Роль патрон-клиентных отношений в формировании политических элит государств Центральной Азии

Вгосударствах Центральной Азии после обретения ими независимости широкое распространение получили процессы ретрадиционализации, реархаизации социальных отношений, включая властно-политические, нередко принимающие форму реисламизации общественной жизни, что находит свое отражение в проявлении трайбалистских, региональных и клановых противоречий в рамках одного формирующегося этноса. Неформальные связи строятся по модели патрон-клиентных отношений, в основе которых лежат упомянутые размежевания. Клиентелизм выступает основным фактором формирования политических элит в государствах Центральной Азии.

Возврат к традиционным формам социально-политической жизни, с одной стороны, стал логичным результатом исчезновения модернизирующей «руки» Москвы и ответом на насильственный характер модернизации, порождающей потребность в защите от нарастающего, по выражению М.Н. Афанасьева, «отчуждения»1; с другой стороны – ежедневная борьба за выживание способствовала сплочению людей на традиционной, кровнородственной основе. В основе воспроизводства патрон-клиентных отношений, подчеркивают Эйзенштадт и Ронигер2, лежат реакция на утрату и стремле-

РОГОЖИНА Ксения

ние к воссозданию первичного родового доверия между индивидами. Происходящие в центральноазиатских обществах социальные процессы привели к формированию парадоксальной ситуации. С одной стороны, существует очевидный запрос со стороны политической элиты на формирование нации и национальной идентич-ности3. Вместе с тем возрастание роли клиентарных отношений отчасти является результатом целенаправленной кампании, проводимой руководством с целью возрождения клановой идентичности и, соответственно, сохранения собственной клиентелы.

Клиентелизм и клановая солидарность играли значимую роль и в советский период. Ярким примером служит карьера главы Компартии УзССР Шарафа Рашидова (1959–1983), придерживавшегося практики назначения на ключевые должности представителей своей семьи и уроженцев Самарканда, откуда он был родом, а также заключения выгодных брачных союзов1.

Безусловно, рассматриваемые факторы не являются единственными в ходе формирования политической и административной элиты. Политика в государствах ЦА строится на основе коалиций; правящие группы центральноазиатских государств имеют синтетическую природу, а процессы их консолидации и самоопределения не завершены. Отсутствие клановых связей можно компенсировать деньгами и личной преданностью. Значительная часть политической элиты остается носителем традиций и ценностей советской номенклатуры. Вместе с тем часть экономической элиты принадлежит к новому поколению, и эта когорта все активнее претендует на получение политической власти2. Значимость традиционалистских установок является неодинаковой в разных странах региона, как, например, в Таджикистане, где борьба за власть между региональными элитами привела к кровопролитной гражданской войне, и Туркменистане, где племенные различия отступили на задний план в условиях деспотического режима Туркменбаши, инициировавшего постоянные «ротационные репрессии» в своем окружении.

Субнациональное деление

Субэтнические расколы в каждом из центральноазиатских государств проходят по разным линиям. В каждой стране коренное население представляет собой сложный конгломерат, состоящий из субэтносов или племен, имеющих нема- лые культурные, социальные и психологические особенности.

В Казахстане исторически сложилось разделение общества по жузовому принципу. Жузами3 именуются союзы племен. На территории Казахстана образовалось три жуза: Старший (Улы жуз); Средний (Орта жуз); Младший (Киши жуз). В советский период кланы продолжали играть важную роль, в особенности в сельскохозяйственных общинах на юго-востоке Казахстана, в том числе и в той, в которой вырос Нурсултан Назарбаев4. В отношениях между жузами был достигнут своего рода баланс. После обретения Казахстаном независимости роль кланового фактора в социально-политической жизни стала возрастать. Русскоязычное население перестало играть значимую роль в высших органах государственной власти; образовался дисбаланс представителей жузов на высших государственных должностях. Младший жуз оказался на периферии политической жизни, а Средний участвует в ней в ограниченной мере (из его знатного рода происходит супруга президента страны Сара Назарбаева).

В Кыргызстане на общенациональном уровне существует давний конфликт между северокыргызской и южнокыргызской субэтническими общностями. На субнациональном уровне кыргызы причисляют себя к одной из трех клановых групп, называемых «крыльями». Каждое крыло объединяет несколько племен (кланов). Размежевание по оси север – юг имеет как чисто географический, так и социальноструктурный аспект5. В советский период политическое руководство республики, с одобрения Москвы, формировалось из представителей северных кланов. После прихода к власти А. Акаева, также уроженца севера, начался процесс перераспределения власти в соответствии с традиционной иерархией племен и семейно-родовых групп. «Мы строили коммунизм, теперь мы строим кемизм»6.

Революция, совершенная южной региональной элитой, практика последовавших должностных назначений, расколы в новой политической элите и характер поддержки избирателей свидетельствуют о том, что клановость не только остается ключевым фактором при формировании политической элиты республики, но приобрела еще больший размах, чем при правлении А. Акаева1.

В Таджикистане в основе размежевания лежит субтерриториальное деление. Обострение межклановых разногласий стало причиной длившейся несколько лет (1992–1997 гг.) гражданской войны. Таджикистан состоит из четырех основных природных зон и четырех административных областей. На протяжении почти всего советского периода Ленинабадская обл. – регион на севере страны – служила поставщиком номенклатурных кадров для республиканского руководства. С 1970 г. кулябцы выступали в роли «младшего партнера» ленинабадцев и в основном ведали военными делами2. В кровопролитной борьбе за перераспределение государственной власти между региональными элитами победил кулябский регион. «Куляб выиграл войну и узурпировал власть в республике»3. Узурпация власти кулябца-ми вызывает значительное недовольство, прежде всего, в Гарме и Каратегине – наиболее исламизированных регионах страны. Безусловно, единой кулябской элиты не существует. Об этом свидетельствует выдавливание Э. Рахмоновым из административной и военной элиты страны выступавших на его стороне в годы гражданской войны полевых командиров, ряд из которых были осуждены за торговлю наркотиками и другие преступления4. Вместе с тем Э. Рахмонов по-прежнему стремится формировать свое окружение из лично преданных ему людей, на которых он опирался еще в годы войны и которые происходят из его родной Дангары. Уровень дезинтегрированности Таджикистана остается чрезвычайно высоким; административные институты едва выполняют свои функции из-за острой нехватки квалифицированных кадров и отсутствия внятного внутриполитического курса. В связи с этим сохранение тер риториальной целостности страны и самого института государства в Таджикистане остается одной из ключевых проблем.

В Туркменистане велико значение принадлежности тому или иному племени, которых насчитывается несколько десятков. Административно-территориальное деление Туркменской ССР и независимого Туркменистана в общих чертах соответствует делению туркмен на территориально-племенные группировки5. В советский период межплеменные противоречия были значительно сглажены. С приходом к власти С. Ниязова (представителя ахал-теке) племенное и клановое размежевание стало играть большую роль в процессах формирования политической элиты, однако главную роль играла личная преданность С. Ниязову, испытывавшему маниакальную подозрительность в отношении собственного окружения. Спустя два с половиной года правления президента Г. Бердымухамедова, несмотря на оттеснение от власти ряда влиятельных при Ниязове политиков6 и формирование нового окружения президента из лояльных ему людей, не произошло обновление политической элиты, а тем более механизмов ее рекрутирования и принципов внут-риэлитного взаимодействия.

В Узбекистане кланы формируются по региональному принципу. При образовании Узбекской ССР в 1924 г. в состав республики было включено множество этнических групп, которые не считали себя узбеками. На сегодняшний день в политической жизни страны существует несколько региональных элитных клиен-телистских сетей, в числе которых «Фан»7, «Суркаш»8, Самарканд, Ташкент, Хорезм и Каракалпакстан. В советский период ведущими являлись Самаркандский, Ташкентский и Ферганский кланы. На данный момент в Узбекистане во власти в основном представлены два клана: выход- цы из Ташкента и Самарканда. Помимо региональных кланов значительным собственным влиянием пользуются «силовики» – МВД и СНБ1. Наличие субэтнической напряженности в правящих кругах очевидно, но ни один клан не решается оспаривать лидирующие позиции самаркандского клана, к которому принадлежит И. Каримов. Но и президент вынужден учитывать интересы ведущих клановых группировок.

Институт семьи

Не менее губительной представляется консолидация политической власти и экономических ресурсов в рамках института президентской семьи на основе тесного срастания политических и бизнес-элит. Сложно переоценить роль Дариги Назарбаевой, а до недавнего времени – и ее мужа, семьи среднего зятя Нурсултана Назарбаева; дочери президента Узбекистана Гульнары Каримовой, семей К. Бакиева и Э. Рахмонова. Концентрация безграничных ресурсов в руках родственного окружения глав центральноазиатских государств заставляет его членов вести постоянную борьбу за передел сфер влияния, которая изредка приобретает публичный характер2.

Члены президентских семей являются также вероятными преемниками нынешних участников «президентского клуба». Проблема передачи государственной власти – наиболее острый внутриполитический вопрос для лидеров каждого из центральноазиатских государств. Его решение – не только условие спокойной старости президентов-пенсионеров, но и способ избежать масштабного передела собственности и сфер влияния клановых группировок, вплоть до кровопролитных вооруженных столкновений. Успешный опыт соседнего Азербайджана подтверждает и привлекательность, и реальность такой возможности.

Выводы

Советская политическая система ограничивала влияние кланового фактора на процессы рекрутирования политических элит. Вместе с тем Москва, особенно в долгие годы правления Брежнева, не ста- ралась вникать, на основании каких принципов местная элита делит власть, что способствовало сохранению клановости и клиентелизма. Кроме того, тысячелетиями выступавшие в качестве основы общества родоплеменные отношения не могли сойти со сцены в течение жизни двух-трех поколений. После обретения независимости центральноазиатскими республиками патрон-клиентарные отношения de facto приобрели институционализированный характер. «Клиентелизация» отношений внутри политической элиты тем более усиливается, чем острее встает вопрос о передаче власти нынешними лидерами государств.

Монополизация политической и экономической власти узкой патронажной прослойкой и оттеснение от власти представителей других кланов, отсутствие институциональных каналов рекрутирования политической элиты и представительства общественных интересов, институционального независимого механизма передачи власти сочетаются с опрометчивой политикой правящих элит, направленной на собственное обогащение, и решимостью удерживать необходимую для этого власть любой ценой. Сложившаяся ситуация порождает массовые протестные настроения и остро ставит вопрос о вероятных путях изменения существующих политических режимов. В обозримой перспективе приход оппозиции к власти в любой центральноазиатской республике возможен только в случае государственного переворота. Но было бы чрезмерно оптимистично утверждать, что резкое обострение разногласий между политическими элитами с трудно прогнозируемым исходом возможно только в силу каких-либо форс-мажорных обстоятельств. Внутриэлитные конфликты между враждебными друг другу группами интересов могут оказаться не менее опасными для существования нынешних режимов, чем внешние факторы.

Москва, поддерживая откровенно недемократические режимы, фактически способствует раскручиванию ситуации по исключительно опасному и непредсказуемому сценарию. Центральноазиатские республики имеют очень ограниченные административно-структурные ресурсы, и возможный кризис в каждой из стран региона грозит обернуться тяжелыми последствиями как для них самих, так и для соседних государств, в первую очередь для России.