Роль церковного предания в протестантизме (на примере евангельских христиан-баптистов)

Федоров М. А., Ахмадулина С. З. Роль церковного предания в протестантизме (на примере евангельских христиан-баптистов) // Вестник Бурятского государственного университета. Философия. 2020. Вып. 1. С. 49‒59.

Вопрос о роли предания, т. е. устной и письменной традиции в церкви, является одним из основных при описании специфики христианских течений, а также для философии культуры, поскольку определяет функционирование локальных религиозных культур. Э. С. Маркарян и М. С. Каган указывают на ключевую роль традиции, которая наряду с инновацией является одним из основных факторов развития культуры, осуществляющим воспроизводство элементов культуры [17, с. 95; 10, с. 33, 120]. Кроме того, формат и диапазон религиозных культур детерминируют степень ее открытости и готовности к диалогу, что, в свою очередь, может являться существенным фактором ее стагнации или роста.

В религиоведении под Св. 1 Преданием обычно понимаются определения вселенских и поместных соборов, труды отцов церкви, богослужебные тексты и жития святых [21, с. 203; 8, с. 108, 133; 27, с. 400]. В катехизисе католической церкви Св. Писание и Св. Предание показаны как два взаимосвязанных и равноценных способа передачи божественного откровения. Предание включает в себя богословские, дисциплинарные, литургические и молитвенные поместные традиции, сохранение или упразднение которых определяется авторитетом католической церкви 2 . Предание понимается в категорийном смысле, включая в себя все практики, отвечающие требованию трансляции Евангелия.

В качестве одного из основных принципов протестантского возвращения к первоосновам называют Sola Scriptura (только Писание). Практически во всех 3 рассмотренных учебниках по религиоведению данный принцип трактуется как то, что Библия является единственным источником вероучения [21, с. 272; 8, с. 463; 21, с. 212; 27 с. 323], под которым понимается отказ от существующих на тот момент западных богословских и литургических традиций.

В отечественном религиоведении, если и касаются вопроса о роли Писания и Предания, то, как правило, также транслируют мнение о высшем авторитете Св. Писания и отказе от церковной традиции [28, с. 55; 12, с. 78; 25, с. 189]. Н. В. Макеев, ссылаясь на отечественных и зарубежных исследователей, несколько раз повторяет, что протестанты отвергли наследие Древней церкви, считая Библию единственным вероучительным авторитетом [15, с. 22‒34]. Такая позиция является неверной с точки зрения истории Реформации и, кроме того, игнорирует деятельностный характер генезиса любого культурного феномена.

В истории христианской церкви содержание Предания, равно как и соотношение Писания и Предания, представлялось по-разному. В первые века христианства Предание понимается как соответствующее Писанию и совпадающее с ним. Оно рассматривается как традиция правильной его интерпретации, которая ничего не добавляет к последнему, но необходима ввиду возникновения ересей, основанных на ошибочной трактовке Писания [30, с. 39; 31, с. 93; 29, с. 332, 345].

Богослужебная традиция конца II в. была не стандартизирована: не было установленного чина литургии, гимнография и богослужебные круги начинали еще только формироваться [2, с. 56, 65, 68]. Свм. Ириней Лионский, говоря о предании, происходящем от апостолов и сохраняющемся через преемство пресвитеров, не раскрывает его содержания [7, кн. III, п. 2], тогда как Тертуллиан в тринадцатой прескрипции раскрывает Правило веры, по своему содержанию близкое к Никейскому символу веры, а в двадцать восьмой — называет предание единством учения [26, с. 7].

Также и прп. Викентий Леринский, говоря о Предании кафолической церкви, называет его правилом церковного понимания, составляемое как обобщение «большого множества предметов в немногих словах», не новых, но сохраненных издревле [4, с. 3, 26, 27]. Следовательно, понятие Предания как канонизированного основания, на которое можно опереться в споре с инакомыслящими, распространяется только на богословско-герменевтические традиции, которые вслед за Тертуллианом можно назвать Правилом веры.

На смену ему приходит понимание Предания как дополняющего Писание и раскрывающего те вопросы, о которых последнее умалчивает. При этом речь идет не только о богослужебной практике, но и о догматических вопросах, обосновываемых на основе обращения к Преданию [30, с. 41; 31, с. 93; 29, с. 333]. В трактате «О святом Духе» свт. Василия Великого явно показано разграничение Правила веры и устной богослужебной традиции, имеющих равное значение как основание веры [3, c. 69, 99].

Богослужение в IV в. усложняется, становится более драматичным, расцветает гимнография, импровизация литургических молитв уступает стандартизированным формам. В качестве причин перехода от импровизационных форм к стандартизированным В. Алымов называет профетический порыв монтанистов [2, с. 61, 121‒123]. Мы можем предположить, что развитие и фиксация богослужебной практики были «проверенным ответом» на учения, выходящие за пределы евангельской вести, где обряд имеет прежде всего догматическую, а не эстетическую функцию [6, гл. 5, п. 23]. Следовательно, обряд наряду с Правилом веры выступает как форма трансляции догмата, где значение действия приравнивается значению слова.

А. МакГрат вслед за Х. Оберманом говорит о том, что реформаторы возвратились к патристическому пониманию Предания [31, с. 102]. Подобную точку зрения можно увидеть у А. Лейна, считающего, что в трудах Лютера, Цвигли и Кальвина Предание получило осмысление как вспомогательный корпус, принимаемый ровно настолько, насколько он соответствует Библии [30, с. 43]. Однако здесь мы согласны с К. Аллертом, который считает, что богословы Древней церкви отстаивали апостольские истоки церковного учения, тогда как отцы Реформации поставили под сомнение все, кроме Библии, выбрав ее в качестве основного критерия [29, с. 336]. Тем самым в первом случае абсолютным критерием является полифоничная традиция церкви, где Вселенские догматы дополнялись широким диапазоном богословских мнений, валидность которых оценивала церковь. Во втором случае таким критерием выступает только канонизированная письменная традиция — Библия.

В то же время возвращение к патристическому осмыслению Предания в полном смысле невозможно, поскольку последнее в глазах отцов Реформации было скомпрометировано противоречиями Писанию. И с этой точки зрения абсолютизация Библии как источника, гарантировано не содержащего человеческих домыслов, понятна и объяснима как следование призыву апостола Павла сохранить истину благовествования 1 . Но это ни в коей мере не значит, что реформаторы отвергали устную традицию Евангелия или Предание как таковое.

Исследователи отмечают, что богословы-реформаторы постоянно обращались к Преданию, причем не только в полемике с католиками, но и для сугубо практических целей изучения Писания [30, с. 42; 29, с. 336]. Лютер, например, в анализе Псалтири использовал преобразованный метод четырех значений, восходящий к традиции средневековой церкви. Цвингли вслед за Эразмом подчеркивал важность поиска духовного понимания Библии в противовес мертвому буквализму [31, с. 104‒106].

Таким образом, магистерская реформация не отвергала Предание полностью как минимум потому, что они видели в отцах ранней церкви тех, кто пытался построить богословие, основанное только на Писании. Кроме того, анархизм радикальной реформации показал, насколько опасными могут быть последствия индивидуальной герменевтики [Там же, с. 101‒102]. По словам К. Аллерта, Предание рассматривалось реформаторами как герменевтический опыт церкви, противопоставленный более поздним искажениям [29, с. 336‒337]. Тем самым мейнстрим Реформации придерживался инструментального подхода к Преданию как Правилу веры, обращаясь к нему по мере необходимости.

Еще одним аргументом в пользу убежденности отцов Реформации в необходимости церковной традиции является создание разного рода вероучительных трудов. Лютер написал Большой и Малый катехизисы, Шмалькальденские артикулы, в которых дано толкование заповедей, изъяснение церковных таинств и молитв, руководство к молитве и обязанностям верующих. Последователи Лютера создали Аугсбургское исповедание и Формулу согласия, в которых перечислены основные догматы лютеранской церкви.

А. МакГрат указывает, что Лютер изначально учил об открытости Библии для рядового читателя, но в контексте деятельности радикальной реформации, равно как и возникших разногласий с Цвингли, пришел к необходимости создания «фильтра» в виде катехизиса [31, с. 107‒110]. Однако это мнение опроверга- ется К. Аллертом, который, анализируя труды Лютера, говорит, что последний отстаивал абсолютный авторитет Писания, отрицая авторитет Римской церкви, а не Предания [29, с. 338‒339]. Действительно, в одном из наиболее ранних его произведений «К христианскому дворянству немецкой нации» (1520) можно увидеть его возмущение «корыстолюбивым, разбойничьим» римским престолом [13, с. 59, 71] и восхищение древними епископами — блж. Августином, свм. Киприаном Карфагенским и блж. Амвросием Медиоланским.

Прот. Николай (Малиновский) указывает, что возникновение протестантских символических книг обусловлено стремлением прекратить разделения внутри церкви, что явилось «самопротиворечием и самообличением протестантства», поскольку это и есть предание, но не апостольское, а новое — протестантское [16, с. 21]. Тезис о создании нового предания высказывает также К. А. Ма-таков, указывая, что его наличие свидетельствует о противоречивости принципа Sola Scriptura [18, с. 182]. С данной позицией можно было бы согласиться, если бы в обсуждаемых книгах провозглашалась действенность новых книг и отказ от Предания Католической церкви.

Действительно в Аугсбургском вероисповедании 1 можно найти артикулы, отрицающие практики Католической церкви, например, ex opere operato таинств (Арт. XIII) и монашество (Арт. XV), однако также там присутствуют артикулы, раскрывающие догматы, сформулированные на основе цитат из Библии, равно как и артикулы, ссылающиеся на авторитет отцов Древней церкви — блж. Иеронима Стридонского, блж. Августина Иппонского, св. Амвросия Медиоланского, свм. Киприана Карфагенского.

Шмалькальденские артикулы 2 по своему содержанию более антикатоличе-ские, чем Аугсбургское вероисповедание, также содержат ссылки не только на Св. Писание, но и на отцов ранней церкви. Равным образом, Формула согласия 3 в самых первых статьях не только провозглашает абсолютный авторитет Библии, но и приверженность исповеданиям Древней церкви — Апостольскому, Никей-скому и Афанасьевскому символам веры.

Таким образом, история магистерской реформации дает основание утверждать то, что принцип Sola scriptura не есть абсолютизация Библии и отрицание Предания, а попытка возвращения к ранней церкви, ее Правилу веры. Насколько это возвращение можно считать эффективным может быть темой отдельного исследования. Почему Лютер, Цвингли и Кальвин решили это сделать через про- возглашение Священного Писания конечным арбитром всякой церковной традиции, а не попытались вернуть Библию в полном контексте символических творений того периода, когда книги Ветхого и Нового Заветов были канонизированы, — вопрос, ответ на который получить вряд ли возможно.

Приписываемые современным протестантам отказ от традиции и индивидуализм при толковании Священного Писания в полной мере были реализованы представителями радикальной реформации, например, Т. Мюнцером и К. Швенкфельдом, которые последовательно отстаивали то, что каждый человек должен понимать Библию без вмешательства традиции, основываясь на личном вдохновении. Результатом такой теологии стал не только отказ от крещения младенцев и догматов о божественности Иисуса Христа и Триедином Боге [31, с. 101], но и террор против католиков и разрушение святынь [23, с. 185; 22, с. 410], что выводит ее за концептуальные пределы христианства.

Вопрос, насколько наиболее распространенные протестантские деноминации являются наследниками радикальной реформации, остается и в религиоведческой литературе освещается по-разному. Баптистов и пятидесятников относят либо к последователям «народной реформации» [23, с. 316, 330], либо к поздним ответвлениям магистерской реформации [27, с. 325‒326], либо оставляют генеалогию «за скобками», ограничиваясь классификацией и описанием специфики деноминаций [8, с. 493, 498; 21, с. 286, 289; 20, с. 217, 236]. Сами баптисты возводят себя не к определенной конфессии или деноминации, но называют себя «духовными восприемниками всех верующих христиан» 1 .

Весомый аргумент относительно того, следуют ли современные протестанты либо примеру Лютера, Цвингли и Кальвина, используя какую-либо форму церковного предания, либо примеру анабаптистов, полагаясь лишь на индивидуальное озарение и разум при осмыслении Библии, можно получить обратившись непосредственно к вероучительным документам. Для примера возьмем вероучение евангельских христиан-баптистов 2 , одной из самых многочисленных деноминаций среди российских протестантов.

Здесь можно выделить 18 разделов, декларирующих статус Библии как Божьего откровения и раскрывающих догматы о Триедином Боге, человеке и его спасении, Вселенской церкви, поместных церквях и их устройстве, церковных практиках и других вероучительных вопросах. Статьи каждого раздела подкреплены, как правило, несколькими библейскими ссылками и в этом отношении гораздо более библиоцентричны, чем лютеранские символические книги. Однако это не может служить аргументом в пользу Библии как единственного источника вероучения, поскольку каждая статья представляет собой постулат веры, подтверждаемый библейскими ссылками, а не совокупностью библейских ссылок, к которому прилагается вероятный ответ. Оспаривание любой из статей означает выход за догматические пределы как минимум данной деноминации, как максимум — христианства.

Функционально данное вероучение является эквивалентом раннехристианских вариантов Правила веры, фактически отражающим все элементы Никео-Цареградского символа веры 1 , а потому формально 2 входящим в его концептуальные пределы. Оно выступает как сумма веры, которую должен принять неофит, и как догматические пределы, за которые не может выйти его последователь.

Евангельский христианин, живущий в контексте своей деноминации, может воспринимать данное вероучение как необходимую помощь тому, кто не знаком со всем контекстом Священного Писания. Однако сам факт наличия специфически деноминационных постулатов свидетельствует о том, что существуют разные толкования на определенные библейские отрывки, например, статьи об освящении, о церкви и ее устройстве, о крещении и хлебопреломлении, которые отличают вероучение баптистов как от других протестантских конфессий, так и от православия и католицизма.

Назвать вероучение данной деноминации абсолютно новым преданием, на наш взгляд, некорректно, потому что оно по своему содержанию близко к Правилу веры, которое можно найти, например, у Тертуллиана [26] или свт. Александра Александрийского [1]. Такая близость объясняется тем, что до принятия библейского канона христианские епископы ревностно поддерживали чистоту апостольского учения, а после принятия — тщательно следовали духу и букве Библии, что, например, можно увидеть в словах свт. Кирилла Иерусалимского1.

Существенный факт состоит в том, что деноминация, начинающая отчет своей истории в 1604 2 , публикует свое вероучение в 1985 г. для духовного воспитания верующих в качестве вспомогательного материала. Это говорит о том, что основная форма вероучительной традиции является устной. Ее носителями являются служители (пресвитеры, диаконы и др.), избранные поместной церковью и рукоположенные другими служителями, члены общины, облеченные определенной мерой ответственности и авторитета.

Основными формами трансляции вероучения являются церковная проповедь, изучение Библии в группе и душепопечение. Проповедь, как правило, бывает тематическая (освещение какой-либо вероучительной темы) и разъяснительная (последовательное истолкование одного отрывка из Библии). Изучение Библии в группе может также следовать тематическому принципу или разъяснительному, где вероучительные пределы поддерживаются служителем церкви. Душепопечение, осуществляемое служителями церкви, представляет собой помощь в решении насущных жизненных ситуаций в свете Библии и ее деноминационного толкования.

В качестве вторичных средств трансляции вероучения можно назвать общую молитву и гимнографию. Первая является характерной чертой баптистских собраний и представляет собой череду личных молитвенных обращений к Богу, после каждого из которых все собравшиеся произносят «Аминь», выражая свое согласие. Большая часть гимнов представлена в опубликованном сборнике «Песнь возрождения», объединившем несколько десятков сборников, первые из которых датируются концом XIX в. [24]. Содержание гимнов либо является размышлением над определенными строками Св. Писания, либо отражает библейские события или героев, т. е. являются библиоцентричными и вероучительными.

На примере данной деноминации можно видеть, что устная традиция является неотъемлемой частью ее жизни, являясь основной формой трансляции вероучения. При этом на одном собрании передача некоторых постулатов вероучения может дублироваться, будучи актуализирована в проповеди, гимнах и общей молитве. Кажущаяся «избыточность» характерна для культурных феноменов, в ко- торых параллельная передача смыслов при помощи различных средств деятельности является гарантией их сохранения и развития.

Культурная традиция баптистов бывшего СНГ является настолько обширной, что позволяет реализовать как векторы, нацеленные на «букву традиции», так и на ее дух. Первый можно назвать протестантской ортопраксией, где приоритетным является сохранение традиционных форм. В таких общинах постоянство формы рассматривается как условие догматической правильности богослужения, а инновация проявляется в выборе элементов его содержания. Другой вектор получает реализацию в общинах, где традиция ограничивается только вероучением, а появление новых форм возможно как в рамках церковного, так и внецерковного служения.

Таким образом, специфика понимания первыми реформаторами «Sola scrip-tura», практика его применения на примере выбранной деноминации показывают, что данный принцип не исключает вероучительной традиции, сопутствующей Священному Писанию, а предполагает ее. Тезис о создании «собственного, нового» Предания является верным лишь частично, поскольку в своей основе он восходит к древним Правилам веры. Важная роль устной традиции в жизни рассматриваемой деноминации указывает на то, что на ее примере продолжается традиция магистерской, а не радикальной реформации. Внутри баптистской религиозной культуры возможно выделение субкультур по соотношению ее традиционных и инновационных элементов.