Прорицательница Наталья и ее роль в имяславческих спорах на Афоне

* Photos are taken from open sources.

В начале XX в. мир афонских монастырей, а вскоре и вся русская церковная общественность была потрясена появлением новой «ереси» имябожников, как их называли оппоненты, или имяславцев, как они называли себя сами. Обычно, начало этого течения связывают с изданием в 1907 г. схимонахом Иларионом (Домрачевым) книги «На горах Кавказа», посвященной обсуждению практики молитвы Иисусовой. Некоторые смелые высказывания о. Илариона о присутствии Бога в Его имени смутили читателей, начались споры — сначала на Афоне, а потом и в общероссийской прессе; градус противостояния повышался. Окончился первый этап имяславческой эпопеи насильственным выселением в 1913 г. более 600 насельников святогорских монастырей в Россию. Но на этом смута не кончилась. Часть афонских имяславцев продолжили глухое неповиновение церковным властям уже в России, особенно заметно это движение было на юге: в Кубанской области и Ставропольском крае. Кроме того, имяславцев поддержали представители церковной интеллигенции: прот. Павел Флоренский, прот. Сергий Булгаков, В. Эрн, затем, А. Ф. Лосев, так что движение получило оттенок богословски-философского спора. Окончательно дискуссия не завершена и до наших дней, о чем свидетельствуют страстные публикации сторон, появляющиеся время от времени.

Наше исследование посвящено небольшой, но необычной и вполне характерной детали, связанной с самым началом имяславия на Афоне. Как мы указывали выше, историю движения принято связывать с изданием книги «На горах Кавказа». Но на самом деле, изданная в 1907 г. и прошедшая духовую цензуру книга была встречена читающим монашеством в целом благосклонно. Положительно отзывался о ней и журнал «Русский инок», знаменитый публикацией резко критических материалов о ней впоследствии. Неодобрительные голоса начали раздаваться в начале 1910 г., когда готовилось второе издание книги. Более точно, споры начались с резкой рецензии на книгу «На горах Кавказа», которую написал схимонах Ильинского Афонского скита Хрисанф (Потапьев)1, лично для о. Илариона (Домрачева), но которая стала распространяться сначала в рукописях, а затем была напечатана в сокращенной и еще более обостренно-критической форме в журнале «Русский инок»2.

На рецензию ответил печатно сам о. Иларион, включив ее разбор во второе издание своей книги. Деятельную поддержку о. Илариону на Афоне организовал схимонах скита Новая Фиваида Мартиниан (Белоконь) со своими сподвижниками. Далее, в начале 1912 г. афонских имяславцев возглавил иеросхимонах Антоний (Булатович). Значительное участие в радикализации имяславцев принял бывший синодальный миссионер игумен Арсений (Алексеев), прибывший на Афон в начале 1913 г.

Главными оппонентами имяславцев были сравнительно более образованные иноки: уже упомянутый схимонах Хрисанф, выпускник Московского Константиновского межевого института; иеросхимонах Алексий (Киреевский), окончивший Московский университет и учившийся один год в Московской Духовной Академии; иеромонах Феофан (Харитонов)3, кандидат богословия, выпускник Казанской Духовной Академии — «интеллигенты и полуинтеллигенты»4, как пренебрежительно называл их о. Антоний (Булатович). Однако основным координатором и вдохновителем оппонентов книги в начальный период был главный духовник Пантелеимонова монастыря иеросхимонах Агафодор (Буданов). Именно он побудил уже очень немолодого о. Хрисанфа взяться за рецензию, а затем, как считали многие, намеренно «разжигал страсти»5, распространяя критические суждения среди святогорцев.

Зачем это было ему нужно? От возбужденного сознания монахов-имяславцев ответ на этот вопрос был скрыт и это порождало немало домыслов и недоумений: ведь книга получила одобрение цезуры и уже несколько лет читалась с полным одобрением, и вдруг, без какой-то видимой причины, старшая братия начинает гонение на такую благочестивую книгу! Сегодня, на основе изучения записей о. Агафодора и его переписки с о. Иларионом (Домрачевым)6, мы можем утверждать с большой степенью уверенности, что злого умысла со стороны духовника тут не было. С одной стороны, и сам о. Иларион понимал новизну своих богословских формулировок и настойчиво

Иеросхимонах

Агафодор (Буданов)

просил их оценки у авторитетных критиков, к которым относил о. Агафодора и о. Хри-санфа, а с другой стороны, сам о. Агафодор видел некоторую недоброкачественность подвижнического устроения кавказского отшельника и, хотя и не высказывался с богословской критикой (вероятно, не считая себя достаточно компетентным), все же чувствовал себя отчасти ответственным за опасное положение о. Илариона, который в письмах многократно называл о. Агафодора своим духовным отцом7.

Но если сейчас мы имеем возможность ознакомиться с архивными материалами, уже отчасти опубликованными, и понять логику действующих лиц, то в горячке споров, необходимость дать немедленный ответ порождала версии скорее мифологи- ческого характера.

Одна из таких версий, оказавшаяся на удивление жизнеспособной, связывает появление рецензии о. Хрисанфа с «петербургской прорицательницей Натальей».

Вот как описывает историю начала имяславческих споров иеросхимонах Антоний (Булатович) в своем интервью в 1913 г.: «Лет десять назад в Петербурге, где больше суеверия, чем в деревне, появилась прорицательница Наталия. Она обирала простодушных суеверов. Слух о ней дошел до Афона. Когда она была в Иерусалиме, то Ага-фодор, будучи также там, спрашивал ее о своем будущем. Возвращаясь в Россию, Наталия остановилась у Афона, и Агафодор с братией подъехал к ее пароходу и кланялся ей в ноги. Узнал об этом кавказский старец пустынник Иларион и высказал в письме, что поступок Агафодора нехороший. <...> Это письмо вошло в Иларионову книгу “На горах Кавказа”, в которой пустынник говорил об имени Иисуса Христа как о Божественном. Книга понравилась афонским монахам. Агафодор ничего не имел против “имеславия”, но хотел изъять книгу за письмо о себе. Изъять не удалось. Тогда он заказал монаху Хрисанфу Минаеву написать злую рецензию»8.

Если изложение о. Антония еще в какой-то степени старается быть реалистичным, то версии имяславцев- простецов уже прямо фантастические. Сторонники о. Агафодо-ра, по их словам, «составили тайный собор из семи лиц и на нем придумали способ разделаться с ненавистным письмом, который ныне привели в исполнение. Способ этот — “рецензия” инока Хрисанфа, она была утверждена теми же лицами, которые ныне все оказались главарями имяборчества на св. Горе»9.

Объяснение истории борьбы с имяславием заговором «учеников Натальи» вошло в широко распространившиеся сочинения апологетов имяславия Е. Н. Косвинцева10, Е. Выходцева11, иеромонаха Паисия12. Игумен Андроник (Трубачев) не воспроизводит схему заговора явно, но говорит, что «Афонское дело было спровоцировано и срежис-сировано»13, не уточняя, кем именно. Если же учесть, что предание о «тайном соборе из семи лиц» воспроизводится с полной серьезностью в переиздании «На горах Кавказа», выполненном при его участии, то можно заключить, что такое объяснение не казалось о. Андронику далеким от истины. Даже современные исследования митрополита Илариона (Алфеева)14, М. Б. Данилушкина15, G. M. Hamburg16, Т. А. Сени-ной17, выдержанные в научно- объективной стилистике, отводят пророчице Наталье значительную роль в возникновении споров.

Кем же была эта загадочная Наталья? С колько- нибудь ясные данные о ней в огромной литературе по имяславию отсутствуют.

Журналист Е. Н. Косвинцев18 пишет о ней как будто подробнее других: «Когда эта “прозорливая” жила в Петрограде, к ней шли за “благодатью” бедные и миллионеры, простые мещане и сановники в шитых золотом мундирах. Наталия всем “изрекала” от имени Божией Матери, которую она якобы всегда видела перед глазами»19.

К сожалению, предполагать наличие у Косвинцева дополнительной информации по сравнению с другими рассказчиками не приходится. Сведения о спорах на Афоне ему сообщал о. Антоний (Булатович) и кто-то из его ближайших сподвижников во время пребывания Косвинцева в Сумах (1912–1914 гг.), об этом о. Антоний говорит сам, отмечая, что «в его описании афонских событий имеется много неточностей»20. Сам Косвинцев скорее всего даже не читал рецензии схимонаха Хрисанфа, во всяком случае рассказывает о ней он с фактическими ошибками. Его статья, хотя и заявлена, как опирающееся на «беспристрастных очевидцев» и «до-кументы»21, на деле очень пристрастна. Так, он не смущается совершенно необоснованными обвинениями оппонентов имяславия в «левизне», придавая спору политическую окраску — хотя сам подвергался преследованиям за революционность22.

Про Наталью он пишет, что, когда они приехала в Иерусалим, «один из высших русских иноков Пантелеимонова афонского монастыря» приезжал туда, чтобы просить у нее «молитв о ниспослании ему благодати». А затем «упомянутый выше инок» приходил на пароход поклоняться ей. Эта информация отчасти подтверждается, как мы увидим далее, и по другими источникам, но далее следует неожиданное заключение, что этим иноком был иеросхимонах Агафодор (Буданов): «Он именно просил через прельстившуюся бабу Наталию благодати себе... Он ездил к ней в Ие-русалим...»23 Эта связка, необходимая для логической цепочки имяславцев, никак не подтверждается, а даже напротив скорее опровергается другими источниками. Сама же форма неожиданной концовки с многоточиями говорит о том, что и автор понимал ее гипотетичность...

В целом повествование Косвинцева лишь повторяет основные положения о. Антония (Булатовича), дополняя их домыслами и красочными деталями «из общих соображений» — Косвинцев не отличался особенно щепетильным отношением к источникам. В качестве иллюстрации можно привести следующий факт: его журналистская карьера начиналась с публикации под своим именем рассказа К. М. Станюковича, что обернулось грандиозным скандалом и фактическим изгнанием Косвинцева из Перми24.

Тем не менее Наталья действительно существовала и ее необычный жизненный путь может быть отчасти восстановлен по сохранившимся документам. Наиболее информативные свидетельства о ней находятся в архиве Пантелеимонова монастыря, которым, кстати заметим, заведовал с 1911 г. о. Агафодор (Буданов).

Документ Архива Русского Свято- Пантелеимонова монастыря под номером А-4992 составляют следующие рукописи: «Беседы личные и письменные Фиваидского пустынника иеромонаха о. Нектария, с благодатною старицей Натальею Михайловной Марченковой», 1902 г. (Л. 1–6), «Письма старицы Натальи и о ней» (Л. 7–26), «Краткое жизнеописание благодатной старицы 55-летней Наталии Михайловны Марченковой, написанное с ее слов. Переписано без изменения и исправления в правописании с рукописи, принадлежащей фиваидскому пустыннику иеромонаху отцу Нектарию» (Л. 27–47).

Иеромонаха Нектария, бумаги которого собраны в документе, можно предположительно сопоставить с иеросхимонахом Нектарием (Чача)25, бывшим иеромонахом Киево- Печерской лавры, который поступил в Новую Фиваиду в 1898 г., был пострижен в схиму 15 сентября 1907 г. и преставился 11 марта 1918 г.

Иеромонах Нектарий пишет в 1902 г., что знает старицу Наталью Михайловну Марченкову более трех лет, неоднократно с ней общался, по всей видимости

^Л^-^

Русскік св. Пантелеймонова монастырь на Авен ， ' Съ восточной СТОРОНЫ.

/е сои veni' Russe £ PanfeleTmon.

Le cote d0sf.

Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне в Иерусалиме, а в 1902 г. специально приехал на Святую землю для общения с ней. «Господь дал ей дивные дарования духовные и (о. Нектарий. — Н. С.) самолично удостоверился в ее благочестивой жизни, много раз испытал ее и удостоверился в ней быть благодати Святого Духа»26. Впрочем, проверка была не очень строгой: о. Нектарий спрашивал старицу о братии афонских монастырей, а она изрекала о них суждения, которые мы приведем, как красноречивый образец ее пророческих слов.

«Иеромонаху о. Варахии27 необходимо исправиться. Умерший Анувий28 и Марко29 Иеромонахи требуют молитвенной помощи. Отец Роман рухольный30 в хорошем состоянии. Послушник Тимофей31 неособенно в хорошем состоянии, а послушник Михаил всех их лучше. Отца наместника Нифонта32 родитель Василий требует помощи, а мать во светлости. Послушник у о. Давида Михаил иде ко Господу ревностно. Отцу Нектарию Иеромонаху пустыннику Фиваидскому33 предлежит долгая жизнь на земле. Отцу Игнатию скитскому необходимо исправиться34, родители его находятся в светлости. Иеромонаха Зосимы родители находятся во светлости35. Дьякона Патрикия36 родитель

Павел находится в аду, а мать во светлости. На отца Досифея37 скитского начальника Богоматерь гневается за скупость. Отец Авраамий38 приятен Богу. Отцу Измараг-ду39 нужно исправиться. Отца Аристоклия40 родители Алексий и Анфиса в плохом состоянии. Пустынник скитский о. Пантелеимон находится в светлости. Отца Дина-сия41 состояние очень плохое, хотя от наружной святости и воняет — но толку мало. В пустыне Фиваида очень замечательные ревнители ко спасению схимонахи Арсе-ний42 и Афанасий43. Отцы Савва44 и Анфим45 хорошей жизни». Судя по датам жизни упоминаемых афонцев, изречение это относится к осени 1901 — весне 1902 гг. Если же принять во внимание отсутствие упоминания скончавшегося 22 января 1902 г. схимонаха Новой Фиваиды Савела (Лотаева), то можно сузить датировку: осень 1901 — первые месяцы 1902 гг.

Собирая воедино биографические данные документа, можно суммировать их следующим образом. Родилась Наталья Михайловна Марченкова около 1847 г. в Оренбургской губернии, возможно в селе Кумак, где жила уже в 1905 г. Училась в начальной школе. На восемнадцатом году жизни была выдана замуж и переехала на Кавказ, где очень страдала (муж был картежник, а свекор — пьяница), но муж и свекор умерли, когда ей было около 26 лет, и она вышла замуж вторично, опять неудачно — муж был «разбойник» и бил ее. Продолжалось это 10 лет и 6 месяцев, до того времени, когда муж ее бросил — Наталье было 36 лет. После этого она начала странствовать и странствовала около 14 лет, ни года не проживая на одном месте.

Во время странствий, она пришла в Кронштадт, но св. прав. Иоанна Кронштадтского видеть не могла из-за его болезни. Тогда, помолившись на «Андреевском стоянии» (чтение канона прп. Андрея Критского на пятой неделе Великого поста), в воскресенье шла от обедни и увидела «небо открытое и слышала на небесах пение “Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение”, а над головой моей грешной говорило “Дух Святый найдет на тя” и как мне тут стало весело и легко на душе, пока я дошла до самой квартиры отца Иоанна Кронштадтского»46. После этого прошло около 10 месяцев, Наталья странствовала и углубленно молилась, и после нескольких видений: «Господь открыл мне душевные очи, тут я стала видеть каждого человека положение и сердце человеческое как в зеркале. Гляжу сама на себя так и человека насквозь вижу»47.

Полученный дар не удалось утаить и народ отчасти смущался, отчасти притеснял Наталью. Судя по указанию, что Благовещение в этот год приходилось на первый день Пасхи, происходило это в 1896 г. К осени она отправилась в Иерусалим. В феврале 1897 г. присутствовала на похоронах иерусалимского патриарха Герасима48. Тогда же познакомилась с часто упоминаемым в письмах о. Григорием. Кем он был, понять не просто. Говорится, что он вызывал ее в Иерусалим, «обещаясь обеспечить ее и пристроить под старость лет; но к сожалению не исполнил»49. Затем он принял постриг на Афоне с именем Иоанн, причем Наталья благословила его на постриг и чудесно подтвердила имя, не зная, что оно уже дано. Время пострига и имя «Григорий», с заменой на «Иоанн» указывают на архимандрита Иоанна (Григорий Васильевич Гетманенко, 1877–1952), уроженца Астраханской губернии, жившем в Ильинском скиту на Афоне с 1900 г. Однако, не похоже, чтобы он был священником до пострига — в каком смысле тогда Наталья именует его отцом Григорием? И как он собирался пристроить ее в Иерусалиме?

Через о. Григория познакомился с Натальей и афонец о. Нектарий. В первые годы XX в. Наталья часто приезжала в Иерусалим зимой, а летом либо странствовала, либо проживала в станице Ново- Дмитриевской Кубанской губернии, где терпела притеснения от местного священника Александра и благочинного, служившего в станице Калужской. Но с назначением в Новодмитриевскую церковь священника Иоанна Скрыпченко50 к ней стали относиться более терпимо.

О. Нектарий дает и краткое внешнее описание старицы: «Старица по виду не очень стара, среднего роста собою не очень суха — полная, приятное лицо, смиренная, постоянно плачет, мало ест и пьет чаю, молится очень много, средств к жизни не имеет, пользуется подаянием благодетелей и сама в свою очередь делится с неимущими, иногда во время разговора, вдруг встает и говорит Батюшка идите к себе я хочу помолиться, душа требует молитв»51.

В целом биографические данные можно реконструировать из документа не без труда и не очень уверенно: очевидно, все повествователи не получили сколько- нибудь серьезного образования и высказывают свои мысли путанно. Кроме того, излагая историю своей жизни Наталья ориентируется на житие прп. Марии Египетской, поэтому некоторые детали и даты могли быть подправлены для лучшего соответствия образцу.

О заключительном этапе драмы сведения еще более фрагментарны. Афонский бытописатель, редактор журнала «Душеполезный собеседник» иеросхимонах Владимир (Колесников) записал в своем дневнике за 1907 г.: «Дали прочитать (о. Владимиру. — Н. С. ) небольшую брошюру, изданную в Иерусалиме “О современной новой бесовской прелести”, сочинение Михаила Федоровича Кучурина. Это о рабе Божьей Наталии, известной прозорливице, которую ублажал и о. Иоанн Кронштадтский в письме, и многие из афонцев обращались к ней, что продолжалось долго, но разоблачил прелесть схииеромонах Иоанн (Паталий), он писал длинное письмо и к Наталии, и к этому Михаилу Кучурину, бывшему у ней секретарем. Однако в брошюре об о. Иоанне ничего не упоминается»⁵².

По всей видимости в конце 1903 — начале 1904 гг. среди афонцев, вначале расположившихся к Наталье доверительно, возникли сомнения и недоумение. В начале 1904 г. старший иеромонах Иерусалимской духовной миссии о. Владимир (Гиганов) счел нужным написать оправдательное письмо афонскому иеро-схимонаху Иоанну (Паталию, умер в 1917 г.) и некому о. Вениамину: «Мне в своей жизни приводилось видеть прозорливцев и беседовать с ними, но они отличались скрытностью и сдержанностью, а эта проста и откровенна. Я в ней уверен вполне, и у меня относительно ее не возникает никаких сомнений и что уж оч[ень] много было так[их] обсто[ятельст]в, кот[орые] убедили меня в этом»53. Письмо сохранилось в афонском архиве.

Далее в документе пересказывается еще несколько писем к о. Иоанну (Паталию). Одно от некого Лазаря, близкого человека Наталии. Лазарь защищает Наталью в ответ на обличительное письмо о. Иоанна. «О. Иоанн Паталия писал Лазарю листах на 15-ти, приводил выписки из Св. Писания и св. отец, что нельзя так верить, как она верит видениям, и особенно что Б. М. всегда при ней и отвечает ей на вопросы, а также что она будет выше всех жен и мужей и прославится той славой, как о. Серафим»54.

Также с полным доверием о Наталье писал в своих письмах к о. Иоанну (Паталию) в 1905 г. афонец Вениамин, специально отправившийся вместе с Натальей в Россию. Вместе со священником села Кумак (Оренбургская губерния) о. Михаилом они ходят к Наталье, записывают ее беседы и ожидают, что «скоро должна открыться на ней слава Божия»55. Только в ноябре 1905 г. в письме проявляется некоторая неуверенность. Впрочем, тогда же в Кумак приходит одобрительное письмо о. Иоанна Кронштадтского (см. приложение).

Несколько слов следует сказать о кумацком священнике Михаиле Павловиче Платонове, ныне прославленном в лике новомучеников. Он родился в 1868 г., окончил 4 класса Нижегородской семинарии, служил учителем, потом диаконом и священником в селе Уварово Княгининского уезда Нижегородской губернии. Но в 1899 г. был переведен к Покровской церкви поселка Кумакского Орского уезда Оренбургской области, а с 1907 г. стал служить в Саратовской губернии под началом епископа Гермогена (Долганева), где и был казнен в 1919 г.

С чем были связаны переезды о. Михаила из епархии в епархию из его жизнеописаний не понятно56, однако он был несомненно человеком незаурядным. Заинтересовавшись духовным опытом Натальи, он записал ее беседы и послал о. Иоанну Кронштадтскому. Копия ответа сохранилась в афонском документе, а также в книге М. Ф. Кучурина. Судя по обращению («Дорогой неоцененный друг и собрат мой о. Михаил! Мой сердечный Вам привет с земным поклоном!»57) и по прощанию («Прочел весь дневник. Вам писать время не имею, целую Вас, жену и детей Ваших»58), можно предположить, что они уже когда-то виделись.

В целом св. прав. Иоанн Кронштадтский давал очень высокую оценку духовному опыту Натальи. По его словам, Наталья «избранница Божия, — и Матерь Божия возлюбила ее за чистоту и доброту сердца, за ее безропотное терпение, и являлась ей часто за ее добродетель. <...> Счастливы Вы, о. Михаил, что имеете утешение беседовать с такой старицей»59.

Однако, несмотря на такую рекомендацию, обстановка в Кумаке становилась неблагоприятной для дальнейшего пребывания в нем Натальи. По свидетельству о. Вениамина, на нее было воздвигнуто «сильное гонение» и 20 декабря 1905 г. они были вынуждены уехать, воспользовавшись приглашением иеромонаха Владимира (Гиганова), назначенного к тому времени настоятелем Мирожского монастыря, в Псков60. Туда же прибыл и книгоноша М. Ф. Кучурин.

Яркая личность Михаила Федоровича Кучурина заслуживает отдельного исследования. Здесь мы представим его лишь кратко, насколько он проявил себя в истории с Натальей. Крестьянин Орловской губернии Трубчевского уезда села Новая Погощь Михаил Кучурин был послан «Обществом для распространения Священного Писания» в Палестину по просьбе главы миссии архимандрита Александра по всей видимости около 1900 г. для продажи на Святой Земле духовной литературы61.

Около 1907 г. М. Ф. Кучурин был уволен от своей должности. «После увольнения он не захотел уезжать из Иерусалима, начав домогаться получения какой-либо должности или в Миссии, или в Управлении подворьями Палестинского Общества. В его просьбе было отказано. Тогда в озлоблении он начал писать в Петербург жалобы и анонимные доносы. Он обвинял Миссию и Палестинское общество, что они не смотрят за нравственностью паломников, берут с них деньги и разделяют ряд суеверий»62.

По должности он неоднократно ездил из Санкт- Петербурга в Иерусалим, заезжал и на Афон. В самом конце 1905 г. он приехал в Псков с известиями от о. Иоанна (Па-талия). Афонец Вениамин писал: «Стали мы проверять, и действительно оказалась прелесть, и убедили и ее Наталию, и она признала, что действительно она по неопытности попала в прелесть, и мы рады, что она созналась в этом заблуждении»63.

Имеется и копия письма самой Натальи на Афон, в котором она в замечательно искренних выражениях описывает происходившее и пытается как-то осмыслить свой опыт (полный текст письма приводим в приложении).

Дальнейшая судьба Натальи Марченковой нам не известна, но весьма вероятно она была не особенно примечательна. Зато довольно громко заявил о себе в печати книгоноша Кучурин. Приблизительно тогда же, когда он выбыл из распространителей Общества, около 1907 г., в Иерусалиме им была издана уже упоминавшаяся брошюра «О современной новой бесовской прелести», повествующая о странных духовных поисках автора, упоминается кратко и Наталья и ее видения64. Имеется и еще одно сочинение Кучурина «О разоблачении архиерейско и ерейской Поповской Иоаннитской ереси и проч.»65 Обе брошюры написаны поразительно безграмотно и бессвязно.

Основное содержание второй брошюры — разоблачение ереси иоаннитов, к которым автор причисляет и многих священников и архиереев, отчасти причастным к еретикам он считал также и самого о. Иоанна. «Эта ересь существует, а особенно в лице имяславцев сильна предписуют святости отцу Иоанну, называют его сочинения в имении Бог. Эта секта иоаннитская самая опасная, хуже массонской, чуриков-ской, жидовской, толстовской, распутинской, бабтийской, штундийской, пашковской и прочих все секты в не нашей Православной Церкви, а иоаннитская секта в самое сердце взошла»66. Примечательно, что несколько далее по тексту и борцы с имяслави-ем причислены к темным силам.

Говорится во второй брошюре и о Наталье — Кучурин приводит текст письма о. Иоанна Кронштадтского в доказательство его заблуждения и прельщенности.

Итак, проведенная нами реконструкция событий, связанных с прорицательницей Натальей, хотя и остается фрагментарной, позволяет соотнести реальные события с составленной на их основе мифологемой. Н. М. Марченкова действительно пережила необычный опыт прорицательницы, пользовалась авторитетом духовной наставницы и пророчицы в Иерусалиме, на юге России и отчасти среди насельников монастырей Афона. Главными последователями и пропагандистами ее даров были иеромонах Нектарий из скита Новая Фиваида, афонец о. Григорий, иеромонах, затем архимандрит Владимир (Гиганов).

Вопреки утверждениям имяславцев ни о. Агафодор (Буданов), ни другие «иноки-интеллигенты» среди слушателей и адресатов Натальи не упоминаются. Теоретически можно предположить, что соответствующие свидетельства о. Агафодор изъял из архива впоследствии, поскольку он сам заведовал архивом Пантелеимонова монастыря. Однако особенно близкое общение с Натальей не согласуется ни с биографией о. Агафодора — первый раз он побывал в Иерусалиме в 1907 г.67, ни с его духовным обликом. Кроме того, все рукописи были закончены до начала имяславческих споров и исправлять потребовалось бы уже написанные тексты. Впрочем, сама сохранность рукописей говорит об имевшемся в Пантелеимоновом монастыре интересе к Наталье, поэтому посещение о. Агафодором в числе других монашествующих корабля, на котором Наталья плыла из Иерусалима, не выглядит вовсе невероятным.

Зато очень похоже, что один из предводителей имяславцев-простецов схимонах Мартиниан (Белоконь) обращался к Наталье за советом, не уйти ли ему на жительство в пустыню. «Скитский о. Мартимиан спросил письменно старицу о себе, и вот она ему отвечает: О. Мартимиан! Простите меня Христа ради грешную; нет на Вас благо -словения Матери Божией никуда удаляться из монастыря, живите на месте, берите на себя терпение и послушание, ибо на Вас Матерь Божия гневается. Вы бы все разбежались с монастыря в пустыни, так как там легче спасаться, но нет на Вас в этом благословения от Господа. Я грешная тоже бежала бы от мира в пустыню, но нет благословения Господня и Матери Божией, а нахожу время молиться здесь — простите меня окаянную Наталью»68.

Понятно, что такой ответ не вызвал у о. Мартиниана положительных эмоций. При этом вся ситуация с отношением имяславцев к Наталии получает удивительную психологическую трактовку: насельники Новой Фиваиды, особенно увлекшиеся вначале пророчествами, затем были сильно разочарованы в своих чаяниях. Поэтому упоминание о Наталье в письмах о. Илариона (Домрачева) было для них очень чувствительно, особенно когда письма эти вошли в состав печатного издания. Этим, по видимому и объясняется то, что в развившихся среди фиваидских имяславцев мифологических объяснениях Наталья играет столь значительную роль.

В контексте публикации самой книги «На горах Кавказа» упоминание о Наталье не имело какой-либо важности или актуальности: к 1907 г. все смущения, связанные с прорицательницей были разрешены и прояснены взаимным объяснением и публичным покаянием и отказом от своей практики самой Н. М. Марченковой.

Отметим также дальнейший путь трансляции мифологемы: возникшее в среде имяславцев-простецов объяснение-миф воспроизводится иеромонахом Антонием (Булатовичем), а с его слов подхвачено публицистами и далее распространялось в изданиях, в том числе и научного характера — весь XX век о. Антоний пользовался особым доверием со стороны церковной интеллигенции. Почему сам он с такой уверенностью воспроизводил столь малоправдоподобную историю, объяснить довольно сложно: может быть, сказывалась его неосведомленность и некоторая отвлеченность от обыденной жизни монастырей, а возможно «в борьбе с имяборцами», годились и такие средства как воспроизведение сплетен и домыслов.

Вместе с тем, значение исследования событий, связанных с пророчицей Натальей, не ограничивается уточнением контекста начального этапа имяславческих споров. В отличие от большинства рассматриваемых в церковной истории событий, развивавшихся в русле официальной церковности, верхнего слоя церковной жизни, представленного официальными документами и свидетельствами образованных людей, история Натальи происходила в «низовых слоях» церковной жизни и связанные с ней события дают представление о неофициальном, народном православии в жизни его ярких представителей начала XX в.

Наконец, сам феномен пророчества в церковном контексте, рельефный пример которого явлен в жизни Н. М. Марченковой, далеко не так однозначен, как проще всего оценить его исходя из «счастливого конца» истории. И о. Иоанн (Паталия), и сама Наталья, и ее единомышленники пришли к убеждению, что это была «прелесть». Однако Наталья сочла ложными лишь видения заключительного периода ее пророческой деятельности. Первые видения она продолжала считать подлинными. При этом имеется положительная оценка ее необычайных даров со стороны св. прав. Иоанна Кронштадтского, о. Владимира (Гиганова) и некоторых других опытных духовников.

Случаи «духовного пророчества» возникали в церковной жизни в разные времена и в разных обстоятельствах и по-разному оценивались в жизни церковных людей: можно вспомнить примеры архиепископа Иоанна (Шаховского) и митрополита Антония (Блума).

Приложение 1

Копия с письма отца Иоанна Кронштадтского к священнику отцу Михаилу о старице Наталии Михайловне Марченковой ⁶⁹ .

Дорогой неоцененный друг и собрат мой о. Михаил!

Мой сердечный Вам привет с земным поклоном!

Божественный наш учитель и Господь Иисус Христос научил нас познавать дерево по плодам его, и людей по их словам и делам.

Благий человек от благого сокровища сердца своего износит благое, а злой от злого сердца своего износит злое. Раба Божия Наталия от благого сокровища сердца своего износит только благое. Она блага, кротка, смиренна, проста, сердечна, истинна, незлобива, многострадальна, терпелива. В ней почивает Дух Божий, Дух спасения, Дух разума и премудрости. Дух страха Божия. Она избранница Божия, — и Матерь Божия возлюбила ее за чистоту и доброту сердца, за ее безропотное терпение, и являлась ей часто за ее добродетель.

Всесмиренная Мария (Матерь Господня) призрела на смирение и терпение рабы Своей Наталии. Счастливы Вы, о. Михаил, что имеете утешение беседовать с такой старицей.

Благословен Господь, даровавый нам такую прозорливицу. Неложная70.

Слава и благодарение Господу Богу спасающему и милующему нас, молитвами Богородицы Приснодевы Марии.

Слава, слава, слава!!!

3 октября 1905 г.

С подлинного письма о. Иоанна Кронштадтского собственноручно переписал путешествовавший монах Афона Вениамин.

От р. Б. Наталии получено 7 января 1906 г. (АРПМА. А-4992. Л. 18–19. Тот же текст другим почерком: АРПМА. А-4992. Л. 20–25 об.).

Приложение 2

Копия с письма старицы Наталии Михайловны в Р[усский] П[антелеимонов] М[она-стырь] на Афоне.

Мир Вам от Господа дорогие мои батюшки и все знающие меня.

Простите Христа ради меня грешную Наталию!

Все видения, какие являлись мне в духе, были от врага, а я их принимала за истину и не знала ничего, а все душа моя чувствовала сомнение, поэтому я ко многим опытным старцам обращалась, но никто меня не наставил и не укорил, что я была в прелести. Была с этой же целию и у о. Иоанна (Кронштадтского), и он меня не обличил и не укорил, хотя я ему и открылась, а только исповедал и благословил меня. И от старцев с Афона я ожидала, что может быть кто обличит меня, но все признавали мои видения за истинные. О. Михаил Кумацкий писал о. Иоанну обо мне, что Матерь Божия всегда при мне, а о. Иоанн ответил ему, что Матерь Божия являлась мне много раз, и о. Иоанн не ошибся, он сказал правду, что действительно прежде явлений ложных Божия Матерь являлась мне несколько раз в скорбной жизни моей. Однажды я была сильно больна и ожидала уже исхода души и Матерь Божия явилась мне с мученицей Анастасией, озарила меня светом, — это было ночью и сенях, — и сказала: «бедная, чуть живая». А св. Анастасия обратилась к Матери Божией и сказала: «Матерь Божия, исцели ее». А она сказала: «Исцелю», и прикоснулась ко мне. Я сразу же почувствовала облегчение, а на утро была уже здорова. Другой раз она явилась мне после ночной молитвы во славе с двумя светлыми Ангелами, с Иоанном Предтечей, Апост[о-лом] Петром и еще 12 девами. Она подошла ко мне, оградила три раза крестом и сказала: «Дерзай, чадо мое». Я почувствовала тогда в душе сильную теплоту. Являлась Божия Матерь и еще много раз, но все те прежние явления были явно, но не в духе как явления после от врага. Благодарю Господа и Матерь Пресвятую Богородицу, что в эти годы, когда я была в прелести, я никому зла не сделала и даже не мыслила.

Враг коварный воспользовался истинными видениями и подставил свои ложные, а я их принимала за истинные, и хотя враг мне обещал прославление от людей, но сердце мое не прилеплялось к этой славе и я ее не желала, а теперь, когда я все отвергла и признала все эти вражеские явления ложными, мне стало легко на душе и я никаких явлений теперь не вижу и мучений бесов не испытываю. Теперь пламенеет мое сердце любовию ко Господу и Божией Матери, и такая великая любовь, что я и объяснить не могу, и Вам того же желаю и ощущаю такую теплоту в душе, что весь мир обняла бы и поцеловала бы всех. Хотя молитва моя не оскудевала и тогда, когда я была искушаема от врагов, но тогда в молитве моей было много самонадеянности и уверенности, а теперь в молитве я чувствую полное смирение и свое недостоинство и все думаю: услышит ли Господь мою молитву? Все это я говорю Вам как духовному отцу на исповеди.

Прошу Ваших св[ятых] молитв, дорогие мои отцы; нужно стоять на заповеди Божией и любить друг друга и будете истинные ученики Господни.

Не скорбите, дорогие отцы, будем вместе царствовать; молитесь и не унывайте, Господь нам помощник!

Перепис[ано] 12 апр[еля] 1906. (АРПМА. А-4992. Л. 20–23 об.).