Протестная активность современной молодежи в контексте институционализации цифровой политики

DOI:

Цитирование. Панкратов С. А., Морозов С. И., Гаврилов С. Д. Протестная активность современной молодежи в контексте институционализации цифровой политики // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2022. – Т. 27, № 1. – С. 213–224. – DOI:

Введение. Одной из определяющих характеристик представителей современной молодежной когорты выступает активная жизнедеятельность в пространстве высоких технологий. Если 65 % россиян среднего и старшего возраста пользуются Интернетом в той или иной степени ежедневно, то молодежная аудитория включает 98 %, при том что в социальных сетях значительная часть молодежи, по опросам социологов, проводит более пяти часов, а четверть

«поколения Z» проверяет обновление каждые тридцать минут [12].

Глобальная онлайн-коммуникация не только претендует на статус инновационной технологии, во многих случаях определяющую доминирующие черты образа и стиля жизни «нового поколения», но и формирует киберпространство информационного противоборства социально-экономических, идентификационных, политических и других предпочтений и ориентаций [4]. При этом институцио- нализируются ранее незнакомые акторы влияния – геймеры, видеоблогеры, киберспортсмены и т. д. (так называемые «звезды» Интернета), способные к постоянному и регулярному взаимодействию с молодежной аудиторией.

Цифровые технологии стали широко использоваться в качестве мобилизационного ресурса (в первую очередь среди молодежи) для организации и проведения протестных (а нередко дестабилизирующих) акций как в отдельных государствах, так и на региональных, международных площадках [5; 19; 25]. Подтверждением данного факта выступают практики организации протестов в странах Европейского союза против ограничительных мер, вводимых правительствами и направленных на минимизацию последствий распространения COVID-19; протестные события в Белоруссии, связанные с неоднозначным восприятием результатов выборов Президента республики; попытки государственных переворотов в Венесуэле, Кубе и др. [8; 27; 28; 33].

Внедрение цифровых технологий в различные сферы и уровни современной жизни (приватно-бытовую, политическую, экономическую, духовно-идеологическую, межгосударственную и др.) и возникающие в связи с этим реальные и потенциальные угрозы и риски поставили вопрос о необходимости разработки этических и правовых принципов формулирования и реализации цифровой (национальной / глобальной) политики. Признавая право каждого государства на самостоятельное регулирование коммуникационного взаимодействия в «киберсфере», как заявил в своем выступлении на заседании Совета безопасности РФ В.В. Путин, «важно сообща разработать и согласовать универсальные и справедливые для всех правила ответственного поведения государств в информационном пространстве с четкими и внятными критериями допустимых и недопустимых действий и придать им юридически обязательный характер» [22].

Таким образом, в рамках политической науки актуализировалась потребность в осмыслении протестной активности молодежи, с одной стороны, в контексте формирования ее цифровой культуры, а, с другой стороны, тенденций институционализации цифровой по- литики на национальном и межгосударственном уровнях.

Методы и материалы. В современном научном дискурсе продолжается дискуссия о сущности и базовых характеристиках цифровой культуры и цифровой политики. Авторы статьи в своем анализе цифровых трансформаций современного социума опираются на концепцию «цифровой контркультуры» Ч. Гира, в основе которой лежат принципы неомарксизма и постиндустриального (информационного) общества [10, с. 197]. Как подчеркивает Ч. Гир, «хотя интерактивные технологии родились в лабораториях “холодной войны”, способность воспринимать их как мирные и прогрессивные силы выношена в лоне контркультуры и авангардного мировоззрения с его идеями интермедиа, мультимедиа и перфоманса» [7, с. 58].

При этом авторы методологически со-лидаризированы с позицией М. Кастельса, совершенно справедливо отмечающего, что в настоящее время именно Интернет «выступает базовой структурой гражданского общества, а социальные сети становятся драйвером социально-политических изменений в мире» [9, с. 14]. Интернет фактически занял позицию актора-посредника между индивидом – институтами государства и гражданского общества [34].

Важным аспектом при анализе специфических черт отечественной молодежи послужили выводы теоретических и эмпирических исследований отечественных ученых Т.А. Береговской и С.А. Гришаевой, анализирующих потребительское (акцент на экономическом) поведение молодежи в цифровой среде, вполне применимые и при политологическом анализе. Они исходят из того, что представители поколения современной молодежи «являются первыми, кто на 100 % “вырос в Интернете”, и их технологическое познание не имеет равных... Поколение Z в 2–3 раза чаще подвержено влиянию сетей, чем воздействию рекламных объявлений... Они ценят социальные медиа и то, что делают другие... Основная черта поколения Z – постоянное “общение” со смартфоном, который становится главным средством доступа в Интернет...» [1, с. 95].

В рамках данной статьи авторы анализируют феномены протеста и протестной ак- тивности через основные положения деятельностно-активистского подхода в интерпретации Э. Гидденса, В.А. Ядова, акцентировавших внимание на том, что исторический процесс не имеет детерминированно-заданных векторов развития, а значительную роль играют деятельные субъекты [30]. При этом основой активности индивидуальных или коллективных субъектов выступает удовлетворение / неудовлетворение потребностей / интересов, являясь одним из показателей социально-психологической и институциональной напряженности. Важнейшей чертой изменений является наличие субъектов / агентов, «обладающих достаточным рефлексивным знанием для того, чтобы изменить свое положение в мире» [24, с. 39].

Характеристика практик протеста в современном мире осуществляется с использованием концепции травматических перемен П. Штомпки, «расширяющей деятельностноактивистскую теорию» [29]. Вместе с тем она позволяет операционализировать ценностные, культурные «травмы» поиска и борьбы за «демократические стандарты», с нашей точки зрения, во многом определяющие протестную активность «цифровой молодежи».

В статье использованы результаты эмпирических исследований, проведенных ведущими научными центрами, а также непосредственно авторами статьи в рамках реализации грантового проекта.

Анализ. Исследованием протеста как специфической формы социального взаимодействия занимаются представители различных гуманитарных и общественных наук: философии (формы поведения личности или группы, противопоставляющих себя социальной системе отношений); социологии (формы проявления социального недовольства); истории (в интерпретации смены социальных и политических систем) и др. В рамках политической науки, с нашей точки зрения, целесообразно понимать протест, как чаще всего публичное действие, «приводящее к конфликтной ситуации актора как представителя определенной социальной группы, интересы и ценности которой противоположны системе координат, в которой происходит действие» [18, c. 123].

Наибольший исследовательский интерес к протестной активности представителей мо- лодежи проявился, по нашему мнению, первый раз в 60-е гг. ХХ в., что было обусловлено студенческими протестными «волнениями», институционализацией студенческих протестных движений, попытавшихся заявить о противоречиях и насущных проблемах «всего западного мира». Г. Маркузе отмечал, что именно представители молодежи вследствие восприимчивости и радикальности больше всего подходят под характеристики свободной и многомерной личности, способной на Великий Отказ (протест в самом широком смысле и масштабе). «Великий Отказ... обращен к личности, способной осознать свои ложные потребности, привитые репрессивной цивилизацией, и задуматься о степени мнимости и реальности своей свободы в современном мире» [15, c. 522].

Вторая «волна» возрастания количества научных исследований протестной активности молодежи приходится на период вступления в относительно самостоятельную жизненную фазу поколения Z (родившихся примерно с 1997 по 2012 г. и характеризуемых как «цифровой человек» и «цифровой гражданин» [26]). «Простота и скорость поиска единомышленников, с одной стороны, мобилизационные возможности Интернета и мобильных технологий – с другой, способствуют масштабному переносу гражданских и политических практик в онлайн-пространство, что позволяет наделять представителей цифрового поколения чертами “цифровых бунтарей”, выражающих свою политическую субъектность и возросший потенциал влияния на площадях городов по всему миру» [2, c. 7].

В этой связи следует акцентировать внимание, что в методологическом плане важнейшими характеристиками протестной активности выступают частота и осознанность участия в протестных акциях, их масштаб и тип, включенность в деятельность по вовлечению новых лиц, способность и готовность нести ответственность за совершаемые действия. При этом для идентификации «бунтарей» цифрового поколения значимыми индикаторами выступают характер и векторы поведения в онлайн-пространстве, содержание и направленность потребляемого и воспроизводимого интернет-контента, количественное доминирование онлайн-коммуникаций над оф- лайн, что определяется ценностными убеждениями и личностными установками.

Как показывают результаты зарубежных и отечественных эмпирических исследований, чаще всего молодые онлайн-пользователи используют технологии Интернета: для обсуждения актуальной политической проблематики со сверстниками и в соответствующих сообществах; знакомства с ресурсами оппозиционных действующему режиму организаций и лидеров (политических партий, общественно-политических движений и т. д.); поиска информации на официальных порталах государственных и муниципальных органов власти [32]. Деятельностная составляющая протестной активности представителей поколения Z представлена гораздо скромнее, хотя наиболее активные молодые люди вовлечены в процессы: ведения блогов по различным социально-политическим аспектам жизнедеятельности; поиска и кооптирования «соратников» и единомышленников; созидательного увеличения ресурсной базы (материальной и организационной) [35].

Следовательно, несмотря на страновые особенности степени распространения, внедрения и использования цифровых технологий, характер ценностных приоритетов пользователей, интернет-пространство доминирующим образом выступает в качестве информационного и мобилизационного (координирующего) ресурса протестных настроений и акций. Наиболее распространенной практикой протестов является попытка сочетания возможностей онлайн-мобилизации сторонников с проведением самих акций в офлайн-формате. С одной стороны, это позволяет привлечь потенциальных единомышленников по протестному движению, с другой стороны, ограничивает численность реально проявляющих протестную активность молодежь, институционализируя протестное «ядро» целенаправленно и регулярно участвующих в акциях.

Векторы протестной активности молодежи имеют достаточно устойчивую направленность, определяемую как национальными, так и глобальными трендами. Ниже будут приведены несколько примеров, характеризующих наиболее типичные «кейсы» сочетания он-лайн-мобилизации и офлайн-реализации протестов, где именно представители молодого поколения выступили в роли основных организаторов и движущей силы.

В ноябре 2021 г. в 70 городах Польши прошли акции протеста против действующих законодательных норм, жестко регулирующих рамки прерывания беременности. Масштабные протесты были вызваны смертью в лечебном учреждении тридцатилетней женщины Изабеллы вследствие септического шока, спровоцированного выжидательной позицией медиков. Как отмечают эксперты, законодательство Польши является в этом вопросе одним из самых строгих на европейском континенте. Конституционный суд страны признал незаконным прерывание беременности даже при высокой вероятности пороков развития плода. Информационный сервис Medonet приводит мнение врачей-гинекологов, отмечающих, что «тяжело принимать адекватные меры для спасения пациенток под угрозой 25 лет тюрьмы». Активное протестное противостояние сторонников разрешения абортов и власти, поддерживаемой католической церковью, длится около 20 лет. При этом самой масштабной забастовкой в 114 городах, с участие более 98 000 поляков, получившей название «Черный понедельник», явилась акция против принятия парламентом в 2016 г. поправок, нацеленных на полный запрет абортов. Организаторы этой акции настроены на проведение мероприятий, целенаправленно повышающих уровень протестной активности полячек и в первую очередь представителей молодежи [23].

В феврале 2021 г. испанской полицией был арестован рэпер Пабло Асель (настоящее имя Пабло Ривадулья Дуро), что вызвало многочисленную серию протестных акций молодежи в каталонских городах. Мирные манифестации с требованием освобождения «кумира» практически всегда и везде очень быстро перерастали в столкновения с полицией, с применением силы как со стороны протестующих (нападение на полицейские участки, забрасывание стражей порядка камнями, бутылками, поджоги мусорных контейнеров и др.), так и правоохранительных органов (применение слезоточивого газа, резиновых пуль, избиение дубинками и т. д.). В своей музыкальной карьере (песнях) с 2005 г., в «Твиттере» Асель использовал политическую тема- тику, идеи каталонского национализма, выражаясь негативно об испанской монархии, сравнивая ее с мафией, характеризуя испанское государство как фашистское. «Самая отвратительная вещь в монархии – это то, что миллионеры из-за бедствий других делают вид, что заботятся о людях». При этом он призывал испанцев участвовать в протестных акциях против расизма, пыток задержанных. «Демонстрации необходимы, но этого недостаточно, давайте поддержим тех, кто пошел дальше». Несмотря на то что в поддержку рэпера выступили многие популярные и известные деятели культуры Испании, а власти заявили о возможности пересмотра наказания за преступления, связанные со свободой слова, суд отказался от «всяких поблажек» [14].

Массовые акции протеста прошли летом 2021 г. во Франции против внедрения санитарных пропусков и введения «санитарной диктатуры», связанных с мерами по противодействию распространению COVID-19. Только в Париже приняло участие в протестных манифестациях более 11 000 человек, а по всей стране – свыше 170 000 французов. Протестующие бросали в полицию бутылки, метательные предметы, возводили баррикады, на что стражи порядка ответили применением слезоточивого газа, водометов, дубинок. На фоне протестов в Национальном собрании 199 сенаторов высказались за, 123 – против проекта закона о санитарных пропусках и обязательной вакцинации. Однако в Сенате, где большинство депутатов представляют оппозицию, законопроект претерпел существенные изменения в сторону смягчения многих положений [21].

Под лозунгом «Да здравствует демократия, долой ковид-диктатуру!» прошли массовые протесты в Германии, самые многочисленные в Берлине, где было только задержано полицией в конце июля 2021 г. около 600 человек. Идейным вдохновителем и организатором протестных акций выступило движение «Нестандартное мышление», финансируемое бизнесменом из Штутгарта М. Бальвег. «Ко-вид-диссиденты» принципиально отказывались надевать маски и соблюдать дистанцию, что спровоцировало применение полицией водометов, перцового спрея не только против непосредственных участников, но и многоты- сячных «зевак» и сочувствующих. По словам представителя полиции Т. Каблитц, «операция сводилась к тому, чтобы свести к минимуму риски заражения и разогнать демонстрацию. В отдельных случаях нам приходилось применять физическое насилие» [13].

«Демократия – это не анархия», – заявила в экстренном обращении Президент Литвы Гитанаса Науседа по поводу подавление властями акции протеста перед парламентом в Вильнюсе против решения ввести паспорта возможностей, значительно ограничивающих права невакцинированных от коронавируса граждан. При этом ответа на вопрос официального представителя МИД России М. Захаровой не последовало: «Куда девается вся эта демократическая отдушка и либеральный флер у западных партнеров и их сателлитов, когда дело доходит до управления внутренней ситуацией и подавления протестов у себя дома?». Ведь еще недавно Президент Литвы яростно обвиняла российскую власть за «неправомерную» жестокость полиции в отношении участников несанкционированных митингов в Москве и других регионах РФ [11].

Наиболее явно онлайн-поведение определенной части российской молодежи проявилось в преддверии и во время митингов 23 января и 21 апреля 2021 года. Подготовка к январской протестной акции происходила стремительно (менее чем за одну неделю) и была связана с фактом ареста в аэропорту Москвы известного оппозиционного блогера А. Навального. Это обстоятельство во многом определило формы и технологии мобилизационной активности поколения Z и оппозиционных лидеров – сторонников блогера. В первую очередь упор был сделан на размещение большого количества видеороликов, доминирующее содержание которых можно разделить на две группы: выступления лидеров молодежного общественного мнения в поддержку А. Навального; критика действующего режима и олицетворяющего его политиков (например, про дворец в Геленджике, давление власти на активистов и желающих принять участие в митинге и др.).

Значительная часть материалов была размещена на доступных для пользователей YouTube-канале «Штаб» и YouTube-аккаунте телеканала «Дождь»2, Telegram. Именно в этот период наблюдалась существенная политизация TikTok с самой активной частью подростковой аудитории. В протестных акциях января – февраля 2021 г. использовались так называемые «развлекательные» технологии: челленджи, флешмобы, прогулки, TikTok-тренды.

Подготовка акций протеста в апреле 2021 г. проводилась достаточно длительное время и планомерно [31]. С 23 марта лица, намеревающиеся принять участие в протестах, могли зарегистрироваться с указанием геотэга на сайте акции. Фактически при мобилизации протестной активности молодежной интернет-аудитории была использована технология «климата мнений», заключающаяся в открытой демонстрации своей позиции и учета мнения «иных» при принятии окончательного решения о форме и стиле протестного поведения. При этом тематически новостная повестка протестов опиралась на распространение информации об ухудшающемся состоянии здоровья А. Навального, необходимости допуска к нему гражданских врачей, а также стремлении властей объявить возглавляемую оппозиционером организацию экстремистской. Примечательно, что если зимой в интернет-пространстве активно звучали прямые призывы к участию в протестах от самого А. Навального и его ближайших сподвижников, то весной акцент был сделан на обсуждение предстоящего события и его значимости в отечественном политическом процессе [16].

В ноябре – декабре 2021 г. Левада-Центр 3 провел исследования протестных настроений россиян. Результаты показали, что количество российских граждан, ожидающих проведения протестных акций с экономическими требованиями, увеличилось до 30 % (против 21 % в августе 2021 г.), в то время как число лиц, готовых принять участие в экономических протестах, сократилось до 21 % (против 24 % в августе 2021 г.). Около 27 % россиян считают возможными протесты с политическими требованиями (сопоставимы с августом 2021 г.), при том, что с 19 до 17 % сократилось количество желающих принять участие в акциях протеста непосредственно. Против QR-кодов в акциях протеста готовы принять участие 25 % опрошенных, а 72 % не считают это приемлемым. При том что боль- ше половины респондентов не поддерживает обязательность вакцинации от COVID-19, три четверти россиян отрицательно относятся к введению QR-кодов на общественном транспорте и 67 % – при посещении массовых мероприятий, общественных мест [20].

Масштабные эмпирические исследования протестной активности населения были проведены ВЦИОМ в конце 2011 – в первой половине 2012 г. и нашли отражение в материале «Протестное движение в России – взгляд социологов». Характеризуя обобщенный «портрет» участников протестных акций, отмечается, что значительная доля демонстрантов принадлежит к так называемому «креативному классу», а также офисным работникам и студенческой молодежи. Доминирующей мотивационной составляющей участия в протестах выступает потребность в самореализации. Вместе с тем значительное количество участвовавших в опросах отметили в качестве мотивов: «не устраивает ситуация в стране», «недовольство собственной жизнью». Руководитель ВЦИОМ В. Федоров подчеркнул, что 84 % респондентов принимали участие в протестных акциях неоднократно и лишь 16 % впервые. Абсолютное большинство участников данных протестов ни при каких условиях не будут вести переговоры с властными структурами и лишь 21 % готовы вступить в диалог с властью при условии изменения политического курса развития страны [17].

Результаты. Всплеск молодежных протестов происходит относительно регулярно и неоднократно. Представители молодежных когорт пытаются направить свою активность на искоренение «всех» недостатков и несправедливостей, присущих миру, в который они вступили, самым радикальным образом. При этом протестные движения отличаются разным уровнем конструктивности / деструктивности, согласованностью действий и готовностью идти на компромиссы.

Одной из отличительных черт современного протестного движения выступает обостренная реакция на межкультурный и межцивилизационный глобализм (проблемы миграции, трансформации культурного уклада в региональном и «местном» пространстве, дискомфорт в образе и стиле жизни, дискриминационная поляризация, в том числе на быто- вом уровне, и т. д.), что способствует проявлению и воспроизводству экстремистских идей. Не следует недооценивать опасность и угрозы целенаправленных действий определенных международных кругов на сближение (слияние) деструктивных протестных настроений «левого, правого, националистического, религиозного» флангов.

Развитие цифровых технологий, их включенность в повседневные, в том числе политические практики, оказывает значительное влияние на протестную активность представителей молодежи в разных странах мира. Результаты теоретических и эмпирических исследований позволяют прийти к следующим выводам:

– на уровень и характер протестной активности молодежи влияет способность рефлексивного (критического) «потребления» политического контента из многочисленных информационных источников, содержащихся в интернет-пространстве. Целесообразно говорить о формировании навыков и компетенций медиаграмотности, базирующихся на безусловном праве получать достоверную информацию и возможности ее проверять. При этом медиаграмотность выступает лишь одним из структурных элементов современной цифровой культуры личности и общества [3];

– лидеры протестных движений активно используют технологии сетевой политической мобилизации через расширение онлайн-под-держки при помощи политизации информационных каналов. При этом цифровые технологии выступают в качестве интегрирующих факторов с расширяющимися манипулятивными возможностями и ресурсами оказания влияния на сознание и поведение молодежи;

– объективируется тенденция целенаправленного влияния онлайн-медиа на протестную активность молодежи, формирование протестной «повестки дня», где «профессиональное» освоение цифровыми ресурсами и глубина «включенности» в интернет-пространство выступают значимыми статусно-ролевыми индикаторами жизненного успеха представителей новой поколенческой когорты;

– цифровые технологии, с одной стороны, позволяют демонстративно персонализировать свои политические ценности и популяризировать одобряемые практики политичес- кого поведения в онлайн- и офлайн-простран-ствах, с другой стороны, провоцируют глобальное «обезличивание» акторов протестного контента, используя несовершенство национального и международного законодательства по распространению экстремистских взглядов и призывов к действию в молодежной (подростковой и детской) среде;

– протестный потенциал представителей поколения Z в настоящее время не может быть квалифицирован как более высокий по сравнению с предшественниками, хотя и подпитывается мобилизационными ресурсами цифровых технологий и социальных медиа, не имевших место ранее. Вместе с тем переориентация приоритетов в реализации жизненных стратегий нынешней молодежи с «будущего» в «настоящее» влияет на обострение «конфликта» поколений, в том числе в иерархии ценностей свободы, равенства, стабильности, безопасности, прав человека и т. д.;

– институционализация цифровых взаимодействий между гражданами, гражданами и социальными группами (в том числе сетевыми сообществами), гражданами, общностями и институтами государства позволяет в значительной степени «маскировать» координирующий центр по формированию и воспроизводству протестных настроений и поведения в онлайн- и офлайн-пространствах. Не отрицая возросшие возможности (цифровые) самоорганизации индивидов и групп, тем не менее налицо использование в качестве властно-политического ресурса технологий «управляемого хаоса», имитирующих спонтанные выступления населения, особенно молодежи, как наиболее мобильной и импульсивной части социума [6].

С нашей точки зрения, следует воспринять как объективную данность желание молодежи быть вовлеченными в решение как глобальных, так и национальных проблем, а также мотивационную позитивность их протестных настроений и активности в целом. Важнейшим шагом к минимизации воспроизводства протестной активности среди молодежи может выступить способность воспринимать иное мнение, идти на компромиссы, обладать эффективной мониторинговой системой по прогнозированию «точек» социально-политических напряженностей и конфлик- тов, нацеленность институтов власти на постоянный молодежный запрос на перемены, в том числе в политико-правовой организации общества и государства. Реальное, а не показное функционирование социальных лифтов, связанных с молодежными проектами самовыражения и самореализации в любой сфере жизнедеятельности социума, включая властно-управленческую.