Развитие энергетической системы ЕС как вызов устойчивому развитию региона

По данным международного экономического форума в 2017–2018 гг., Европейский союз столкнулся с 5 основными рисками глобального развития, в числе которых аналитики обозначили безработицу, миграцию, финансовый кризис, разрушение финансовых институтов и перекредитование, и продолжает им противостоять1. По мнению экспертов, преодоление данных рисков не может и не должно носить буквальный характер, а предполагает разработку комплексной системы мер экономического, политического и социального характера, призванных стимулировать устойчивое развитие всего Европейского региона. Одной из наиболее приоритетных мер в контексте обеспечения устойчивого развития Европы должна стать единая энергетическая политика ЕС, которая выступает базовой основой развития социальной инфраструктуры, промышленности, транспорта и других значимых направлений1. На сегодняшний день Европа является одним из крупнейших мировых индустриальных центров, на территории которого проживают более 500 млн чел. Оба фактора делают ЕС уязвимым в плане энергетического обеспечения. Ситуацию усугубляет и то обстоятельство, что на территории Европейского союза практически отсутствуют месторождения углеводородов, которые имеются лишь у ряда североевропейских государств, например Норвегии, но их объема явно не хватает для удовлетворения растущих энергетических потребностей.

Помимо этого, энергетическая проблема отчасти усугубляется жесткими экологическими стандартами, которые не позволяют отдельным странам, к примеру, добывать сланцевую нефть или использовать в желаемом объеме имеющиеся угольные ресурсы.

Таким образом, Европейский союз становится заложником энергетических контрактов с Россией, Ираном, странами Ближнего Востока и даже США, что трансформирует энергетическую зависимость в политическую нестабильность, о чем, к примеру, говорят прошедшие в июле 2018 г. переговоры Д. Трампа и А. Меркель2. В качестве подтверждения данного тезиса можно привести пример ситуации вокруг строительства «Северного потока-2» или вокруг восстановления торговых отношений ЕС с Ираном. Рассмотрим данные кейсы более подробно.

Проект «Северный поток-2» является проектом, призванным расширить сотрудничество ЕС и России в энергетической сфере и увеличить объем продаваемого газа в рамках уже действующего проекта «Северный поток» на 55 млрд кубометров в год. Строительство газопровода на территории ФРГ было начато после двухгодичной подготовки 3 мая 2018 г.3

Хотя речь идет о взаимодействии двух государств, фактически строительство газопровода затрагивает гораздо большее число стран, т.к., во-первых, газопровод проходит через территориальные воды Финляндии, Швеции и Дании, во-вторых, проект, вероятно, изменит структуру поставок газа из России в ЕС в обход транзитной Украины и Польши, и в-третьих, строительство газопровода изменит структуру получаемого Европой газа в принципе, так как очевидно, что, наладив поставки топлива из России, европейские государства станут гораздо меньше интересоваться поставками сжиженного газа из США и повышением поставок с Ближнего Востока и из третьих стран. Также отдельно следует обозначить и позицию ряда стран, для которых гораздо выгоднее было бы замороженное сегодня строительство «Южного потока», в числе которых Италия и Венгрия.

Если характеризовать политический аспект строительства «Северного потока-2», то можно сказать, что данный проект расколол Европейский союз, сформировав блок стран, поддерживающих проект, в число которых входят Германия, Нидерланды, Великобритания, Австрия, Франция, Чехия, Финляндия, Швейцария, Мальта, Словакия (условно) и Норвегия. Все перечисленные страны получают экономическую выгоду от строительства, и данная экономическая выгода для них превалирует над условными союзническими обязательствами перед США, которые категорически выступают против строительства, и отдельными странами Восточной Европы, которые не хотят лишиться транзитных дивидендов (как уже упомянутые Польша и Украина) либо боятся усиления энергетической политики России в регионе, как, например, страны Балтии.

Отдельно в данной системе противоречий следует охарактеризовать политику Дании, которая устами премьер-министра Ларса Люкке Расмуссена заявила о намерении задержать строительство1.

Очевидно, и в этом сходятся как российские, так и западные эксперты, что, принимая подобное решение, Дания действует не самостоятельно, а находится под влиянием США, которые наряду со своими экспортными интересами разыгрывают определенную геополитическую карту. Для США транзитный статус Украины является рычагом давления на ЕС и на Россию. Если проект «Северный поток-2» будет запущен до 2020 г., то Россия без особых издержек для себя сможет в том же году не продлевать договор о транзите газа через Украину. Таким образом, геополитическое значение Украины резко снизится, и она перестанет быть значимым рычагом влияния.

Второй возможный субъект лоббизма, оказывающий влияние на правительство Дании, – это Европейский союз, интересы которого в вопросе создания «Северного потока-2» расходятся с интересами Германии, Франции и других поддержавших проект государств. По заявлению министра иностранных дел и внешней торговли Венгрии Петера Сийярто, ЕС применял и продолжает применять двойные стандарты. В качестве примера министр отметил проект «Южный поток», в котором Венгрия была заинтересована и который был «убит» Евросоюзом2. Та же ситуация характерна и для «Северного потока-2» с той лишь разницей, что в нем заинтересованы крупнейшие государства Союза, которые могут противостоять Брюсселю. Сам Брюссель, в свою очередь, ориентируется на африканское направление поставок, руководствуясь принципом диверсификации, но в то же время не учитывая до конца вопрос стабильности поставок.

Параллельно с борьбой интересов глобальных игроков вокруг проекта «Северный поток-2» существуют также и локальные интересы. Так, отдельные эксперты делают предположения, что позиция Дании во многом связана с желанием добиться определенных экономических преференций от Германии.

Несмотря на обилие противоречий и разобщенность европейских государств, говорить о том, что данный раскол может породить кризис, нельзя. Фактически позиция Дании является неудобной для реализации проекта, но не является определяющей его дальнейшую судьбу, т.к. Газпром уже обозначил наличие вариантов строительства газопровода в обход датских территориальных вод3, и на протяжении 2 лет новый газовый поток будет запущен, что станет важным стимулом для развития энергетической системы Центральной Европы.

Иран стал одной из немногих стран, на которых санкции западных государств оказали трансформирующее влияние. Речь в данном случае идет о комплексе санкций 2011–2012 гг., в результате которых страна оказалась в очень сложной экономической ситуации. Особенно негативный эффект имело ограничение экспорта углеводородов и санкции в отношении танкерных компаний1.

По итогам избрания Рухани и активизации переговорного процесса Иран вступил на этап экономического роста, темпы которого в 2015 г. составляли 4–5%, а к 2020 г. ожидаются на уровне 8–9%.

Тем не менее сохраняются и значительные риски в области национального экономического развития Ирана, которые связаны с агрессивной риторикой США, угрожающих вернуть все санкции и не допустить восстановления иранской экономики. В отличие от США, Европейский союз не заинтересован в конфронтации с Ираном и ждет от него соблюдения ядерной сделки [Hafezi et al. 2015]. К примеру, президент Европейского совета Дональд Туск заявил, что «соглашение может стать поворотным моментом в отношениях между Ираном и международным сообществом, проложившим путь к новым направлениям сотрудничества между ЕС и Ираном. Геополитически он может стать игровым чейнджером»2.

В данной связи актуализируется вопрос, почему Европейскому союзу выгодно сотрудничество с Ираном даже в условиях противостояния Соединенным Штатам? На наш взгляд, ответ на данный вопрос обусловлен законами рынка. После введения массированных санкций против Ирана начиная с 2002 г. в этой стране начал формироваться определенный экономический вакуум. Многие традиционные европейские и азиатские партнеры вынуждены были отказаться от сделок с компаниями из Исламской республики, опасаясь санкций. После отмены санкций в 2015–2016 гг. в стране началось конкурентное противостояние компаний из различных стран за получение собственной ниши в экономике Ирана [Ардаев, Гашков 2017]. На конец 2016 г. свои интересы в стране обозначили более 20 крупных компаний из Европы3.

Хотя США заявили о своем выходе из ядерной сделки в одностороннем порядке, теперь уже европейские контрагенты Ирана пытаются предусмотреть определенные гарантийные механизмы, способные обезопасить их инвести-ции4.

Краткосрочный период сотрудничества ЕС и Ирана уже в 2015–2016 гг. продемонстрировал впечатляющие результаты. Так, отмена санкций стимулировала рост торгового оборота между сторонами на 94%, в т.ч. определяющую роль сыграла торговля энергоресурсами5. Рост торгового оборота связан с притоком европейских инвестиций в такие сектора, как энергетика, автомобилестроение и транспорт. Ориентируясь на перспективное развитие сотрудничества, ЕС также лоббирует вступление Ирана во Всемирную торговую организацию. На основе анализа переговорного процесса между сторонами можно констатировать, что Европейский союз нацелен на перспективное включение Ирана в орбиту своего влияния, что обусловлено в т.ч. потребностью диверсификации энергетических потоков и интересом к укреплению своих позиций в регионе1.

На основе двух представленных кейсов можно сделать вывод, что Европейский союз уделяет большое внимание вопросам развития энергетической политики в ракурсе стимулирования устойчивых экономических, политических и иных практик на широком геополитическом уровне. Тем не менее обозначенные практики международного сотрудничества не могут быть эффективными без внутриевропейского развития в области энергетики и устойчивого развития.

По мнению аналитиков Международного экономического форума2, для достижения энергетической безопасности в регионе необходимо, чтобы Европейский союз возглавил осуществление Парижского соглашения по кли-мату3, в т.ч. силами своих граждан, которым необходимо ограничить использование углеродной энергии. Стимулирующим фактором в данном случае были названы меры, направленные на создание категории прав для граждан ЕС на генерацию энергии и торговлю ею, в т.ч. за счет «зеленых» технологий4.

В качестве еще одного механизма развития энергетики была названа интеграция энергетических рынков внутри ЕС и за его пределами, реализуемая с учетом широкой децентрализации. Это подразумевает постепенный переход энергетической политики с национального на общеевропейский уровень, что, в свою очередь, должно снизить стоимость энергии и вывести на рынок большое число новых игроков.

Посредством данных мер предполагается достичь устойчивого развития в энергетической сфере, однако комплексное устойчивое развитие Европы требует применения неотложных мер и в других областях, связанных с обеспечением стабильности и купированием угроз, в т.ч. силовыми методами.

Здесь показательно пересечение европейской энергетической политики с политикой по обеспечению региональной безопасности. В данной связи аналитики отмечают, что страны Европейского союза значительно отстают от Соединенных Штатов и ряда других государств в вопросах обеспечения невоенной безопасности, и констатируют, что перспективы устойчивого развития в Европе связаны с постепенным отказом от помощи США в области защиты и безопасности и с заменой данной помощи определенными региональными решениями, сочетающими «мягкую» и «жесткую» силу5. Обозначенные решения получают особую актуальность в контексте расширения европейской энергетической политики. Так, например, очевидно, что тесное экономическое сотрудничество ЕС и Ирана требует охраны торговых путей, а экспорт ливийских энергетических ресурсов неизбежно потребует активизации антитеррори-стической деятельности в данном регионе. В таких условиях развитие европейской энергетики становится системной задачей, лежащей в основе комплексного развития ЕС и в значительной степени определяющей вектор европейской интеграционной политики.