Религиозная политика в современном Китае

Си Цзиньпин — действующий глава Китайской Народной Республики, избранный пленарным заседанием Всекитайского собрания народных представителей 14 марта 2013 г. За время правления Си Цзиньпина во внутренне- и внешнеполитической стратегии Китая обозначились определенные изменения, многие из которых вызвали бурную реакцию мирового сообщества [12] — масштабная антикоррупционная кампания, централизация партийной и государственной власти, обострение территориальных споров в Восточно-Китайском и ЮжноКитайском морях, а также принятие ряда законов, идеологически основанных на знаменитом Документе № 9 2013 г. 1 , отражающем стремление партии усовершенствовать контроль над каждым аспектом социальной жизни, способным представлять угрозу режиму.

Во внутренней политике яснее обозначается стремление партии и ее главы к централизации власти, которое обусловливает тенденцию к ужесточению религиозной политики, росту степени контроля религиозной сферы жизни общества.

Все предшествующие партийные руководители вносили свои правки в вектор развития религиозной политики. Взгляд третьего поколения партийных руководителей во главе с Председателем КНР Цзян Цзэминем [2, c. 199] на дальнейшие взаимоотношения религии и государства был оформлен в концепцию «взаимное соответствие религии с социалистическим обществом», идея которой заключалась в поддержке религиозными кругами социалистического строя и в преобразовании религиозных догм, противоречащих социалистической теории [6, c. 139]. В целом в этот период подход партии к религиозной политике стал более прагматичным, отдаляясь от атеистических воззрений социалистической идеологии.

Тем не менее в 1999 г. власть инициировала массовую кампанию по ликвидации неофициальной религиозной организации Фалуньгун [1, c. 87], что некоторые исследователи называют наиболее трагичным примером религиозных преследований со времен культурной революции [17, c. 187].

Теория «гармоничного мира и гармоничного общества», введенная Председателем КНР Ху Цзиньтао [15], заключалась в сочетании процесса экономического роста при равном внимании к решению социальных проблем [4, c. 31]. За время пребывания Ху в правительстве власть стала финансировать проведение Всемирного буддийского форума в целях продвижения «мягкой силы» Китая, обеспечивать строительство новых церквей и мечетей для хуэйских мусульман. Однако именно правительство Ху курировало предолимпийское преследование тысячи верующих и значительный рост религиозных репрессий в Тибете и Синьцзяне после крупных протестов [21].

При действующей администрации вопрос регулирования религиозной сферы обретает все большее значение. Концептуально новым в риторике партии стал акцент на возросшую роль сети Интернет как канала распространения экстремистской и террористической угроз, который на практике выливается в ведение тщательного контроля над китайским сегментом глобальной сети. Выступление Си Цзиньпина в 2016 г. на Национальной рабочей конференции по вопросам религии было пронизано основными мотивами его риторики — предупреждение проникновения зарубежного влияния через религиозные организации и роста экстремизма [24; 18], призыв к верующим способствовать реализации «Китайской мечты» о национальном возрождении [26]. Партия стала активнее использовать свой культурный ресурс ради поддержания легитимности коммунистического режима и формирования образа Поднебесной как миролюбивого государства с богатейшим культурным наследием.

За проведением рабочей конференции последовала публикация «Правил регулирования религиозной деятельности» 2016 г. [19; 20]. Новые положения отражают основные идеи политического курса администрации Си Цзиньпина: противостояние «иностранному влиянию», необходимость контроля над информационными потоками в сети Интернет в интересах государственной безопасности, борьба с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом [25].

На фоне борьбы партии с распространением зарубежного влияния посредством религии, особенно явно выступает стремление государства подчеркнуть значение традиционной культуры Поднебесной. Возрождение китайской традиционной культуры — один из аспектов реализации концепции «Китайской мечты» о великом возрождении китайской нации, выдвинутой Си Цзиньпином [9, c. 78]. Ядром концепции является идея о возрождении величия китайской нации, подразумевающая и возрождение китайской традиционной культуры [23, с. 9]. В 2014 г. глава государства озвучил директиву использовать привлекательность культуры и ценностей для создания национального имиджа [22]. О внимании КПК к использованию культурных ценностей свидетельствует содержание партийных документов последних лет. В «Докладе о работе правительства на открытии 4-й сессии ВСНП 12-го созыва», озвученном в марте 2016 г., было закреплено направление по усовершенствованию работы по охране и использованию культурного наследия [3].

Идеи и принципы «трех великих учений» — конфуцианства, даосизма и ханьского буддизма — стали активно продвигаться внутри страны и за ее преде- лами как часть традиционной культуры Китая. По мнению ряда исследователей, руководство КПК и правительство расценивает развитие этих учений как противовес влиянию ислама и христианства [11, c. 113].

Реабилитация традиционных верований и коренизация буддизма составляют стремлении партии создать идеологически и духовно единую нацию [10]. В данный момент мы также наблюдаем за процессом реабилитации традиционных ценностей философии конфуцианства, даосизма и буддизма [16, c. 58]. Власть Китая теперь как никогда благоволит деятельности буддийской сангхи КНР, так как в сравнении с остальными конфессиями буддизм наиболее подходит на роль политического инструмента в руках правительства [8]. Это объясняется двумя важнейшими факторами:

Буддизм — самая многочисленная конфессия в Поднебесной из пяти официальных [14, с. 43]. Согласно данным исследовательского центра Freedom House, количество верующих в Китае составляет 350 миллионов людей, из которых буддизм исповедуют от 185 до 250 миллионов человек.

Правительство КНР способствует развитию «буддийской дипломатии» Китая на международной арене в рамках своей «мягкой силы». Ввиду того, что большинство буддистов проживает на территории Азиатско-Тихоокеанского региона [13], государство применяет буддийскую дипломатию в отношениях с соседними странами сразу нескольких регионов — Юго-Восточной Азии, Южной Азии, Дальнего Востока (Россия, Республика Корея, Япония) [5, c. 167].

Несмотря на номинальную поддержку религиозной свободы граждан, в действительности наблюдается интенсивное ужесточение религиозной политики, преследования осуществляются в отношении четырех общин — протестантской, буддийской сангхи Тибета, мусульман Нинся-Хуэйского и Синцзян-Уйгурского автономных районов. Именно ислам, христианство и тибетский буддизм для КПК фактически ассоциируются с угрозой иностранного влияния в отличие от даосизма и китайского буддизма, которые провозглашаются партией элементами традиционной культуры Поднебесной.

В докладе независимой организации Freedom House выделено четыре ключевых аспекта, в которых религиозная политика пятого поколения руководителей отлична от политики правительства Ху Цзиньтао:

• •    Ужесточение законодательных рамок. Принятие новых правовых документов на национальном и местном уровнях, некоторые из которых кодифицировали нормы, существовавшие ранее в неформальных директивах. К ним относятся элементы, непосредственно связанные с религиозной политикой, такие как обновление правил в области религии на национальном уровне, местные правила, запрещающие ношение религиозной одежды в Синьцзяне, и руководящие принципы, касающиеся случаев самосожжения в Тибете. Новые законы о национальной безопасности и борьбе с терроризмом также включают положения, которые могут быть использованы для оправдания действий, направленных на подавление мирной религиозной практики.

• •    Расширение круга целей, подверженных репрессиям. Применение наказаний к людям, совершающим повседневные акты религиозной деятельности, такие как молитва в поле или в больнице, зажигание ладана или просмотр религиозных видео.

• •    Повышение степени государственного участия в повседневной религиозной жизни. Наиболее явно это выражается в постоянно размещении представи-

• телей власти в местах отправления культа. Кроме того, имеет место вмешательство государства в глубоко личные решения верующих, такие как ношение платка, бороды или соблюдение религиозных постов.

• •    Адаптация религиозного контроля к новой технологической среде. Применение различных способов электронного наблюдения — от видеокамер и беспилотных самолетов до мониторинга онлайн-активности — резко расширилось в местах общественного поклонения, часто посещаемых верующими. По мере увеличения использования смартфонов и приложений в социальных сетях власти стали производить блокировки конкретных приложений, задерживать пользователей за распространение религиозного контента и преследование верующих за хранение религиозного контента или распространение информации о нарушениях религиозных прав [21, c. 7].

Кроме вышеперечисленных характеристик религиозного контроля действующего правительства существует еще один ключевой элемент в современной интерпретации коммунистической партии свободы вероисповедания граждан — в религиозной политике Китая осуществляется практика религиозного «перевоспитания». Несмотря на обязательство уважать свободу религиозных убеждений, режим уделяет значительные ресурсы в целях влияния на содержание религиозных учений, текстов и сознание отдельных верующих. И в отражении идеологических основ религиозной политики партии эти инициативы часто требуют, чтобы верующие отказывались или активно нарушали основные религиозные принципы своих конфессий.

В нескольких случаях религиозные организации или исследователи, связанные с правительством, приступили к финансируемым государством инициативам по анализу теологических учений, определению элементов, совместимых с идеологией КПК, и выпускают различные публикации и руководства для распространения среди религиозных священников и верующих. Для протестантов таким примером служит попытка ослабить традиционную доктрину «оправдания верой», что должно привести к примату партийно-государственной власти над религиозными авторитетами. Для мусульманской общины и общины буддистов Тибета вмешательство КПК в религиозную деятельность выражается в составлении религиозных текстов и их принудительном распространении имамами и буддистскими монахами.

Различные формы «патриотического перевоспитания» являются неотъемлемой частью подготовки религиозных лидеров государством в процессе предоставления разрешений на паломничество или поездок за границу, получения государственных должностей или финансирования. В некоторых районах Синьцзяна мусульмане, которые хотят получать пособия по социальному обеспечению или сохранить работу на государство, должны подписывать обещания не поститься во время Рамадана. Лидеры католиков вынуждены принимать участие в церемониях, которые возглавляют епископы, не назначенные папой Римским. Вмешательство партии в религиозную сферу, вероятно, будет только набирать интенсивность в ближайшие годы, поскольку Си Цзиньпин поставил задачу «китаиза-ции» религии с иностранными корнями, что подразумевает вмешательство в религиозную деятельность всех конфессий [21, c. 11].

Религиозная политика Коммунистической партии Китая в период правления Си Цзиньпина обрела ряд специфических характеристик, которые составляют определенное противоречие. На официальном уровне свобода вероисповедания граждан Китая закреплена в Конституции, также подтверждается рядом законодательных актов и партийных документов. Однако в курсе вероисповедальной политики партии все яснее обозначается выдвижение одних конфессий на первый план на фоне притеснения других. Так, буддизм, конфуцианство и даосизм постепенно переносятся в поле культурного наследия Поднебесной и применяются в рамках продвижения «мягкой силы культуры». В то же время представители мусульманской, христианской общин и сангхи буддистов Тибета подвергаются очевидной дискриминации, выраженной в постоянном контроле партийногосударственных органов за религиозной практикой, навязывании изменений на доктринальном уровне и так далее.

Статья выполнена в рамках проекта Российского научного фонда 14-18-00444 «Буддизм в социально-политических и культурных процессах России, Внутренней и Восточной Азии: трансформации и перспективы».