Раскол социума и нарастание социальной и межэтнической напряженности в СССР в конце 1980-х - начале 1990-х гг

УСТИНКИН Сергей

Васильевич – д.и.н., профессор; заведующий кафедрой международных отношений и политологии ННГЛУ

емократизация и гласность привели к небывалому всплеску социальной активности в СССР. Однако к концу 1989 г. этот процесс, наложившись на явные экономические неудачи перестройки, стал приобретать форму кризиса, а вскоре привел и к явному расколу всего социального поля в СССР. В этой связи особенно показательной была эволюция неформальных общественнополитических объединений, и ее стоит рассмотреть более подробно.

Особенностью раннего этапа общественного движения периода перестройки была почти повсеместная приверженность идеологии социализма в ее различных ипостасях. Первое направление: левый марксизм и социал-демократия в первых неформальных политобъединениях – «Клуб социальных инициатив», Всесоюзный социально-политический клуб, клуб «Перестройка». Вторая линия: народнический социализм, близкий к анархо-синдикализму –историко-политический клуб «Община». Даже печально известная черносотенная «Память» выступала в 1986–1987 гг. с национал-большевистских позиций; ее лидер Д.Д. Васильев назвал себя «беспартийным большевиком» и лишь позднее эволюционировал к монархо-фашизму1. Западнические либеральнобуржуазные взгляды имели хождение в основном в диссидентской среде и популярностью не пользовались. Наследником диссидентского движения на тот момент была лишь одна небольшая (около 30 чел.) группа «Демократия и гуманизм», лидером которой была В.И. Новодворская. Впоследствии она стала ядром протопартии «Демократический союз». Однако и в этой группе превалировала не столько либеральная, сколько антикоммунистическая идея; борьба велась не за буржуазные ценности, а против коммунистического режима. Более того, в кружок В.И. Новодворской (как и позднее в «Демократический союз») входили и так называемые «младомарксисты»2, а более поздний раскол «Демократического союза» как раз и связан с выходом из него социалистического крыла. Таким образом, социалистическая идеология вплоть до 1989 г. была доминирующей.

Причины такой социалистической направленности доста- точно очевидны. Безусловный отпечаток наложило 70-летнее полное господство коммунистической идеологии. В результате даже у противников режима было активное неприятие буржуазнолиберальных взглядов на жизнь, стереотип мышления утверждал лишь необходимость «исправления» социализма, но не отвержение самой социалистической идеи. А.И. Солженицын и после ареста искренне считал себя марксистом-ленинцем1, и даже очевидный «западник» А.Д. Сахаров отстаивал свою знаменитую идею «конвергенции» капитализма и социализма. Большую роль в живучести социалистической идеологии на первом этапе перестройки играла и либеральнокоммунистическая пресса, находящаяся под контролем шестидесятников «хрущевского призыва». Для них исходная верность социалистических принципов была априорна. Борьба ими велась лишь против «перегибов» либо, как максимум, против сталинистской концепции социализма. Неформальные клубы и группы заходили в своей критике режима, конечно, гораздо дальше шестидесятников, но в позитивной части программы по-прежнему оставались на социалистических позициях.

С организационной точки зрения первые неформальные политические объединения представляли собой типичные клубы, состоящие в основном из критически мыслящей интеллигенции (при некоторой доле диссидентов) и студентов. Само неформальное движение воспринималось участниками скорее как хобби «в рамках сферы свободного времени и интеллигентно-молодежной среды»2. Однако этот «клубный» этап эмбрионального развития не затянулся. Постоянный количественный рост в этих клубах в условиях нарастающей демократизации страны привел к двум, казалось бы, противоположным тенденциям. Ряд клубов (КСИ, клуб «Перестройка»), превратившихся в достаточно крупные объединения, раскололся на более мелкие организации. Причиной были и амбиции лидеров, и нараставшие среди рядовых членов идеологические расхождения с руководством и между собой. В то же время с конца 1987 г. наметился и явный центростремительный процесс. Мелкие группы и клубы, желающие быть услышанными, начали процесс консолидации в крупные общественнополитические объединения. Митинговая весна 1988 г. придала этому процессу дополнительный импульс. В конце концов сторонники социал-демократического направления вошли в Московский народный фронт, социалисты-народники в январе 1989 г. образовали Конфедерацию анархо-синдикалистов. Раньше всех, в мае 1988 г., консолидировались группы антикоммунистической направленности, создавшие партию «Демократический союз», который, однако, сразу же раскололся. Фракция В.В. Жириновского, на тот момент близкого к социал-демократическим взглядам, по идеологическим и организационным мотивам отказалась от членства в «Демократическом союзе». Через год В.В. Жириновский создал либерально-демократическую партию – единственное из политобъединений того времени, сохранившее серьезный политический вес и в настоящее время. В «Демократический союз» же вошли наиболее радикальные группы, отказавшиеся от какого-либо конструктивного диалога не только с властью, но и со своими потенциальными союзниками из числа сторонников «демократического социализма».

Куда более серьезные изменения в общественно-политическом движении произошли в 1989 г. Толчок им дала первая за 70 лет избирательная кампания по выборам депутатов Съезда народных депутатов СССР. Началась грандиозная политизация общества, еще более усилившаяся после I съезда и шахтерских забастовок 1989 г. Политикой увлеклись уже не сотни и тысячи, как в 1987–1988 гг., а миллионы людей. Следствием стало формирование по результатам съезда межрегиональной депутатской группы (МДГ), в которой уже почти не было «старых» неформалов. Началось реальное формирование «второй силы» в стране с оформлением новой политической элиты. Первоначально эти «новые демократы» верили, что может быть «социализм с человеческим лицом», но с конца 1989 г. начался их массовый отход на либерально-буржуазные позиции. Роль неформальных групп и объединений резко снизилась, многие из них к 1990 г. отошли от социалистической направлен- ности, часть лидеров вообще разочаровалась в политике1. И если «на первых съез-дах народных депутатов никто из лидеров оппозиции не посягал на основы нашего общественного строя»2, то к концу 1989 г. положение изменилось. По словам одного из вождей неформалов, тогда «сложился единый либерально популистский блок, а левые [неформалы - социалисты] оказа -лись в изоляции»3.

Таким образом, в конце 1980-х гг. в СССР произошли очень глубокие изменения и в экономической, и в общественной жизни. Практически уже к началу 1990 г. в СССР сложилась ситуация, когда старая система утеряла рычаги управления экономикой, а новая в силу названных выше причин не была выстроена. Результатом стало рез кое падение большинства экономических показателей, что, в свою очередь, стало катализатором общесистемного кризиса в стране. Становилось ясно, что попытка реформирования социалистической эко номики столь половинчатыми мерами потерпела крах. Со всей очевидностью вскрылась необходимость более глубоких рыночных реформ.

В общественно - политической жизни страны перемены оказались не менее серьезными. Особое место здесь занимает I съезд народных депутатов СССР, при -ведший к невиданной политизации обще ства. Возникли десятки, если не сотни, общественно политических объедине ний, миллионы людей принимали уча -стие в митингах и забастовках. И вслед за осознанием необходимости структурных рыночных реформ пришло и понимание неизбежности крупных политических изменений. Советский Союз вступил в последний период своего существования.

Еще более грозными были события, происходящие в сфере межнациональных отношений. Надо сказать, что на первом этапе перестройки, вплоть до начала 1988 г., национальные вопросы находи -лись на периферии событий; их влияние на положение в стране было невелико. Можно отметить лишь волнения, про -исшедшие в Алма - Ате в декабре 1986 г., вызванные назначением Г. Колбина, рус -ского по национальности, первым секре тарем ЦК Коммунистической партии Казахстана. Около десяти тысяч алма-атинских студентов казахов вышли на улицы с протестом против этого реше ния. Волнения были жестко подавлены, арестовано и задержано было 8,5 тыс. чел., около 1 700 чел. в ходе столкнове-ний получили телесные повреждения4. Но и по смыслу событий, и по движущим силам, и по самому способу действий алма атинское выступление лежит в русле аналогичных движений 1970-х—1980-х гг. — например, событий в Грузии в 1978 г. и в Орджоникидзе в 1981 г. В этом движении чувствуется опытная рука местной бюро кратической элиты, что отлично пони мали и в центральном правительстве5.

Лишь с 1988 г. национальные вопросы начинают постепенно выходить на пер вый план. Не подлежит сомнению, что на подъем национализма повлияли демокра тизация общества и гласность, позволив шие вслух говорить о проблемах, годами загонявшихся вглубь. Но вполне вероятно, что этнонациональную карту использо-вали в качестве орудия и два рода элиты: новое, «перестроечное» руководство — в борьбе против консервативного крыла номенклатуры, как раз в это время попы тавшегося перейти в контрнаступление на политику реформ, и местные респу бликанские элиты в борьбе с центром за большую власть на местах и контроль над республиканскими ресурсами.

Таким образом, на своем первом этапе национальное движение и кремлев-ские реформаторы были союзниками. С.В. Чешко эту первую фазу активизации национализма называет фазой «альтер нативной лояльности»6. Национализм первоначально выступает или, по крайней мере, позиционирует себя в качестве кон структивной силы. На этом этапе форми-рующиеся республиканские националь ные движения провозглашали себя сто ронниками проводимых преобразований. Показательно, что литовский «Саюдис», первый из когорты образующихся наци ональных движений, в период своего оформления объявил себя движением за перестройку. Аналогичная ситуация скла- дывалась и в двух других прибалтийских республиках.

Однако период «дружественных объятий» реформаторов и националистов прошел довольно быстро, хотя до разрыва дело дошло только в середине 1989 г. Постепенно начало происходить нагнетание национальной истерии в республиках, в первую очередь прибалтийских. «Политика Москвы» объявлялась априорно виновной во всех проблемах республик – культурном упадке, деэтнизации, экологических трудностях. Одним из способов улучшить положение на местах, максимально дистанцировавшись от центра, стали разработанные к концу 1988 г. эстонскими экономистами принципы республиканского хозрасчета. Одно время эту идею даже поддерживало реформаторское руководство, пока не стало предельно ясно, что такие принципы уничтожают строившееся десятилетиями единое экономическое пространство СССР, ухудшают хозяйственную ситуацию и в центре, и на местах1. Тем не менее идеи республиканского хозрасчета приобрели большую популярность у национальных элит и сыграли важную деструктивную роль на последнем этапе перестройки.

На 1988 г. приходится и начало развертывания первых межнациональных конфликтов. По выражению А.В. Шубина, крупнейшей «болевой точкой империи»2 стал вспыхнувший неожиданно для советского руководства в феврале 1988 г. армяно-азербайджанский конфликт. Поводом к нему послужила давно загнанная вглубь проблема несовпадения этно-национальных и республиканских границ. В данном случае речь шла о Нагорном Карабахе, заселенном преимущественно армянами, но в сталинскую эпоху включенном в состав Азербайджана. Это противостояние можно назвать классическим случаем развития межнациональных проблем. Начавшись с мирной демонстрации в Степанакерте, оно очень быстро перешло в фазу эскалации.

27 февраля в азербайджанском городе Сумгаите при попустительстве местных властей произошел армянский погром. По официальным данным, погибло 32 чел., более 100 было ранено. Бесчинства сопровождались грабежами, поджо -гами, изнасилованиями и издевательствами. После этого Верховный Совет Армении согласился принять НагорноКарабахскую область в состав Армении, а Верховный Совет Азербайджана категорически отверг такое покушение на территориальную целостность республики. Конфликт между армянами и азербайджанцами продолжал разрастаться. Союзное руководство заняло нерешительную позицию. Сумгаитские погромщики фактически ушли от ответственности. Верховный Совет СССР в марте 1988 г. принял постановление о недопустимости пересмотра закрепленных в Конституции СССР административных границ. Осенью были арестованы руководители армянского Народного фронта (в мае 1989 г. они вышли на свободу). Таким образом, центр фактически поддержал азербайджанскую сторону. Вероятно, это объяснялось опасением, что передача Нагорного Карабаха Армении вызовет цепную реакцию пересмотра границ.

Сказалась и общая неготовность центра к решению национальных проблем и принципиальное отличие национального вопроса от социальных и экономических проблем. Раз начавшись, национальный конфликт имеет постоянную тенденцию к росту, насилие порождает насилие, и начинается новый, более высокий виток противостояния. Подавить (но не разрешить) его можно лишь силой, но центральное руководство тогда не проявило необходимой политической воли. М.С. Горбачеву и его окружению предстояло на практике выяснить, что при крушении тоталитарного режима не только вырвутся на поверхность сдерживаемые до того репрессивным аппаратом автономистские и сепаратистские течения, антирусские настроения «националов» и накопившиеся межнациональные обиды, но и общественная жизнь, и политическая борьба, разбуженные перестройкой, оденутся в национальные одежды. На смену декларативному и административному интернационализму советского строя, после того как рухнули его силовые подпорки, пришла не гармония дружбы народов, олицетворяемая знаменитым фонтаном на ВДНХ, а неукротимая стихия национальных комплексов и страстей. Главные «перестройщики», и прежде всего М.С. Горбачев, оказались к этому не готовы. Однако наступает момент, когда силовое решение конфликта становится невозможным, этнонациональный «пере-грев» приводит к тому, что применение силы становится последней каплей, раз рывающей межнациональные связи. Недооценка национального фактора, причем даже не столько как спонтанного выражения настроений и чаяний населе ния, а как политического рычага борьбы за власть, обошлась руководству страны дорого. Так произошло зимой 1990—1991 гг. в Прибалтике, когда М.С. Горбачев после долгих колебаний применяет силовой метод в попытке сохранить прибалтийские республики в составе Советского Союза. Эта попытка потерпела крах, потому что была предпринята слишком поздно; более того, вооруженное подавление ставшего общенациональным движения привело к окончательному разрыву всех связей, и с этого времени если не юридически, то фактически Прибалтика обретает незави симость.

Карабахский конфликт стал первой, но далеко не последней болевой точ кой. Потом были кровавые события в Ферганской долине, всплески противо-стояния в Абхазии и Приднестровье1. Постепенно осложнилось также положе ние в Прибалтике.

Москва продемонстрировала очевид ную неспособность справиться с изме нившейся этнонациональной ситуацией. В 1989 г. уже во многих республиках, сна -чала в союзных, а затем и в автономных, формируются народные фронты, а с лета 1989 г. начинается «парад суверенитетов» в республиках СССР. Одновременно нацио -налистическими элитами был озвучен ряд идей, которые должны были лечь в основу внутреннего обустройства республик. Все вместе эти идеи составили то, что принято сейчас называть «концепцией приори тета коренной нации». Данная концепция включает несколько пунктов. Пункт пер вый: в мировой истории первичны нации и их культура, а классы и другие соци-альные общности являются вторичными. Именно нация, а не класс, выступает глав -ным субъектом социального действия. И в связи с тем, что ранее эта ситуация представлялась в перевернутом виде, сей час на повестке дня стоит национальное возрождение. Пункт второй: на террито рии данной республики проживает лишь одна нация — а именно та, которая и дала название этой республике, и потому на исконной земле этой нации представи тели остальных наций не должны обладать равными с ней правами. Пункт третий: только приоритетное развитие титульной нации может дать гарантию будущности всех остальных наций. Пункт четвертый заключается в том, что некоренные нацио-нальности не могут рассчитывать на тот же статус, что и коренная. Пятый пункт гла сит, что лишь у коренной нации имеется право на самоопределение, на сохранение и развитие своей культуры и самобытно -сти. Этот пункт дополнялся на практике имевшей расистский характер пропаган дой вредности межэтнических браков для развития национальной культуры. Согласно седьмому пункту, во избежание непреодолимого раскола между «корен ной» нацией и представителями иных национальностей, последним, в случае непризнания всех этих условий, гораздо разумнее вернуться на «родину предков» и там делать «политику и перестройку»2.

Приведенные выше идеи «националь ного возрождения» наиболее последо вательно формулировались и проводи лись в жизнь в республиках Прибалтики. Поэтому изучение «прибалтийской модели» отношений с центром в 1988— 1990 гг. играет чрезвычайно важную роль в понимании ситуации, сложившейся в данной сфере. Именно из Литвы, Латвии и Эстонии целенаправленно распростра нялось и повсеместно внедрялось убежде ние в том, что для преодоления наследия тоталитаризма и сталинизма и для успеш ной демократизации необходимо вначале разъединить политическое и экономиче ское пространство СССР. И в итоге этот прибалтийский опыт 1988—1990 гг. был применен в качестве инструмента вну триэлитной борьбы на территории самой России, что сыграло весьма негативную роль в жизни страны и народов, ее насе лявших.

Что же касается РСФСР и русских, то в этом отношении М.С. Горбачев всегда являлсяпоследовательным продолжателем традиций, заложенных предшествующими поколениями партийно политической элиты; многие из этих традиций вос ходили еще к 1917—1920 гг., но имели и дальнейшее развитие. Главной среди них был основополагающий принцип реше-ния национальных проблем без учета рус -ских в качестве национальной группы и, как следствие, фактического отказа им в праве представлять свои национальные интересы. Понятие «русскости» в совет -ском политическом лексиконе считалось синонимом «великодержавного шови-низма», а к последнему основатели совет -ского государства по понятным причинам относились крайне враждебно. В речах и работах В.И. Ульянова-Ленина «велико-русский шовинизм» критиковался посто янно и очень жестко. А поскольку идеи ленинизма для коммунистической партии были равносильны прямым руководящим указаниям, так возникла традиция целе направленно игнорировать национальные интересы русских. Об этом красноречиво свидетельствует такой, например, факт: в 1975 г. в РСФСР оставалось лишь 42,3% собранного на ее территории налога с оборота, в то время как в Грузии — 88,5%, в Литве — 99,7%, а в Казахстане — вообще 100%>. Естественно, такое положение вызывало негативную реакцию россиян. В последние годы перестройки, с ростом в СССР национального фактора, подобное ущемление русских становилось совер шенно неприемлемым.

Именно поэтому «борьба за Россию» началась «снизу», со стороны провинци альных делегатов и депутатов. «Прорыв плотины» произошел на сентябрьском пленуме ЦК КПСС 1989 г., который был посвящен национальному вопросу. Российские коммунисты впервые в исто рии предъявили на нем счет союзному партийному руководству за бедственное положение РСФСР. Основным выра зителем этого массового протеста стал секретарь Смоленского обкома КПСС А.А. Власенко: «Крупнейшая в стране республика — Россия — находится в усло-виях финансовой, ценовой, экономиче ской дискриминации. Ее население, осо бенно в Нечерноземье, да и в других реги-онах живет значительно беднее, страдает из-за бездорожья, отсталости социальной сферы»2. И на этом пленуме, и на II съезде народных депутатов, и в печати еще с середины 1989 г. многочисленными высту плениями и публикациями был, наконец, вскрыт многолетний механизм перекоса цен, который предопределял «законное» недофинансирование России.

Горбачев и его сторонники не смогли предложить более или менее разумного пути для разрешения застарелого истори ческого противоречия между властными структурами России и Союза. Правда, они создали так называемое Бюро ЦК по России, но этот орган появлялся еще в хрущевские времена и тогда же был упразднен по причине своей нежизне способности. Кроме того, в 1989 г. во всех республиках полным ходом шел процесс «национализации» и обретения большей самостоятельности республиканских компартий, а в России ни национальной коммунистической партии, ни россий ского Съезда народных депутатов так и не появилось — во многом в силу рас -терянности союзных лидеров, которые оказались не готовы к работе с набирав шим силу движением за создание респу бликанской компартии. Объяснением такой неготовности может быть только то, что весной и летом 1990 г., во время формирования республиканских власт ных структур, авторитет и популярность М. Горбачева резко падали в связи с нарас -танием социальных и других трудностей. В отличие от ситуации периода 1985— 1986 гг., он уже не считался общепри-знанным национальным лидером и имел все основания бояться того, что откры тое проявление воли россиян во время партийной и советской избирательных кампаний окажется для него неблагопри ятным. А популизм, повсеместно взятый на вооружение представителями радика лов, снижал шансы Горбачева и его окру жения практически до уровня иллюзор ных, поскольку официальные власти не могли ничего реально противопоставить ни осуждению партийных привилегий, ни подчеркиванию провалов в экономи ческой политике, ни щедрым обещаниям быстро решить все проблемы, стоящие на повестке дня. Фактически в это время СССР находился на пути к складыванию двоецентрия (Союз — Россия) в принятии решений, судьбоносных для всей страны. С этого времени, по существу, и начина -ется отсчет процесса демонтажа СССР, который закончился 25 декабря 1991 г. упразднением государства.