Пространственные тенденции и противоречия в управлении развитием города

Проблемы развития российских регионов, отдельных муниципальных образований, малых и крупных городов находятся в поле внимания экономистов, специалистов в области урбанистики, социологов, которые пытаются увидеть в таком развитии причины, в большей степени укладывающиеся в их предметную область. Прагматический аспект таких исследований предполагает выработку методов, инструментов менеджмента, планирования развития таких территорий, прогнозирования тенденций. В то же время требуется более глубокое осмысление прежде всего пространственных экономических процессов, недоучет которых не позволит сделать системы менеджмента территорий более эффективными.

Городское экономическое пространство выступает средоточием движения различных факторов производства, прежде всего капитала, обеспечиваемого именно в его условиях наиболее высокой отдачей. Подвижные, условные во многом границы современного города или агломерации зависят, особенно начиная с середины XIX в., от характера, направленности инвестиционной политики, приоритетов управления их экономическим пространством [5; 6].

Возникновение полюсов экономической активности в городах – это и результат естественного перетока капитала в новые, инновационные организационные формы, отрасли, сферы, а также и следствие создания соответствующей городской инфраструктуры. В то же время именно в городах процессы, связанные с демографическими, культурными, политико-экономическими тенденциями, приобретают особую остроту. Вместе с тем именно в городах они находят свое разрешение, создаются новые формы конкуренции и кооперации, ускоряющие перелив капитала, воз- никновение новых точек роста, повышающие ценность информации, трансформирующие традиционные общественные институты.

Известная в экономической литературе точка зрения о том, что процесс глобального по характеру экономического развития получает наибольший импульс именно в локальных пространствах, заставляет говорить о городах как о наиболее выраженных подобных пространствах. Отчасти эта тенденция отражается относительно новым термином Р. Робертсона «глокализа-ция», мировоззренческой установки, объединяющей необходимость сохранения социумом своей локальной, культурно-этнической самобытности и его стремление к общецивилизационной интеграции. Вместе с тем с чисто прагматической точки зрения она выражает стремление крупных транснациональных бизнесов локализоваться в определенных регионах, мегаполисах, максимально ориентируясь и подстраиваясь под особенности местного спроса, формировать при этом новые полюса хозяйственной активности. Эти процессы отражают и ту тенденцию, что экономическое пространство городов обладает свойствами самоорганизации, настройки на новые актуальные потоки информации, энергии, человеческих, финансовых ресурсов. Они же означают переход на преимущественно горизонтальные схемы экономических связей и отношений.

Экономическое пространство города либо тождественно конкретной городской территории в ее административных границах, либо выступает пространством интеграции различных территорий или их отдельных единиц, либо является пространством экономической активности хозяйственных агентов других регионов. Х.Х. Валиуллин определяет экономическое пространство как пространственную форму процессов самореализации экономических субъектов, отражающую объективные отношения их сосуществования [1, с. 19]. Представляется, что это некий социальный конструкт, результат координации политических, социальных, экономических интересов акторов, включенных в процессы совместного управления ресурсами и реализации кооперативных стратегий. Он выступает средоточием конвергенции как хозяйственных интересов, так и взаимного наложения институциональных норм различного происхождения – национального (федерального), субнационального, собственно территориального.

В интерпретации экономического пространства города могут использоваться как классические идеи А. Маршалла о факторах агломера- ции (концентрация квалифицированного труда, развитая сеть вспомогательных фирм, обеспечивающая приток товаров и сервисов, географическая близость), идеи чикагской школы городских исследований, так и современные концепции. В большинстве случаев исследование пространственных факторов базируется на структурном, неоклассическом подходах, акцентирующихся либо на анализе ресурсных компонентов территории города, либо на рыночных условиях экономической активности. В то же время процессы децентрализации в управлении городским развитием отразились в отходе от фордистской модели к регуляции производственных отношений на основе гибкой, преимущественно горизонтальной интеграции.

Современные исследовательские программы, такие как теория регуляции, теория инновационных сред, теория конвенций по-новому стали трактовать экономическое пространство регионов и городов. Включение в пространственные исследования когнитивного аспекта стало признанием того, что зачастую локализация экономических взаимодействий, агломерация подчиняются не только законам рыночной конкуренции или накопления капитала. Локализация малых предприятий, производственных сетей может подчиняться другой логике: подход через географическую и институциональную близость акцентирует внимание на проблемах координации, согласования интересов акторов. Без такой координации территория остается неким пассивным пространством [8, с. 66].

Иллюстрация поднятых проблем может быть подкреплена примерами развития некоторых южных городов России. Здесь есть ряд особенностей, связанных с их географическим расположением, сильным влиянием этнокультурных факторов, исторически сложившейся специализацией. Можно отметить и то, что в ретроспективе на их экономическом пространстве действовали различные по природе тенденции. С одной стороны, в этих городах, расположенных чаще на исторических торговых путях или на приграничных территориях, главным образом развивались отрасли, связанные с торговлей, транспортная инфраструктура.

С другой стороны, часто именно эти города (например, г. Волгоград, Астрахань), особенно с рубежа XIX–XX вв. и в эпоху индустриализации, становились важнейшими промышленными центрами Юга страны. Безусловно, в советский период развитие городов, расширение их границ, структура занятости населения были подчинены в первую очередь логике размещения промышленных производств, комплексов. На территориальную структуру, транспортные коммуникации г. Волгограда решающее влияние оказали факторы концентрации крупного металлургического, машиностроительного, нефтехимического производств, расположившихся на берегу Волги. В условиях же значительного промышленного спада на первое место выдвинулись трансакционные факторы, определившие расширение торгово-посреднического сектора, сформировавшего в свою очередь новые требования к повышению пропускной способности транспортной инфраструктуры.

Изменения структуры занятости в российских городах в пользу сервисных секторов отражает общемировые тенденции (доля сектора услуг в среднем по стране свыше 60 % ВВП и превышает 80 % ВРП в Москве). В промышленных городах сокращение промышленного выпуска означает почти безальтернативное снижение покупательной способности и неизбежно приводит к перекосам в сторону преобладания сервисных и торговых секторов. В краткосрочном периоде это снижает риск роста безработицы, в долгосрочном – могут возникнуть серьезные препятствия для экономического развития. Большинство экономистов пытается сформулировать современные факторы размещения производительных сил как в регионах, так и в рамках городских территорий.

Часто утверждается, что в постиндустриальную эпоху на смену законов концентрации производства и комбинирования выдвигаются закономерности аутсорсинга, вертикальной дезинтеграции производственных систем. Скорее всего, это правильно, если российские регионы и города в большинстве своем являются центрами притяжения крупного транснационального бизнеса, соизмеряющего выгоды и затраты использования ресурсов и условий их аллокации. В российских условиях мы имеем дело с деиндустриализацией городов, связанной не с желанием вынести, например, грязные производства за его границы (или границы страны), как если это было бы с небезупречными с экологической точки зрения нефтехимическими и металлургическими заводами г. Волгограда. Связано же это с элементарным промышленным спадом по конъюнктурным причинам, по причинам неэффективности управления собственников. В то же время некая избыточная масса капитала, высвобождаясь из промышленного сектора города, перетекает в другие сферы, где она дает или может дать большую отдачу.

Экономисты, практики в области управления городским развитием чаще всего обращаются к так называемой постиндустриальной парадигме развития, выдвигая к городам требование перехода на рельсы «информационной экономики», «экономики знаний» и т. д. Однако недооценивается полупериферийное по сути положение отечественной экономики в мировой экономической системе и невозможность в наличных условиях осуществить желаемые трансформации (даже если предположить их безусловный приоритет).

В то же время различия в условиях развития даже крупных городов существенно влияют на возможности постиндустриальных секторов. Как справедливо замечает В. Мартьянов, «условием любой приемлемой социально-политической стратегии для России может быть лишь стратегия сокращения неодновременности страны и реальное согласие «большого общества» относительно стоящих перед ним целей и исповедуемых ценностей...» [4, с. 36–37]. Действительно, российское общество, даже разные города, даже районы внутри одного города могут жить одновременно и в аграрном, и в экономическом, и в «постэкономическом» укладах. И если расширение последнего, например, в столичном мегаполисе носит самоподдерживающийся характер за счет капитализации экономического пространства взаимодействий, не связанных с созданием продукта, а с услугами, индустрией развлечений и т. п., то в остальных городах страны деиндустриализация может привести лишь к еще большему удорожанию жизни, разрыву социального пространства города, существенной дифференциации по уровню жизни, маргинализации населения.

Так, в последние годы в г. Волгограде возникают современные постиндустриальные институции, обеспечивающие занятость молодежи, формируются, пусть и эпизодически, «креативные» пространства деятельности. Понятно, что максимально задействовать население миллионного города в подобных сферах невозможно. Опыт постиндустриального транзита многих мегаполисов мира показывает, что сверхприбыль постиндустриальных экономик может быть обеспечена только монополией в глобальном масштабе. Достижение таких эффектов возможно с использованием технологий брендирования городов. Так, именно монополия США на программные продукты обеспечивает возможность комплексного развития г. Остин в Техасе, привлекающего доступностью жилья специалистов IT из, например, Кремниевой долины [4, с. 43]. Более того, серьезное ограничение эффекта сетей таких организаций связано с тем, что они не требуют большого количества рабочей силы, используют гибкую занятость.

В современной ситуации развитие городов в еще большей степени, чем раньше, зависит от направленности по сути глобального движения капитала. Возникает противоречие между интересами капитала и интересами города (как некоего коллективного субъекта). С одной стороны, города выступают точками притяжения капитала, обеспечивая его вложение с большей отдачей, с другой, ее падение вызывает риск резкого оттока капитала, потери созданной инфраструктуры гарантии должного обеспечения.

Типичным способом сохранения последней является рост цен на ее поддержание, сопровождаемый неизбежно ростом концентрации секторов финансовых услуг, гипертрофией рынка недвижимости и расширением сферы фиктивных операций. Возможной альтернативой этому может быть расширение городского пространства за границы города, развитие зон субурбанизации. Однако последнее возможно, если население этих территорий имеет работу в центре города.

Тенденции последних лет иллюстрируют ситуацию, когда интересы инвесторов лежат в области торговли недвижимостью, девелопмента, развития торгово-посреднической инфраструктуры. Под эти же сферы настраивается развитие и общегородской транспортной сети, что зачастую приводит к эффектам концентрации, резкому повышению стоимости услуг в городах, отдельных их районах, повышению стоимости жизни. Наблюдается это на фоне вымывания ресурсов из промышленной сферы.

Происходит выталкивание потоков капитала в области элитного потребления, что еще больше способствует поляризации уровня жизни населения в одном и том же городе. Об этих эффектах доказательно, используя исторические аналогии, свидетельствует Д. Харви, показывая, как еще в середине XIX в. развитие европейских городов с их планировкой, градостроительными стратегиями стали подчинены созданию практики элитного потребления, что сопровождалось усилением кредитной инфраструктуры городов. Это давало позитивные эффекты, но лишь временные. «Капитал очень успешно применяется в городском строительстве, рабочие заняты на строительстве. Это порождает новые деривативные рынки: возникают новые гостиницы, новые универмаги. Универмаги становятся новыми центрами потребления» [11; 12].

Процессы урбанизации, расширения экономического пространства городов во многом подчинены логике накопления и обращения капитала. Согласно концепции Д. Харви, город выступает «центром организации данного способа производства», в капиталистическом городе усиливается связь между деньгами и пространством. Происходит коммодификация пространства, связанная с превращением городской земли, недвижимости в основной актив, обеспечивающий большую норму прибыли, чем в производстве [12].

Уже в 70-е гг. прошлого века рост спекуляций с недвижимостью крупных городов стал выходом капитала на новый уровень доходности в условиях кризиса. Как отмечает Е.Г. Трубина, изменяющаяся форма урбанизации и территориальной организации государства при капитализме попадает в ловушку пространственно-временных противоречий капиталистических отношений [10, с. 235]. В Екатеринбурге приватизация городского пространства сопровождается риторикой о выгодах, которые получают горожане в случае строительства очередного торгового центра или элитного жилого комплекса на месте общедоступного парка: «общественное место продается как частный символический актив...» [там же, с. 238].

Эти тенденции, типичные для большинства крупных городов России, в последние годы не представляют угрозы, если экономическое пространство города обладает способность поглотить спрос на созданные инфраструктурные объекты, новую коммерческую и жилую недвижимость, гостиницы (как это происходит в столичных центрах).

В оптимуме этот сектор городского экономического пространства найдет связи с постиндустриальным, информационным сектором. Здесь высокоурбанизированные пространства развиваются с высокими социальными стандартами для населения и не испытывают недостатка в ресурсах. В условиях развития городов Юга России, увеличения потока внутренних мигрантов из сопредельных территорий, неготовности инфраструктуры к использованию вновь прибывшей рабочей силы, даже когда специализация городов тяготеет к трансакционной деятельности, возникает угроза разрушения целостности, фрагментации экономического пространства, закреплению неэффективных институтов.

На западе среди городских пространственных тенденций, вызванных структурными сдвигами в занятости, выделяется джентрификация, способная в определенной мере реанимировать те городские территории, которые подвергаются запустению в результате деиндустриализации. Однако этот процесс чаще трактуется в позитивных тонах, выносится за скобки факт поляризации уровня жизни, социальные эффекты, вызванные перемещением групп населения. Движущие силы этих процессов опять же связаны с логикой циркуляции капитала, отражают серьезные противоречия его интересов с интересами гармоничного городского развития.

Обостряется вопрос поиска эффективных управляющих, направляющих воздействий на экономическое пространство города со стороны региональных, муниципальных властей, привлечение в принятие решений различных заинтересованных сообществ. Снижению диспропорций в развитии городов Юга России служат рост инвестиционной привлекательности, эффективность бюджетных расходов на социальную сферу, интенсивность жилищного строительства. В сравнительном анализе Н. Проценко отмечается лидирующее положение г. Краснодара среди городов Юга страны: по объему привлеченных инвестиций (в 2010 г. он опередил г. Ростов-на-Дону в 4,4 раза, г. Волгоград – в 7 раз) при меньшей доле бюджетных инвестиций (17,9 % – в Краснодаре, 44,5 и 19,8 % – в г. Ростове-на-Дону и Волгограде соответственно) [11].

Создание нового экономического пространства в преимущественно непромышленных городах Ставрополе, Краснодаре, Астрахани происходит эффективнее, чем в г. Волгограде во многом по отмеченным выше причинам. Они более эффективно смогли задействовать условия своего размещения для активизации рекреационного потенциала, потенциала приграничных связей, роста транзита и торгово-посреднического сектора. Среди городов с населением более 700 тыс. чел. Волгоград остается лидером по объемам отгрузки товаров собственного производства (подтверждая свою промышленную специализацию), однако в связи с негативными тенденциями уже в 2013 г. (остановка основного производства Волгоградского алюминиевого завода, угроза остановки ОАО «Химпром») возможно обострение проблем занятости, снижения бюджетной обеспеченности, возникновение очагов нестабильности.

В таблице ниже перечислен ряд перспектив, возможностей развития городских экономических пространств и возможные в связи с этим ограничения и проблемы.

Создание различных инновационно ориентированных пространств в отдельных городах мог- ло бы способствовать эффективности инвестиционной политики, реанимации промышленного потенциала, направленности и в конечном счете стоимости жилищного строительства, повышению уровня жизни и недопущения имущественного расслоения населения современных городов – как крупных, так и небольших.

Хотя опыт создания таких пространств в России незначителен, но он есть – когда в г. Кольцове Новосибирской области удается уже в 2007 г. достичь рекордных значений ввода жилья на душу населения и добиться высоких значений уровня бюджетной обеспеченности. Следует, однако, уточнить, что речь идет о малом городе с исторически сложившейся структурой занятости и преобладанием исследовательских структур и наукоемких производств, особым статусом наукограда и формированием биотехнопарка.

Концепция новых городов, где должно быть обеспечено расширение «пространства пробле-матизации» и реализация парадигмы поддержки инноваций и поддержки конкретных субъектов инновационной деятельности, способствовали бы преодолению негативных тенденций разрыва, фрагментации городов как единых экономических пространств [3, с. 167]. Решение этих проблем возможно на основе активизации инвестиционной политики, реализации активной кластерной политики в интеграции крупных промышленных комплексов с сетями малых фирм, интенсивное использование пространственной близости промышленных структур и вновь создаваемых технологических платформ на базе университетских и научно-исследовательских комплексов.

Интересные примеры возникновения подобных сетей есть во многих городах Европы. Создание сети предприятий в области «зеленых» технологий в Копенгагене является прекрасной иллюстрацией того, как при прямой поддержке городской власти, городских финансовых институтов удается не только сделать чистым городское пространство, но и запустить механизм экономического роста.

По данным ОЭСР, в местных фирмах, специализирующихся на чистых технологиях, было занято 34 тыс. работников. Только в период с 2004 по 2009 г. оборот в секторе чистых технологий увеличился на 55 % по сравнению с 35 %-м ростом в секторе бытового обслуживания и 8 %-м в сфере производства. За тот же период объем экспорта «зеленых» технологий увеличился на 77 % по сравнению с 30 %-м ростом в секторе бытового обслуживания и 12 %-м ростом в секторе производства [2].

ЭКОНОМИКА МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ МУНИЦИПАЛЬНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ Таблица

Возможности, перспективы и ограничения в развитии городских экономических пространств

Перспективы, возможности	Ограничения, негативные эффекты
Создание секторов постиндустриальной активности, креативных пространств, сетей, зон в городах	Тенденции джентрификации сопрягаются с расслоением населения. Кратковременность, локальность эффектов, необходимость глобальной монополии для закрепления конкурентных преимуществ
Создание новых рекреационных, культурных пространств в городах, в том числе на площадях закрывающихся промышленных предприятий. Использование возможностей накопления символического капитала на основе брендинга историко-культурного потенциала города	Приватизация, коммодификация городского пространства, рост стоимости культурных услуг. Снижение налогооблагаемой базы для городских бюджетов. Возникновение и социальноэкономическая дифференциация зон расселения, разрыв единого социального пространства города
Рост торгово-посреднического сектора, сектора услуг, транспортнокоммуникационной инфраструктуры. Включение городов в интенсивные транспортные, транзитные потоки	Несоответствие высокого квалификационного потенциала населения потребностям новых секторов. Вымывание капитала из научнотехнической и производственной сфер. Несоответствие темпов урбанизации и качества человеческого капитала. Усиление этнокультурного фактора в формировании новых хозяйственных институтов, нетипичных для городской среды
Формирование новых городских инновационных пространств. Рост значимости современных научно-образовательных центров, университетов, развитие техно-парковых структур, модернизация жилищно-коммунальной сферы	Низкий спрос на разработки со стороны сокращающегося производства. Высокая потребность в финансовых ресурсах в условиях низкой бюджетной обеспеченности

Примечание. Составлено автором.

Высокий уровень предпринимательской активности в сфере городской инфраструктуры, как формы цивилизованной городской среды, должен сочетаться с высокой гражданской активностью и интерактивным участием населения и органов власти в проектах благоустройства, учреждении новых культурных институций. Развитие российских регионов все чаще сталкивается с разрушением некоего социального измерения, без которого они превращаются в исключительно географические пространства, наделенные ресурсами, не обеспечивающими решение их проблем, выживание населения, капитализацию хозяйственных структур. Во многом это связано с искусственным разрушением территориальных научно-производственных комплексов и примитивизацией форм экономической активности, перекосом в сторону развития трансакционных сфер.

Это лишний раз предостерегает от использования исключительно постиндустриальных идеологем и инструментов в решении проблем регионального развития. Перефразируя слова

Д. Харви о том, что «государство – это нечто гораздо большее, чем простая территориальная институциональная поддержка требований капитала», можно говорить, что и город и интересы его как экономического пространства значительно сложнее, чем место циркуляции капитала и его превращений [11, с. 239].

Выделим ряд актуальных управленческих задач, направлений решения указанных проблем.

Разработка стратегий локального (территориального) развития, предполагающих задействование и капитализацию экономического потенциала города с максимальным использованием общности экономических интересов, укорененных в городском сообществе знаний и хозяйственных практик, создающих уникальные конкурентные преимущества.

Использование зарубежного опыта горизонтальной организации производства, управления локальными инновационно-производственными системами, реализации потенциала городского, межмуниципального взаимодействия.

Переход к активной промышленной политике на основе использования отраслевых, кластерных инструментов. Преодоление последствий деиндустриализации, в частности в г. Волгограде, и ускоренное восстановление на новых началах его промышленного потенциала с задействованием максимально полного состава заинтересованных сторон.

Создание инфраструктурной сети для поддержки экологического предпринимательства: стимулирование малых и средних инновационных фирм, стартапов в области чистых городских технологий.

Активное применение методов и подходов неоиндустриализации и предотвращение на этой основе стагнации крупных городов и мелких территориальных образований. На примере г. Волгограда речь должна идти о воссоздании потенциала производственной, технологической культуры городов на основе высокотехнологичных предприятий машиностроительного, обрабатывающего комплекса.

Приоритетные управленческие стратегии включают:

– использование моделей формирования «территориальной когнитивной среды» в рамках локального управления: инновационно-промышленных кластеров, технополисов, агропромышленных технопарков, научно-образовательных структур;

– формирование современной городской культуры, преодоление разрозненности городского пространства с использованием технологий муниципального заказа, частно-государственного партнерства [7];

– активизацию потенциала учреждений культуры, творческих вузов и использование технологий культурного менеджмента;

– применение современных инструментов креативного менеджмента, маркетинга территорий, ребрендинга, позволяющих снизить угрозы безработицы и актуализировать культурный, научно-производственный, образовательный потенциал города.

Только сочетание подобных управленческих стратегий может формировать целостное экономическое пространство города, реализующего потенциал развития, опирающийся преимущественно на внутренние источники роста, обеспечива- ющее устойчивое развитие всех городских территорий, отраслей и предпринимательских сетей.