Проект Петра Великого по защите Филадельфийской митрополии

,

,

Забота Петра Великого о единоверцах в Венеции была не единичной акцией в поддержку проживавших там греков, а константой его внешней политики. В связи с этим цель статьи состоит в том, чтобы изучить реакцию российской дипломатии на жалобы греческой церковной общины в связи с лишением ее церкви Святого Георгия. Соответственно задачами станут: во-первых, показать наличие межправославного канала связи между Венецией и Санкт-Петербургом, во-вторых, на основании имеющихся документов изучить черты личности посланника венецианской общины Герасима Фоки, в-третьих, ввести в научный оборот неизученные документы российского правительства, касающиеся планов по покровительству единоверцам не только в Италии, но и в других областях, находившихся в пределах инославных государств.

Отношения венецианской церковной общины с Российским государством были взаимоза-интересованными и, на более позднем этапе существования Филадельфийской митрополии, также взаимовыгодными. Подобные контакты известны по сношениям Руси / России с Православным Востоком, подробно изучены как дореволюционными, так и современными российскими и греческими историками, но здесь они носят свой, особый характер, поскольку речь идет о Христианском Западе, где сами греки во многом были частью европейской культуры 1.

В связи со сказанным источниковой базой работы станут в первую очередь данные не отечественных, а греческих историков Велуди [Βελούδης, 1893], Цицели [Τσιτσέλης, 1904], Мазараки [Μαζαράκης, 1843] и Лиосату [Λιοσάτου, 2022], а также материалы Архива внешней политики Российской империи (далее – АВПРИ), впервые вводимые в научный оборот.

Церковь святого Георгия, которая после долгой тяжбы между перешедшим в католичество митрополитом Мелетием Типальдом и греческой общиной по решению гражданского суда в 1708 г. отошла униатам, была полем непрекращающихся пререканий между греко-католиками и православными [Γεδεών, 1913].

Жалобы на Мелетия представители общины писали неоднократно, и еще задолго до захвата им храма. Так, в 1692 г. митрополит (тогда еще только скрытый униат) посылает константинопольскому патриарху Калиннику оправдательное письмо, из которого узнаём, что члены братства уже трижды писали в Константинополь с обвинениями в его адрес [Μπόμπου-Σταμάτη, 1978, s. 99]. В 1699 г. Мелетий вновь оправдывается перед патриархом из-за присланных тому обвинений в его адрес.

В этот же период митрополита обвиняет перед патриархом его прежде доверенный человек и секретарь, проповедник, отец Илия Минятий, который прибыл в Константинополь вместе с венецианским байюлом Л. Соранцо в качестве секретаря и продолжал проповедническую и дипломатическую активность в пользу как венецианцев, так и греков [Ястребов, 2017, c. 79–80] 2.

В 1702 г. по совету митр. Кесарийского Хрисанфа Нотара, прибывшего из России в Константинополь и получившего точные известия о тайном католичестве Мелетия от профессора Падуанского университета Николая Комнина-Пападополи, патриарх предлагает митропо- литу подписать православное исповедание веры [Μπόμπου-Σταμάτη, 1978, s. 100–101] 3. Тот, конечно, уклоняется и в скором времени открыто выступает с латинских позиций [Ястребов, 2020, c. 298].

В интересующем нас эпизоде мы имеем дело со второй жалобой на имя царя. Первая из них была рассмотрена Петром положительно, и в декабре 1710 г. он отправил письменное ходатайство в защиту единоверцев в Венеции [Ястребов, 2016].

Это послание помимо заботы о православных преследовало вполне утилитарные цели, а именно государь стремился к мобилизации греков и славян под российским флагом в уже начавшейся в тот момент очередной войне с Османской империей.

Вслед за отправлением письма последовало открытие российского консульства и неформальной дипломатической резидентуры, которые должны были отчасти следить за развитием ситуации с церковью, но преимущественно выполнять роль вербовочных пунктов для тех единоверцев из пределов республики или близлежащих мест, кто хотел бы принять участие во «втором фронте» войны на Балканах. В осуществимости проекта Петра убеждал Савва Рагузинский, и отчасти это удалось: полковник Милорадович во главе нескольких тысяч повстанцев из Герцеговины сражался с турками еще довольно долго, пока не перебрался в Россию [Дучич, 2009, с. 152–162] 4.

Война, как известно, закончилась невыгодным миром, хотя по венецианским каналам российские агенты продолжали ссужать герцеговинцев деньгами и поддерживать корреспонденцию 5. Однако вопрос с церковью решен не был.

Итак, после смерти Мелетия (1713 г.) православная община Венеции продолжала переживать тяжелые времена. Власти не хотели выпускать инициативу из рук и не позволяли вернуться православному митрополиту на филадельфийскую кафедру. Вместе с тем они не могли и навязать униатского архиерея, потому что должность была выборной, а община в абсолютном большинстве не желала избирать католика, да и Константинополь все равно бы его не утвердил. Греки стали покидать Венецию. Над приходом надзирал поставленный католиками викарий, а священники обязаны были произносить латинское исповедание веры. Церковь вышла из-под омофора православного патриарха [Βελούδης, 1893, s. 89–90].

О главном герое этого очерка известно мало. По списку настоятелей церкви св. Георгия он значится под 1718 г. вместе с критянином Иоанном Вувули [Βελούδης, 1893, s. 182; Μανούσακας, Σκουλάς, 1993, s. νς’ εισαγωγή; Λιοσάτου, 2022] 6.

Далее мы встречаем Герасима уже в России весной 1722 г., о чем существует дело в Коллегии иностранных дел (далее – КИД), хранящееся ныне в АВПРИ под названием «Приезд из Венеции игумена (пожалованного потом в архимандриты) кефалонитянина Герасима Фоки с жалобою на Венециан о уничтожении тамо греческой церкви, о утеснении благочестивого исповедания людей, и с прошением о посылке туда для сего дела Российского резидента, а потом отпуск его из России в его отечество» 7.

В донесении на имя синода от 22 марта 1722 г. он рассказывает, что церковь греческая в Венеции была захвачена униатами со времен митрополита Мелетия и продолжала ими удерживаться, когда он прибыл в Венецию из Кефалонии «ради домашних нужд» 8. По его словам, он был убежден членами общины остаться и священнодействовать, ибо никто из греков не ходил в церковь, но «вси семо и овамо волочилися, аки овцы не имущии пастыря» 9.

Он стал служить, не поминая папы римского и используя для крещения миро, освященное константинопольским патриархом.

Герасим сообщает также, что прослужил таким образом два года: «вси грецы прежде рас-сточенныи, во едину ограду паки собравшеся, в церковь свою ходили, и от меня таинства принимали».

Но, конечно, не обошлось без наветов, и униатские священники подали на него жалобу латинскому патриарху Венеции, который стал формальным каноническим главой церкви св. Георгия. Затем Фока перечисляет обвинения греко-католического духовенства в его адрес, состоящие из восьми пунктов: здесь и отрицание службы на опресноках, и латинского учения о моменте пресуществления даров, и отрицание непогрешимости папы и т. п. 10

Из донесших на него священников он упоминает Георгия Патуса, настоятеля храма в 1711 г., т. е. еще при Мелетии Типальде, и Спиридона Крассà, который в списке Велуди значится как раз следующим после Герасима [Βελούδης, 1893, s. 182].

На основании этой жалобы игумен был присужден венецианским сенатом к изгнанию, «понеже не могл меня имети во узах» 11. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что наказание сформулировали уже светские власти и что он, хотя признан как «еретик и римской церкви враг жесточайший» 12, не мог, по его словам, быть заключен под стражу. Если сравнить дело Герасима с делом иеромонаха Григория Сотира, афинянина (т. е. не гражданина республики), выпускника Падуанского университета, который по доносу Мелетия Типальда был передан инквизиции и в 1706 г. заключен в тюрьму на 18 месяцев, а затем выдворен за пределы страны 13, бросается в глаза несоразмерность наказаний. Ведь иеромонах Григорий был известной личностью, за него ходатайствовал, например, Николай Комнин-Пападополи, профессор Падуанского университета, иезуит, но горячий противник Мелетия из-за его насильственного образа действий в отношении православных. Заступались за Сотира и руководители общины, ведь в тот момент церковь еще не была официально передана униатам, поэтому президент и правление братства имели вес в церковных делах. Герасим же был человеком сугубо внешним, церковь де-юре и де-факто уже была униатской, и он был гражданином республики, что развязывало руки в части репрессий против него. Однако он был «всего лишь» приговорен к выдворению из пределов города, да и тò не исполнил – после приговора «жил тайно» в Венеции 14.

Из своего убежища он написал прошение на имя митрополита Стефана Яворского, чтобы тот ходатайствовал перед императором о «заступлении» 15. Его «письма» (именно так, во множественном числе) были им переданы через внука Саввы Рагузинского и переведены

Димитрием Кантемиром 16. Затем игумен прибыл в Россию лично, возможно, через Дунайские княжества и Украину, дорога через которые стала намного безопаснее после окончания Северной и Второй Морейской войн.

Множественное число объясняется тем, что он приложил к письму еще «мемориал», являющийся пересказом письма патриарха иерусалимского Хрисанфа, которое было получено им 26 декабря 1721 г., вероятно, по дороге в Россию. В документе, помимо просьбы патриарха о заступничестве России перед лицом политики латинизации, проводившейся имперскими властями на территориях, отошедших Вене после Пожаревацкого мирного договора (1718), подтверждается личность Герасима Фоки и его статус, причем он титулуется эпитропом Святого Гроба 17.

Далее в архивном деле отложились некоторые документы, свидетельствующие о подготовке ответа российских властей на беспокойство иерусалимского патриарха и игумена Фоки. В частности, сохранилось письмо гр. Головкина к Савве Рагузинскому с вопросом об организации церкви при доме резидента в Венеции 18.

В деле имеется также проект указа царя Петра от 25 июля 1722 г., из которого явствует, что вопрос был обсужден в синоде в присутствии государя и в согласии с мнением сената было решено возвести Фоку в сан архимандрита Валаамского монастыря и послать в Венецию вместе с резидентом, чтобы отправлять богослужения в его домовой церкви, «доколе тое церковь по желанию своему получат» 19.

Таким образом, прошению Фоки дали ход на самом высоком уровне. Вплоть до 1722 г. (а возможно, и до 1724 г.) в Венеции существовало российское консульство, возглавлявшееся венецианским греком Дм. Боцисом. Его действия были не слишком активными, но главное, что консульство хотя и призвано было негласно заниматься политическими вопросами, было по традиции институцией сугубо коммерческой и не могло официально претендовать на решение проблем политической или религиозной жизни республики. Кроме того, Боцис был венецианским гражданином и, таким образом, изначально находился в более уязвимом положении перед властями, нежели российский порученец.

Из КИД последовали запросы Ф. М. Апраксину и К. И. Крюйсу для подбора кандидатов для отправления в Венецию в качестве резидентов 20. Выбор правительства пал на лейтенанта галерного флота Ивана Алексеева, которому было отдано предпочтение перед другим кандидатом, унтер-лейтенантом Петром Кашкиным. Эти документы сохранились в еще одном деле АВПРИ: «Отправление (не состоявшееся) в Венецию галерного лейтенанта Ивана Алексеева в чине резидента» 21. Интересно, что в запросе было отмечено: «его императорское величество повелел по имянному своему указу отправить в Венецию резидента, выбрав из галерных офицеров российских, которые были в Венеции и по-италиански умеет, подобного тому, как Иван Неплюев, которой ныне при турецком дворе обретается» 22. Действительно, Алексеев (как и Кашкин) был одним из гардемаринов, прибывших в 1716 г. по просьбе венецианцев для защиты Корфу [Рачинский, 1875, с. 109].

Резолюция Петра об избрании резидента из галерных офицеров была поставлена на предложении коллегии еще 21 апреля, а 5 июля 1722 г. КИД избрала Алексеева, о чем имеется упоминание в документах 23. В деле отложился не датированный черновик инструкции Алексееву. В нем параграф 4 гласит: «Ему резиденту <...> домогатся у речи посполитой венеций-ской пристойным образом прежнюю в Венеции христианскую восточного благочестия церковь возвратить, в чем ему, резиденту, прилежное и крайнее свое старание прилагать, а ежели того получить невозможно, и надежды возвращения оной церкви уже не будет, то ему, резиденту, предложить оным христианом такой к получению желания их способ, чтобы купить тамо в Венеции в пристойном месте на ево резидентское имя двор, на котором ему, резиденту, построить православную церковь, в которой уже возмогут они вся по благочестию церковному исправлять и потребами доволствоватца безпрепятственно, где и епископа, выбрав, посвятить надлежит, в чем от речи посполитой венецкой спору и препятия быть нечаемо» 24. На этом, в сущности, проект об отправлении Алексеева в Венецию заканчивается. О его исходе узнаём из документов, касающихся отца Герасима Фоки.

Более чем через год после событий, изложенных в документах обоих дел, 25 сентября 1723 г., в деле Фоки встречаем проект указа Петра на основании челобитной архимандрита, которую тот подал 30 августа того же года в синод о том, что просит отпуску 25.

• 1 октября 1723 г. Фока вновь пишет челобитную уже на имя царя. Вероятно, это был формальный запрос, чтобы получить основание на выдачу денег на дорогу. Тут он вновь просит отпустить его домой, «видя себе во всяком забвении и не имея чем содержаться в чюже-странстве будучи» ²⁶. Письмо передал в КИД 20 октября 1723 г. П. А. Толстой ²⁷.

Далее, 29 октября из КИД, которую Петр уполномочил подумать о денежном довольствии отъезжавшего архимандрита, в Святейший и правительствующий синод было отправлено донесение, где излагалась краткая история вопроса о приезде Фоки, о его невостребованно-сти в данный момент и бедственном материальном положении. Здесь же впервые раскрывается причина, по которой И. Алексеев все-таки не был отправлен в Венецию: «Понеже потом получено известие, что венецыйской прежде бывшей князь умре, а по смерти оного выбран в Венеции другой князь [от которого к его императорскому величеству о избрании его в князи объявления еще доныне не было], и для того и иных причин помянутое отправление в Венецию резидента его императорского величества остановилось» 28. Кроме того, КИД указывает, что у них, согласно «табельному окладу», не имеется средств на оплату таких категорий приезжих. В сущности, эта отписка синоду имела целью переложить обеспечение неприкаянного греческого архимандрита на сенат, о чем неоднократно повторялось в тексте.

Наконец, история завершается указом Петра от 1 декабря 1723 г. о выдаче Герасиму паспорта и ста пятидесяти червонцев на проезд.

Так закончилась вторая попытка греческого братства Венеции «достучаться» до российского правительства.

О главном герое этой истории, отце Герасиме Фоке, как было сказано, известно очень немного. Он происходил из семьи византийской знати, осевшей на Кефалонии. Оказавшись в Венеции по случаю, не умея и не желая подстраиваться под текущую ситуацию, требовавшую от священника большой гибкости, Герасим сделался знаменем несогласных с захватом храма. Изгнание сподвигло его отправиться искать правды в Россию, где поначалу казалось, что обстоятельства были благоприятными.

Греческие историки Цицели и Мазараки вообще считали его миссию весьма успешной и утверждали, что во время своего пребывания в России он был придворным священником и даже духовником царя [Τσιτσέλης, 1904, s. 737]. Мазараки (правда, без каких-либо ссылок на источники) сообщает следующие факты. При отправлении из России Петр в знак своего расположения к Фоке подарил ему пять ценных икон с изображениями русских святых. Герасим отправился с ними в Константинополь и скончался там от чумы. Его брат Марин впоследствии продал эти иконы за триста цехинов известному коллекционеру Алессандро Грегорио Каппони, который затем оставил их в дар отцам иезуитам [Μαζαράκης, 1843, s. 37].

Если верить Мазараки, то получается, что уже, по-видимому, престарелый архимандрит поехал не на родину, а в Константинополь. Вполне вероятно в таком случае, что он пытался там представить свою миссию в России как успешную и искал для себя епископского посвящения, чтобы продолжить борьбу за восстановление православной митрополии в Италии.

Несмотря на отсутствие сведений об образовании и о дальнейшей судьбе этого игумена, важно, что он был единственным посланцем православной Венеции в священном сане, побывавшим в России.

При всех его симпатиях к единоверцам и в первом, и во втором случае с ходатайствами за венецианских греков действия царя были продиктованы обстоятельствами политического свойства.

Если послание 1710 г., формально будучи обращенным к венецианскому сенату, на деле призывало к общей борьбе греков и славян против османского владычества и в таком качестве было услышано и воспринято, то проект с отправлением резидента имел уже иной характер. Он должен был стать дипломатической акцией государства-победителя, поднявшегося на уровень империи и с этой высоты пытавшегося влиять на европейскую политику. В силу этого, во-первых, имелось в виду создать в республике полноценное дипломатическое представительство, которое, во-вторых, оказывало бы влияние на местных единоверцев – греков и славян и, как следствие, распространяло бы его оттуда на Балканы. Характерно, что обе акции – основание консульства в 1711 г. и проект дипломатического представительства в 1722 г. – осуществлялись под предлогом защиты православных греков.

Сама кандидатура резидента, военно-морского офицера, должна была прибавить веса действиям императора, который по-прежнему рассчитывал на греков и славян как в политической, так и в коммерческой сфере, а его ходатайство должно было еще выше поднять его престиж в глазах единоверцев и европейцев.

Однако, по-видимому, претензии царя показались венецианцам чрезмерными, а открытие резидентуры запоздалым – битвы отгремели, военные союзы были более неактуальными, а возможные новые волнения в среде греков пугали власти: Мочениго «не отозвался» о своем избрании 29.

Послесловием к неудавшемуся проекту стали рапорты Саввы Рагузинского от 5 и 11 февраля 1724 г. с предложением на место консула одного из двух кандидатов – купца Траяна Лалика и банкира Николая Кареяни ³⁰. Петр «повелел спросить о нем (о Лалике. – А. Я. ), греческой ли веры, и ежели греческой, то на то соизволил» ³¹. Однако никаких действий в реальности предпринято не было, и работа российского консульства в Венеции возобновилась только при Екатерине II.

Нормализация же православной церковной жизни в Венеции отложилась на несколько десятилетий. Когда во главе храма будет вновь стоять Филадельфийский митрополит, в лагуне появится наконец и полноценный российский представитель в статусе «полномочного министра». При посольстве будет учреждена домовая церковь, которая, правда, просуществует чуть больше 10 лет.

Ниже публикуются несколько документов, касающихся приезда в Россию игумена Герасима Фоки, проекты указов императора Петра Великого, предложенные Коллегией иностранных дел, челобитная Фоки. Они хранятся в АВПРИ в ф. 41, «Сношения с Венецией», и относятся к периоду 1722–1724 гг. При подготовке текста соблюдались правила публикации исторических документов XVII–XVIII вв. Текст набран с сохранением орфографических особенностей оригинала, но вышедшие из употребления буквы алфавита заменены современными, «ь» и «ъ» в конце слов опущены. Пунктуация современная.

• 1.    22 мая 1722 г. – Проект указа Петра I, подготовленный в Святейшем синоде. Сообщается, что в Священной римской империи, Польше и Венеции утесняют православных .

• 2.    22 марта 1722 – Донесение игумена Герасима Фоки в Святейший синод о положении дел в церкви святого Георгия в Венеции, о его действиях в защиту православия и о гонениях против него.

(л. 1) Указ его величества императора и самодержца всероссийского из Святейшаго пра-вительствующаго синода в Коллегию иностранных дел.

В прошедших числех в поданных в Святейший правительствующий синод разных персон доношениях объявлено, что в Цесарии, в Венеции и в державе цесарской и в Полще и в других странах православным, тамо обретающимся, чинится много от инославных утеснение, о чем в посланных при сем указе со оных доношений копиях имянно показано, и прешедша-го апреля в 12 день Всепресветлейший державнейший ПЕТР великий император и самодержец всероссиискии, будучи в сенате, в присудствии синода и сената, по предложенному от онаго синода о таком правоверных утеснении докладу указал послать из синода в Коллегию иностранных дел указ с таким предложением, чтоб о обретающихся в Венеции христианех [о которых прибывшаго оттоле в Россию игумена Герасима доношение в синод подано] писано было из оной коллегии до кого надлежит, дабы оные христиане от инославных не были утесняемы, а ради свободнаго на славословие Божие имени собрания, послать бы из России в Венецию резидента, которой бы, собрав тамо православных, об’явил им охранительную его Императорского Величества протекцию и домагался прежнюю в Венеции христианскую вос-точнаго благочестия церковь возвратить, а ежели того получить не возможет, и надежды возвращения оной уже не будет, то предложил бы оным христианом такой к получению желания их способ, чтоб купить в пристойном месте // (л. 1 об.) на ево резидентское имя двор, на котором ему, резиденту, построить православную церковь, в которой уже возмогут они вся по благочестию церковная исправлять и потребами довольствоватца безпрепятственно, где и епископа, выбрав, поставить, а оному игумену удобное место в России приискать и определение учинить в синоде. Также по доношению из Далмации требенского монастыря архимандрита Леоньтия оному резиденту домагатся, дабы посвященного сербским патриархом в Далмацию епископа Стефана Любибратича из Далмации не выгонять, и в законе греческаго исповедания обывателем тамошним препятия не чинить, и которые православные в княжестве мунтянском, в провинции за Олтом рекою обретающеися монастыри приписаны суть Гробу Святому, Синайской и Афонской Горам и протчим святым местам, не были утесняемы, но всяко свободны, и как издавна обычай был, так и ныне чтоб были под властию тех, которые по времени и по преемничеству бывают патриархи иеросалимские, архиепископы синайские, и архимандриты Святыя горы, дабы они власть имели поставлять и низлагать игуменов, и щоты от них принимать по древнему обыкновению, и дабы тоя страны монастыри и церкви святыя свободны были от всяких градских платежей, и правителств, также игумены тех монастырей имели бы власть собирать доходы, которые древние их здатели мунтянские князи на милостыню определили с сел и с подданных им цыганов, и дабы оные цыгане архимандритом и игуменом своим // (л. 2) были во всем послушны, как о том дипломами княжескими издревле уставлено и утверждено, подобным образом которое утеснение и в Трансилванской земле обитающим волохом и мунтяном издревле до архиепископа мунтянского во всяком церковном правительстве надлежащим ныне от законников западные церкви слышится, требовать сего, дабы они по древнему обыкновению были под правителством мунтянского архиепископа, и он бы полную имел власть во всяком над ними церковном правлении по правилам и уставам святыя восточныя церкве, а о утесняемых в Полще униятами православных, писать бы ис Коллегии иностранных дел ко двору королевского величества дабы оные со-держаны были по мирным контрактом без утеснения и без всякого в православии препятия, о чем во охранение и крепкие термины употребить, а для лучшаго охранения послать в Пол-щю камисара, которой бы о таких случаех желательные, ко облегчению употреблял промыслы, а ради твердаго благочестивых в православии содержания, отправить с ним камисаром из России известную в таковых поступках духовную персону, и Коллегии иностранных дел о вышеписанном, что до действителнаго о ней отправления надлежит, учинить по сему его императорского величества указ, а какие меры в том употреблены, и что учинено будет, о том в святейший правительствующий синод подать доношение.

Обер-секретарь Тимофей Палехин

28 маия 1722 году Ермолай Пасторов

Подано Маия 29 1722 Государю.

АВПРИ. Ф. 41. 1722. Оп. 1. Ед. хр. 2. Приезд из Венеции игумена / пожалованного потом в архимандриты / кефалонитянина Гарасима Фоки с жалобою на Венециан о уничтожении тамо греческой церкви, о утеснении благочестиваго исповедания людей, и с прошением о посылке туда для сего дела Российского резидента, а потом отпуск его из России в его отечество. Л. 1–2. Подлинник.

(Л. 3) Копия

Святейшему и правительствующему Синоду Доношение

Когда оставил Восточную церковь Мелетий Апостат Филаделфийский митрополит и к латинам обратился с некоторыми в том ему согласующими священниками, тогда венецианский сенат повелел, дабы в греческой церкви, в Венеции сущей, отправлялася служба потом от тех священников, которыи латинския догматы приемлют: того ради мнози, скверным прибытком привлечены, веру римскую явно исповедавше, церковь оную хотя и взяли, однакож никтоже от греков входил в ню, но вси семо и овамо волочилися, аки овцы , не имущии пастыря. В таковом состоянии, егда я в Венецию из Кефалонии, моего отчества, пришол ради домашних нужд, тогда крайним молением от наших был прошен, во еже бы мне восприяти попечение оныя // (л. 3 об.) церкве и душ единоверных, соизволих и зело охотно, хотя о том и ведал, что превеликое бремя и бедство надлежит мне. Темже вскоре по восприятии служения оного умолчах имя папы римскаго, которое высоким гласом и с честностию в службах церковных поминалося по обыкновению, и миро-помазанием, от патриарха константинопольскаго присланным, помазовал младенцев после крещения, что и иныи греко -латинстии священницы прежде оного употребляли, которое от папы римскаго присылалося, и да реку вократце: вся тогда таинства и службы церковныя по обыкновению и по чину святыя восточныя церкве: чрез два лета подавах оттуду, помогающу Богу: вси грецы прежде рассточенныи, во едину ограду паки собравшеся, в церковь свою ходили, и от меня вся таинства принимали. Сего не терпяще греко-латинстии священницы, Мелетия Апостата ученицы, доношение венецианскому патриарху на мене подали. Вины же которыя мне причитали, сии суть // (л. 4)

• 1.    Яко нашим проповедал я литургию латинскую неистинное быти таинство, понеже во опресноках сотворенна есть;

• 2.    яко таинство сие бывает не силою словес Господних, яже историческим весьма образом читаются, но призыванием Святого Духа и служением священника,

• 3.    яко имя папы римскаго из диптихов откинул я и поминать его не хотел.

• 4.    яко во западной церкве ни единоже спасение есть,

• 5.    что в неделю православия, Варлаама и Акиндина яко единомысленных латином анафе-матизах, Фотия же патриарха и Андроника императора, нарицах блаженными.

• 6.    что службу святаго Григория Паламы совершал.

• 7.    что оных, которых исповедовах, первее повелевах, дабы латинския заблуждения проклинали, а потом бы разрешения принимали,

• 8.    что папа римский погрешити может, нижé выше соборов, нижé верховный в патриархах есть, а которыи папу верховным нарицают, и тому покланяются, тех идолопоклонниками паче, нежели христианами нарицати подобает: // (л. 4 об.)

• 9.    яко таинство елеосвящения не при самой смертной кончине подавах,

• 10.    что латини впадают в ересь македониеву, верующе яко Святый Дух от Отца и Сына исходит,

• 11.    что турчина некоего к нашей вере обратих противно уложению речи посполитыя оныя, по которому жида или турчина веру Христову прияти хотящаго: не от греков, но от латинской церкви приимати повелевается.

• 12.    что понеже Мелетий Апостат и греко-латинстии священницы оному единомыслении от восточныя церкве были извержени, того ради вся таинства от них совершаемая, глаголах быти тщетна и ни единыя же силы имущая. Сия вины мне причиталися, и донесены были патриарху венецианскому, а от патриарха сенату Георгии Патусса, и Спиридон Красса греко-латинстии священницы: Франциск Кулюмбии, и Зосим Манзавин греко-латинстии иеродиаконы были и оглагольницы, и свидетели, которыи перед самым сенатом спрашиваны, сказали и публичною присягою // (л. 5) подтвердили сия вещи быти тако: а сенат, понеже не могл меня имети во узах, того ради уставил, дабы я за границами их области умерл: яко еретик и римской церкви враг жесточайший. Потом, егда я в Венеции жил тайно, и о установлении сего Святейшаго правительствующаго синода ничтоже ведая, именем всех греков, в Венеции обитающих, писах к преосвещенному митрополиту Рязанскому яко эксарху патриаршескому, со смирением онаго прося, дабы бедное церкви нашея состояние премощному и православному нашему императору предложил, дабы его императорское величество дело сие толь благочестивое и славное и богоприятное воприял и нашу церковь от ига папежского свободил, равною славою, каковую шведский король Кароль 12 при Иосифе императоре лютеранские кирхи не оружием, не бранью, но письмами и прещениями в Германии учинил свободны. Сии мои письма до рук его преосвященства от внука господина Саввы Владиславовича, чрез котораго послал их, отданы суть. И от князя Кантемира на российской язык преведенны суть; // (л. 5 об.) Премощному ж нашему императору, на которого по Бозе полагаем надежду нашу, явлены ли суть или ни весьма, не ведаю; в то время папа римский Климонт «12» свое мучительство мне, бедному, показать умыслил, писал письма к речи пасполитой благодарныя за толикую их ревность к церкве римской, купно ж и просил, дабы меня в руках держали и жестоко казнили, дабы таковаго дерзновения, потом протчии грецы не творили. Сия егда услы-шах и толь долго желаемого ответу не получих, тай избежах и чрез огнь и воду прешед,

3.    25 июля 1722 – Проект указа Петра I о решении направить в Венецию резидента с полномочиями по защите православных.

к священным стопам всемилостивейшаго нашего императора приидох, к которым припадая не о чем ином именем всех прошу всенижайше, токмо о прежней свободе нашея церкви.

На подлинном доношении помечено тако: 1722 г. марта в 22 день, написать в реэстр.

Там же. Л. 3–5 об. Подлинник.

(л. 14) Указ его величества императора и самодержца всероссийского из Святейшаго пра-вительствующаго синода в Каллегию иностранных дел.

Сего июля 23 дня.

По его императорскаго величества указу Святейший правительствующий синод прибыв-шаго из Венеции игумена Герасима Фоки прошения слушал и, согласяся с правительствующим сенатом, приговорили произвесть ево, игумена, во архимандрита и именоватся ему архимандритом Валамского монастыря, которой монастырь при Ладожском озере на Валам-ском острову обретается, и о вышеоб’явленном во архимандрита посвящении послать из синода к преосвященному Леониду архиепископу Сарскому и Подонскому его императорскаго величества указ и по посвящении ево ва архимандрита привести ко обыкновенной присяге и потом отправить ево с указом в Каллегию иностранных дел, ис которой надлежит ему от-правлену быть в Венецию с определенным тамо резидентом как для священнослужения и духовных потреб, так и ради домагателства // (л. 15 об.) обретающияся тамо православной церкви, которой тамошния благочестивые обыватели возвращения себе требуют, а доколе тое церковь по желанию своему получат, по то время священнослужение отправлять в домовой онаго резидента церкви, которую он на квартере своей иметь должен, и о том во оную Каллегию послать указ, и Каллегии иностранных дел о вышеписанном учинить по его импе-раторскаго величества указу, а оной игумен во архимандрита посвящен и обыкновенной присяге приведен и послан во оную Коллегию.

При сем обер-секретарь синода Палехин Тимофей

Герасим Семенов

Канцелярист Иван Патре < нрзб. >

Июля 25 дня 1722 году

Там же. Л. 15–16 об. Подлинник.

4.    25 сентября 1723 – Проект указа Петра I об отпуске архимандрита Герасима Фоки обратно в Венецию 32.

(л. 19) Указ его величества императора и самодержца всероссийскаго.

Из канцелярии Святейшаго правительствующаго синода

В ыностранную Коллегию.

Прешедшаго Августа 30 числа сего года в доношении в Святейший синод прибывшаго из Венеции архимандрита Фоки написано, прибыл он в Санкт-Питербург за делом, которое не неизвестно и Святейшему правительствующему синоду и потому определено ему ехать из Москвы в Венецыю с резидентом архимандритом, но чрез многое время не отправлен, а ныне за тем же прибыл в Санкт-Питербург, понеже никакого о нем и доселе определения и жалования не учинено, того ради пребывает он во всеконечной скудости, отчего не имеет приюта и препитания и самыя // (19 об.) дневныя пищи. И чтоб о том указ учинить. И сего сентября 24 дня по его императорскаго величества указу и по согласию Святейшаго прави-тельствующаго синода приговору велено по оному ево архимандричьему требованию надлежащее определение по его императорского величества указом учинить в ыностранной Коллегии, того ради что все иностранных государств в Великороссию прибывшие всяким определением в ведение той иностранной Коллегии; И иностранной Коллегии общеписанном учинить по его императорскаго величества указу.

Обер-секретарь Тихон Палехин

Василей Тишин

Канцелярист Григорей Нестеров Сентября 25 дня 1723 году

Там же. Л. 19–19 об. Подлинник.

5.    1 октября 1723 – Челобитная архимандрита Герасима Фоки на имя императора Петра с просьбой отпустить его домой. (л . 21) Всепресветлеишии державнеишии император и самодержец всероссийский Петр Великий, отец отечества, Государь всемилостивеишии.

Хотя меня нижайшего святейшии правительствующий синод со всяким милосердием вос-приял, купно ж и мое прошение, на которое и всемилостивейший указ вашего императорского величества мне объявлен, и архимандритом пожалован, но ныне, видя себе во всяком забвении и не имея, чем содержатца, в чюжестранстве будучи: всемилостивейшии император, всеподданно ваше величество прошу, да повелит державство ваше меня пашпортом пожаловать из своей государственной Коллегии иностранных дел, чтоб я мог в мое отечество возвратиться и тамо з бедными моими единоземцами плакать горькое наше нещастие, притом же всемилосерднейше призря на мои дневные харчи и на которые впред принужден поднести далностию такого пути монаршескою и христианнейшею своею великодушностию , да соблаговолит повелеть мене и на харчи дорожныя чем удовольствовать , ибо без оной помощи буду находитьца в последнее разорение и в срамнейшую нищету, не имея чем из России выехать.

Вашего императорского величества всеподданнейший раб архимандрит Герасим Фока

1723 году октября в 1 день Гераощод ApxipavSp^n^ о Фшкад

1723 октября 2 < нрзб. >  сию челобитную отдал в Коллегию иностранных дел действительный тайной советник и кавалер Петр Андреевич Толстой

Там же. Л. 21. Подлинник.