Проблемы понимания сущности принципа самостоятельности и независимости следователя

Научно обоснованные предложения по оптимизации механизма реализации принципа независимости и самостоятельности следователя требуют тщательного и всестороннего научного подхода к осмыслению сущности идеи, составляющей основу вышеуказанного принципа. Современные исследователи пытаются обнаружить в этом принципе преимущественно признаки зависимости следователя, а не его независимости. Эта методологическая установка, на наш взгляд, скрывает глубинную суть принципа организации следственной деятельности и воплощения миссии следователя. Этот подход не отражает сущности самой идеи процессуальной самостоятельности и независимости следователя и не дает ответа на вопрос, почему термины «самостоятельность» и «независимость» оказываются тесно связанными. По нашему мнению, в сущностном смысле здесь имеют место разные оттенки какого-то единого (двуединого, триединого…) термина, выражающего квинтэссенцию идеи, в которой закодированы источник особого статуса и специфическая процессуальная миссия субъектов, ведущих уголовное судопроизводство. Эта идея еще не в полной мере проанализирована исследователями. Поэтому наука не прекращает обращаться к феномену самостоятельности, независимости, обособленности, ответственности (и т.д.) следователя.

Обзор литературы

Наиболее распространен в юридической литературе пользуется термин «процессуальная самостоятельность следователя» [1], второе место занимает «процессуальная независимость следователя» [2], значительно реже идея маркируется формулой «ответственность следователя» [3]. Нередко ключевые слова объединяются и в других сочетаниях; идеи именуют, к примеру, принципом «процессуальной независимости и самостоятельности следователя» или же принципом «процессуальной самостоятельности и ответственности следователя». Мы считаем возможным говорить о принципе независимости и самостоятельности следователя, опуская определитель «процессуальная» как нечто само собой разумеющееся.

Анализ публикаций (А.В. Бабич, Н.В. Бабич, Х.Б. Бегиев, А.А. Белавин, В.Н. Григорьев, В.Н. Калинин, А.В. Победкин и др.) позволяет уловить доминирующую научную тенденцию: сущность идеи процессуальной самостоятельности и независимости следователя наука пытается понять в контексте ограничений, которые на эту деятельность накладываются субъектами контрольно-процессуальных полномочий.

Материалы и методы

Для формирования гипотез и подтверждения выводов использовались научные статьи и диссертации последних лет. Диссертации интересны, в том числе, и потому, что в них в силу установленных требований рельефно обозначается актуальность исследования (намерения автора, опирающиеся на аксиому ценности самостоятельности и независимости следователя). Исследование опиралось на общенаучные методы анализа, синтеза, наблюдения, сравнения, а также на специальный метод уголовно-процессуальной науки – уголовно-процессуальную концептологию.

Результаты исследования

Предмет нашего интереса заключается в том, чтобы уловить, каким образом в рамках аксиолого-прагматического подхода осознается и формулируется ценность принципа самостоятельности и независимости следователя. Для нас имеют значение не только результаты научных поисков наших предшественников, но и те намерения, с которыми они подошли к этой теме. В качестве примера можем привести название диссертации Д.В. Наметкина «Процессуальная самостоятельность, органов и лиц, осуществляющих предварительное расследование» [4]. Легко заметить, что в самом названии отражено намерение автора предельно широко обозначить субъекта судопроизводства, предрасположенного к процессуальной самостоятельности и независимости. Дифференцированный подход к процессуальной самостоятельности, примененный названным автором, стал прологом к унифицированной сущности самой идеи, в которой концепты независимости и самостоятельности обитают в универсальном виде, игнорирующем специфику субъекта.

Идея унифицированной трактовки самостоятельности и независимости субъекта, ведущего уголовное судопроизводство, наиболее значима для современной уголовно-процессуальной науки и практики. Для понимания главное, чтобы сама идея и совокупный субъект самостоятельности и независимости были обозначены предельно широко. Мы считаем возможным назвать эту искомую идею идеей процессуальной автономии органов и лиц, ведущих уголовное судопроизводство.

Постижение идеи процессуальной автономии является идеологической предпосылкой всякого научного исследования, нацеленного на глубокое и всестороннее познание сущности принципа самостоятельности, независимости и ответственности следователя и руководителя следственного органа, равно как и всех других государственных органов и лиц, причастных к досудебному и судебному производству. Для познания сущности идеи процессуальной автономии должен быть применен идеологический подход, выражающийся, по мнению его разработчиков, в поиске некой «материнской идеи», из которой вырастают принципы и институты уголовного судопроизводства [5]. Идеологический подход дает нам определенную установку, специфический угол зрения, заряд рационального сомнения.

Большинство современных исследований отличаются практической направленностью исследований, перемещающей теорию на факультативный план, и достаточно узким сектором научного интереса. Но это не недостаток, а специфика современных исследований, предпочитающих прагматический уровень научных задач. Ученые, проявляющие интерес к принципу процессуальной самостоятельности и независимости следователя, опираются преимущественно на априорную аксиоматическую ценность идеи процессуальной автономии и сосредоточиваются на явных проблемах ее ограничения и ущемления, возникающих по воле законодателя или в связи с недоразумениями практики. Одних исследователей эта ценность вдохновляет на борьбу за эту автономию (независимость) в рамках действующей уголовно-процессуальной формы; других, что гораздо чаще, на поиск компромисса и оптимальных пропорций самостоятельности и независимости в системе органов, ведущих уголовное судопроизводство.

Таким образом, разные авторские взгляды, имеющие место в современной науке, могут быть сведены к подходу, который можно назвать аксиолого-прагматическим. В свою очередь, этот доминирующий подход к пониманию и реализации принципа процессуальной самостоятельности и независимости следователя может быть выражен через сравнительно небольшое число установок и положений.

Ключевое положение может быть сформулировано следующим образом – аксиоматическая констатация теоретической и практической ценности принципа процессуальной самостоятельности и независимости следователя. Указанное положение выражается в том, что этот принцип в самом начале исследования объявляется некой незыблемой ценностью (аксиомой), которая не нуждается в развернутом научном обосновании. Принцип процессуальной самостоятельности и независимости следователя преподносится как некая эволюционно-историческая данность, имманентная часть уголовно-процессуальной идеологии и даже технологии. Поэтому интерес современных исследователей стартует не в направлении сущности этого принципа (приближение к идее процессуальной автономии), а уже от нее к практической оптимизации технологии воплощения идеи и сразу же переносится в прагматическую плоскость на вопрос о «справедливых» пропорциях этой самостоятельности и независимости при распределении ее между участниками процесса.

Именно в связи с вышеизложенным мы склоняемся к тому, чтобы назвать преобладающий сегодня научный подход к пониманию принципа процессуальной самостоятельности и независимости следователя аксиолого-прагматическим. Теория указанного принципа в рамках рассматриваемого подхода сводится к необходимому минимуму и заменяется аксиологической (аксиоматической) констатацией. Эта ценность преподносится в форме некой «заповеди», согласно которой процессуальной самостоятельности и независимости следователя надлежит в уголовном судопроизводстве быть. Просто – быть. Причем «заповедь» эта, как правило, не провозглашается конкретно, а проявляется как бы исподволь, через контекст изложения и намерения автора, заявленных в преамбулах научных работ.

Нельзя сказать, что все работы, освещающие анализируемую нами тематику, четко и внятно формулировали признаки ценности самостоятельности и независимости следователя. Однако можно говорить о том, что в том или ином виде эта аксиологическая линия присутствует почти везде. Кто-то подчеркивает, как много всего вмещает в себя феномен самостоятельности и независимости следователя [6, с. 14–15]. Кто-то делает это более четко и избирательно [7, с. 3–5]. Признают ценность данного принципа и те, кто считает его фантомом [6, с. 3–5]

Проблемы самостоятельности и независимости следователя (скорее виртуальный, чем реальный характер этой самостоятельности и независимо- сти) были предельно ясны еще тридцать лет назад. Однако ясность проблем не всегда предполагает ясность нормативных решений. Современное отечественное уголовно-процессуальное право идею самостоятельности и независимости следователя должным образом не ценит. Но этот упрек адресуется не только праву и законодателю.

В рамках аксиолого-прагматического подхода важно отметить еще одно обстоятельство. С одной стороны, констатируя «номинальную» ценность процессуальной самостоятельности и независимости следователя, авторы демонстрируют доводы, согласно которым этот феномен очень уязвим и фактически беззащитен перед волюнтаризмом законодателя.

Не случайно анализируемому подходу свойственна нормативная (в том числе компартиви-стская) аргументация недостаточного понимания (а то и просто отрицания) ценности принципа процессуальной самостоятельности и независимости следователя законодателем, выражающаяся в констатации факта сокращения и ущемления самостоятельности и независимости следователя, необоснованного и нецелесообразного изменения пропорций этой самостоятельности и независимости между различными участниками уголовного судопроизводства.

Сделаем акцент на том, что с самого начала своего применения Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (УПК РФ) критически оценивался с точки зрения самостоятельности и независимости следователя. В качестве иллюстрации приведем цитату из диссертации А.А. Белавина. «Нормы нового уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации значительно расширили процессуальные полномочия прокурора и начальника следственного отдела по надзору и процессуальному контролю за деятельностью следователя по возбуждению и расследованию уголовных дел. Все это, безусловно, привело к ограничению процессуальной самостоятельности следователя, который лишился даже тех прав, которые ему предоставлял ранее действовавший УПК РСФСР 1960 г. (например, право на самостоятельное возбуждение уголовного дела)» [8, с. 10].

Само собой, что это не открытие А.А. Белавина, а факт, который находится на поверхности и обозначает вполне определенную тенденцию, – самостоятельность и независимость следователя не особо укладывается в «русло прогресса». При этом часть процессуалистов оценила реформу 2007 года как действо, посягающее на ценность самостоятельности и независимости следователя. Вместе с тем оценка законодательной трансфор- мации самостоятельности и независимости следователя, произошедшей летом 2007 года, не является столь однозначной. Немалое число процессуалистов, напротив, увидели в этих переменах новое признание ценности этой идеи и предпосылку ее технологического укрепления [4, с. 4]. Были нейтральные (и даже ироничные) оценки указанных нововведений.

Если в целом законодательные изменения 2007 года оценивались как существенная реформа следственного аппарата, то коренных преобразований самостоятельности и независимости следователя в поле этой реформы не провозглашалось, поскольку этот принцип, по мнению отдельных исследователей, является фантомом. Так, В.Н. Григорьев, А.В. Победкин и В.Н. Калинин отмечают: «Следователь в отечественном уголовном судопроизводстве традиционно рассматривается как лицо процессуально самостоятельное, но вместе с тем такое определение статуса следователя в последние годы использовалось большей частью как привычный штамп» [9, с. 49].

В этой цитате отражается своеобразный подход к оценке эволюции идеи самостоятельности и независимости следователя. В.Н. Григорьев, А.В. Победкин и В.Н. Калинин дают понять, что сама сущность этой идеи потерялась где-то на задворках истории, а в современном уголовном процессе ощущается лишь невнятное «эхо» этой идеи. Эта мысль косвенно проявляется в следующем полном иронии суждении: «Наряду с понятием «процессуальная самостоятельность» следователя в юридической литературе нередко используется понятие «процессуальной независимости» следователя. Представляется, что эти понятия могут использоваться как тождественные, учитывая, что ни то, ни другое не соответствует реальному положению дел» [9, с. 49].

При этом следует заметить, что это реальное положение дел трактуется не как какое-то временное недоразумение, а как некое подобие объективных идеологических предпосылок [9, с. 49].

Обсуждение и заключения

Констатация низкой практической реализации идеи процессуальной автономии субъектов расследования, имеющая место в юридической науке, не рассматривается научной общественностью как повод отказаться от признания принципиальной ценности самостоятельности и независимости следователя. Аксиолого-прагматический подход к самостоятельности и независимости следователя по праву занимает свою методологическую нишу. Подобный подход продемонстрировал свою инструментальную ценность и в рамках исследо- вания самостоятельности и независимости следователя. Действительно, трудно возражать против ценности этой идеи для уголовного судопроизводства. И мы эту ценность целиком поддерживаем. В рамках этого подхода нас смущает только то, что сама эта ценность, ее идеологические и методологические предпосылки учеными, как правило, не доказываются, а просто констатируются.

Этот подход не ставит амбициозных научных задач. Казалось бы, аксиоматическая констатация ценности самостоятельности и независимости следователя должна была вести к теоретико-эмпирическому обоснованию необходимости максимального расширения самостоятельности и независимости следователя, содержать призывы к возвращению в «золотой век» идеи процессуальной автономии. Но гораздо чаще мы видим более скромные усилия, направленные на перераспределение пропорций этой самостоятельности и независимости между «исследователями» и «контролерами».

Недостаток теоретико-аксиологического подхода заключается в отсутствии глубоких представлений о сути идеи процессуальной автономии, ограничивает и горизонт представлений о задачах реализации принципа процессуальной самостоятельности и независимости следователя. В связи с этим аксиолого-прагматический подход не отменяет разработки и внедрения иных научных подходов к самостоятельности и независимости следователя, не исключает поиска иных концептуальных инструментов. В качестве одного из таких инструментов мы предлагаем концептуально-типологический подход к сущности и наименованию принципа, выражающего идею процессуальной автономии органов, ведущих предварительное расследование.