Пуэрто-Рико: кризис этнической идентификации

С татус острова Карибского бассейна Пуэрто-Рико как свободно присоединившегося к США государства сегодня все чаще оказывается в центре мировой социально-политической аналитики. Исторический прецедент 1898 г., когда в результате окончания испано-американской войны жители острова формально перестали считаться частью единого пространства латиноамериканской историко-культурной общности и перешли во владение США, до сих пор провоцирует неоднозначные интерпретации со стороны экспертного сообщества историков, политологов и культурных антропологов.

По сути, этот относительно небольшой остров в Карибском бассейне стал североамериканской колонией, однако его формальный статус по отношению к Соединенным Штатам долгое время оставался весьма неопределенным. Причин тому немало, но главной все же, по-видимому, следует считать конъюнктурную политику самих США в этом регионе. Еще в начале XIX в., используя благоприятный момент в войне Испании с Англией за владение колониями в Карибском море, Соединенные Штаты сочли весьма своевременным и возможным для себя вмешаться в эту ситуацию с решительным протестом против нарушения статус-кво Пуэрто-Рико и Кубы [Nazario 1961: 32]. Такая позиция была продолжением политики США в отношении испанских колоний, занимавших важное стратегическое положение на американском континенте. Американское правительство уже тогда рассматривало Пуэрто-Рико и Кубу как необходимое дополнение к своим территориям и выжидало лишь момента для их захвата. Когда же такой момент настал, и Испания, согласно Парижскому мирному договору (декабрь 1898 г.), уступила Кубу и Пуэрто-Рико США [Москаленко 1974: 45], функции государства-«правозащитника» не позволили Соединенным Штатам прямо объявить «освобожденные» острова своими собственными колониями. Началось то, что сегодня можно было бы назвать скрытой, завуалированной оккупацией приобретенных территорий. Военное командование США распустило пуэрториканское правительство и отменило многие местные законы. На острове были введены федеральные законы США, а экономика оказалась подчиненной нуждам североамериканского рынка.

На сегодняшний день Пуэрто-Рико имеет статус неинкорпорированной организованной территории. Это означает, что остров находится под управлением США, верховная власть в Пуэрто-Рико принадлежит конгрессу США, но действие американской конституции на острове ограничено1. Похожим образом, заметим, США выстроили отношения еще с несколькими островными государствами (Гуам, Американские Виргинские Острова и др.), которые сегодня имеют статус владений. Жители всех этих территорий (за исключением Американского Самоа) – граждане США. Пуэрториканцы стали гражданами США в 1917 г., а в 1952 г. остров получил юридический статус содружества (commonwealth), решение о котором было принято на общенациональном референдуме Пуэрто-Рико. Этот статус достаточно размыт, но подразумевает право на самоуправление, которое не может быть отменено в одностороннем порядке правительством США.

По мнению американских политологов, статус свободно присоединившегося государства является оптимальным вариантом построения отношений между развитыми капиталистическими странами и теми странами, которые еще относительно недавно назывались развивающимися и которые, как принято считать в западном мире, нуждались в «прогрессорстве». Вопрос о суверенитете этих стран, как правило, замалчивался или объявлялся второстепенным. Судьба Пуэрто-Рико в этом контексте нередко признается «эталоном» встраивания развивающегося государства в систему так называемого глобального мира. Так ли обстоит дело на самом деле? Можно ли признать путь, которым идет островное государство Пуэрто-Рико, «рецептом для всех»? И не является ли утрата этнокультурной специфики народов несоразмерной платой за евроатлантическое «прогрессорство»? Опыт Пуэрто-Рико показывает, что стремление островитян к воссоединению с США чревато потерями, значение которых для будущего развития этноса трудно переоценить.

Одним из наиболее очевидных показателей негативных изменений, связанных с особым статусом острова, стал отток его населения на материковую часть США. Уже к 1920 г. пуэрториканское население материка составляло 11,8 тыс. чел. [Annual Report… 1936: 12], и это вдвое больше по сравнению с 1910 г., когда иммиграция с острова стала принимать массовый характер. Основная причина увеличения иммиграционных потоков – разорение крестьянства и ухудшение экономического положения основной массы населения острова из-за захвата североамериканскими монополиями земель для разведения сахарного тростника и отмены свободы внешней торговли, которой остров пользовался до 1898 г. К началу последнего десятилетия ХХ в. число пуэрториканцев в США насчитывало уже почти 2,7 млн чел.2

Но расчет островитян на обретение земного рая на материке не оправдался. И причиной тому стал в первую очередь особый характер пуэрториканской иммиграции. С одной стороны, пуэрториканцы уже были гражданами США, когда пошла самая массовая волна их эмиграции на материк. В истории США это случай беспрецедентный. Все другие волны иноэтничной иммиграции сталкивались здесь с проблемами правовой легализации со множеством вытекающих отсюда последствий. Для огромного числа переселенцев, вновь прибывающих в Соединенные Штаты, как правило, первичный период адаптационного процесса оказывался и оказывается сопряженным с усилиями, направленными на получение легального статуса, в силу чего непосредственный контакт с новой культурой приобретал отягощенный неизбежными формальностями характер.

С другой стороны, островитяне еще не стали настоящими американцами. Наличие статуса гражданина США сразу же после переезда на материк ввергало пуэрториканцев в водоворот чуждых их культуре прав и обязанностей, понять и принять которые при отсутствии целенаправленных установок и в состоянии эйфории было непросто. К тому же возможность беспрепятственно перемещаться на остров и обратно создавала такие условия, при которых переселенцы всегда могли вернуться на родину, если жизнь на материке оказывалась для них слишком сложной. В результате пуэрториканская эмиграция к концу этого периода стала носить явно выраженный челночный характер, что, по-видимому, стало одним из важнейших факторов трансформации традиционных ценностей самих пуэрториканцев [Lockett 1964: 76].

Таким образом, массовая миграция пуэрториканцев на материк, носящая благодаря особому статусу острова челночный характер, не способствовала полноценной структурной ассимиляции островитян в США. При этом их тяжелое и болезненное вхождение в североамериканскую социально-экономическую структуру сопровождалось не только разочарованиями и потерей веры в «американскую мечту», но и неизбежным в таких ситуациях обращением к собственной культуре как поддержке и убежищу [Шалыгина 2007: 145]. Уже в 1930–1945 гг. начался спад эмиграции с острова и формирование идеи независимости от США. Так, в мае 1930 г. впервые была озвучена задача безотлагательного упразднения власти североамериканского капитала на острове, созыва конституционного собрания, которое, как предполагалось, создаст правительство независимой республики [Vazques Calzanda 1963: 75]. Президент националистической партии Педро Альбиус Кампос развернул активную антиколониальную пропаганду. Идея независимости получила небывалое распространение в самых различных социальных слоях пуэрто-риканского общества. Впервые ни один крупный политический лидер не решался открыто осуждать или оспаривать ее. Напротив, все существующие в Пуэрто-Рико политические партии вынуждены были включить в свои программы положение о будущей независимости острова.

Страна была охвачена патриотическим порывом. «Пуэрто-Рико, – говорил Кампос в одном из выступлений, – представляет собой картину крушения высших человеческих ценностей: чести, патриотизма, самопожертвования. Империализм янки привел нас в моральном плане к презрению самих себя, в материальном смысле собственники превратили нас в рабов, а из рабов – в нищих, приговоренных к смерти. Поэтому единственно возможным решением является национализм, так как он возрождает в каждом из нас сознание свободного человека, для которого человеческое достоинство бесценно» [Corretier 1965: 12].

Однако, несмотря на очевидный подъем патриотизма, в тот период верх снова и явно одержала тенденция к всемерному сближению с США, пусть даже путем отказа от национального суверенитета Пуэрто-Рико. Бурные дискуссии относительно американских ценностей в целом оказались настолько популярными в политических кругах, что, по сути, оттеснили на второй план саму проблему борьбы за независимость. Длительный процесс американизации острова приносил свои плоды, и исторически сложившаяся культурная самоидентификация островитян постепенно размывалась, все больше и очевиднее насыщаясь иными ценностями, отличными от традиционных. Вступление США во Вторую мировую войну в начале 1940-х гг. несколько ослабило влияние, которое пуэрториканцы испытывали со стороны своего северного соседа, но ненадолго. «Идейная платформа» была уже прочно заложена, а победоносные фанфары американцев в 1945 г. только усилили эффект ее воздействия на сознание островитян.

Первые послевоенные годы ознаменовались стремлением населения Пуэрто-Рико не только разделить с державой-победительницей лавры военного успеха, но и приобщиться к впечатляющим перспективам беспрецедентного в истории США экономического бума. Этот период в истории острова как никакой другой, наверное, можно было бы сравнить с массовой эйфорией, наполненной иллюзиями и надеждами.

Ярчайшим проявлением стремления к слиянию с США вновь стало увеличение эмиграционных потоков с острова. Пуэрториканцы, как и многие другие этнические группы послевоенного времени, воспринимали эмиграцию в США как решение всех проблем, гарантию выживания для себя, своих детей и близких [Mass 1977: 112]. Позитивный накал эмоций на острове тех лет был настолько велик, а будущее самих США казалось настолько радужным, что послевоенную эмиграцию пуэрториканцев, наверное, с тем же успехом можно назвать культурной. Идеалы и ценности американцев приобрели для островитян самодостаточное значение, ассоциативную бесспорность победы одного конкретного образа жизни над всеми другими. Иммиграционная волна «пуэрториканских американцев», желающих воспользоваться своими гражданскими правами, чтобы жить и работать на материке, буквально захлестнула крупные города США, нарастая с каждым днем.

Антиамериканские настроения на самом острове хотя и продолжали звучать, но к этому голосу уже мало кто прислушивался. Тем более что со стороны США делалось все возможное, чтобы заглушить его. В октябре 1950 г. националисты попытались возглавить восстание против американцев. Поводом для него послужило требование Пентагона увеличить призыв пуэрто-риканской молодежи в армию США для ведения войны в Корее. В округе Хайюя восставшие захватили власть и провозгласили независимую республику Пуэрто-Рико. Однако восстание было подавлено. Правительство США не только жестоко расправилось с патриотами, но и решительно отвергло предложенные в 1930-х гг. конгрессу проекты о предоставлении острову независимости. Казалось, все шло к тому, что пуэрториканцы сменят свою национально-культурную самоидентификацию и вольются в рациональное сообщество североамериканских штатов [Torres, Velazquez 1998: 88].

Дальнейшие события показали, что идея суверенитета и независимости от США все-таки не исчезла из сознания островитян, а, наоборот, постепенно начала обретать институциональные формы. Наиболее заметной организацией, выступившей еще в середине ХХ в. против господства США на Пуэрто-Рико, стала Пуэрториканская социалистическая партия, просуществовавшая более 35 лет (1959–1993 гг.). Объединив вокруг себя множество других политических партий острова, борющихся за независимость страны от США (Партия независимости Пуэрто-Рико, Коммунистическая партия Пуэрто-Рико и др.), ПСП, по сути, организовала левый фронт, используя все пути борьбы – от партизанского движения до новейших для того времени электоральных технологий, но отрицая при этом крайности национализма. В последующие годы в левый фронт вошли такие партии, как Университетская организация за независимость, Социалистическое рабочее движение (1982 г.), Остосианское движение за независимость (2004 г.), «Движение к социализму» (2008 г.) и др.

Однако программы левого движения, несмотря на их многочисленность, как оказалось, не отвечали истинным чаяниям островитян. Идея независимости от США, которая периодически выносилась на всенародный референдум в Пуэрто-Рико (1967, 1993, 1998, 2012, 2017 гг.), не была поддержана большинством пуэрториканцев. По Конституции США населению острова предлагались 3 варианта развития событий: сохранение нынешнего статуса, обретение независимости или вхождение в состав Соединенных Штатов на правах штата (соответствующий вердикт был вынесен специальной президентской комис- сией по определению будущего Пуэрто-Рико, учрежденной Биллом Клинтоном в 2000 г.). Первые три референдума показали, насколько трудным является для островитян вопрос самоопределения – процентное соотношение голосов не отвечало правилам проведения референдума и не решало проблемы. И лишь референдум 2012 г. показал, что 61,15% голосов островитяне отдали за то, чтобы стать полноценным штатом США. В 2017 г. результаты очередного всенародного голосования показали, что эту идею поддерживают 97,18% граждан Пуэрто-Рико1. Таким образом, более чем вековой спор о независимости Пуэрто-Рико можно считать законченным. Но решает ли вхождение острова в состав США все накопившиеся за это время этнокультурные проблемы? Не станет ли этнополитический тренд последних десятилетий, называемый «миской салата» и откровенно противостоящий глобалистским проектам, тем неодолимым препятствием, которое все-таки не позволит пуэрториканцам США стать «полноценными» американцами? Похоже, что ответ на этот вопрос уже не за горами.