Роль социального неравенства и психологических ресурсов личности в заболеваемости социально значимыми болезнями в России и странах Европы

В современных странах Европы и в России основными причинами заболеваемости и смертности населения являются социально значимые заболевания. В международной и российской практике к данной группе относят болезни разной этиологии — как неинфекционной, так и инфекционной2. Эти заболевания при- водят не только к ежегодному приросту показателей ухудшения здоровья и сокращению продолжительности жизни населения, но и к стойкой или длительной утрате трудоспособности, снижению индивидуального социально-экономического и психологического статуса. Наибольший вклад в международную статистику заболеваемости, инвалидизации и смертности населе- ния вносят неинфекционные социально значимые болезни: диабет, сердечно-сосудистые, онкологические и хронические респираторные заболевания, психические расстройства. Их доля в показателях заболеваемости составляет 77%, а в показателях смертности — 86% от всех причин смерти населения стран Европейского региона Всемирной Организации Здравоохране-ния3 (далее ЕР ВОЗ) в возрасте от 30 до 69 лет. Проблема инфекционной заболеваемости в большей степени актуальна для стран Восточной Европы: Хорватии, Словении, Словакии, Чехии, России, Украины. При этом 75% новых случаев заболевания вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ) по европейскому региону ВОЗ, или 92% от всех случаев заболевания в Восточном регионе было зарегистрировано в 2017 году в Украине и России. В странах Восточного региона наблюдается и высокая заболеваемость устойчивыми формами туберкулеза и вирусными гепатитами [1]. В силу своей эпидемиологической специфики ВИЧ, туберкулез и вирусные гепатиты могут образовывать хроническую коинфекцию, требующую постоянного дорогостоящего лечения и с высокой степенью вероятности приводящую к смертельному исходу.

Несмотря на различия в этиологии этих заболеваний, все они могут приобретать хроническое течение и оказывать схожие воздействия на социально-экономический и психологический статус больных в силу необходимости длительного лечения и обращения за медицинской помощью.

Экономические проблемы, возникающие в результате заболевания хронической формой болезни оказываются значимыми не только для населения низко — и среднедоходных стран, но и для представителей социально неблагополучных групп в высокодоходных странах [2; 3]. Хронические заболевания сопряжены с огромными долгосрочными расходами семьи и/или государства на медицинскую помощь, оказывают дополнительное экономическое давление на бедное и уязвимое население, создают организационные и технологические проблемы для систем здравоохранения. И, наконец, они представляют собой растущую угрозу для экономического развития как в силу непосредственного воздействия на здоровье и здравоохранение, так и в силу косвенных издержек, связанных с формированием и последующим использованием долгосрочного человеческого капитала [4]. На индивидуальном уровне хронические болезни становятся одним из «статусов», присваиваемых индивиду и обусловливающих его положение в социальной структуре, [5] способны приводить к утрате занимаемой позиции в социально-экономической иерархии [6].

Социально-психологические проблемы, появляющиеся на фоне хронических болезней, как свидетельствуют результаты исследований, проведенных в России и Европе, тесно взаимосвязаны с частотой их обострения (повторение психотравмирующих воздействий астени-зирует нервную систему, которая становится более чувствительной к внешним воздействиям и интероцептивным сигналам), [7, с.37] выраженностью болевого синдрома[8], провоцируя повышенный уровень тре-вожности,[9;10] депрессии[11], ипохондрической настроенности [12]. Продолжительная болезнь становится источником хронического стресса и жизненной проблемой, требующей мобилизации всех имеющихся в распоряжении человека ресурсов, и что принципиально важно, — его психологической готовности и способности совладать с ней. Между тем, как свидетельст- вуют исследования, ограничения, связанные с необходимостью лечиться и избегать ситуаций, ведущих к эмоциональному напряжению, снижением физической и социальной активности, приводят к истощению индивидуальных запасов психологических ресурсов, являющихся важным фактором поддержания здоровья человека, смягчающим неблагоприятные физиологические последствия стресса и способствующим здоровому поведению [13 — 17].

Как свидетельствует теория и подтверждается результатами множества исследований, риски заболеваемости и преждевременной смертности, так же, как и других проявлений нездоровья, социально структурированы, достигая наиболее высоких значений в социально неблагополучных группах населения — малообразованных, занятых на наименее престижных и низкооплачиваемых работах, располагающих низкими доходами. Люди, занимающие невысокие позиции в социальной иерархии, обладают ограниченным доступом к медицинской помощи, худшими условиями проживания, меньшими возможностями контроля собственной жизни, чаще сталкиваются с серьезными жизненными проблемами, в большей мере подвергаются воздействию хронических стрессоров, способных, в свою очередь, провоцировать распространение деструктивных в отношении здоровья поведенческих практик, в том числе, злоупотребление алкоголем и курением [18;19]. Социально-экономический статус, формируя различия в доступе социально-статусных групп населения к жизненно важным ресурсам здоровья, является фундаментальной причиной неравномерного распределения в обществе рисков заболеваемости и преждевременной смертности [20]. Безусловно, это не означает, что представители привилегированных групп застрахованы от возникновения серьезных, в том числе, угрожающих жизни заболеваний, однако, как свидетельствуют исследования, представители высокостатусных групп, обладая большими материальными и нематериальными ресурсами для поддержания здоровья по сравнению с теми своими согражданами, которые располагаются ниже по социальной лестнице, справляются с ситуацией болезни успешнее, быстрее выздоравливают, имеют меньшую вероятность смертельного исхода.

Тяжесть социально-экономических и психологических последствий хронических социально значимых заболеваний и для индивида, и для общества в целом, предопределяют актуальность изучения социальных детерминант их распространения. Одним из перспективных аналитических направлений исследования этой проблематики становится изучение той роли, которую играют персональные психологические ресурсы личности в предупреждении, развитии и лечении хронических заболеваний — как неинфекционной, так и инфекционной этиологии, в условиях социального неравенства.

Теоретические модели взаимосвязи между социально-экономическим статусом, психологическими ресурсами личности и здоровьем

На протяжении ХХ столетия объяснение взаимосвязи между социально-экономическим статусом и здоровьем происходило преимущественно в рамках депривационной модели, в которой бедность рассматривалась как основная детерминанта здоровья. Этот подход, предполагавший изучение факторов экономического (не)благополучия, условий жизни, питания, окру- жающей среды и доступа к медицинской помощи, доминировал в исследовании неравенств в здоровье примерно до конца 1990-х годов [21].

В конце ХХ века появились работы, обратившие внимание на то, чтосоциально-структурные различия в здоровье сохранялись даже в том случае, когда учитывались многие важные проксимальные факторы риска заболеваний и когда обеспечивался равный доступ к медицинским услугам [22].Были получены убедительные доказательства того, что менее образованные индивиды, занятые на менее статусных рабочих местах и располагающие меньшим доходом испытывают больший риск плохого здоровья по сравнению с теми, кто занимает более привилегированные социально-экономические позиции. Эти связи прослеживались по всему спектру состояний — от относительно незначительных недомоганий до серьезных и угрожающих жизни заболеваний и ранней смертности, отчетливо проявляясь не только в связи с бедностью, но скорее, как монотонная или пошаговая функциональная связь [23; 24].

Это явление, характеризующееся постепенным ухудшением здоровья на каждой более низкой ступени социальной иерархии, получило название «социального градиента», а его обнаружение в корне поменяло направление исследований в этой области, особенно в понимании того, какие механизмы могут лежать в основании этой закономерности. Открытие градиентного характера связи между социально-экономическим статусом и здоровьем, безусловно, не означало, что такие факторы как образ жизни, материальные условия жизни и доступ к медицинской помощи не связаны со здоровьем, а плохое здоровье низкодоходных групп — с дефицитом материальных благ. Однако понимание того, что различия в заболеваемости и смертности наблюдаются по всему социально-экономическому континууму, а не только среди представителей депривиро-ванных групп, привело к необходимости поиска факторов, не являющихся частью депривационной модели и оказывающих воздействие во всех социальных стратах. Было выдвинуто и позже доказано предположение, согласно которому классовый градиент в здоровье, заболеваемости и смертности может объясняться не столько различиями в абсолютных уровнях материальной обеспеченности, сколько психосоциальными факторами, лежащими в основе восприятия относительного положения в социальной иерархии-большей подверженностью низко-статусных групп кумулятивным неблагоприятным воздействиям хронического стресса и ограниченностью имеющихся в их распоряжении запасов личностных (как и социальных) ресурсов, которые могли бы помочь снизить его негативное психологическое и биологическое влияние [23 — 27].

В большинстве концептуальных моделей рассматриваются два возможных психологических механизма трансформации социально-экономической стратификации в неравенства в здоровье. Первый — механизм психологической депривации, фокусирующий внимание на неодинаковой подверженности людей стрессовым воздействиям, депрессии, негативным эмоциям — тревожности, враждебности, злобе, усиливающимся с понижением социально-экономического статуса; [28] и второй — механизм психологической адаптации, подчеркивающий позитивную роль психологических ресурсов личности, помогающих человеку справляться с трудностями жизни и способных служить защитой от стрессовых воздействий, однако неравномерно распределенных по ступеням социальной лестницы. Снижение статуса сопровождается ростом дефицита таких ресурсов — повышением вероятности того, что человек потеряет уверенность в возможности изменения жизни к лучшему, в своей способности контролировать происходящее, в своих силах, в своем «я» [29].

Стресс и сопутствующий психологический дистресс . Ряд исследователей исходят из того, что испытываемый стресс и вызываемые им негативные эмоции могут снижать индивидуальные способности к адаптации, негативно сказываясь на работе различных систем организма, приводя сначала к субклиническим формам заболеваний, а, в конечном счете, к самим заболеваниям [23; 30 — 31]. И действительно, как свидетельствует литература, такие факторы как психологический дистресс, сопровождающийся переживанием неблагоприятных психофизиологических состояний — проявлением тревожности, симптомов депрессии, враждебности и злобы, обнаруживают отчетливые связи с показателями заболеваемости и смертности, в том числе, от хронической сердечно-сосудистой патологии [31; 32]. Значимая роль в развитии этого класса заболеваний отводится также и характеристикам организационной среды — таким факторам, обусловленным спецификой трудовой деятельности, как завышенные требования на работе, низкий уровень автономии, недостаточный уровень контроля над ситуацией, выраженный дисбаланс между прилагаемыми усилиями и вознаграждением, межличностные конфликты в трудовом коллективе. Так, было выявлено, что организационная среда может становиться источником хронического стресса, который, в свою очередь, способен приводить к развитию сердечно-сосудистых заболеваний и внезапной смерти от них [33]. Было, например, показано, что неблагоприятные психосоциальные параметры рабочей среды (наряду с уровнем воспринимаемого стресса, проявлениями тревожности и депрессии) оказывали существенное влияние на развитие ишемической болезни сердца [34]. Как свидетельствуют другие исследования, стрессовые факторы влияют и на развитие диабета, [35] а также злокачественных новообразований, [36] хотя в отношении последних отмечается, что эта связь менее выражена, чем в случае с сердечнососудистыми заболеваниями [37]. Подтверждено также и то, что стрессы могут приводить к развитию инфекционных заболеваний, воздействуя на организм на биологическом уровне и снижая его сопротивляемость к патогенным воздействиям (т.е., оказывая иммуномодулирующее действие) [38].

Таким образом, имеющиеся данные свидетельствуют о том, что факторы стресса и дистресса играют заметную роль в возникновении и развитии целого ряда хронических заболеваний. Кроме того, они могут отчасти служить объяснением социально-структурных неравенств в распространенности этих видов патологий [37; 39]. Как подтверждено исследованиями, низкому социально-экономическому статусу соответствует большее количество негативных событий жизни и более высокие стрессовые нагрузки [40; 41], установлено также, что с понижением социально-экономического статуса повышается вероятность развития дистресса, проявлений тревожности, симптомов депрессии, враждебности и злобы [28]. Все это косвенным образом указывает на возможность выполнения факторами стресса и дистресса медиативных функций во влиянии социально-экономического статуса на здоровье, заболеваемость и смертность. Однако немногочисленные попытки эмпирического подтверждения собственно посреднической роли стресса приводят к неоднозначным результатам, одни из которых подтверждают ме- диацию социальных неравенств в здоровье через стресс, а другие ее не обнаруживают. Анализ посреднической роли негативных эмоций, включая тревогу и депрессию, также не дает убедительного подтверждения предположения о психологической медиации неравенств в здоровье [29; 42]. Неоднозначность результатов при изучении посреднической роли стресса и дистресса, как считают аналитики, может объясняться методологическими причинами, а именно, сложностью операционализации и измерения различных аспектов стрессовых воздействий [42]. Таким образом, исследователи, разделяя общую точку зрения на значимую роль стресса как важной детерминанты физического нездоровья, подвергают сомнению возможность его рассмотрения в качестве посредника в передаче влияния социально-экономической стратификации на здоровье. Гораздо большие надежды в прояснении психологических механизмов связи социально-экономического статуса и здоровья связываются с теми личностными диспозициями (так же, как и социальными ресурсами, доступ к которым человек получает благодаря вовлеченности в систему отношений с другими людьми, доверия им и уверенности в их поддержке), которые помогают индивидам в противодействии стрессовым воздействиям и смягчении их негативных последствий для здоровья.

Психологические ресурсы личности. В рамках ресурсно-ориентированного подхода особое внимание уделялось изучению тех психологических ресурсов, использование которых возможно в максимально широком спектре ситуаций [43].

Обобщенное чувство контроля, или предполагаемое отсутствие внешних ограничений, создаваемых влиятельными другими или шансом, чаще всего концептуализируется в понятиях внутреннего локуса контроля, [44]компетентности [45] и уверенности в эффективности предпринимаемых усилий [46]. Предполагается, что те, кто высоко оценивает себя по этим позициям, более склонны осознавать свою способность успешно влиять на обстоятельства жизни и добиваться поставленных целей.

Позитивная оценка себя — еще одна психологическая черта, имеющая отношение к восприятию человеком его собственной ценности или значения [45; 47]. Как было выяснено, обладание такими актуальными для жизни и здоровья психологическими свойствами, как вера в собственные силы и признание значимости своего «я», смягчают воздействия внешних стрессоров [15] и заставляют людей воспринимать свою жизнь как достойную того, чтобы предпринимать усилия по поддержанию своего здоровья [48].

Оптимизм — или обобщенные ожидания того, что в жизни будут происходить скорее хорошие, нежели плохие события, описывает отношение человека к внешнему миру и надежду на успех, играя одновременно важную роль в целенаправленном поведении [49; 50]. Как отмечается в психологической литературе, позитивное восприятие жизненных перспектив, так же, как и убежденность в своей способности контролировать обстоятельства своей жизни и вера в себя/свои силы, связана с осознанием человеком собственной полезности, [51] что позволяет предположить, что при всей концептуальной разграниченности, эти психологические конструкты могут являться компонентами некоего общего базового свойства, отражающего склонность индивида видеть стрессовые ситуации в более благоприятном свете и осознавать свои способности пережить невзгоды [52 — 54].

Изучение психологических ресурсов и их роли в совладании со стрессовыми воздействиями сопровождалось возникновением многокомпонентных теорий, предполагающих одновременное вовлечение в адаптационный механизм ряда ключевых ресурсов. К числу наиболее известных и используемых в эмпирических исследованиях концептов, относят теорию американоизраильского социолога медицины Аарона Антоновского. Предложенная им еще в конце 70-х гг., концепция салютогенеза, содержала попытку ответа на вопрос, как люди могут оставаться соматически и психологически здоровыми, несмотря на воздействие стрессовых факторов. А. Антоновский высказал предположение, впоследствии обосновав его эмпирически, согласно которому, эффекты стресса для здоровья зависят не столько от характеристик самого стрессового воздействия — его интенсивности и продолжительности, сколько от индивидуальных способов реагирования на него, [55] обусловленных, в свою очередь, наличием индивидуальных психологических черт/свойств, способных компенсировать негативные последствия стрессовых воздействий и оказывать положительное влияние на здоровье. Наиболее важным личностным психологическим ресурсом, позволяющим человеку противостоять угрожающим здоровью и благополучию ситуациям, А.Антоновский считал чувство когерентности (связности), — убежденности индивида в предсказуемости, рациональности и осмысленности мира и своего положения в нем [56]. Предполагалось, что в ситуации стресса человек с низким чувством когерентности скорее склонен оценивать обстоятельства как угрожающие, испытывать большее напряжение, действовать непродуктивно или вовсе отказаться от решения проблемы.

Еще одна многокомпонентная модель психологических ресурсов, разработанная примерно в это же время в рамках психологической науки, предложила в качестве ключевого концепта понятие личностной жизнестойкости (hardiness), измеряемое по трем составляющим: (а) чувство личного контроля над превратностями жизни, (б) восприятие стрессоров скорее, как проблемы, нежели угрозы, и (с) осознание человеком приверженности своим жизненным целям [57;58].Как отмечается в литературе, обе эти теории — и когерентности, и жизнестойкости, обладая значительной эвристической ценностью, спровоцировали разработку ряда новых интегративных подходов к осмыслению роли психологических ресурсов в адаптации индивида к стрессовым воздействиям.

Эти интегративные модели исходят из предположения, согласно которому, отдельные психологические диспозиции, несмотря на то, что они концептуально и эмпирически различаются, будучи тесно связанными между собой, образуют общую ось психологических свойств, которые, во-первых, служат основным фактором адаптации индивида к стрессовым воздействиям; и, во-вторых, — способны аккумулироваться в течение жизни, формируя психологический резерв, используемый индивидом по мере необходимости для решения жизненных проблем. В числе таких интегративных моделей резервного потенциала, значимого для сохранения здоровья в условиях социального неравенства, наибольшую известность получила модель резервного потенциала Gallo, L. C., Matthews, K. A., обосновывающая принципиальную роль в формировании неравенств в здоровье персональных социальнопсихологических ресурсов как совокупности межличностных и собственно личностных свойств/качеств, обеспечивающих человека способностью противостоять стрессам и трудностям жизни. В числе этих личностных черт (резервного потенциала), наряду с индивидуальными запасами социального капитала — возможностями получения эмоциональной и инструментальной поддержки со стороны других людей, психологически комфортной атмосферой доверия и взаимопонимания — рассматриваются и такие позитивные психологические черты и личностные характеристики, которые также могут служить защитой человека от стрессовой среды и негативных эмоциональных реакций, которые она вызывает, благодаря его уверенности в себе, оптимистическому взгляду в будущее, способности контролировать происходящее и интересу к жизни. В рамках этой модели теоретически обосновывалось, что индивиды, занимающие более низкие позиции в социально-статусной иерархии, имеют меньше таких ресурсов (т.е., меньший резервный потенциал), включая более низкую самооценку, пониженный осознаваемый контроль, и меньшее количество позитивных персональных характеристик по сравнению с теми, кто имеет более высокий социально-экономический статус [29]. В модели предполагается также, что дефицит психосоциальных ресурсов, оказывая негативное воздействие на эмоциональную реактивность в восприятии стресса, может приводить к нездоровому поведению и неблагоприятным последствиям в функционировании иммунных и других биологических механизмов, вызывающих в свою очередь ухудшение состояния здоровья. [28; 59].Таким образом, неслучайное распределение разнообразных психологических состояний между общественными слоями, их эффективность в смягчении стрессовых воздействий и способность вызывать заметные эффекты для здоровья, обосновывает возможность рассмотрения психологических ресурсов личности в качестве посредника/ме-диатора во взаимосвязи между социально-экономическим статусом и здоровьем.

Высказываются, однако, и иные теоретические соображения о характере влияния психологических резервов личности на распределение здоровья по уровням социальной иерархии, в соответствие с которыми, психологические факторы могут не только опосредовать отношения социального статуса со здоровьем, но и выступать «модератором» этих отношений. Предполагается, в частности, что их позитивное влияние на здоровье в большей мере должно проявляться в низкостатусных слоях, поскольку психологические резервы (наряду с индивидуальными запасами социального капитала), приобретают особую значимость для здоровья в условиях ограниченности прочих ресурсов.

Значение психологических ресурсов личности для неравенств в здоровье и социально-значимых болезнях: обзор эмпирических исследований

Связь психологических ресурсов со здоровьем неоднократно подтверждалась результатами эмпирических исследований как в отношении смертности и заболеваемости в целом, [60]так и развития (протекания) сердечно-сосудистых, онкологических заболеваний, диабета, респираторных заболеваний, психических расстройств, ВИЧ [61-65].Так, согласно полученным в эмпирических исследованиях фактам, убежденность человека в своей способности контролировать обстоятельства жизни благоприятно сказывается на показателях физического здоровья, [66; 67] психического равновесия, [68] на сроках восстановления после болезни, [69 — 71] а также ведет к снижению рисков смертнос- ти, [72] в том числе и от сердечно-сосудистых заболеваний [73]. В других исследованиях было установлено, что снижению рисков сердечно-сосудистых, онкологических заболеваний, преждевременной смертности способствует также вера человека в собственные силы и признание значимости своего «я» [74 — 76]. Подтверждена также важная роль для физического и психического благополучия человека еще одного психологического свойства — оптимистического восприятия будущего [77].

Как свидетельствуют исследования, все эти психологические диспозиции характерны скорее для представителей более высоких социальных позиций, тогда как при низком статусе встречаются заметно реже. Это касается как осознания человеком своей способности контролировать обстоятельства жизни [78 — 80], так и веры в собственные силы и признания значимости своего «я» [81; 82]. Те, кто обладает социально-экономическими преимуществами в обществе, скорее характеризуются и склонностью к позитивному восприятию будущего, в отличие от людей, занимающих менее привилегированные позиции [28;83].

Все эти исследования косвенным образом свидетельствуют о посредническом эффекте психологических ресурсов, но есть и отдельные работы, напрямую подтверждающие существование медиации между статусом и здоровьем через такие психологические свойства, как самоуважение [84],чувство контроля над происходящим [78; 84; 85] или оптимизм [84; 86; 87]. Так, например, в лонгитюдном исследовании, выполненном в Нидерландах, учет вариаций в общих представлениях о контроле сокращал социально-экономические различия в смертности на 37-57% [78]. В другом было показано, что, по крайней мере, среди пожилых голландцев, общие представления о контроле вносили существенный вклад в объяснение связи между социальноэкономическим статусом и распространенностью ишемической болезни сердца, статистический контроль этих факторов сокращал избыточный риск заболевания для низкого статуса почти на 30% [85]. Подтверждением значимости представлений о контроле в качестве важного посреднического механизма, с помощью которого низкое социальное положение увеличивает уязвимость к проблемам со здоровьем, могут служить и результаты еще одного лонгитюдного исследования, показавшего, что учет переменной «уверенность в собственной компетентности» отчасти объяснял связь между доходными и образовательными неравенствами с одной стороны, и распространенностью ряда хронических заболеваний, с другой [84].

Встречаются также и отдельные работы, которые, следуя модели резервного потенциала, в качестве возможного посредника между социально-экономическим статусом и здоровьем использовали переменную, отражающую совокупность различных психосоциальных ресурсов. Однако, если при изучении рисков развития метаболического синдрома — комплексного нарушения обмена веществ, приводящего к ряду смертельно опасных заболеваний, — выявлялись посреднические эффекты, (хотя и слабые), психологического ресурса, комбинирующего оптимизм, чувство контроля и осознание собственной значимости [87; 88], в изучении рисков распространенности вирусной инфекции, подтверждений посреднической роли резервного потенциала получено не было [89].

Теоретические предположения, согласно которым, психологический резервный потенциал способен выступать «модератором» во взаимоотношениях между социально-экономическим статусом и здоровьем, также получают подтверждения в эмпирическом анализе. Еще в конце 1990-х гг. — в одном из первых исследований, посвященных этому вопросу, [79] было установлено, что способность контролировать обстоятельства жизни благотворно сказывается на здоровье представителей любой из доходных категорий, однако в уязвимых слоях влияние было выражено с большей отчетливостью, чем в вышележащих стратах. Психологические ресурсы, как отмечалось в выводах этого исследования, служат буфером, уменьшая негативные последствия для здоровья низкого статуса. Тем не менее, до недавнего времени существование такого модерирующего (буферного) эффекта оставалось под вопросом из-за недостаточности эмпирических обоснований [29].

В последние годы были получены результаты, в значительной мере устраняющие такие сомнения. Преобладающая их часть выявлена в исследованиях, проводившихся в США (проект MIDUS — Midlife Development in the United States). Так, важность способности к контролю жизненных обстоятельств в качестве защитного механизма против социально-экономического неблагополучия подтвердилась при лонгитюдном анализе долговременных разрушительных последствий низкого статуса для физического и психического самочувствия [90]. Согласно еще одному исследованию, уверенность человека в способности контролировать жизнь снижает риски смертности при низком, но не при высоком социально-экономическом положении [91]. В другой работе, также использовавшей лонгитюдные данные проекта MIDUS, было показано, что «психологическое благополучие» (самопринятие, позитивные отношения с другими, автономность, компетентность, цели в жизни, ориентация на личностный рост) способствует улучшению самочувствия людей в течение десятилетнего периода, причем особенно заметным такой эффект был у малообразованных респондентов по сравнению с теми, кто получил хорошее образование [14]. Исследование, выполненное в Германии (данные DEAS — German Ageing Survey), показывает, что высокая самооценка, контроль жизни и оптимизм положительно отражаются на здоровье во всех образовательных и доходных группах, кроме того, они сильнее воздействовали на функциональное и субъективное здоровье малообразованных по сравнению с теми, кто имеет более высокий уровень образования [92]. В определенной мере можно говорить о психологическом буферном эффекте и при рассмотрении таких характеристик человека, как «гибкость в преодолении стресса» (copingflexibility), выявленной при анализе небольшой группы индийцев, [93] а также — «адаптации к жизненным обстоятельствам с сохранением надежды на перемены к лучшему» («shiftandpersist» model) [94].Высказывались также соображения, что психологические ресурсы могут улучшать здоровье у представителей высокостатусных групп, способствуя — при несильном внешнем давлении — проявлению индивидуальных различий, тогда как при низком общественном положении эти различия остаются стертыми вследствие преобладающей роли неблагоприятных внешних обстоятельств, но эмпирический анализ это предположение не подтверждает, подкрепляя изложенную ранее трактовку буферного эффекта [91].

Таким образом, обзор эмпирических исследований свидетельствует, что психологические ресурсы являются важным фактором поддержания здоровья. Они отчасти объясняют неодинаковое его состояние на раз- ных уровнях социальной стратификации, выступая посредником между социально-экономическим статусом и здоровьем. Кроме того, есть убедительные, хотя и немногочисленные, подтверждения предположения о буферном воздействии этих ресурсов, согласно которому резервный психологический потенциал особенно важен для поддержания здоровья в низко-статусных слоях.

Заключение

Личностные психологические ресурсы, как свидетельствует множество исследований, являются важнейшим фактором здоровья. Обладание такими психологическими чертами, как осознание своей способности контролировать обстоятельства жизни, позитивное восприятие себя и вера в собственные силы, самоуважение, оптимистический взгляд в будущее, оказывают непосредственное позитивное воздействие на физическое и психологическое состояние человека, способствуют формированию здоровых стилей жизни, вооружают способностью преодолевать жизненные невзгоды и смягчают неблагоприятные последствия для здоровья стрессовых воздействий.

Однако, как утверждает теория и подтверждается эмпирическими исследованиями, такой психологический ресурсный потенциал распределен в обществе неслучайным образом, в большей мере являясь характеристикой социальных групп, занимающих относительно высокие позиции в социальной иерархии, и имея тенденцию сокращаться по мере перехода на низшие ступени социальной лестницы. То есть, люди с высокими уровнями образования, дохода и занимаемой позиции в профессионально-статусной иерархии, имеют больше возможностей контролировать свою жизнь, убеждаться в эффективности предпринимаемых усилий и в значимости своего «я». Это дает им больше оснований с оптимизмом смотреть в будущее и увереннее справляться с жизненными трудностями по сравнению с теми согражданами, которые занимают более низкое социальное положение, испытывают дефицит жизненно важных для здоровья материальных и нематериальных ресурсов и сталкиваются в своей жизни с большим количеством угрожающих здоровью проблем, требующих расходования психологических резервов, трудно возобновляемых в условиях стрессогенной среды.

Признание связи личности с социальной структурой обусловливает развитие одного из актуальных аналитических направлений исследований, посвященных дальнейшему изучению роли психологических ресурсов в поддержании здоровья, предотвращении рисков хронических заболеваний и снижении вызываемого ими ущерба для здорового долголетия в условиях социального неравенства.

Характер влияния психологических диспозиций личности на здоровье во взаимосвязи с социально-экономической стратификацией до сих пор дебатируется. В рамках одного подхода психологические черты рассматриваются преимущественно как производное от структурных условий, определяющих неравномерность их распределения в обществе. Предполагается, что, дефицит психологических ресурсов, испытываемый представителями социально уязвимых слоев, способствуя усугублению негативного влияния низкого социально-экономического статуса на здоровье, выступает в качестве одного из посреднических механизмов трансформации социально-экономических различий в неравенства в здоровье. Согласно этому подходу, жест- кие ограничения внешней среды, соответствующие низкому социально-экономическому положению людей, оставляют им мало шансов контролировать свою жизнь и осуществлять меры по поддержанию здоровья, опираясь на свой, тоже ограниченный, личностный потенциал.

В рамках другого подхода подчеркивается важная роль самого человека в изменении обстоятельств своей жизни, в том числе, и в неблагоприятных условиях низкого социально-экономического статуса. В данном случае, внимание концентрируется не на отмечаемых различиях в выраженности психологических резервов индивидов, занимающих различные позиции в социально-экономической стратификации, а на их вариативности в пределах одного социального слоя. Высказывается предположение, что именно в среде социально уязвимых слоев населения, индивиды, характеризующиеся наличием позитивных психологических свойств, способны добиваться существенно более хороших показателей здоровья по сравнению с теми собратьями по социальной группе, которые их лишены. Такое более выраженное влияние психологических ресурсов личности на физическое и психическое самочувствие представителей низко-статусных групп объясняется их большей значимостью для здоровья в условиях нехватки других ресурсов и обозначается в литературе как «буферный» эффект, способствующий уменьшению негативных последствий для здоровья низкого статуса, а, следовательно, и сокращению социально-структурных неравенств в здоровье.

Как показывает обзор релевантной литературы, в эмпирических исследованиях, хотя и немногочисленных, получены доказательства как посреднической, так и буферной функций личностных психологических ресурсов. Между тем, оснований для окончательных выводов пока не достаточно: эмпирическая база исследований остается ограниченной, имеющиеся результаты трудно сопоставимы из-за различий в обследуемом населении, показателях здоровья, используемых маркерах социально-статусной позиции и психологических свойств. Кроме того, учитывая то, что такие исследования, в основном, проводились в отдельных, преимущественно развитых западных странах, высказываются соображения, согласно которым проявления таких эффектов могут быть связаны с их контекстуальной обусловленностью.

Первые попытки проверки этого предположения в сравнительном анализе значительного числа европейских стран показывают, что оно не лишено оснований. Так, в соответствии с результатами недавних исследований [95; 96], в экономически преуспевающих странах распределение психологических ресурсов слабо связано с социальной структурой. Развитое социальное государство, предоставляющее государственную поддержку систем здравоохранения и образования и обеспечивающее безопасность жизни и труда, создает условия для относительно благополучного существования нижних общественных страт, позволяя их представителям сохранять самоуважение, уверенность в будущем и оптимизм. Таким образом, психологический личностный потенциал в этих обществах утрачивает роль посредника между социально-экономическим статусом и здоровьем и, что более вероятно, приводит к буферному сокращению структурных неравенств.

В менее развитых странах Европы и в России, где относительно многочисленным нижним слоям общества не приходится рассчитывать на серьезную помощь со стороны государства, тяготы жизни и сопровождающие их стрессы ведут к потере людьми веры в себя и в возможность лучшего будущего, что усиливает неблагоприятное воздействие на здоровье низкого социального положения, а, значит, способствует сохранению структурных различий в рисках хронических заболеваний и преждевременной смертности.

The role of social inequality and individual psychological resources in the incidence of socially significant diseases in Russia and Europe

Nina L. Rusinova