Проект стратегии противодействия экстремизму в Российской Федерации - политический анализ новых подходов в спектре современных угроз

Волгоградский институт управления – филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Волгоград, Россия, ,

,

Для России как исторически сложившегося поликонфессионального и многонационального государства-цивилизации особое значение имеют сохранение социального единства, общественного согласия и формирование чувства общей судьбы всех граждан как необходимой компоненты политического сознания. В единстве многообразия заключается цивилизационная сила России и ее историческая способность восстанавливаться после глубоких потрясений и неудач, в том числе военно-геополитического характера. Обратной стороной цивилизационного многообразия является стремление оппонентов России на международной арене использовать эту особенность для ее ослабления, что в разные исторические периоды конкретизировалось в информационно-психологических операциях по провоцированию социального раскола, переходящего во внутренний политический конфликт и гражданскую войну на российской территории (Зе-ленков, 2018; Коновалов, Большаков, 2021). Приведем наиболее крупномасштабные исторические примеры подобных попыток.

– Стремление Речи Посполитой и Ватикана в начале XVII в. в борьбе с Россией использовать «казачью вольницу» в противовес московскому самодержавию, активизировать внутриэлитные заговоры и дворцовые перевороты на почве слухов о готовящемся обращении в католичество.

– Дозированная поддержка странами Антанты и их сателлитами Белого движения во время Гражданской войны в России 1917–1922 гг., что породило у лидеров антибольшевистских сил ложную надежду на победу, привело к максимальному ожесточению и затягиванию губительного для российского народа внутреннего конфликта. Характерными примерами двойственной политики являются внезапное прекращение финнами, англичанами и эстонцами поддержки СевероЗападной армии под командованием генерала Н.Н. Юденича во время наступления на Петроград осенью 1919 г., что привело к поражению и разоружению русских войск после их отступления на территорию Эстонии; фактически выдача французами и чехословаками большевикам «Верховного правителя России» адмирала А.В. Колчака; разоружение и роспуск по требованию французов эвакуировавшихся из Крыма в Галлиполи белогвардейских частей.

– Создание под руководством гитлеровской Германии коллаборационистских вооруженных карательных формирований из числа граждан СССР разных национальностей («Русская освободительная армия» А.А. Власова, «Русская народная освободительная армия» Б. Каминского, «Туркестанский легион» А. Майер-Мадера и др.).

Аналогичные провокационные технологии по расколу единства российского народа активно используются стратегами НАТО и руководством Украины в условиях современного геополитического противостояния: созданы военизированные диверсионно-террористические формирования «Легион “Свобода России”», «Русский добровольческий корпус»1. В социальных сетях и мессенджерах регулярно появляются многочисленные группы, созданные якобы российскими гражданами и распространяющие провокационные слухи, направленные на стимулирование межнациональных конфликтов. Наиболее крупномасштабная по последствиям информационная диверсия была осуществлена посредством распространения через телеграм-канал «Утро Дагестан» недостоверных слухов о грядущем переселении евреев из Израиля на Северный Кавказ, что вызвало массовые беспорядки в Махачкале в октябре 2023 г.

В 2023–2024 г. в России участились случаи террористических актов под псевдорелигиоз-ными исламистскими лозунгами, объектом которых стали как простые граждане России, так и представители православного духовенства, христианские и иудейские религиозные объекты (23 августа 2023 г. – террористический акт в ИК-19 в Волгоградской области, 22 марта 2024 г. – террористический акт в «Крокус Сити Холле» в Красногорске, 16 июня 2024 г. – террористический акт в СИЗО-1 в Ростове-на-Дону, 23 июня 2024 г. – террористические атаки в Махачкале и Дербенте). Не во всех случаях следствию удается установить зарубежный след, ведущий к западным заказчикам подобных деяний, но активизация террористов именно в последнее время вряд ли является совпадением: после убеждения в невозможности достижения военной победы над Россией ставка сделана на спешное разжигание конфликта между народностями и конфессиями. Можно прогнозировать, что попытки провокаций будут предприниматься и в дальнейшем, что актуализирует вопрос об эффективном государственном противодействии данной угрозе.

Террористический акт является наиболее агрессивной и опасной формой реализации экстремистской деятельности, эффективное противодействие терроризму возможно только в рамках комплексных антиэкстремистских мероприятий широкого спектра, с упором на профилактический фактор. В 2025 г. ожидается вступление в силу новой Стратегии противодействия экстремизму в Российской Федерации1 как документа уровня стратегического планирования (далее – Стратегия). На момент подготовки данной статьи документ находится на стадии рассмотрения и призван актуализировать, с учетом сложившейся обстановки, положения Стратегии противодействия экстремизму в Российской Федерации до 2025 г.2 (далее – Стратегия 2025), чье время действия истекает.

Действующая российская правовая база в сфере противодействия экстремизму (в данной статье оставим за рамками подробное рассмотрение терроризма как частного проявления экстремизма) обширна. В качестве примеров можно упомянуть Федеральный закон № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», Конвенцию Шанхайской организации сотрудничества по противодействию экстремизму, различные статьи Уголовного кодекса РФ и Кодекса об административных правонарушениях РФ, Доктрину информационной безопасности РФ, Стратегию национальной безопасности РФ и др. При этом именно Стратегия противодействия экстремизму (в действующей редакции – Стратегия 2025) является концептуальным стержнем, определяющим основные принципы государственной политики по борьбе с этим общественно опасным феноменом.

В июле 2024 г. по инициативе МВД РФ был предложен к рассмотрению и дальнейшему принятию проект новой Стратегии противодействия экстремизму в Российской Федерации, ID проекта: 149268. Документ по объему почти вдвое превосходит действую Стратегию 2025, среди его достоинств – более развернутый перечень внешних и внутренних угроз, активизирующих экстремизм, уточненные цели и задачи противодействия экстремистским угрозам, также систематизированы представленные инструменты и механизмы реализации государственной стратегии противодействия экстремизму, включая опору на новейшие технологии. Например, планируется широкое использование возможностей искусственного интеллекта и нейросетей для оперативного поиска и блокировки противоправной информации в Интернете.

Авторы проекта учли современную международную и внутриполитическую ситуацию в России. Если в Стратегии 2025 преобладали мотивы отражения угрозы религиозного экстремизма, то теперь фокус внимания в заметной степени смещается на фашизм и неонацизм как потенциальный источник запуска межнациональных конфликтов, что связано с украинским национализмом (Баранов, 2023). В связи с этим следует заметить, что подавляющее большинство террористических актов и провокационных выступлений, произошедших в России в последние годы, было осуществлено все же под радикальными исламистскими лозунгами, а в ряде случаев ответственность на себя прямо взяла ИГИЛ3. Это не исключает вероятности прямого или опосредованного ее взаимодействия с диверсионно-разведывательными службами Украины и НАТО.

За провоцированием указанных антихристианских, юдо- и русофобских акций просматривается желание стоящих за ними заказчиков вызвать «эхо-эффект» распространения антиислам-ских настроений в российском социуме и подорвать его стабильность. Однако славяно-христианская часть населения России в силу ментальных особенностей более устойчива к подобным провокациям и не склонна к поспешным коллективным «актам возмездия». Зарубежные спецслужбы с большей вероятностью могли бы рассчитывать на успех своих провокаций, если бы изменили вектор подрывных операций на противоположный – организуя от имени якобы христиан, русских нападения на мусульманские объекты. Этого не происходит массово (имеются единичные случаи, наиболее известный из которых – сожжение Корана Никитой Журавелем по заданию Службы безопасности Украины), как можно предположить, именно ввиду высокой степени устойчивости рассматриваемой социальной группы к провокациям межэтнического и межрелигиозного характера. При этом, хотя различные эпизоды использования русских неонацистов зарубежными спецслужбами для проведения терактов против немусульман имеются4, ресурсов данного деструктивного движения на текущий момент явно недостаточно для реализации серии крупномасштабных акций, способных спровоцировать в ответ массовые антихристианские/анти-славянские выступления со стороны российской мусульманской уммы.

В Стратегии значительное внимание уделено такой угрозе, как «…фальсификация мировой истории, пересмотр взглядов на роль и место России в ней, противоправные посягательства на культурно-историческое наследие Российской Федерации…»1, что соответствует развернувшейся в современном мире идеологической борьбе между коллективным Западом, продвигающим мировоззрение постмодернового либерализма с радикальной трактовкой личностной свободы (вплоть до пропаганды смены пола несовершеннолетними детьми без согласия родителей, однополых браков, разрушения традиционной семьи и принудительного изъятия детей у родителей через псевдоювенальные процедуры, экспериментов с биологической сущностью человека путем пропаганды вживления в тело электронных имплантов, влияющих на мозговую деятельность, и др.), и Россией как государством-цивилизацией, воплощающим приверженность государственному консерватизму и симфонии традиционных духовно-нравственных ценностей населяющих ее народов (Панкратов, Панкратова, 2022).

Одним из порождающих экстремизм факторов в Стратегии указаны компоненты войны цивилизационных смыслов, в частности: «Реальную угрозу представляет политика некоторых иностранных государств по искажению истории, фальсификации роли и вклада СССР в победу над гитлеровской Германией и милитаристской Японией, возрождению идей нацизма и фашизма, активизации идей реваншизма, героизации нацистов и их пособников»2. Образ Великой Победы человечества над нацизмом в 1945 г. и общемировой консенсус вокруг понимания решающего вклада народов Советского Союза вторую половину XX в. играли важнейшую роль в системе международных отношений, признания цивилизационной миссии СССР/России, способствовали укреплению гражданской идентичности нашего населения. Разрушение этого образа, попытка переключить общественное сознание западной аудитории с созидательного образа России на отрицательный стала главной задачей западной пропаганды задолго до начала специальной военной операции России на Украине, а именно с середины 2000-х гг., когда Москва взяла политический курс на прагматичное отстаивание национальных интересов, что вступило в противоречие с трендами глобализации в ее вестернизированной форме. К сожалению, идеологические диверсии в этом направлении достигли некоторой цели – действия киевского националистического режима в отношении украинского русскоговорящего населения не вызвали массовых протестов в Европе и США, не развернулось массовое антивоенное движение с требованиями к политическим элитам западных стран прекратить военную поддержку В.А. Зеленского даже после того, как украинские войска приступили к оккупации собственно российской территории летом 2024 г., осуществив вторжение в Курскую область.

Националистическая Украина в анализируемом документе в отличие от Стратегии 2025 прямо названа источником и стимулирующим фактором экстремистской угрозы в отношении России (п. 12). Действительно, российские оперативные службы устанавливают все больше фактов сотрудничества российских неонацистских группировок и отдельных граждан с украинскими кураторами, в том числе для совершения прямых террористических актов. Примерами могут служить действия Дарьи Треповой3, повлекшие гибель российского военного корреспондента Владлена Татарского4, действия Евгения Серебрякова5 по организации покушения на сотрудника Министерства обороны России6.

В проекте Стратегии учтен и другой фактор, связанный «…с противоправной деятельностью мигрантов, которая оказывает негативное влияние на межнациональные (межэтнические) и межрелигиозные отношения, нарушает исторически сложившийся межрелигиозный баланс в ущерб безопасности российского государства»7 (п. 25). Наряду с неонацистами и религиозными фанатиками, мигрантская среда оказалась той социальной базой, среди которой украинские спецслужбы ищут отдельных личностей, готовых исполнить террористический акт из корыстных побуждений. Именно подобный мотив двигал исполнителями террористического акта в «Крокус Сити Холле» 22 марта 2024 г. Сейчас в российских политических кругах идет жесткая полемика по поводу необходимости ужесточения миграционного законодательства, на чем особо настаивают руководители правоохранительных структур1.

В Стратегии подробно рассматриваются (и в этом ее очередная сильная сторона) социально-политические технологии непосредственной активизации экстремизма на территории России, вовлечения в экстремистскую деятельность ее граждан:

– привлечение граждан к участию в несогласованных акциях с последующей радикализацией их политического сознания с использованием недостоверной информации о действиях Вооруженных сил России и задач специальной военной операции на Украине;

– особое внимание к несовершеннолетним лицам, так как они легче поддаются манипулятивному воздействию и в ряде случаев имеют правовой иммунитет от строгих наказаний в силу возраста2;

– «деколонизация России» – информационно-пропагандистская технология, основанная на искажении исторических фактов и распространяемая через социальные сети и мессенджеры с целью представить русский народ «угнетателем» иных российских этносов, «колонизатором» больших пространств в ущерб другим этносам;

– продвижение на территорию России форм ислама, нехарактерных для коренных народов, что потенциально может вести к расколу и радикализации части российской мусульманской уммы;

– политизация спортивных клубов и движений в целях превращения их в точки вербовки и мобилизации протестных элементов, данная опасность касается как течений религиозного экстремизма, так и светского национализма3.

Наряду с перечисленными положительными новациями в анализируемой Стратегии можно выявить следующие спорные аспекты в новых формулировках, возможно требующие уточнения и доработки.

– «Ксенофобия – проявление ненависти, неприязни или нетерпимости в отношении определенных социальных групп и общностей людей, а также к их отдельным представителям»4 (п. 4 ж). Возникает вопрос: если социальные группы и общности «определенные», то кто и как их определил, есть ли перечень этих групп? При сохранении неопределенности открывается потенциально безграничное поле правоприменительной практики, когда в зависимости от текущей задачи социальную группу можно признать «определенной» и установить соответствующий состав преступления, но можно и не признавать. Подпадает ли под определение ксенофобии публичное выражение неприязни к общности людей «воры в законе» или пропаганда нетерпимости к социальной группе «взяточники», «наркоторговцы»? Конфликт с соседями по лестничной клетке потенциально также можно будет рассматривать как ксенофобский – общность людей. Тем более что в научном дискурсе ксенофобия имеет множество толкований, в том числе подчеркивается иррациональный характер данного феномена: «Ксенофобия – это негативное, эмоционально насыщенное, иррациональное по своей природе (но прикрывающееся псевдорациональными обоснованиями) отношение субъекта к определенным человеческим общностям и их отдельным представителям – “чужакам”, “иным”, “не нашим”» (Голубева, 2016: 66).

– «Русофобия – неприязненное, предвзятое, враждебное отношение к гражданам России, к русскому языку и культуре, выражающееся в том числе в агрессивных настроениях и действиях со стороны отдельных представителей и политических сил, а также дискриминационные действия со стороны властей недружественных России государств»5 (п. 4 з). Напомним, что в российских общественно-политических кругах идет давняя дискуссия мировоззренческого характера – являются ли русские самостоятельной этнокультурной общностью либо это собирательный образ всех россиян. Данная дискуссия отнюдь не завершена, и поспешно установленная правовая дефиниция потенциально может послужить точкой активизации недовольства, используемой в том числе политическими радикалами. Если авторы Стратегии под русофобией имели в виду выражение принципиальной антироссийской позиции, то не стал бы более уместным термин «антироссийская пропаганда» как проявление экстремизма?

– «Наиболее опасным проявлением экстремизма является терроризм, представляющий глобальную угрозу международному миру и безопасности»6 (п. 9). Логически верное определение, но вступающее в правовую и смысловую коллизию с другими нормативными правовыми документами: терроризм и экстремизм – разные, самостоятельные феномены или экстремизм – более широкое понятие, вбирающее в себя терроризм (Кочои, 2023; Морозов 2024а, б)? Ведь исходя из положений Федерального закона от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму»1, терроризм вполне самостоятельное противоправное явление, включающее в себя и уникальный набор действий, и конкретные цели, и уникальную (присущую именно ему) идеологию. Кроме того, нормативная правовая база России предусматривает противодействие терроризму как самостоятельное направление деятельности правоохранительных структур (терроризм приоритетно отнесен в сферу компетенции ФСБ РФ, а экстремизм – МВД РФ), федеральных органов исполнительной власти, органов местного самоуправления, государственных и общественных организаций2.

Еще один аспект, на который следует обратить внимание: в предложенном варианте Стратегии, как и в предшествующем, целевые показатели эффективности противодействия экстремизму в значительной степени строятся на количественном подходе: число зафиксированных за отсчетный период правонарушений экстремистской направленности, количество выявленных в Интернете и др. Например, рисунок 1 показывает стремительное сокращение преступлений экстремистской направленности в 2019 г.

1 О противодействии терроризму [Электронный ресурс] : Федер. закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ : в ред. от 10 июля 2023 г. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

2 См., например: Комплексный план противодействия идеологии терроризма в РФ на 2024–2028 гг. [Электронный ресурс] : утв. Президентом РФ В.В. Путиным 30 дек. 2023 г. № Пр. 3610 // Национальный антитеррористический комитет РФ. URL: (дата обращения: 29.08.2024).

3 Показатели преступности России. Динамика [Электронный ресурс] // Портал правовой статистики Генеральной прокуратуры РФ. URL: (дата обращения: 08.09.2024).

Рисунок 2 подтверждает выявленную тенденцию в соответствии со статистикой лиц, совершивших преступления экстремистской направленности. Вывод, который можно сделать на основе данной статистики: в борьбе с экстремизмом в России достигнут крупный качественный успех. Однако данная позитивная тенденция объясняется не столько интенсификацией работы правоохранительных структур или ослаблением экстремистских настроений в социуме, сколько правовой новацией, смягчившей правовую ответственность (с уголовной на административную) за некоторые виды экстремистской деятельности1.

Рисунок 2 – Выявленные лица по преступлениям экстремистской направленности²

Figure 2 – Identified Persons for Extremist Crimes

Кроме того, адепты радикальных деструктивных движений также оценивают сложившуюся ситуацию и могут избрать тактику временного сокращения деятельности в целях сохранения своих структур3.

Статистика преступлений террористической направленности имеет схожую с представленными на рисунках картину – значительный разброс показателей по годам. После нанесения поражения запрещенной террористической организации ИГИЛ в ходе российской антитеррористи-ческой операции в Сирии возникло предположение, что с террористическим исламизмом в России если не покончено, до достигнут очевидный успех – частота терактов снизилась, мусульманское духовенство и общественные активисты при поддержке государства развернули широкую информационно-профилактическую работу. Но когда в ходе специальной военной операции России на Украине нашим оппонентам за рубежом стало понятно, что военного поражения России или массового социального взрыва в ней ждать уже бесполезно, в РФ активизировался исламистский терроризм (хроника террористических акций приводилась ранее). Стало ли обострение фактора исламистской угрозы непрогнозируемым, неожиданным для российских правоохранительных структур? Дать убедительный отрицательный ответ на этот вопрос не позволяют произошедшие трагические события.

В заключение отметим, что вынесенный на рассмотрение и принятие по инициативе МВД РФ проект новой Стратегии противодействия экстремистской деятельности – шаг своевременный и необходимый. Как показал анализ, в данном документе учтены актуальные ключевые угрозы и вызовы в сфере национальной безопасности России, обозначены основные направления, механизмы и инструменты противодействия им. Однако формулировку ряда указанных дефиниций рекомендуется уточнить в целях предотвращения возможных недобросовестных употреблений в правоприменительной антиэкстремистской практике.