена позволили российской экономике оправиться от кризиса второй половины XVI – начала XVII в., связанного с внутренними конфликтами, военно-политическими неудачами и климатическими изменениями, сопровождавшимися тяжелой эпидемиологической обстановкой. Однако и это не смогло удовлетворить растущие потребности экономики в цветных металлах, что реанимировало идею разработки собственных рудных месторождений.

В 1617 г. приказчик Строгановых Яков Литвинов сообщил в Москву, что недалеко от соляных варниц, на р. Яйве, нашли ру-дообразования цветных металлов. По этому «извету» была послана очередная экспеди- ция, и в указанном месте за пять дней было добыто почти 3 т руды. Из нее удалось выплавить почти 5 пудов меди, что выглядело гораздо «богаче» цилемских показателей [26]. По ознакомлении с документом правительством было дано распоряжение об организации в городке Орле, на р. Яйве, добычи медной руды и основании медеплавильного завода.

Участники экспедиции провели масштабные розыскные мероприятия и на р. Цильме. Качество руды было признано хорошим. В 1620-х гг. на р. Цильме работал еще ряд экспедиций, однако попытка возобновления производства оказалась неудачной [14, с. 57–58]. Главной предпосылкой сворачивания идеи развития горной промышленности на Цильме, по всей видимости, послужило отсутствие прочных рудных месторождений. Вывод о бесперспективности бассейна Цильмы подтвердила экспедиция 1702–1705 гг.

В то же время южнее Перми на протяжении 15–30 км наблюдались выходы медистых песчаников с большим содержанием руды [27]. Именно в эту местность в 1626 г. оправилась экспедиция английских рудознатцев Герольда и Фрича в сопровождении дворянина Загряжского. В 1631 г. Строгановы предприняли еще одну разведку, вторично обследовав известные на тот момент выходы рудного материала. Это позволило спустя два года отправить в экспедицию главу Золотого приказа – стольника Василия Ивановича Стрешнева, основавшего медеплавильный завод на месте Гри-горовского месторождения. Последующая экспедиция подтвердила верность выводов Стрешнева по богатству руд, но местность для завода приискать новую, вследствие маловодности ручья, не способного дать требуемую мощность производственному процессу. Поэтому Григоровский завод был перенесен на 30 км южнее [26]. Так возник первый доподлинно известный медеплавильный завод – Пыскорский.

Обсуждение

Этот завод, основанный с использованием нового метода производства при по- мощи гидравлического механизма, стал «опытной станцией» для дальнейшего развития отрасли. Действовал он с 1640 по 1665 г., но, как и все новое, нуждался в постоянном контроле. В первые два десятилетия существования им руководили московские управляющие: центральному руководству было легче реагировать на ситуационные изменения. По их «сказкам», за первый сезон работы (с 1 июля 1641 по 6 февраля 1642 г.) удалось получить около 10 т кусковой и 40 т толченой руды. В то же время на Кужгорском руднике добыли около 6,5 т кусковой и большое количество мелкой руды, мало полезной в дело при тогдашнем состоянии техники и технологии. Таким образом, в совокупности государство получило около 60 т руды. Безусловно, это очень скромные цифры, ведь промышленности требовались руды, содержание меди в которых колебалось от 5 до 20 %. Если взять за основу средний показатель – 10 % металла в руде, то сезонная производительность Пыскорского завода могла достигать лишь 10 т меди [25]. Так что усилий одного предприятия было мало для растущей русской экономики. Однако при общих проблемах отечественной индустрии не на руку производителю сыграл антропогенный фактор: при проектировании завода некоторые постройки предпочли разместить в подошве горы. В результате оползней они страдали больше всего. Часты были поломки плавильных печей. Оценив ситуацию, приказная администрация в 1642 г. вменила в обязанность новому управляющему Онуфриеву произвести детальный осмотр строений плавильного завода, а также помочь стольнику Лодыгину «приискать руду» в Соликамских кряжах. В 1648 г. старый завод вновь пострадал, теперь от пожара, после чего был сдан в аренду купцу Тумашеву с обязательством сдавать продукцию промысла в соликамскую избу. Ситуация весьма напоминает спор о реализации предпринимательской функции: кто будет лучше следить за со- стоянием предприятия – государственный служащий или частник? Как только появлялась идея о нерентабельности хозяйствующего субъекта, сразу возникала идея о передаче его в руки предприимчивого капиталиста. Первоначально Тумашев выплавил чуть менее 9,5 т меди и передал приказчикам из расчета по 2 руб. за пуд, но затем выплавка упала до 5 т за сезон, а цена возросла в полтора раза для казны, доходя до розничной цены в 4,25 руб. за пуд в Соликамском уезде.

Завод действовал еще в течение восьми лет и был приостановлен в том числе под воздействием внешних факторов: мастера были мобилизованы на войну со Швецией 1656–1658 гг. С другой стороны, по «сказке» в приказную избу «руда вынялась и признак рудных не стало», а в 1661 г. от длительного бездействия и отсутствия контроля шахты были засыпаны очередным обвалом пород [25].

Кроме официальной хроники завода, до нашего времени сохранились весьма любопытные краеведческие заметки, согласно которым прикамские заводы имеют более раннюю историю. По расспросным спискам крестьянина Никиты Белкина, сделанным в 1722 г., выяснено, что в первой четверти XVII в. его задействовали в разработках на Григорьевой горе. По его словам, тогда он считался «в приставах или в разсыльщиках», а вместе с ним трудились 15 иноземцев, добывавших руду в штольнях и шахтах. Вместе с описанием процесса он не забыл упомянуть, что из вынутой руды была отлита медь при Пы-скорском монастыре. По количеству этой меди он определиться затруднился, только показал, что из того материала в Москве было вылито несколько орудий3.

Показания Белкина в какой-то степени подтверждаются обводной грамотой, составленной в 1629 г. для Пыскорского монастыря. В ней значилось, что упомянутому монастырю следует отвести земли взамен изъятых на «Государево медное дело». Кроме того, сохранились просадки над шахтными полями и следы плавки меди в окрестностях деревни Григорово [25].

Заключение

Многочисленные экспедиции XV–XVII вв. дали важную информацию для анализа полученных данных, и к середине XVIII в. проблема создания металлургической промышленности была решена. С XVII в. на территории Пермского края в удобных с экономической точки зрения местах появились 30 медеплавильных заводов, которые производили до 3 000–4 000 т меди в год [25].

С того момента применительно к отрасли можно говорить о формировании взаимосвязи и взаимодействия основных элементов рынка: спроса и предложения, цены, конкуренции и основных экономических законов, т. е. рыночного механизма, воздействующего на экономическую политику государства.

Выгоды, проистекающие от ресур-сообеспеченности России, ее геополитического положения между Востоком и Западом, позволяющего вести трансконтинентальную транзитную торговлю, нивелировались проблемами физико-географического характера, обширностью территории при неразвитости транспортного обеспечения и региональной инфраструктуры в целом. Решая стратегические задачи экономического развития, государство переложило проблемы оперативного управления отраслями в частные руки, что позволило освоить новые рынки сбыта и открыть новые источники сырья, ликвидировавшие монопольные позиции западных партнеров.