Психологические механизмы актуализации конспиративистской ментальности студентов

Актуальность изучения проблемы определила цель статьи: описать и эмпирически подтвердить новый механизм актуализации кон-спиративистской ментальности.

Обзор научной литературы проведен на основе анализа отечественных и зарубежных исследований. Конспиративистская ментальность представляет собой склад ума адепта заговора, направленный на предмет заговора, которому атрибутируют особые негативные последствия для личной или общественной безопасности [Пищик, 2022]. Объект заговора – это реальное или иллюзорное событие, которое определяется с позиции различных объяснительных, причинных схем угрозы. Предмет заговора – конструируемая реальность данных схем [Boltanski, 2012]. Субъектами заговора выступают отдельный человек или группа людей, объединенные совместной заговорщицкой деятельностью или общей интерпретацией теории заговора. Теория заговора, относящаяся к значительным событиям или имеющая сенсационные последствия, предполагает необычно зловещих и компетентных заговорщиков, основана на слабых доказательствах и эпистемиче-ски самоизолируется от опровержения [Бра-зертон, 2017]. Вера в теории заговоров является составляющей конспиративистской ментальности. В науке еще слабо разработана проблема выявления механизмов актуализации кон-спиративистской ментальности.

Изначально был описан механизм иррадиации (наше определение) распространения веры в одну теорию заговоров на другие [Swami et al., 2010]. Можно отметить и механизм эскалации, демонизации, порождения слухов вокруг определенной теории заговоров [Swami et al., 2016; Бразертон, 2017]. Далее вера в теории заговоров была объяснена эволюционным механизмом защиты людей [Prooijen van, VanVugt, 2018].

Можно определить механизмы образования и распространения конспиративистской ментальности в культурологическом ключе. Он заключается в том, что культура имеет некоторую «ущербность» [Смулянский, 2021] и общество управляется и в том числе теориями заговора, что стимулирует их распространение среди ее членов, то есть заговоры изначально заданы репрессивной структурой общества и имеют место всегда.

В рамках психодинамического подхода были описаны механизмы функционирования психического аппарата, такие как вытес-

нение, отклонение, отрицание и отбрасывание [Фрейд,1997]. Все они призваны отклонять от истинных желаний субъекта, не признавать, утаивать их. Они заключаются и в вытеснении, отклонении информации, которая не доступна логической критике, например, что планета Земля плоская [Olshansky, Peaslee, Landrum, 2020], допущение очевидных ошибок.

Вера в теории заговоров как механизм преодоления исторической травмы описана М. Би-левич [Bilewicz, 2022]. В ситуациях COVID-19, СВО С.Б. Яблонская (2023) отмечает, что оставшиеся и эмигранты переживают достаточно выраженную степень травматизации, которая приближена к постановке диагноза ПТСР. Уехавшие, пишет автор, проявляют нарушения Я-организации, что порождает распространение веры в теории заговоров.

Могут быть обозначены когнитивные механизмы актуализации конспиративистской ментальности. Все более популярным является подход к пониманию конспиративистских убеждений через призму теории двойственных процессов: интуитивный и обдумывание [Stanovich, West, 2008]. Согласно классической концепции двойного процесса обдумывание помогает людям исправлять свои интуитивные ошибки [Kahneman, 2011]. Однако обдумывание может и вовлекать в контексты заговора, может быть использовано для повышения согласованности между новой информацией и фоновыми знаниями или прежними убеждениями [Tappin, Pennycook, Rand, 2020].

Механизмы заражения, внушения безусловно играют большую роль в распространении веры в заговоры. Р.М. Саттон и К.М. Дуглас [Sutton, Douglas, 2022] описывают механизм затягивания веры в теории заговоров, обозначаемый как «кроличья нора». Гипотетический «синдром кроличьей норы» заключается в том, что приверженность некоторых людей убеждениям в заговоре изначально непреднамеренна, рекурсивно ускоряется, а затем становится трудно ее избежать.

Исследования раскрывают эффект «Психологический глаз тайфуна» (PTE), который проявляется в восприятии риска, связанного с крупными чрезвычайными ситуациями. Суть эффекта заключается в том, что люди, находящиеся ближе к центру зоны бедствия, сообщают о более низком восприятии риска, чем находящиеся от него далеко [Yang et al., 2023]. Проявляются «иллюзии фокусировки», которые могут составлять механизм, лежащий в основе формирования ложных представлений. Доказано, что эффект повторения повышает веру в информацию, явление, известное как эффект иллюзорной правды [Udry, Barber, 2024].

В социально-психологических направлениях рассмотрения проблемы описываются разнообразные механизмы приверженности вере в теории заговоров. Конспиративистские убеждения – в первую очередь социальные явления, часто связанные с внутригрупповой идентификацией, социальной солидарностью, и как таковые они являются формой коллективного, мотивированного познания [Kreko, 2015].

Совместное решение проблем в Интернете позволяет людям интерпретировать события таким образом, что некоторые хорошо согласуются с их мировоззрением, что является важным компонентом поддержания убеждений в заговоре [Wood, 2013]. С позиции коммуникативно-ролевой концепции Д.С. Горбатов (2017) показал, что посетители с ролью «конспиролога» составили только 1 %, скептики преобладали в активную фазу распространения слухов.

Обобщая исследования веры в заговоры, Р.М. Саттон, К.М. Дуглас и А. Сичока [Douglas, Sutton, Cichocka, 2017] выделяют важные социально-психологические мотивы, которые могут быть охарактеризованы как эпистемиче-ские (например, стремление к пониманию, точности и субъективной уверенности), экзистенциальные (например, стремление к контролю и безопасности) и социальные (например, желание поддерживать позитивный образ себя или группы). Авторы продемонстрировали, что люди сознательно делились теориями заговора, чтобы продвигать социальные мотивы (например, получать «лайки»).

Кроме механизмов групповой солидарности, социальной идентификации, можно выделить еще один механизм, который может лежать в основе образования конспиративист-ской ментальности, – это интерпассивность. Мы считаем, что данный феномен можно квалифицировать как реализацию субъектнодинамического подхода.

Понятие «интерпассивность» было предложено Р. Пфаллером [Pfaller, 2017], означает делегированное потребление и наслаждение, которые задаются не потребителями. Но сегодня пассивный потребитель становится активным участником процесса потребления. При этом фиксируется лишенность человека собственного пассивного опыта наслаждения. И. Ялом (1999) пишет, что сегодня запросом на психотерапию является жалоба пациента, что в его жизни «чего-то недостает». З. Фрейд (2010) утверждал, что задача избегнуть социального страдания порой вытесняет стремление к удовольствию.

С позиций структурного анализа субъект [Лакан, 2008] «децентрирован», он выстроен в месте Другого. Наслаждается Другой, а мы думаем, что мы. Ж. Лакан (2010) отмечает, что Гегель в работе «Феноменология духа» указывает на то, что «человеческое желание - это желание другого». Автор полагает, что реализация желания возможна только иллюзорно в регистре воображаемого. Другой, как тот, кто нас подвигает на веру в заговоры, запускает нашу интерпассивность. Большой Другой управляет нашей жизнью и навязывает страх перед кон-спиративистской теорией. В результате я перекладываю ответственность на Другого. «Возможно, фундаментальным отношением, определяющим субъекта, являются не пассивность или автономная активность, а именно интерпассивность» [Жижек, 2005, с. 27]. Автор вводит понятие «ложной активности» (не использовать целофановые пакеты, полагая, что вы обладаете экологическим мышлением, - ложно, вы пассивны). Но наша пассивность в Другом. Интерпассивность как противоположное интерактивности – это защита субъекта от наслаждения. Активности всегда предшествует пассивность. Пассивность движет активность в Другом. Мы находимся в пространстве внутренней пассивности, порождающей страхи и тревожность, которыми мы можем оправдать для себя веру в заговоры. Заметим, что во всем мире отмечается отсутствие желаний у многих подростков [Watson et al., 2020].

Методология исследования. Эмпирическое подтверждение того или иного механизма образования конспиративистской ментальности чрезвычайно сложно. Мы пошли по пути наиболее доступному. Разработав программу тренинга по коррекции конспиративистских убеждений, мы отслеживали результаты изменений до и после тренинга. Тренинг проводился в двух группах студентов в количестве 60 человек, студенты вузов Ростова-на-Дону. Возраст 18-20 лет (девушки - 50 %). Тренеры - преподаватели и аспиранты, которые имели опыт психологического консультирования. Тренинговые занятия проводились 1 раз в неделю в течение двух месяцев.

Содержание тренинга представляло собой 12 встреч по 4 часа. Основные методы, используемые на занятиях тренинга, это методы гештальттерапии и когнитивно-поведенческого подхода. Студенты анализировали свои жизненные установки, стереотипы мышления; знакомились с заведомо ложными по содержанию текстами и искали в Интернете информацию по их опровержению; решали задачи по развитию критического мышления, знакомились с особенностями распространения слухов. Сначала мы предполагали, что в тренинговую группу войдут только студенты, имеющие высокие показатели по готовности веры в теории заговоров, но потом поняли, что студенты с устойчивым типом конспиративистской ментальности являются важным информационным и эмоциональным для группы ресурсом.

На входе и выходе мы измеряли веру в заговоры («Методика измерения веры в заговоры» [Пищик, 2014]), позволяющую выявить следующие виды веры в заговоры: политический, общественный, государственный, информационный,

вера в тайную деятельность, в тайные организации, фармацевтический, продуктовый, связанный с вакцинацией, вера в клонов, пришельцев, глобальность и конец света. Применяли «Методику измерения типа конспиративистской ментальности» [Пищик, 2019], выявляющую 4 типа: готовый к приятию веры в теории заговоров; ищущий информацию подтверждения/опро-вержения веры в теории заговоров; результативный, который озадачен последствиями данной веры, и устойчивый, способный противостоять информации теории заговоров. Измеряли 3 уровня (высокий, низкий, очень низкий) критичности мышления (тест критического мышления Л. Старки, адаптация [Луценко, 2014]). Использовали методику актуализации ценностей через страхи [Пищик, 2019], позволяющую выявить следующие ценности: Я, других, природы, технологий, мистического, культуры, связанных по содержанию со страхами.

Мониторинговое исследование проводилась посредством заполнения студентами Google-формы. Расчет критерия Колмогорова – Смирнова показал, что распределение признака по всем показателям отличается от нормального, что обусловило выбор непараметрических критериев для статистической обработки данных (критерий Вилкоксона), корреляционный анализ по Спирмену.

Результаты исследования. Получены результаты по выявлению видов веры в заговоры в группе студентов (рис. 1).

Рис. 1. Выраженность видов веры в заговоры в группе

Fig. 1. The severity of different types of belief in conspiracies within the group

Результаты свидетельствуют о том, что в целом по выборке преобладают вера в политический заговор (X = 8,07 ± 2,5), вера в общественный заговор (X = 7,84 ± 2,47), вера в фармацевтический заговор (X = 7,01 ± 2,8) и вера в продуктовый заговор (X = 7,0 ± 2,76). Что и стало основным предметом разбора на тренинговых занятиях. На среднем уровне у участников исследования находятся вера в государственный заговор (X = 6,35 ± 2,59), вера в тайную деятельность (X = 6,151 ± 2,46), вера в тайные организации (X = 6,23 ± 2,842), вера в глобальность (X = 5,47 ± 2,84), вера в информационный заговор (X = 5,61 ± 2,4), вера в заговор, связанный с вакцинацией (X = 5,35 ± 3,187). На низком уровне значимости располагаются вера в клонов (X = 2,96 ± 2,64), вера в пришельцев (X = 2,78 ± 2,43), вера в конец света (X = 3,74 ± 2,8).

Результаты по выраженности типов конспи-ративистской ментальности представлены на рис. 2.

Рис. 2. Выраженность типов конспиративистской ментальности у девушек и юношей

Fig. 2. The severity of the types of conspiracy mentality among young girls and men

В профиле выборки доминирует тип кон-спиративистской ментальности «устойчивый» (х = 3,25 ± 0,81), далее по нисходящей представлены типы конспиративистской ментальности «ищущий» ( = 3,13 ± 0,9), «готовый» ( = 3,073 ± 0,91) и «результативный», представленный самыми низкими значениями ( = 2,54 ± 1,041). При этом в группе юношей преобладал готовый тип конспи-ративтистской ментальности. В ценностном про-

филе доминирует «ценность я» ( = 15,397 ± 2,8), далее в порядке снижения значения диагностированы «ценность природы» (х = 11,358 ± 1,9), «ценность мистического» ( = 11,16 ± 1,87), «ценность культуры» ( = 11,12 ± 2,05), и завершают профиль «ценность других» (х = 10,86 ± 1,6), «ценность технологий» ( = 10,49 ± 1,7). В таблице представлены результаты корреляционных связей типов конспи-ративистской ментальности, ценностей и страхов.

Взаимосвязи страхов и ценностей с типами конспиративистской ментальности

Interrelations of fears and values with types of conspiratorial mentality

Тип Ценности и страхи	Готовый	Ищущий	Результативный	Устойчивый
Технологические угрозы	-0,35*
Пугают эпидемии	-0,31*
Мистический опыт	0,57*	-0,33*
Ценность мистического	0,61*
Потеря себя	-0,43*
Ценность Другого		0,34*
Экологический кризис		0,32*
Неопределенность культур				0,32*
Нехватка информации				0,50*
Пугает все новое				-0,38*
Пугает отсутствие идеалов				-0,50*
Пугает утрата Другого				0,27*
Потеря смысла			0,46*
Невозможность сделать выбор			0,46*
Невозможность находиться в хаосе			0,28*
Страх утраты традиции			-0,55*
Ценность культуры			0,39*
Ценность технологий			0,34*

Примечание. * - корреляция значима на уровне 0,05 (двухсторонняя).

Обращает на себя внимание результат тесных связей «ценности мистического», страха мистического опыта и готового типа конспирати-вистской ментальности. Устойчивый тип конспи-ративистской ментальности наиболее тесно связан со страхом нехватки информации и ориен- тирован на идеалы. Результативный тип больше ориентирован на традиции. Для ищущего важна «ценность другого».

Мы измерили уровень критического мышления у студентов. Результаты представлены на рис. 3.

Рис. 3. Процент представленности уровней критического мышления среди студентов Fig. 3. Percentage of critical thinking levels among students

На диаграмме видно, что преимущественно в группе выражен средний уровень критического мышления, что стало предметом для развития в тренинге.

После проведения тренинговых занятий студенты повторно заполняли формы методик. Статистическая обработка данных выявила: изменения по вере в политический заговор, которая существенно снизилась (W=1464,5, p=0,015), продуктовый заговор (W=1507,5, p=0,038), заговор по вопросу вакцинации (W=1505,0, p=0,036), фармацевтический заговор (W=1472,0, p=0,019). Данные показатели демонстрируют, что именно эти темы были подвергнуты трансформации в мышлении участников. Представленность ищущего (W=1673,0, p=0,00) и результативного (W=1447,5, p=0,00) типов конспиративистской ментальности стала выражена в большей степени. Тип «готовый» конспиративистской ментальности снизился (W=1592,0, p=0,00).

Заключение. Актуальность темы исследования была определена большой распространенностью веры в заговоры и трудностью ее преодоления. Мы проанализировали уже имеющиеся описания механизмов актуализации конспира-тивистской ментальности, в основе которой находятся виды веры в заговоры. Было показано, что различные авторы рассматривают интересующие их аспекты в вере в заговоры и механизмы реализации: скрытые мотивы веры в заговоры; тревога, страх перед вытесненными представлениями о конспирологии; анализ информации о вере в заговор, его обдумывание; социально-психологические феномены вовлечения, затягивания в контексты заговоров под влиянием социальной группы; иллюзорная фокусировка на определенных аспектах заговоров и т.д.

Предложен один из возможных механизмов актуализации конспиративистской ментальности, такой как интерпассивность, когда активность за совершение действий, транслирование мыслей отдается большому Другому.

Проведено эмпирическое исследование, в котором показано, что среди студентов имеется большое распространение веры в различные заговоры. Преобладали в группе вера в политический, общественный, фармацевтический и продуктовый заговоры. Наиболее представлен устойчивый тип конспиративистской ментальности. Но именно у юношей более выражен готовый тип конспиративистской ментальности. Мы это объясняем тем, что сегодняшние реалии политической ситуации вызывают больше тревоги у мужской части населения.

В ценностном профиле преобладала «ценность я», что можно квалифицировать как некоторый нарциссизм молодежи. При этом готовый тип конспиративистской ментальности был взаимосвязан с «ценностью мистического», а устойчивый тип – с опасением за нехватку информации. Ищущий тип был связан с «ценностью другого» и страхом, связанным с экологи- ческими проблемами. В группах преобладал средний уровень критичности мышления.

Была сформирована группа, которая прошла авторский тренинг по снижению уровня конспиративизма, благодаря которому у студентов ушли некоторые виды веры в заговоры и понизился процент представленности готового типа конспиративистской ментальности. В ходе тренинга может происходить понижение интерпассивности студентов, они могут брать ответственность на себя за поиск информации о предполагаемых заговорах, определиться в своих желаниях, найти истинный объект подозрения.

Тренинг может быть использован в воспитательной работе со студентами вузов.